- То есть вы хотите сказать, что кому-то понадобился полный комплект для проведения древнего ритуала?
- Ну, для этого одного текста и фигурок мало! Камлание должно проводиться не абы где, а в священном месте, да при черной луне…
- В новолуние…
- Ну да. - Мария устало провела ладонью по лбу. - Только, думаю, все гораздо прозаичнее.
- В каком смысле?
- Комплект заказал какой-то коллекционер.
- И у вас уже есть подозреваемый?
- Я… не хотела бы оговаривать человека без веских доказательств.
Она прямо посмотрела мне в глаза и положила свою теплую ладошку поверх моей, лежавшей на столе. Я понял, что раппорт больше не понадобится. Надо же! Вот уж воистину не знаешь, где найдешь - где потеряешь. От ее ладони исходило не просто тепло - долго скрываемое желание истосковавшейся по мужской заботе и ласке женщины. И одновременно чуть подрагивающие пальцы выдавали накопившееся сомнение в душе этой незаурядной и красивой женщины. Кто-то когда-то, наверное, сильно разочаровал ее в самых чистых и глубоких чувствах…
- Тогда я сам вычислю этого заказчика, - внезапно охрипшим голосом заявил я.
- Не сомневаюсь в ваших способностях, Дмитрий. - Мария слегка сжала мою руку. - Но вот вам еще одна зацепка, о которой не знают… ваши конкуренты. Похоже, что пропал один мой сотрудник.
- Почему "похоже"?
- Потому что я не знаю этого наверняка. Его зовут Антон Урманов. Он должен был выйти сегодня на работу.
- Приболел?.. Перепил?..
- Его телефон не отвечает.
- Уехал срочно куда-нибудь?
- Антон очень дисциплинирован и… немного влюблен в меня. Он бы обязательно предупредил об отъезде.
- А милиция о нем знает?
- Нет. Ведь они были здесь вчера. Антон тоже был на работе. Выставка как раз по теме его диссертации.
- И его найдем тоже! - бодро пообещал я. - А вы знаете, у меня уже есть версия!
- Вот как? Интересно!
- Да. Поскольку вы ставите под сомнение причастность к преступлению коллекционера, могу предложить такой вариант. О раритетах узнали адепты древнего культа Тенгри! Скорее всего, они давно разыскивали их, и - вот удача! - обнаружили на выставке, почти не охраняемой. Для верности один из них посетил выставку, чтобы убедиться, что предметы на месте и разведать подходы к ним. А потом, под покровом ночи адепты проникли в музей и забрали бесценные вещи!
- Зачем?
- Ну, чтобы совершить… возродить древний обряд.
- С какой целью? - Мария посмотрела на меня чуть насмешливо, как учительница на активного, но не слишком сообразительного ученика.
- То есть? - я невольно стушевался.
- Дело в том, Дмитрий, что обряды - особенно подобные пробуждению божества - не совершаются просто так. Для этого нужны очень веские причины! Нечто, из ряда вон выходящее. Потому что не вовремя проведенный обряд или - хуже - незавершение такого обряда могут иметь катастрофические последствия и для непосредственных виновников, и для совершенно посторонних людей.
- Неужели все так серьезно?
- Вы даже не представляете, насколько!
- Значит, моя версия не годится?
- Думаю, что она маловероятна.
- Ладно. Подумаем о другой. - Я вдруг обнаружил, что в течение всего разговора держал Марию за руку. Теперь же пришлось делать над собой усилие, выдавливая слова: - А сейчас, с вашего разрешения, я откланяюсь.
Как же мне не хотелось отпускать ее руку! Марии, видимо, тоже. Несколько секунд мы беззвучно боролись со своими желаниями, наконец служебный долг пересилил, и я поднялся.
- Всего хорошего. Надеюсь, в скором времени увидимся?
- Обязательно, Дмитрий, до свидания.
Улыбка у нее была грустной и какой-то растерянной. А вот обручального кольца на руке не было!
У меня же напротив радужное настроение так и перло изо всех дыр. Проскакав по лестнице через три ступеньки и хлопнув по спине на ходу закемарившего у входа деда Шишкина, я пулей вылетел из музея и помчался на троллейбусную остановку. Бегом бежать до управления криминальной милиции, куда я нацелился, было как-то несолидно, а идти пешком - долго.
"Сохатый" подкатил буквально через минуту, и я понял, что оседлал волну - так я называл это особое состояние, когда подсознание начинает просчитывать каждый шаг и поступок, и возникает обалденное чувство стопроцентного везения. Все желания сбываются, дела делаются на один чих, и при этом ни капли не устаешь!
