Нобби Кларк молчал. Он сунул руки в карманы и, казалось, заботился лишь о том, чтобы не свалиться с сиденья, не рассчитанного на таких толстяков. Маленькие глазки, прикрытые складками жира, настороженно смотрели в одну точку.
- Что он здесь делает? - спросил Бэрден.
Руби решила говорить и за себя, и за Нобби.
- Я догадывалась, что Джордж пойдет к нему, они ведь старые приятели. Выйдя отсюда, я села на автобус и поехала в Сьюингбери. - Она помолчала, потом многозначительно добавила: - И помогала вам. Но если вы ничего не хотите знать, как угодно, мне все равно. - Руби схватила сумочку и встала. Ее пышная грудь заколыхалась, и меховой воротник пошел волнами.
- Прошу в мой кабинет.
Нобби Кларк молча поднялся на ноги. Бэрден смотрел сверху вниз на его макушку. Волос у Нобби почти не осталось, только клок, похожий на пучок перьев. Жалкое подобие короны на бесформенной брюкве.
Не желая терять времени, Бэрден сказал:
- Ну, ладно, выкладывайте, что там у вас.
Наградой ему стала легкая дрожь, пробежавшая по могучим плечам Нобби.
- Можно закрыть дверь? - спросила Руби. В кабинете было светлее, и лицо женщины казалось измученным. - Покажите ему, мистер Кларк.
Ювелир заколебался.
- Послушайте, мистер Бэрден, - впервые заговорил он. - У нас с вами долго не было никаких трений, праильно? Лет, наверное, семь или восемь.
- Шесть, - резко сказал Бэрден. - Через месяц будет шесть с тех пор, как вам пришлось малость поволноваться из-за приобретения тех часов.
Нобби с досадой ответил:
- Тогда-то я и завязал.
- Не вижу, какое отношение это имеет к нашему делу. - Руби села и вновь обрела уверенность в себе. - Не знаю, зачем вам нужно унижать его. Я пришла сюда по доброй воле…
- Замолчите, - прикрикнул на неё Бэрден. - Думаете, я не понимаю, что происходит? Вы разозлились на любовника и хотите утопить его. Вы идете в эту крысиную нору в Сьюингбери и спрашиваете Нобби, что он приобрел у Обезьяны Мэтьюза в прошлый четверг. Я его унижаю? Это просто смешно. Вы хотели отомстить, а не помочь нам. Естественно, Кларк пришел с вами, когда вы сказали ему, что Обезьяна у нас. А сейчас можете рассказать остальное, только избавьте меня от ваших рыданий.
- Нобби хочет быть уверенным, что у него не будет никаких неприятностей, - похныкивая, произнесла Руби. - Он ничего не знал. А я? Как я могла знать? В четверг я на два часа оставила Джорджа одного и пошла зарабатывать деньги, чтобы обеспечить ему вольготную жизнь… - Тут она, вероятно, вспомнила, что Бэрден призывал её не давать воли чувствам, и продолжала более спокойным тоном: - Должно быть, он нашел её за одним из кресел.
- Нашел что?
Толстая рука нырнула в бесформенный карман, появилась вновь и бросила на стол Бэрдена что-то тяжелое и блестящее.
- Вот вам вещица прекрасной работы, мистер Бэрден. Восемнадцать каратов золота. И чувствуется рука мастера.
Это была блестящая зажигалка из червонного золота, размером со спичечный коробок, но тоньше, с изящно выгравированным узором из виноградных листьев и гроздьев. Бэрден повертел её в руках и поджал губы. Понизу шла надпись: "Энн, огоньку моей жизни".
Лицо Нобби пересекла глубокая складка, будто трещина на кормовой свекле, которая уже не помещается в своей кожуре. Он улыбался.
- Это случилось в четверг утром, мистер Бэрден. - Его пухлые руки затряслись. - Обезьяна мне говорит: возьми по дешевке. А я ему: где ты её достал? Знаю ведь, что он за человек. "Не все то золото, что блестит", говорю.
- Но, если это не золото, вам наплевать, откуда взялась зажигалка, - злорадно сказал Бэрден.
