Поблагодарив водителя, я всучила ему щедрые чаевые – если не вернусь отсюда, нужно, чтобы кто-нибудь вспомнил, где видел меня в последний раз, – затем вытянула ручку большого чемодана и примостила маленький сверху, стараясь не замечать свои длинные накрашенные ногти. Я просила чёрный лак, но Морроу позвонил раньше и предупредил их. Мне предложили вино и крошечные затейливые пирожные в попытке уломать на "изысканную лаванду" или "солнечный мандарин", но я устояла. В конце концов мы сошлись на "восхитительном красном", который я выбрала, потому что он точь-в-точь походил на цвет свежепролитой крови.
Я вытащила листок из кармана своего жуткого фиолетового костюма и сверилась с направлением. Дом моей "двоюродной бабули" находился, наверное, в миле отсюда, и в нормальных условиях это не было бы проблемой. В нормальных условиях, шагая эту милю, я могла попутно в одиночку уничтожить диктаторский режим. Но в льняном костюме при смертельной жаре Луизианы и на высоких каблуках мне повезёт, если хотя бы главную улицу одолею, не насадившись на оленьи рога, только бы со всем этим покончить.
Вздохнув, я дёрнула за ручку чемодана. И даже успела сделать два шага, прежде чем моя лодыжка подвернулась и каблук отвалился от долбаной туфли. Двести баксов за кусок дерьма. Глушитель, на который я заглядывалась, и то дешевле, или граната с чёрного рынка, что могла пополнить мою незаконную коллекцию… "Не думай об этом".
Я подняла сломанный каблук, стянула обе туфли и бросила их в грязный поток, бегущий вдоль города прямо за "убейте-и-съешьте-их" магазинами. Вот и ещё одна пара модных и переоценённых башмаков, которые Хедли никогда не наденет.
– Не хотелось бы, чтобы в первый же день в городе вас арестовали за загрязнение байю , – раздался за спиной мужской голос.
Я в ярости развернулась. Кто-то подобрался ко мне так близко, а я даже не заметила! И то, что сидел он за рулём огромного внедорожника с неприлично большими колёсами, только укрепило мои подозрения: пять минут в Луизиане – а я уже потеряла сноровку.
Я быстро оценила незнакомца. "Лет тридцать пять, метр девяносто, около двенадцати процентов телесного жира и слепое пятно слева на сорок пять градусов от центра". Слабость, которую можно использовать.
– Загрязнение? – переспросила я. – Я лишь подняла стоимость этого грязевого потока.
Он улыбнулся – одной из покровительственных фальшивых улыбок, что мужчины используют на тех, кого по ошибке принимают за слабый пол.
– Этот грязевой поток кормит половину жителей города.
– Я на диете.
– Вы, должно быть, племянница Мардж Будро.
Потребовалось какое-то время, чтобы понять: вылетевшее из его рта "Бу-у-дроу" – не что иное как фамилия, которую я вычитала в некрологе. Иначе никогда б не догадалась.
– Да.
– Спорю, вам интересно, как я узнал.
– Хм, весь город состоит человек из пятнадцати и того, что они там вчера подстрелили. И поскольку никто больше не вышагивает по центральной улице с розовым багажом – по крайней мере, я на это надеюсь, – то я не очень удивлена, что вы распознали во мне чужачку.
Мужчина вскинул брови:
– А Мардж описывала вас куда более милой. Полагаю, имелось в виду по сравнению с ней. Ну, раз уж вы здесь… и босиком, буду рад подвезти. Гравий губит ноги.
Я глянула вниз и только теперь сообразила, что стою вовсе не на тротуаре, а крепко так увязла в странной смеси грязи и ракушек. Слава богу, педикюр не сделал мои ступни нежными цветочками.
– Я в порядке. Правда.
Незнакомец не выглядел убеждённым, но, кажется, решил, что выполнил свой долг гостеприимного южанина.
– Ладно. Что ж, до встречи.
Он сорвался с места, смехотворно огромные колёса крутанулись, поднимая больше пыли, чем песчаная буря.