Сегодня был определенно мой день. Пока троллейбус не спеша нес мое тело к управлению, разум совершил все необходимые выкладки и выдал схему расследуемого преступления, которую я тут же зарисовал в блокнот. Теперь мне было о чем поговорить со своим давним школьным другом, а ныне - капитаном криминальной милиции и лучшим сыщиком области Олегом Ракитиным.
"Памятная тетрадь № 3. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Ноябрь 1745 года Р.Х.":
12 сентября 1734 года
…Третий день идем на стругах по Томе. Это воистину необычная река! Она берет свое начало в горах, но течение ее неспешно и раздумчиво, будто у какой равнинной реки в Московии.
Мой приятель и помощник Семен Торопчин все время торчит на носу, азартно вертит своей круглой лохматой головой и поминутно вскрикивает - от восхищения должно быть.
Да, тут есть чему любоваться. Природа сего края весьма отличная от российских пажитей, столь привычных глазу. Чувствуется какая-то первобытная могучесть и несокрушимость что в реке, что в деревах, произрастающих по обоим берегам Томы, да и в людях, которых зовут здесь кузнецкими татарами.
Эти кузнецкие татары - премного интересный народ! Из истории края известно, что когда на Тому пришли царевы люди с казаками остроги ставить, эти лесные, почти дикие насельники на поверку оказались не только искусными в охоте и прочих промыслах, но и знатными кузнецами, пользующими даже не медь, но рудное железо!..
Супротив им в тех же горах проживают некие телеуты, лицом и статью схожие с татарами, однако владеющие куда меньшим знанием и способные больше к грубому домашнему труду, скотоводству и звериному промыслу. Справедливости ради надобно отметить, что эти самые телеуты - искусные следопыты, понятливы и незлобивы…
На прошлой седмице, когда наша партия прибыла в Кузнецк, я был поражен не меньше уважаемых наших академиков. Городок расположен в излучине Томы на месте древнего торжища Сибирского ханства, сокрушенного воровским казаком Германом Тимофеевым, прозванным Ермаком. Против ожидания мы узрели не только большой торговый город, но и город ремесленный. Достаточно помянуть Кузнецкую слободу, что тянется вдоль южной окраины поселения аж на полверсты, и всё там - кузницы да плавильни основательные! И дело вершат там не одни люди русские, но больше местные, из татар.
Семен, правда, сказал на это, мол, просто учатся те татары быстро, но сами ничего сотворить не способны, а лишь ведомые и наставляемые мастерами нашими, российскими.
Однако ж академик Гмелин, услыхав подобные речи, немедля сделал строгое замечание Семену о невозбранности скороспелых выводов и поручил ему закупить топлива для речного похода.
А дело в том, что еще в Усть-Каменогорской крепости господа академики, Иван Георгиевич Гмелин и Герард Фридрихович Миллер, сговорились в целях наиполнейшего описания кузнецких и абаканских земель, разделить партию. Господин Миллер, по уверениям его секретаря, весьма не охоч был до водных пространств, и посему предпочел путешествие западным берегом Томы по торной дороге из Кузнецка до Томского острога. Иван же Георгиевич, человек молодой и подвижный, невзирая на природную полноту, с радостью согласился на речной поход. Сроку положили на сию кампанию аж до самого Покрова Пресвятой Богородицы.
В городе Кузнецке наша партия пребывала целых десять дней. Господин Миллер немедля по прибытии отправился к голове, коим здесь поставлен был добрый малый по фамилии Зверев, а по имени-отчеству - Артемий Онуфриевич.
Этот щедрый и отзывчивый человек сам предложил нам постой в лучшем трактире городка, в отдельных нумерах и с прислугою. Так что я например даже вспомнил далекий и уже подзабытый памятью Санкт-Питербурх и наше квартиранство при университете Академии…
Нас было поначалу всего-то двадцать восемь студиозусов, съехавшихся едва ли не со всей Европы в сей студеный, открытый ветрам и морю город, основанный великим царем и императором российским Петром Алексеевичем. Большинство студиозусов не знали русского языка, но паче чаяния профессора наши тоже были из немцев, хуже досталось как раз нам, россиянам. Все лекции и прочие занятия проводились на немецком, либо голландском языке, посему пришлось приноравливаться к ним. Однако ж вскорости все стало на свои места, и спустя пару месяцев мы уже свободно болтали промеж собой по-немецки.
А заселили нас прямо во флигель университета, потому как здание бурсы стояло до сей поры недостроенным. Флигель был небольшой, и нам пришлось выбирать себе сожителей, ибо селиться требовалось по двое. Тогда-то я и сошелся с Семеном Торопчиным. Мне сразу понравился этот большой, шумный, веселый и румяный парень. Он оказался большим умницей, особенно ему давались языки. Но Семен не кичился своими способностями, напротив, старался не выделяться особо среди соратников по учебной компании.