Нобби пытливо взглянул на него.
- Он сказал: "Мне её оставила моя старая тетушка Энн". А я ему: веселая, похоже, была старушенция. А не оставила она заодно портсигар и фляжку? Но я только шутил, мистер Бэрден, я не думал, что дело нечисто. - Складка на лице обозначилась снова, но уже не так четко. - Я дал ему двадцатку.
- Оставьте это ребячество. Я не дурак, а вы - не филантроп. - Бэрдену вспомнилась женщина с украшениями в лавке Нобби, и он презрительно добавил: - Вы отделались десяткой.
Кларк не стал спорить.
- Все равно я в убытке, мистер Бэрден. Какая разница, десять или двадцать? Деньги на деревьях не растут. Вы не станете ничего предпринимать? Не будете причинять мне неприятности?
- Убирайтесь отсюда, - устало сказал Бэрден. Нобби вышел. Он сделался ещё меньше, чем обычно, хотя, казалось, ступал на цыпочках. Когда за ним закрылась дверь, Руби уронила свою рыжую голову на руки.
- Дело сделано. Боже, я никогда не думала, что смогу заложить Джорджа.
- Слышите, как вдали кричит петух?
- Вы жестокий человек. С каждым днем вы все больше похожи на своего начальника.
Такая оценка вовсе не огорчила Бэрдена.
- Вы тоже можете идти, - сказал он. - А о том, другом деле, мы больше упоминать не будем. Государство и так потратило на вас немало времени и денег. Хоть сам иди в услужение. - Он усмехнулся, вновь приходя в доброе расположение духа. - Вы просто гений по части уборки авгиевых конюшен.
- Вы позволите мне повидать Джорджа?
- Нет, не позволю. Хорошенького понемножку.
- Я и не надеялась, что позволите, - Руби вздохнула. - Я хотела сказать ему, что очень сожалею. - Старая, уродливая, размалеванная, она устало добавила: - Я люблю его уже двадцать лет. Не думаю, что вы поймете. Вы и все остальные. Для вас это как грязная шутка.
- Доброго вам вечера, Руби. У меня много дел.
Уэксфорд справился бы лучше. Он был бы насмешлив, строг и… нежен. Руби правильно сказала: он, Бэрден, не был способен, никогда не смог бы и даже не захотел понять её. Для него такая любовь была закрытой книгой, мусором, достойным библиотеки Гровера. Он спустился вниз, чтобы потолковать с Обезьяной Мэтьюзом.
- Вам нужна зажигалка, Обезьяна, - сказал Бэрден сквозь облако дыма, глядя на обгорелые спички.
- Они у меня не в чести, мистер Бэрден.
- А если попадется красивая, из чистого золота? Все равно пожалеете денег? - Бэрден подержал зажигалку на ладони, потом поднял повыше, к голой лампочке. - Присвоение потерянного имущества. Как же вы измельчали!
- Полагаю, нет смысла спрашивать, как вы докопались до истины?
- Ни малейшего.
- Руби не могла так поступить со мной, ведь верно?
Бэрден поколебался несколько секунд. Руби сказала, что он становится все больше похожим на Уэксфорда, и он воспринял это как похвалу. Но ведь не только в суровости он мог соперничать со старшим инспектором. Он сделал большие глаза, выказывая раздражение и досаду.
- Руби? Вы меня удивляете.
- Нет. Я не думаю, что она способна. Забудьте мои слова. Она не такая, как эта старая грязная гнида Нобби Кларк. Он готов родную бабку продать на кошачий корм. - Обезьяна с вялым смирением прикурил очередную сигарету и спросил: - Сколько мне дадут?
Фары не горели. Дрейтон остановил машину на поляне, окруженной густым лесом - корабельной сосной и черными елями, из которых можно было делать флагштоки. Но даже их прямые стволы теряли четкость очертаний уже в нескольких ярдах от опушки. За их стеной не существовало ни ночи, ни дня. Только черный лабиринт.
Дрейтон обнял Линду и почувствовал, как бьется её сердце. Ничто не нарушало тишины. Констебль подумал, что, когда он разомкнет веки, кругом будет кромешная тьма (поцелуй был долгим, и оба закрыли глаза), поэтому бледный свет сумерек удивил и испугал его.