За рюмку виски и пару армейских ботинок я бы зацепилась за багажник его зверя и проехалась на другой конец города верхом на чемодане. Но, наверное, это привлекло бы внимание. Вероятно, библиотекарши-бывшие-королевы-красоты не катаются на собственном багаже.
Двадцать минут спустя я уже шла по подъездной дорожке к своему новому жилищу. Это был большой дом в викторианском стиле, и я вздохнула с облегчением, увидев его адекватную тёмно-синюю расцветку и отсутствие каких-либо цветов в горшках или на клумбах. Иначе б точно не выдержала. А так, если только внутри всё не заросло плющом или папоротником – жить можно.
Ещё пятнадцать шагов – и я окажусь внутри, подальше от посторонних глаз. Переоденусь в привычные шмотки и сожгу чемоданы на заднем дворе, не дожидаясь полуночи. Я уже практически ощущала запах дыма. Но стоило поставить ногу на крыльцо, как дверь распахнулась, и наружу выпорхнула маленькая седовласая старушка.
"Метр пятьдесят семь, пятьдесят килограммов вместе с сумкой, старше самого Христа, и слишком много слабых мест, чтобы все перечислить".
– Ты, наверное, Сэнди-Сью. – Женщина шагнула вперёд и схватила меня за руки. – Какое счастье наконец-то с тобой познакомиться! Я боялась, что автобус задержится.
– Не-а. Точно по расписанию.
"Будто спешил навстречу смерти".
– Чудесно. Я Герти Хеберт, одна из старых подруг твоей тётушки.
Я кивнула. Что старая – это точно.
Герти залезла в безразмерную сумку, на вид словно сшитую из гобелена, и достала вакуумный пакетик для продуктов.
– У Кэролайн дома случилась неприятность с курицей, и она не сумела подготовить приветственную корзину, так что мне пришлось импровизировать. – Она протянула мне пакет: – Чернослив?
– Может, позже.
"Например, когда мне стукнет девяносто".
– Что ж, тогда давай зайдём, Кости тоже жаждет с тобой познакомиться. И вдруг сумеет откопать в твоих занятных чемоданах пару обуви. Знаешь, вообще-то, в Греховодье женщины уже лет сорок как не обязаны ходить босиком.
Я уставилась на неё:
– Но по-прежнему должны быть беременными?
– Только если родились в первый вторник фестиваля раков, – махнула рукой Герти, – и только если тогда было полнолуние. Но ты, возможно, исключение, так как из другого города и всё такое.
Развернувшись, она вошла в дом.
Впервые в жизни я почувствовала, как по спине тонкой струйкой бежит страх. Мне предстояло ступить на вражескую территорию, и дёрнул же черт выбросить единственное оружие в мутную речушку.
Протиснувшись в дом, я порадовалась отсутствию антиквариата и стекла и с удивлением отметила сдержанную мебель и светло-коричневые стены. Никаких кружев и бахромы. Такое мне по силам.
– Здесь славно, – сказала я.
– Ты, кажется, удивлена.
– Да… нет… Ну, учитывая, что весь город словно нарисован пастелью…
Герти кивнула:
– Мардж не следовала общим правилам. Она не любили садоводство и уборку, потому не собиралась держать при себе "дерьмо, которое необходимо чистить и поливать". – Она усмехнулась. – Мардж была немножко феминисткой. Впереди своего времени, вообще-то, но для тебя это не новость.
Настроение слегка повысилось. Возможно, всё не так уж скверно.
– Я приготовила кофе, – продолжила Герти и жестом велела мне следовать за ней через гостиную и дальше по коридору. – Мардж всегда очень беспокоилась о тебе, дорогая.
– Обо мне?
Мы вошли в яркую солнечную кухню, и я остановилась, оглядываясь. Бежевые стены, дубовые шкафы – из настоящего дерева, а не поддельная хрень, как в моей квартире. Километровая рабочая зона буквой "Г" с гранитной столешницей.
– Да, дорогая. – Герти наполнила чашку и опустила на стол передо мной. Затем поставила рядом сливки и деревянную коробочку с сахаром.
Проигнорировав добавки, я сделала большой глоток и удовлетворённо вздохнула. Эта старушка сотворила кофе, от которого краска с бампера слезет.
Она понаблюдала за мной и налила кофе и себе.
– Мардж переживала, что ты не реализуешь весь свой потенциал как женщина. Она думала, твои представления о жизни несколько старомодны. – Герти глянула на неиспользованный подсластитель, потом снова на меня и улыбнулась. – Возможно, она ошибалась.
О-ё-ёй. Я судорожно искала объяснения. Ещё и получаса в Луизиане не провела, а уже раскрыта. Если я даже ровесницу динозавров не смогла одурачить, то как обману кого-то другого?
– Моя, эм, мама смотрела на всё иначе, чем тётя Мардж.
Герти понимающе кивнула:
– И как хорошая дочь ты согласилась с ней. Конечно, милая, я всё понимаю. У моей матери тоже имелось обо всём собственное представление. Я была для неё постоянным испытанием.
– Вы? Да что такого вы могли натворить?
– Не вышла замуж и не родила ей внуков. Для матерей это почему-то смертный грех. Женщина, не сумевшая найти мужчину, вызывает жалость.
– Вы не кажетесь мне той, кого стоит жалеть.
Глаза Герти блеснули.
– Самое умное, что я сделала, – не связалась с мужчиной. И семьдесят два года жила в своё удовольствие. – Она похлопала меня по руке. – Мы с тобой прекрасно поладим.
Я почувствовала, как во Вселенной что-то сдвинулось, и улыбнулась Герти. Возможно – всего лишь возможно, – всё, в конце концов, не так уж плохо. Я как раз собиралась попросить вторую чашку кофе, когда груда одеял в углу кухни зашевелилась и поднялась из коробки, в которой лежала. Я с трудом удержалась, чтобы не выхватить оружие (коего при мне не было) и просто ткнула в ту сторону пальцем.
Герти глянула на коробку, затем на часы.
– Пять часов, минута в минуту. Кости должен чуток размяться.
Она прошла в угол, потянула за одеяло, и оттуда наконец высунулась голова хаунда. Он уставился на меня, и я задумалась, а вдруг это обученный служебный пёс, но тут он сделал первый шаткий шаг, и его старость стала очевидна.
– Кажется, я знаю, почему его Костями кличут, – заметила я, осматривая худое костлявое тело.
– О, нет, не поэтому. В своё время он был великолепным представителем породы, а всё те же Кости. – Герти открыла заднюю дверь кухни, пёс выскользнул на улицу, и мы направились следом.
Кости выполнил программу по обнюхиванию кустов, затем прислонился к крыльцу, чтобы не упасть, и задрал лапу. А покончив с первостепенными делами, устремился к грязному ручью на лужайке позади дома.
– Это та же мутная речка, что бежит через весь город? – спросила я.
– Да, греховодный байю. Создаёт чуток проблем с комарами и змеями, но аллигаторы редко выбираются на газоны, так что об этом можешь не беспокоиться.
Какая прелесть. Вероятно, за всё время здесь мне не придётся никого убивать.
Кости зашёл в байю, недалеко, словно лапы отмачивал, и замер. Голова опущена, нос впритык к воде, но пёс не пил. И слава богу. Фиг знает, что там в этом ручье помимо моей обувки.
Герти нахмурилась:
– Опять эта псина за своё.
– В смысле? – не поняла я, и тут Кости начал копать. – С ним всё нормально? Судя по виду, он вот-вот грохнется.
Раскачиваясь, будто пьяный, пёс расшвыривал вокруг грязь и воду с невероятной скоростью – никогда б не подумала, что он на такое способен.
– Он всё время это делает, – отмахнулась Герти. – Повсюду грязные следы.