Сдружились мы с Семеном крепко, вместе увлекались ботаникой и историей. И когда на кафедральном собрании зачитали Указ Ее Императорского Величества Анны Иоанновны о создании научного отряда для Великой Сибирской экспедиции и предложили всем желающим принять в ней участие студиозусам явиться для собеседования лично к господам профессорам Гмелину и Миллеру, мы с Торопчиным лишь переглянулись. Нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: вот она, фортуна!
Через неделю мы были зачислены в команду господина Гмелина и отряжены в инфантерию Адмиралтейств-коллегии для получения амуниции и прочего довольствия…
Уже на следующий день по прибытии в Кузнецк, я предложил Семену прогуляться по городку, полагая, и не без основания, что в подобной вылазке кроется много полезного для пополнения научного описания Сибирской земли. Торопчин с радостью согласился, мы покинули гостеприимный трактир, и вышли на широкую немощеную улицу, залитую еще по-летнему ярким и теплым солнцем.
Настроение наше, и без того приподнятое, тут же улучшилось еще более, так что мы даже рассмеялись. Мы шли посередине улицы и улыбались всем встречным людям, и люди тоже улыбались нам - и было это чудесно!..
Вдвоем мы посетили местный рынок, или, как его тут называли на татарский манер, базар. От российских рынков он отличался мало - такой же шумный, крикливый, в меру бестолковый, в меру вороватый. Торговали здесь в основном в мену, деньги брали охотно лишь русские купцы. Татары предпочитали товар в обмен на товар.
Я уже писал, что городок Кузнецк не зря так назывался. Здесь располагалось множество кузниц, в которых изготовлялось великое множество полезных вещей - от лемехов и кос до сабель и копий. Между кузнями тут и там дымили небольшие плавильные печи. Но металл при всем при том у татар получался преотличный! Говорили, что виной тому замечательный уголь, коего под местными горами хранится немеряно.
В Кузнецкой слободе я приобрел себе прекрасный охотничий нож с костяной рукоятью и легким муаровым рисунком на отполированном лезвии. Приобретя здесь же прочный кожаный чехол, я тут же привесил нож на пояс и ходил весь день, поглаживая то и дело теплую рукоять.
Семен мою покупку одобрил, сам же обзавелся в шорных рядах кожаным кисетом, расшитым красной и синей нитью по местным обычаям.
И вот когда мы уже порядком подустали и намеревались где-нибудь присесть перекусить, за моей спиной вдруг раздался зычный голос:
- Да неужто это Степан Крашенинников?!
Враз обернувшись, я увидел, что к нам, раздвигая толпу могутными плечами, стремительно приближается смутно знакомый мне человек. Но лишь когда он подошел вплотную, я с радостью признал в нем своего двоюродного брата Федора.
- Какими судьбами ты оказался в наших краях? - гудел Федор, обнимая и хлопая меня по спине так, что ребра затрещали.
- Разве ты не слышал о Великой Сибирской экспедиции? - в свою очередь удивился я.
- Слыхал, конечно! В Кузнецке, почитай, месяц тому только и разговоров, что, мол, идет большой отряд ученых людей, самой императрицей отряженных наш край изучать да описывать. Да ты-то в нем как очутился?
- А мы вот с Семеном помощниками представлены к самому профессору Гмелину Ивану Георгиевичу из Питербурхской Академии, - гордо сообщил я.
- Ну да?! - расхохотался Федор. - Помощники профессора?..
- Ничего смешного в этом я не вижу, сударь, - резко оборвал его Торопчин, гневно сверкая глазами и раздувая ноздри. - И если вам угодно и дальше потешаться над нами, то увольте! Мы вас не знаем!
- Да ладно, Семен, - поспешил вмешаться я, - Федя же это не со зла. Он просто сильно удивлен.
- Точно, братец! Удивлен безмерно, - кивнул Федор и предложил все еще надувшемуся Торопчину: - А давай-ка зайдем вон в тот кабак и выпьем мировую?
Вдвоем мы завели слабо упиравшегося Семена в кабак, оказавшийся на удивление чистым и пристойным. Не в пример питербурхским подобным заведениям. Заказали по чарке хлебного вина и плошку вареного мяса со свеклой и морковью.
За едой и разговорами время пролетело незаметно, и когда я спохватился, мои карманные часы показывали уже пять часов пополудни.
- Извини, брат, - сказал я, - но нам с Семеном еще нужно кое-что прикупить в дорогу.
- А что вы ищете? - поинтересовался Федор.