- Давай пройдемся, - предложил он, беря её руки в свои. Теперь все было в порядке, дело ладилось. Сам не зная, почему, Дрейтон испытывал не чувство торжества, а смутный, доселе неведомый ему страх. Он не боялся опростоволоситься или потерпеть психологическую неудачу. Скорее это было дурное предчувствие, боязнь ввязаться во что-то неизвестное и ужасное. Раньше его романы не отличались продолжительностью, а некоторые даже приносили радость. Но он никогда ещё не копался в себе. И теперь понимал, что весь прежний опыт совершенно бесполезен. Те чувства, которые он испытывал в прошлом, не шли ни в какое сравнение с нынешними. Они были иными и по силе, и по сути. А сейчас что-то таинственное и пугающее полностью овладело им. Вероятно, такие ощущения испытывает человек, переживающий первую любовь.
- Я словно в чужой стране, - сказала Линда.
Да, верно. Чужая страна с непонятным языком. Не отмеченная на карте. У Дрейтона перехватило дыхание, потому что Линда каким-то телепатическим путем восприняла его чувства. Он посмотрел на нее, проследил за её взглядом, устремленным на кроны деревьев, и разочарованно подумал, что Линда имеет в виду этот лес, а не состояние души.
- Ты когда-нибудь бывала за границей?
- Нет, - ответила она. - Но чувства, наверное, такие же. Я испытывала то же самое вчера вечером. Наедине с тобой, меж высоких стен. Ты думал, что будет так, когда вез меня сюда? - Они двинулись по просеке, проложенной на склоне холма, ровной и четкой как надрез на плотной черной коже. Или как зашитая рана. - Ты думал, что будет так?
- Возможно.
- Ты прямо провидец.
Она дышала легко, хотя подъем был довольно крутым. Впереди и чуть левее меж деревьев петляла узкая тропка.
- Только здесь нет окон, да?
В этот миг он больше всего на свете хотел увидеть её потаенную улыбку. Чуть приподнятые уголки сомкнутых губ. Это желание было даже сильнее стремления полностью овладеть Линдой. Но с тех пор, как они вошли в лес, она ни разу не улыбнулась. В этом и состояла суть её притягательности. Он мог бы целовать её, мог бы добиться того, ради чего затеял сегодняшнюю поездку, но при этом потерял бы наслаждение, изюминку, без которой удовольствие не было бы и вполовину таким острым. А может быть, спас бы свою душу. Ибо он уже стал рабом фетиша.
- Нет окон… - тихо повторила Линда. - Никто за тобой не наблюдает, никто не остановит. - Задыхаясь, добавила она и повернулась к нему. Их лица и тела сблизились. - Я так устала быть на виду, Марк.
Маленький оранжевый квадратик на стене, колокольчик, звон которого то и дело режет слух. Вечные сердитые оклики.
- Ты со мной, - сказал он. - А за мной никто не следит.
Обычно Дрейтон бывал мягок и нерешителен, но сейчас близость женщины заставила его забыть обо всем на свете, разбудила в нем самца, и животная сущность прорвалась наружу.
- Улыбнись мне, - хрипло прошептал он.
Линда положила руки ему на плечи. Ее пальцы сжались. Не крепко и страстно, а лишь чуть-чуть; казалось, она специально рассчитала силу давления, чтобы возбудить его. Ее глаза были пустыми и манили Дрейтона не взглядом, а дрожью полуприкрытых век.
- Улыбнись же…
Она вознаградила его. Дрейтон почувствовал ужасное желание как можно быстрее взять её, но заставил себя не торопиться. Заключив Линду в объятия, он любовался её улыбкой, этой сбывшейся мечтой. А потом наклонился, чтобы поцеловать её в губы.
- Не здесь, - прошептала она. - Там, где темно. Отведи меня в самое темное место.
Ее отклик был и страстным, и обманчивым. Губы Линды щекотали его рот, а слова, казалось, вливались в него подобно согревающему вину.
Узкая лента тропинки манила, и Дрейтон, прижав к себе Линду, увлек её в густую тень под деревьями. Сосновая хвоя шуршала над головой, и звук этот напоминал далекое воркование голубей. Сняв пальто, Дрейтон расстелил его на песке. Потом он услышал шепот Линды. Он не разобрал слов, но понял, что она больше не колеблется и не тянет время. Она потащила его вниз и заставила лечь рядом с собой.
Тьма была почти кромешная. Таинственная, обезличивающая. Похоже, Линде она была необходима так же, как самому Дрейтону - улыбка девушки. Кокетство, робкое молчание уступили место безудержной лихорадочной жажде. Когда она схватила его за волосы, он почувствовал, что руки её вдруг сделались сильными и грубыми, и понял: она не притворяется. Он поцеловал её в горло, потом в грудь, и Линда испустила долгий вздох, исполненный блаженства. Они утонули во мраке, будто в теплой реке. Говорят, такое состояние называется "малой смертью", подумал Дрейтон, а мгновение спустя уже не мог думать ни о чем.
10
Он постучал, и дверь открылась почти мгновенно. Яркий солнечный луч упал на черно-фиолетовый халат без рукавов и костлявое красное лицо.
- Только этого и не хватало, - сказала миссис Пенистан. Бэрден захлопал глазами, не понимая, к чему относится это замечание: то ли к его приходу, то ли к её собственному появлению в доме. Впрочем, она тотчас внесла ясность, визгливо рассмеявшись и добавив: - Я увидела объявление мистера Марголиса, и мне стало жаль его. Я сказала, что приду и помогу ему, пока она не объявится. - Подавшись к Бэрдену и держа свою метлу, как копье, миссис Пенистан доверительно прошептала: - Если вообще объявится.
После чего посторонилась и пропустила инспектора в дом.
- Осторожнее, ведро! Тут все вверх дном. Слава богу, мои мальчики не знают, чем я вынуждена заниматься. Кабы они увидели этот дом, тотчас забрали бы отсюда свою мамочку.
Бэрден вспомнил двух бугаев, не выказывавших большой сыновней почтительности, и улыбнулся ничего не выражавшей улыбкой. Миссис Пенистан приблизилась к нему вплотную и весело, почти ликующе рассмеялась.
- Не удивлюсь, если в этих стенах водятся клопы!
Он отправился в студию, сопровождаемый её визгливым хихиканьем.
Тут царил бардак, и самоотверженные усилия миссис Пенистан пока не очень поправили дело. Возможно, она только что пришла. Пыль по-прежнему лежала повсюду, никакой влажной уборки тут явно не было, а к обычному зловонию добавился мерзкий запах, вероятно, источаемый кофейной гущей, гнившей в десятке чашек, которые стояли на столах и валялись на полу. Нет, здесь требовались расторопность и энергия Руби Брэнч.
Марголис творил. Вокруг него валялись тюбики с масляными красками и стояли склянки с какими-то непонятными веществами. В одной, кажется, был песок, в другой - железные опилки. Когда Бэрден вошел, художник поднял глаза.
- Я решил на все плюнуть и уйти в работу, - почти твердо заявил он. И добавил, словно кладя конец спору: - Энн вернется. Миссис Пенистан того же мнения.
У Бэрдена не создалось такого впечатления, когда он входил в дом. Не желая расстраивать Марголиса, инспектор молча протянул ему зажигалку.
- Вы когда-нибудь видели ее?
- Это зажигалка, - глубокомысленно заключил Марголис, словно археолог, выносящий суждение о некой загадочной находке из древнего кургана.
- Да, но меня интересует, принадлежит ли она вашей сестре.
- Не знаю. Впервые вижу. Ей вечно что-нибудь дарят, - он повертел зажигалку в руках. - Глядите, тут её имя.
- Здесь написано "Энн", - уточнил Бэрден.
В студии появилась метла, а потом и миссис Пенистан. Похоже, её забавляли не столько речи работодателя, сколько само его существование. Она подошла к нему сзади и многозначительно подмигнула Бэрдену.
- Дайте-ка мне посмотреть.
Ей оказалось достаточно одного беглого взгляда.
- Нет, - сказала она. - Нет.
По-видимому, на сей раз она смеялась над доверчивостью Бэрдена, посчитавшего, что Марголис вообще способен опознать какую-либо вещь. Инспектор позавидовал её неведению. Она не испытывала трудностей, общаясь с гениями. Для неё Марголис был всего-навсего бестолковым и беспомощным человеком с невнятной речью. А значит, малость чокнутым, достойным насмешки и грубоватого сострадания.
- У неё никогда не было такой штуки, - твердо заявила миссис Пенистан. - Мы с ней пили кофе по утрам, и она непременно курила. Я видела, какую чертову уйму спичек она при этом тратит, и советовала ей обзавестись зажигалкой. Намекала, что, мол, пусть какой-нибудь молодой дружок подарит. Это было под Рождество, а день рождения у неё в январе.
- Так, может, кто-то и подарил ей зажигалку на день рождения?
- Если и так, Энн никогда мне её не показывала. И зажигалки для конфорок у неё тоже не было. Я говорила, что мой мальчик может достать ей по оптовой цене, он работает в торговле, но она…
- Я найду выход, - перебил её Бэрден, со страхом ожидая, что вслед за окончанием этой совсем не смешной истории опять услышит скрипучее хихиканье миссис Пенистан.
- Осторожней, ведро! - весело крикнула она.
Инспектор вышел из дома и очутился среди нарциссов. Нынче утром все вокруг сияло золотом - и солнце, и яркие весенние цветы, и маленькая вещица у него в кармане.
Машина Кэркпатрика стояла на подъездной дорожке. Бэрден протиснулся мимо нее, задев полой пальто надпись и лиловые цветы.
- Он говорит, что болен, - громко и грубо сообщила миссис Кэркпатрик.
Бэрден показал свое удостоверение. Хозяйка взглянула на него, будто на рекламный буклет.
- Он говорит, что простудился. - В этом высказывании сквозили нотки насмешки, как будто простуда была самой редкой и самой страшной из всех болезней. Впустив Бэрдена в дом, женщина добавила: - Садитесь, что ли. Я скажу ему, что вы пришли.
И оставила его в обществе двоих молчаливых ребятишек с большими глазами.
Кэркпатрик спустился вниз через две или три минуты. Поверх домашней одежды он накинул шелковый халат. Бэрден вспомнил комедии тридцатых годов, постельные фарсы, в которых фигурировали персонажи в таких же костюмах, но гораздо более веселые и жизнерадостные. Эти комедии и сейчас напропалую ставили в местном драмкружке, на представления которого инспектора иногда вытаскивала жена. Обитые шелком кресла и выкрашенные под дерево стены ещё более усугубляли это впечатление. А вот взгляд у Кэркпатрика был печальный. Кабы действие и впрямь разворачивалось на сцене, зрители подумали бы, что он забыл свои репризы. Хозяин явно нуждался в бритье. Он вымученно улыбнулся детям и коснулся длинных белокурых волос девочки.
- Пойду постелю им, - сказала миссис Кэркпатрик. Бэрдену подумалось, что такое заявление трудно истолковать как угрозу, но этой женщине удалось придать ему зловещее звучание. Кэркпатрик одобрительно кивнул жене и улыбнулся ей как человек, поощряющий какие-то необычные научные изыскания супруги.
- Жаль, что вы нездоровы.
- Полагаю, это из-за нервов, - ответил Кэркпатрик. - Вчера я был очень расстроен.
Психическая простуда, подумал Бэрден. Это что-то новенькое.
- Очень жаль, - повторил он. - Потому что, боюсь, вас ждут новые испытания. Как вы думаете, может, лучше перестать ломать комедию и делать вид, будто Энн Марголис интересует вас лишь потому, что она - сестра великого художника?
Кэркпатрик поднял глаза к потолку. Со второго этажа доносился неистовый грохот, словно его благоверная не стелила постель, а ломала кровати.
- Мы оба знаем, что вы были её любовником, - грубовато сказал Бэрден. - Вы угрожали ей убийством. По вашему собственному признанию, вы были в Стауэртоне во вторник вечером.