Внезапно Кости замер, прижался носом к воде, потом и вовсе сунул голову в тёмное месиво, а через пару секунд вынырнул с белым предметом в зубах. Чрезвычайно собой довольный, пёс прискакал к нам, бросил находку на землю и стряхнул на нас воды байю.
Я прикрыла лицо рукой и глянула вниз. Кости уже улёгся на живот и принялся грызть угол своей добычи.
– Герти? Это кость.
Герти опустила руки и тоже уставилась на пса.
– Ну да, конечно, кость. Из-за этой собаки нам пришлось установить бетонный забор вокруг кладбища. Как, по-твоему, он заработал свою кличку?
Я прищурилась на предмет в лапах пса, дабы убедиться, что моя первая догадка верна.
– Вы уверены, что забор перекрывает всё кладбище?
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что это человеческая кость.
Глава 3
Герти перевела взгляд с кости на меня, и на секунду мне показалось, что её сейчас вывернет черносливом.
– Что нам делать? – прошептала она, побледнев.
– Вы его убили?
Герти округлила глаза и с шумом втянула воздух.
– Боже, нет! Я… Я бы… Я не…
– Тогда мы вызовем полицию. У вас же тут есть полиция, правда?
– Конечно. Есть шериф и его помощник.
– Значит, идёмте в дом и позвоним им.
– А что насчёт… ну ты поняла? Нельзя, чтобы Кости и дальше её грыз. Это же чей-то родственник.
Я посмотрела на пса, что развалился на лужайке и в замедленном темпе мусолил кость, едва ли не засыпая.
– Сомневаюсь, что он может её повредить. У него и зубов-то, наверное, не осталось.
Герти я, кажется, не убедила, но она послушно поплелась за мной в дом. Обнаружив на кухонном столе телефон, я всучила его старушке и налила себе ещё кофе. Вечер обещал быть долгим.
Герти пялилась на трубку, закусив губу:
– Наверное, мне стоит позвонить Иде Белль.
Я замерла, не успев сделать глоток, и посмотрела на неё поверх чашки:
– Вашего шерифа зовут Ида Белль?
– Конечно нет. Нашим шерифом испокон веков был Роберт Э Ли.
Я моргнула. Она ведь фигурально, да?
– Так почему вы хотите позвонить Иде Белль раньше, чем шерифу?
– Ида Белль – президент Общества греховодных дам.
Я пару секунд подождала дополнительных сведений, но, видимо, Герти решила, что её фраза и так всё объясняет.
– Значит, Ида Белль свяжется с шерифом, сама зафиксирует параметры кости… или что?
– Ида Белль сделает всё необходимое. Общество греховодных дам существует в Греховодье с шестидесятых. Знаю, мэру нравится думать, будто всё решают он и городской совет, но все им просто потакают.
– Естественно, – пробормотала я, хотя понятия не имела, что творится в этом городе. – Давайте сначала позвоним шерифу, а потом уже Иде Белль? Поддержим мужские иллюзии?
Герти кивнула:
– Хороший план. Управление мужчинами требует деликатности. – Она начала набирать номер, но остановилась. – Я всё гадаю… почему ты спросила, не я ли кого-то убила?
– Потому что должна была знать, нужно ли звонить в полицию или помогать вам спрятать тело.
Лицо Герти озарилось пониманием, и она улыбнулась:
– Конечно.
Мне стоит радоваться или бояться?
* * *
По-видимому, вторая половина дня вторника – самый пик преступной деятельности в Греховодье, потому как ждать шерифа нам пришлось почти час. Он ни капли не походил на фото Роберта Э. Ли из моих книжек по истории, но приехал на лошади. А вот Ида Белль явилась буквально через несколько минут. Её белые волосы были намотаны на гигантские бигуди и накрыты сверху ярко-зелёным шарфом, который дико контрастировал с фиолетовым халатом и розовыми тапочками.
Ида Белль попросила продемонстрировать ей кость – та всё ещё валялась рядом с уже дрыхнущим хаундом – и после беглого осмотра переглянулась с Герти, что показалось мне целым разговором, в который меня не посвятили.
– Но… – начала Герти.
Ида Белль прервала её взмахом руки:
– Не сейчас. Мне нужно снять эти бигуди и вернуть к голове приток крови. Тогда я смогу мыслить ясно.
– Конечно.
– Вечером, – сообщила Ида Белль и, развернувшись на пятках розовых шлёпанцев, удалилась на лужайку через забор, откуда недавно пришла.
– Что вечером? – спросила я.
– О, эм… ничего такого. Мы просто собираемся иногда… дамы из Общества, вот и всё.
Я мгновение пялилась на Герти, заинтригованная её внезапной неловкостью. Её, казалось, ни капельки не встревожила отрытая кость, да и в разговоре с шерифом не было драматизма, что проявило бы большинство людей. Но одного взгляда прихрамывающей полутораметровой старушенции в халате хватило, чтобы Герти занервничала.
– Чем именно вы занимаетесь на этих встречах?
Её глаза округлились.
– О, Общество греховодных дам – тайное общество. Я не могу рассказывать о наших собраниях.
– Иначе придётся меня убить?
– Ха! – Герти нервно рассмеялась. – В основном мы вяжем.
– Угум-с.
Вяжут они, ага. Я не представляла, что происходит, но точно могла сказать: Герти лжёт.
– Прошу прощения.
Я повернулась к шерифу Ли – сморщенному седому старцу, которому словно день до девяностолетия остался.
– Да?
– Вода в байю поднимается – прилив. Боюсь, как бы кость опять не смыло.
Я выпучила глаза:
– Так заберите её.
– Ох, ну, даже не знаю. Это испортит место преступления, а мой помощник должен всё задокументировать.
– Собака жевала кость добрых десять минут. Сомневаюсь, что, передвинув её на метр, можно повредить улики.
Шериф уставился на меня, потом перевёл взгляд на кость. Уровень байю повысился, и вода уже касалась её края. Вообще-то, вода уже наползла и на спящего хаунда, и, присмотревшись, я поняла, что пёс пускает пузыри частично затопленной пастью.
Я ткнула Герти локтем и указала на собаку:
– Наверное, надо его разбудить, пока не захлебнулся во сне?
– Ох уж этот пёс… Давай ты сама? На мне компрессионные колготки, а ты уже босиком.
Я вздохнула и шагнула в воду, намереваясь встряхнуть хаунда. Ни к чему мне отвисшие от воды компрессионные колготки – особенно сегодня, когда мой абсурдометр уже зашкаливает.
– Кости! – прикрикнула я на собаку и толкнула безвольное тело. Тело испустило громкий храп. Веки даже не дрогнули.
– Тебе, вероятно, придётся его вытаскивать, – просветила Герти. – Он спит как убитый.
– Да ладно? – Я ещё раз безрезультатно тряханула пса, затем обхватила его руками, надеясь, что, если придам паршивцу вертикальное положение, он проснётся и чуток мне подсобит.
Но он проснулся раньше. Не успела я выпрямиться, хаунд перевернулся и ударил меня по ногам, опрокинув прямиком в байю.
Костюм мгновенно впитал тонну воды, кожа бешено зачесалась. Я изо всех сил старалась выбраться, но ноги увязли в какой-то зыбучей грязи, так что я погрузилась в стремительно прибывающую речушку ещё сантиметров на пятнадцать. И вот тогда сработала моя подготовка.
За долю секунды я стянула тяжёлый верх костюма, обнажив кружевную тонкую ткань под ним, бросила его на грязь перед собой и плюхнулась сверху коленями. Короткий путь ползком по пиджаку – и я уже на своём заднем дворе, валяюсь на травке, с ногами так облепленными грязью, словно их в цемент закатали. Глаза щипало от воды, и я не спешила их открывать, не желая думать о попавших туда бактериях.
Кто-то откашлялся, и я распахнула один глаз. Рядом сидел Кости с костью в зубах и вполне довольный происходящим. А прямо за ним обнаружилась пара обтянутых джинсами ног. Я подняла взгляд и опознала парня из монстровнедорожника.