* * *
Следующим утром я проснулась от настойчивого глухого стука, вытащила ватные шарики из ушей и поняла, что кто-то барабанит в парадную дверь.
В восемь утра.
В воскресенье.
Кем бы ни был незваный гость, ему повезло, что я не привезла с собой пистолет или не притащила ночью в дом лопату. Но импровизацию никто не отменял. Если зараза в ближайшее время не свалит, то на кухне, наверное, найдётся что-нибудь подходящее…
Я вытолкнула себя из постели, прошлёпала вниз и распахнула дверь. Герти испуганно отшатнулась, и я чудом успела её схватить и уберечь от падения с крыльца.
– Есть смысл спрашивать, зачем вы пришли в такую рань? – уточнила я и, развернувшись, двинулась на кухню, дабы сварить кофе. Кажется, легко и быстро от Герти не отделаешься.
– Ну как же, ведь воскресенье! – Она устремилась вслед за мной. – Ты, должно быть, растеряна после переезда и вчерашних волнений, вот и забыла.
Я наполнила кофеварку водой и нажала кнопку.
– Воскресенье? Это должно что-то для меня значить?
Герти выпучила глаза.
– Конечно. Воскресенье – служба в церкви. Знаю, некоторые думают, что можно в любой другой день сходить, но в южной Луизиане не особо-то ценят таких "прогрессивных". Если ты не безбожник, то идёшь в церковь в воскресенье.
Я открыла было рот, чтобы сказать, мол, ага, я безбожница и желания тащиться в церковь не имею, ни сейчас, ни в любое другое время, но Герти пёрла напролом, с каждой секундой становясь всё оживлённей.
– Весть о твоём приезде разлетелась по городу, – продолжала она, – и я поняла, что должна успеть сюда пораньше, пока тебя не сцапали католики.
– Звучит зловеще. – Я поставила перед Герти чашку кофе и наполнила ещё одну для себя. – И что сделают католики, если меня "сцапают"?
– Позовут в свою церковь, естественно.
– И это так ужасно?
– Для меня – да. Я баптистка. В прошлый раз мне не удалось добраться до нового горожанина первой и позвать его к греховодным баптистам. Целую неделю вся паства молилась за меня еженощно – вслух. А греховодные католики прислали мне благодарственную открытку. Не хочу вновь проходить через подобное испытание.
Я поёжилась. Целую неделю молились вслух… Неудивительно, что Герти в таком отчаянии.
– Наверное, служба меня не убьёт, но она и правда так рано начинается?
– В девять. Раньше начиналась в одиннадцать, но Бананопудинговая война всё изменила.
– Это что-то типа Гражданской войны?
– О, гораздо хуже, – на полном серьёзе ответила Герти. – В Греховодье по воскресеньям всё закрыто, ибо работать в день Господа – грех и всё такое. Но Франсин готовит лучший банановый пудинг в округе, так что пастор Дон и отец Майкл выдали ей специальное разрешение. Теперь она может открывать своё кафе по воскресеньям без угрозы угодить в ад.
– То есть женщина пашет в выходной, готовит для всего города, а взамен получает лишь отсрочку от ада? Кажется, её надули.
Герти кивнула:
– Я тоже так думаю. В любом случае у Франсин только один холодильник для целой кучи продуктов, потому банановый пудинг она делает в ограниченном количестве.
– Дайте угадаю – на всех не хватает?
– Ага. В обеих церквях служба шла с одиннадцати до полудня, но католики перенесли её на десять-тридцать, чтобы успевать в кафе раньше и забирать весь пудинг. Пастор Дон принял ответные меры и перенёс службу на десять. Так всё и переносилось, пока мэр Фонтлерой не постановил, что начинать службу раньше девяти и заканчивать раньше десяти – незаконно.
– Я начинаю понимать, почему город назвали Греховодьем. Тут всё незаконно.
– Да, порой так и кажется. А теперь, ступай переодеваться, дорогая. Я захватила сумку побольше, чтобы влезли твои кроссовки. Во время молитвы переобуемся и, как только пастор Дон скажет "Аминь", стартанём к Франсин.
– Похоже на план.
Заняться мне всё равно было нечем. К тому же, если банановый пудинг стоит войны и отсрочки от ада, его явно нужно попробовать. Дополнительный бонус: увижу, как Герти "стартанёт". А ещё Морроу велел мне смешаться с местными, и, видимо, моё отсутствие в церкви привлечёт куда больше внимания, чем розовый багаж.
Даже с учётом всех переменных, день всё равно не может оказаться хуже предыдущего.
Я допила кофе и поспешила наверх, надеясь найти что-нибудь подходящее и для Бога, и для бега. Самой летней, самой тонкой вещицей из моего девчачьего гардероба оказалось бирюзовое хэбэшное платье без рукавов и с расклешённой юбкой. Я решила, что это позволит воздуху проникать под ткань, а также не будет сковывать движение ног. Хоть и сомнительно, что возникнет необходимость прям бежать, учитывая средний возраст местного населения.
Несмотря на худобу и не особо выдающийся бюст, я нацепила лифчик, полагая, что воспламенюсь, если войду в церковь без него. Без белья никак, ибо неизвестно, когда придётся падать на землю и катиться. Оголяться на главной улице почти везде незаконно. А в Греховодье за это, наверное, положена смертная казнь.
Я заскочила в ванную, набрала в ладони холодной воды и плеснула в лицо. Обычный утренний ритуал, но, не успев развернуться и вылететь прочь, я вспомнила, что должна вести себя как девочка, и со вздохом двинулась в комнату за косметичкой, которую при распаковке оставила на столе.
А вернувшись в ванную, увидела в зеркале незнакомку.
Рука дёрнулась к бедру за пистолетом, и спустя секунду я порадовалась, что его там нет. Женщиной в отражении оказалась я.
Встав перед зеркалом, я повертела головой туда-сюда, наблюдая, как длинные светлые пряди скользят по плечам. Высокие острые скулы, из-за которых прежде, с бритой головой, я выглядела измождённой, теперь смотрелись экзотично. Из-за бирюзы платья глаза того же цвета словно светились, особенно с обрамлявшими лицо блондинистыми волосами.
"На маму похожа".
Мысль прорезала мозг прежде, чем я успела её остановить. Я выронила косметичку и, вцепившись обеими руками в раковину, уставилась на слив. Я не думала о матери годами – не позволяла себе. Воспоминания о ней – единственное, что причиняло боль, а при моей работе любая слабость могла стоить жизни.
"Но сейчас ты не на работе".
Да, но это не значит, что не нужно быть начеку. Я глубоко вдохнула и тряхнула головой, пытаясь очистить разум. Внизу ждала Герти, чтобы отвезти меня на службу. Мысли о маме неизбежно вели к мыслям об отце. А мыслям о нём в церкви явно не место.
Я подняла косметичку, вытащила оттуда розовую помаду и, схватив кроссовки, ринулась из комнаты, на ходу подкрашивая губы. Уж лучше так, чем никак. Ещё раз посмотреть на это лицо – мамино лицо – я не могла.
– Ведь в церкви не запрещены платья без рукавов? – спросила я Герти, шагнув в кухню.
– Что ты, конечно нет! Мы набожны, но не варвары. Влажность здесь нехилая.
Старушка протянула мне гобеленовую сумку, очень похожую на её собственную, и я бросила внутрь кроссовки и "Тик-Так".
– Мне ещё что-то понадобится?
– По мне, так всё прекрасно. Если готова, идём. Хочу успеть занять заднюю скамью.
Я кивнула и последовала за Герти, но, выйдя на улицу, не обнаружила машины.
– Пешком?
– Я попала в лёгкую аварию. Моей вины в том, естественно, нет. Дурацкое место для знака "Стоп".
– А. – Подробностей мне лучше не знать.
– В общем, машину мне вернут на неделе. – Герти повернулась ко мне. – А у Мардж ведь есть джип.
– Правда? Отлично. Я сомневалась, что смогу добыть здесь автомобиль.
– Аккумулятор помер, им давно не пользовались, но Уолтер, владелец универмага, недавно заказал новый.
– Классно.
Так как дом Мардж находился всего в паре кварталов от главной улицы, до места мы добрались весьма быстро. К моему удивлению, церкви стояли друг напротив друга – ну прямо религиозное противоборство. Глянув вдаль, я увидела в конце квартала вывеску Франсин, причём на той же стороне, что и пристанище католиков.
– У них небольшая фора, – заметила я. – Особенно если нам придётся пропускать транспорт.
– Пока все покидают церковь, ездить по главной улице запрещено.
Я закатила глаза:
– Ну конечно.
– А лошади запрещены всё воскресенье из-за, эм… грязи. После инцидента с женой мэра и парой моднявых туфелек, что приплыли к ней на корабле из Франции.
Я кивнула. Коняга шерифа прошлым вечером справила нужду на моём заднем дворе. В такой куче и армейские сапоги можно потерять.
Внезапно я напряглась, почувствовав на себе чей-то взгляд. А потом нашла и его обладательницу, глазеющую на меня через дорогу. Примерно ровесница Герти, с серебряными волосами и в бронзовом брючном костюме.
"Метр шестьдесят, пятьдесят кило, родилась, наверное, в начале прошлого века, прихрамывает на левую ногу".