- Да вот, хотим платье сменить, - пояснил я, - а то жаль кафтаны по лесам да болотам портить. Летом-то просто было: снял верх, да в одних панталонах и рубахе целый день работаешь. А нынче вон сентябрь на носу, ночи совсем холодные идут. Да и днем особого тепла более не будет.
- Да, у нас в Сибири погоды суровые, - кивнул Федор. - Я-то здесь пока наездами бываю, живу-то в Самаре, но могу сказать точно: лучше переоденьтесь-ка вы в местную одёжу. Она и удобнее и потеплее будет ваших кафтанов да панталон. Да и на ногах у вас чего?
- Туфли, разумеется…
- Не пойдет! Эх, помощнички, что бы вы без купца Оникеева делали! Пошли!..
Федор отвел нас в одежные ряды и предложил купить у своего знакомого, местного купца-телеута, по паре длинных домотканых рубах с открывающимся воротом, просторных широких штанов-чембаров, а сверху - по походному шабуру, обрезанному выше колен. Потом мы посетили скорняжные ряды и обзавелись добротными одуками, подбитыми заячьим мехом и заячьими же круглыми шапками, напоминающими казачьи.
- Вот теперь вы настоящие сибиряки! - радостно похлопал нас Федор по плечам. - Теперь можно и в тайгу идти. Не страшно!.. Хотя я бы поостерегся.
- А в чем дело? - спросил Семен.
- Горит тайга. Нынче совсем мало дождей было, болота повысохли - хоть на телеге катайся.
- Ну, мы-то по воде пойдем, на стругах. Авось не страшно будет?
- Ну, ежели по воде…
Возле трактира мы тепло попрощались с моим братом и отправились докладывать о своих успехах господину Гмелину. Он оценил наши обновы и распорядился приобрести подобную одежу и обувь остальным членам отряда.
К сожалению, тогда нам больше не довелось повидаться с Федором. Он отбыл с речным караваном на Обь, торговать с кетами и хантами, а мы продолжили готовиться к сплаву по Томе до Томского острога да знакомиться с жизнью местных кузнецких татар.
Но все хорошее, к сожалению, быстро заканчивается. Десять дней благости, добротной еды и спокойного сна пролетели как ласточки перед грозой. Рано поутру мы погрузились на два струга и отчалили от пристани на простор Томы. Отряд господина Миллера отбыл накануне на пяти подводах и двух колясках…
Еще в Кузнецке наш главный толмач Михаил Яхонтов привел на двор двух коренастых узкоглазых телеутов - Саламата и Торбока, а во Христе - Ивана да Григория. Телеутов определили проводниками. Саламат-Иван отправился с отрядом господина Миллера, а Торбок-Григорий остался с нами. Оба сносно говорили по-русски, но предпочитали помалкивать, пока их не спрашивали.
Наше водное путешествие поначалу развлекало всех. Струги быстро вышли на середину реки, Кузнецк скрылся из виду за поворотом русла, и по обоим берегам подступила первородная вековая тайга. Правда, низкий левый берег до самого окоема покрывал смешанный лес, похожий на обычный среднерусский, где-нибудь под Воронежем или Тулой. Зато правый, крутой и гористый, сплошь зарос огромными елями, пихтами и кедровой сосной, держа в подлеске ильмы, рябину и раскидистые талины по-над самой водой. Красота стояла неописуемая! Бабье лето - в разгаре! Буйство красок - от багряного до бледно-зеленого, от ультрамарина до червонного золота. Немного портили вид изредка попадавшиеся гари. Торбок как-то нехотя подтвердил слова брата Федора, что нынешнее лето было очень жарким, дождей выпало мало, и тайга загорелась.
- Она и сейчас горит, - хмуро добавил он.
- Где же? - уточнил я. - Не помешает ли огонь нашему походу?
- Не помешает. Наши камы отогнали айнов и принесли щедрый ясак Тенгри.
- Но лес все равно горит?
- Да… Потому что Тенгри еще спит.
- А что будет, если он проснется?
- Тенгри увидит, что огонь не слушается камов, и сам остановит его.
- Каким же образом? - Я решил не отставать от телеута: уж больно интересная картина мироустройства у этих аборигенов.
- Тенгри управляет и ветром, и дождем, и огнем… - Торбок говорил все более неохотно.
- А что же нужно сделать, чтобы… разбудить Тенгри? Торбок совсем насупился, потом хмуро бросил:
- Нужно камлание Белого шамана - Ак-куша. И жертва… у священного кедра.
Видя его состояние, я пощадил его чувства и не стал больше расспрашивать, полагая вернуться к разговору позже…
А сегодня, после завтрака на прекрасном песчаном плесе, меня подозвал к себе Иван Георгиевич и благодушно спросил: