Сибиряк. В разведке и штрафбате - Юрий Корчевский 7 стр.


Угроза была неосуществима – "язык" был нужен живой, но немец замолчал. Ему вновь затолкали в рот кляп, но на немецкой стороне уже поднялась тревога. Послышались выкрики, потом стали стрелять. Разведчиков в маскхалатах видно не было, а шинель немца выделялась на снегу темным пятном. Алексей выпустил локоть немца и обеими руками набросал на пленного снега.

Однако немцы решили не дать русским разведчикам возможности дотащить "языка" живьем и стали обстреливать "нейтралку" из минометов. Взрывы раздавались все ближе и ближе.

– Быстрее, твою мать! – приказал Мокрецов.

Но пленный и сам понял, какую беду он навлек на себя, и стал помогать ползти, отталкиваясь каблуками от земли.

Мины стали падать чаще и ближе. Все втроем свалились в свежую, еще курящуюся дымком воронку. Мокрецов спрятался в другую, и между разрывами прокричал:

– Живы?

– Покамест.

– Сидите там, пока налет не кончится.

С нашей стороны решили прикрыть разведчиков и дали по немецким траншеям залп батареи 76-миллиметровых дивизионных пушек. Взрывы накрыли немецкую траншею. Однако минометный обстрел не утихал – немецкая батарея была в глубине обороны.

Через четверть часа обстрел стих, и разведчики снова тронулись в путь, таща за собой пленного. Наконец их окликнул часовой:

– Разведка, это вы?

– А ты еще кого-то ждешь? – пошутил Мокрецов. Все-таки задание выполнено, "язык" доставлен.

Пленного опустили в траншею и вытащили кляп, чтобы он не задохнулся.

– А где Самохин?

– До минометного обстрела был, я его видел, – ответил Алексей.

Однако, как ни вглядывались в темноту все трое, никакого движения они не заметили.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите сползать на "нейтралку" – узнать, что с Михаилом?

– Давай.

Алексей перемахнул бруствер и дополз до окопчика часового.

– Эй, земляк, ты стонов или движения со стороны "нейтралки" не замечал?

– Нет, тихо все.

– Товарищ наш не вернулся. Я туда сползаю, ты с испугу не выстрели.

– Да что же я, слепой, что ли? – обиделся боец.

Ползти по старым следам, да еще не толкая пленного, было сподручно.

Вот и воронка от мины, где они укрывались втроем.

Алексей пополз вперед и увидел Михаила. Он тоже забрался в воронку, спасаясь от обстрела, но его ранило в ноги осколками. Брючины маскхалата пропитались кровью. Михаил лежал без сознания, дышал часто и хрипло.

Алексей достал свой индивидуальный перевязочный пакет, зубами разорвал прорезиненную ткань и прямо поверх брюк перебинтовал ногу Михаилу. Второй пакет нашел в кармане у Михаила и перебинтовал ему вторую ногу. Разрезать штаны в мороз Алексей не рискнул – можно было отморозить парню ноги, а ему в госпиталь быстрее надо.

За руки Алексей вытащил Михаила из воронки, лег рядом с ним на бок, закинул руку Михаила на себя и перевернулся на живот. Теперь Михаил лежал на нем. Ползти стало тяжело, но как еще в одиночку тащить раненого? Второго человека бы сюда!

Путь до окопчика дозорного показался длинным, глаза заливал пот. Михаил постанывал.

– Терпи, земеля, скоро наши, – шептал ему Алексей. Конечно, он больше себя успокаивал, ведь Михаил его не слышал.

– Эй, разведчик, это ты? – окликнули его из окопа.

– Привидение! Помог бы лучше, – не сдержался Алексей.

Дозорный встал во весь рост – все равно темно, немцы не видят – и добежал до разведчиков.

– Бери за ноги, – скомандовал ему Алексей. Сам он взял раненого за руки.

Быстрым шагом они добрались до траншеи и спустили Михаила вниз, где его приняли старшина и Мокрецов. Дозорный вернулся в свой окоп.

– Ранен осколками в ноги. Санитара бы ему и в госпиталь – крови много потерял.

– Это мы сейчас, – старшина убежал по траншее и вернулся с долговязым солдатом. На его боку болталась санитарная брезентовая сумка.

Санитар бегло осмотрел раненого.

– В тыл надо, здесь я ничего не сделаю.

– Так давай в тыл, чего встал? – взорвался Алексей.

– Ладно. Ты, Ветров, оставайся здесь со старшиной, помогите Самохина в тыл отправить. А я пленного в разведотдел доставить должен. Век! – Мокрецов толкнул немца в спину.

Комвзвода с пленным ушли. Зато появился санитар с импровизированными носилками – просто к двум жердям был прибит гвоздями кусок брезента.

– Кладите и понесли.

Они попетляли по траншее, цепляясь жердями за стенки на изгибах, потом повернули в тыл. Метров через триста, когда уже и руки не держали, спустились в лощину. Там уже стояли сани-розвальни с кучером в тулупе. Лошаденка была заботливо прикрыта суконной попоной.

Михаила переложили в сани, санитар уселся рядом.

– Но, милая! Трогай! – ездовой чмокнул губами, и лошадка бодро потянула сани.

– Ну что, Ветров, идем в свое расположение.

Пока они дошли, стало светать. Алексей был удручен: с Михаилом они сошлись характерами, он был ему как старший брат – учил премудростям разведки. А теперь он вроде как осиротел, родственника потерял.

В теплой избе Алексей стянул с себя маскхалат, сапоги и улегся спать. Устал он сегодня, намаялся.

Что самое интересное – в последующие дни старшина не приставал к нему с хозяйственными поручениями.

Алексей отоспался, отъелся, отдохнул.

А через несколько дней в дивизию прибыло пополнение.

В избу разведчиков пришел Мокрецов.

– Ветров!

– Я!

– Хватит бока отлеживать, пополнение прибыло, к себе в разведку людей отбирать будем. Собирайся!

Голому собраться – только подпоясаться.

Старший лейтенант критически оглядел его:

– Вид у тебя, Ветров, какой-то не геройский.

– Какой есть.

– Медали ему на грудь не хватает, товарищ комвзвода! – вынырнул из-за плеча Мокрецова старшина.

– Будут еще медали, старшина! Ветров у нас недавно, но уже проявил себя достойно!

Они пришли к штабу дивизии. Здесь уже построились бойцы маршевой роты. По традиции, первым выбирал себе пополнение Мокрецов.

– Фронтовики есть? Шаг вперед!

Из строя шагнули вперед десятка два солдат.

– Я командир разведвзвода старший лейтенант Мокрецов. Желающие служить в разведке есть? Только добровольцы!

Сделали еще шаг вперед человек восемь.

– Ко мне!

Добровольцы подбежали к старшему лейтенанту.

– Отойдем в сторонку.

Дальше отбирали себе пополнение из вновь прибывших артиллеристы, минометчики, связисты. В пехоту попадал разряд – "необучен, годен к строевой".

А Мокрецов стал опрашивать добровольцев – кто, где служил, сколько был на фронте, как попал в маршевую роту. Двоих он сразу отобрал во взвод: один служил в разведке еще в финскую войну, второй был пограничником. Еще двое были спортсменами, ребятами подтянутыми. Таких обучить, поднатаскать немного – и будут не хуже старожилов взвода. Хотя слово "старожил" для фронтовой разведки не совсем подходящее: состав взвода быстро менялся из-за гибели или ранений бойцов.

Двое воевали в пехоте, были в окружении – мужики на немцев злые, хлебнувшие лиха. А двоих комвзвода отправил назад, в общий строй. Повоевать они почти не успели – выбыли в госпиталь по ранению, да и физически были слабые. Таких месяц откармливать надо и только потом обучать. Но на это не было времени. Разведвзвод – не санаторий. Поступит приказ – его исполнять надо.

Командир взвода переписал фамилии бойцов, собрал красноармейские книжки и пошел в штаб – нужно было внести новобранцев в списки части.

Бойцы обступили Алексея:

– Ты из разведки?

– Так точно.

– И как там?

– Скоро все сами увидите.

– Что же у тебя ордена или хотя бы медали нет?

– Стало быть, не заслужил еще.

Бойцы отошли с разочарованными лицами. А чего они хотели? Чтобы он про лихие подвиги им рассказал? Так не было подвигов, была только трудная, тяжелая и очень опасная солдатская работа. Был холод, зачастую – недоедание, грязь – вот что такое разведка.

Мокрецов вышел из штаба повеселевший, раздал бойцам их документы.

– Ветров!

– Я!

– Веди пополнение во взвод. Пусть старшина организует, у кого чего не хватает, оружие выдаст. А то как с гауптвахты! – и ушел в штаб.

– Пошли, орлы!

Маршевая рота с удивлением смотрела, как пополнение разведвзвода нестройно зашагало в сторону деревни. А как же строй, удалая песня? Если это и было, так в далеком тылу.

Старшина выдал пополнению теплые кальсоны, портянки, заменил брезентовые поясные ремни на кожаные. Потом спросил у Алексея:

– Какое оружие командир приказал им выдать?

– Не сказал.

– Сам-то как думаешь?

– Ты старшина, тебе думать надо. Я бы автоматы выдал.

– С автоматами беда. Советских – один ППД и один ППШ только. А с немецкими разрешено только в рейды.

– Дай трехлинейки тогда. Когда придет время к немцам в тыл идти, заменишь.

Старшина так и сделал.

Наутро Мокрецов выстроил пополнение.

– Сейчас пойдем стрелять – поглядим, на что вы способны.

Для стрельбы использовался неглубокий овраг километрах в трех от штаба. Устроить стрельбище ближе – штабные всполошатся: не немцы ли окружают? В 41-42-м годах окружения панически боялись.

К снарядным ящикам прикрепили бумажные мишени.

– Первой тройке – зарядить оружие!

Бойцы из обойм зарядили магазины.

– Положение для стрельбы лежа принять! Пять выстрелов беглым – огонь!

Нестройно захлопали выстрелы. Когда прозвучал последний, комвзвода скомандовал:

– Открыть затворы! К мишеням – марш!

Результаты стрельбы были плачевные. На сто метров – дальше не позволяла длина оврага – лишь двое из троих бойцов попали в мишени, у одного в бумаге – ни единой пробоины.

Бойцы оправдывались:

– Оружие не пристреляно…

И вторая тройка тоже не отличилась в стрельбе.

Мокрецов подозвал Алексея:

– Стреляешь нормально?

– Вроде бы…

– Тогда покажи им. Пять выстрелов беглым.

– Так точно!

Алексей подошел к бойцам пополнения.

– У кого винтовка не пристреляна?

– У меня, – протянул ему свою трехлинейку один из бойцов, – красноармеец Дубинин.

– Давай сюда! И патроны.

Алексей не стал ложиться – на охоте чаще стреляют из положения стоя. Он вскинул винтовку. Выстрел, второй… Только гильзы отлетали.

Когда прозвучало пять выстрелов, бойцы гурьбой направились к мишени – всем не терпелось посмотреть, как стреляет разведчик.

В центре мишени вместо "десятки" зияла одна сплошная дыра.

– Ни фига себе?! – удивился кто-то. – Мне, чтобы так стрелять, очень долго тренироваться надо.

Комвзвода толкнул Алексея локтем в бок.

– Молодца, не осрамил разведку! Вот ты учить их стрельбе и будешь. Даю два дня!

– Разве их за два дня научишь?

– Больше времени нет! – старлей развел руками.

На обратном пути комвзвода спросил:

– Ты где так стрелять научился? В первый раз такую стрельбу вижу.

– Охотник я, в Сибири всю жизнь жил, охотой кормился. Патроны дорогие, промахнулся – денежка ушла из кармана.

– Тебе бы в снайперы, да в разведвзводе хорошие стрелки тоже нужны. Ты для нас как находка: и минер, и стрелок отменный, – комвзвода в восхищении покрутил головой.

Когда они уже добрались до изб, Алексей спросил:

– Из чего их стрелять учить? С трехлинейками в немецкий тыл не ходят.

– Мыслишь правильно. Из автоматов, конечно. Да патронов не жалей, бери завтра "цинк" и учи. Что хочешь делай, но через два дня они должны попадать в мишень.

Да, попробуй за два дня их научи! Практически все из присутствующего пополнения из советского автомата не стреляли, а немецкий видели лишь издалека. Политорганы были против использования трофейных автоматов – дескать, войска это разлагает, наше оружие превосходит немецкое.

Алексей думал иногда: коли наше оружие лучше, так дайте его армии! Мысли были правильные, но вслух он их никому не высказывал, помня дикий случай в учебке. Однако разведки этот запрет не касался – уж больно служба специфическая. При походах в немецкий тыл часто приходилось использовать для маскировки униформу врага. Сапоги – всегда, чтобы со следа сбить, поскольку отпечатки подошв советских и немецких сапог различались. Немецкие автоматы были компактнее и легче советских, и при походах на большие расстояния каждый грамм веса был на счету.

Были еще два обстоятельства. В немецком тылу проще добыть патроны, и, кроме того, слыша стрельбу немецкого автомата, немцы не поднимали тревоги, полагая, что стреляют свои. Мало ли – по собакам, по партизанам… "Голос" советского ППШ или ППД сильно отличался от "голоса" немецкого МР 38/40. И только когда во второй половине войны появился ППС, разведчики с радостью приняли его на вооружение. Он был легче немецкого, проще, а стало быть – надежнее.

Сначала в теплой избе Алексей научил бойцов разбирать и собирать автомат, пользоваться им, и только после этого они отправились на стрельбище. Сначала стреляли с пятидесяти метров, потом – с семидесяти пяти. Стрелять же из МР 38/40 на сто метров и дальше – только попусту жечь патроны. Алексей рассказывал бойцам и о том, как надо задерживать дыхание и плавно нажимать на спусковой крючок.

До вечера они, едва не оглохнув, расстреляли "цинк" люгеровских патронов и на следующий день взяли с собой уже два "цинка". Стреляли с разных положений: лежа и стоя, с колена и с перекатом.

К концу второго дня все научились сносно попадать в мишень, и Алексей с чистой совестью доложил Мокрецову, что его приказ выполнен.

– Теперь учи работать с минами, – спокойно отреагировал тот.

– Пособия нужны учебные. Не дай бог ошибется кто – придется новое пополнение просить.

– Это верно. Но ты основы дай: как мины искать, что такое "растяжка", как пользоваться трофейными гранатами… Словом, не мне тебя учить.

Алексей вздохнул. Приказ есть приказ. Он взял у старшины наши РГД-33, Ф-1 и немецкие М-24 и М-39. У немецких запалов особенность была – дергать за шнур надо было резко, иначе терочный запал мог не воспламениться. И еще: пороховой замедлитель горел долго, 4,5 секунды, и зачастую этого времени нашим бойцам хватало, чтобы поднять гранату с земли и швырнуть ее назад, к немцам. Он объяснил, как ставить растяжки и как снимать их, где искать проволоку при устроенной ловушке.

К обеду Алексей выдохся, но уже после обеда рассказывал о минах и рисовал прутиком на снегу, как они выглядят и чем опасны. Пехотинцу противотанковая мина была не опасна, даже если он на нее наступит – взрыватель мины был рассчитан на большой вес: танка, бронетранспортера.

На следующий день занятия с пополнением проводил сам Мокрецов. Он объяснял и показывал практически, как снимать часового ножом, как связывать "языка", на сленге разведчиков – "пеленать". Потом пошли тонкости маскировки, проход через колючую проволоку и много чего еще. Большинство этих знаний Алексей уже постиг на практике, но все равно слушал внимательно. Командир взвода, имея богатый опыт, говорил только о необходимых вещах, не углубляясь в теоретизирование – как далеко слышен выстрел пистолета, винтовочный, пушки.

– Это еще зачем? – удивился один из новобранцев.

– А как ты, находясь в немецком тылу, определишь расстояние до передовой? Вопрос жизненно важный. Если передовая в километре, можно ползти и быть готовым перебраться через траншею. А если до передовой десять километров? Их ты тоже ползти на животе будешь?

И таких, казалось бы, мелочей было много. Общими усилиями они поднатаскали бойцов за неделю. Хуже было с другим: опытных разведчиков во взводе – хорошо если пяток остался.

И еще нужны были ножи. Для разведчика нож – не баловство, не инструмент для открывания консервных банок. Как бесшумно снять часового или перерезать провод? Только нож и выручает. Каждый выкручивался сам, как мог. Снимали ножи с убитых немцев, выменивали их у связистов или пехотинцев на табак, водку, хлеб. В штатном расписании ножи не значились, и советской промышленностью не производились – считалось, что бойцу достаточно штыка. Но на трехлинейке штык был длинным, четырехгранным – вроде стилета. Резать им что-либо было нельзя, а колоть – рукояти нет. Да и гнулся он легко. В общем, неважный для разведчика предмет.

Штыки от СВТ или АБС были лучше – по образцу немецких. Плоские, с ножнами, но для разведчика слишком длинны. Они для штыкового боя хороши, когда к винтовке примкнуты. Но сбалансированы по руке плохо, рукоять неудобная, в ножевом поединке неповоротлив из-за длины. Эти штыки тоже не подходили, как и немецкие – они страдали теми же недостатками. Только с сорок второго года небольшими партиями стали производить ножи по образцу финских, кои в немалых количествах были у финских солдат в войну 1939 года. Кстати, у финнов наши переняли дисковый магазин на 71 патрон для ППД и ППШ. Изначально он был сделан для финского пистолета-пулемета "Суоми". Но финский магазин работал без задержек и нареканий, подходил к любому автомату. Наши же магазины страдали задержками, изготавливались они по две штуки к конкретному автомату и к другим, сошедшим с конвейера этого же завода, зачастую не подходили по присоединительным размерам, что стало причиной перехода на тридцатипатронные "рожки".

Двое из новобранцев, пошустрее и поразворотливее, ножи себе раздобыли. Политруки и прочее начальство на ножи косились, но молчали – в воюющей армии разведчики были особой кастой.

Глава 4
За "языком"

Пополнению дали неделю для натаскивания, но людей катастрофически не хватало, и по получении приказа пришлось задействовать их тоже. В группу к трем уже опытным разведчикам добавили трех новобранцев. Старшим группы назначили сержанта Махонина.

Мокрецов построил всю группу в избе:

– Есть сведения, правда, пока не проверенные, что немцы сменили на передовой стоящую перед нами дивизию. Так бывает, когда дивизия потрепана и ее отводят на отдых или готовятся к наступлению, усиливая позиции новыми частями. В связи с этим командование поставило задачу – взять "языка". Причем желательно – офицера, тот больше знает.

– Задача ясна?

– Так точно!

– Командир группы сержант Махонин, выход к нашим траншеям по готовности.

– Есть!

Началась суета. Вроде все было готово, а оказалось – патронов не хватает, портянка прохудилась, нож слегка заржавел и выходит из ножен с каким-то скрипом. Мгновенно нашлись неоконченные дела, и все занялись работой. Тем не менее к концу дня группа была готова, и после проверки, в сумерках, разведчики вышли из избы.

До передовой было около полутора километров. Шли молча, гуськом, как шли бы в тылу врага. Каждый настраивался на предстоящий рейд, каждый старался погасить разрастающийся в душе страх, волнение. Конечно, боялись – смерти не боятся только дураки. А в разведке вдвойне сложнее: враги и слева, и справа, в плен попасть можно запросто. И это было хуже смерти.

Назад Дальше