Мы сошли с тротуара, дабы перейти дорогу к баптистской церкви, а незнакомка в тот же момент двинулась навстречу, очевидно, к церкви католической. Посреди улицы мы встретились, и дамочка, одарив Герти довольной улыбкой, чуть спустила с плеча сумку, чтобы мы смогли разглядеть содержимое.
Герти с шумом втянула воздух, а женщина продолжила свой путь, теперь улыбаясь ещё шире.
– Как будто возможность надевать в церковь штаны даёт им мало преимуществ, – возмутилась Герти, когда мы вошли в святилище баптистов. – Селия Арсено купила новые "найки". Мы обречены.
– Не переживайте, я её обгоню.
"С завязанными глазами и ползком".
Герти уселась на заднюю церковную скамейку и кивнула:
– Садись с краю, так быстрее выскочишь. Как только проповедник выдаст "а" из слова "аминь" в последней молитве – можешь бежать.
Порывшись в сумке, Герти извлекла розовый бутылёк с надписью "Сироп от кашля", от души глотнула и предложила мне.
– Нет, спасибо, я здорова.
И не пью из одной бутылки с тем, кто болен. Их тут в Греховодье совсем ничему не учат?
Я огляделась и поняла, что мы пока одни, и согласно часам, до службы ещё прилично времени. А охватившая меня зевота напомнила о причине, по которой я не выспалась – ну, помимо всей этой церковной ерунды.
– Герти… Вчера случилось кое-что странное.
Герти погладила меня по ноге:
– Уверена, тебе это показалось странным, но Греховодье всегда выглядит несколько ненормальным на фоне других городов.
– Нет, уже после всего. Я вышла ночью, чтобы убить лягушку, не дававшую мне спать, а в кустах прятался помощник шерифа.
Она нахмурилась, но ничего не сказала.
– И вот я думаю: учитывая аллигаторов, несчастные случаи на охоте и тот факт, что живёте вы ниже уровня моря и при хорошем урагане возможно наводнение – для нахождения в байю человеческой кости есть как минимум сотня убедительных причин. Но в моих кустах засел коп, а значит, речь не о несчастном случае, наводнении или четвероногих убийцах.
– Да, полагаю, не о них. – Герти это явно ничуть не радовало.
– Рассуждаем дальше: если он считает, что совершено убийство, то должен хоть примерно догадываться, кому принадлежала кость.
– Вероятно, должен, – уклончиво пробормотала Герти.
Я прищурилась и постаралась припомнить то немногое, что знала о библейских правилах.
– Умалчивание – та же ложь. Собираетесь и дальше лгать? Мы же в церкви!
– Ты права, – вздохнула она, – на болоте происходит много несчастных случаев. Обычно от тел хоть что-нибудь остаётся, так что можно узнать, кем был тот или иной счастливчик. Но около пяти лет назад бесследно исчез Харви Чикорон.
– Полиция его искала?
Герти кивнула:
– Поисковая группа прочёсывала болота. Конечно, Картер в то время ещё служил в морской пехоте, но мать наверняка всё ему рассказала. Эммалин знатная сплетница.
Резко включился мой инстинкт самосохранения. Морская пехота? А с Помощником Очаровашкой надо держать ухо востро. Оказывается, он куда сложнее, чем выглядит.
– Так что, по-вашему, случилось с Харви?
– Кто-то считает, будто его стрескал аллигатор, да так, что и не осталось ничего. По мнению других, Харви сбежал с любовницей, так как незадолго до исчезновения перевёл на свой оффшорный счёт значительную сумму денег. Он всегда изменял Мари, потому побег с другой женщиной никого бы не удивил. – Герти тряхнула головой. – Но в основном всем плевать. Харви был подлецом. Самым неприятным человеком в Греховодье. Как только первое удивление от его пропажи схлынуло, все лишь порадовались, что его больше нет с нами.
– Даже Мари?
– О, особенно она. Её мать при жизни была тем ещё тираном и буквально продала Мари в рабство этому засранцу. Заставила выйти за него. – Герти вздохнула. – Ну вот, я сказала "засранец" в церкви. Пять лет прошло, а этот человек по-прежнему пробуждает во мне всё самое худшее.
– Уверена, Бог в курсе, что он был засранцем.
– Бесспорно. Бедная Мари сначала с матерью мучилась, а потом с Харви, что ещё страшнее. С его исчезновением она впервые за шестьдесят девять лет своей жизни получила шанс думать и поступать, как заблагорассудится.
– Похоже, всё сложилось наилучшим образом, так почему тогда все так переживают? Что, по-вашему, произошло с Харви?
– Ну как что… Конечно же, его убила Мари.
Глава 5
В голове мигом возникла целая сотня (если не больше) вопросов, но озвучить их я не успела – задняя дверь распахнулась, и в церковь, распевая, вплыл хор. Проклятье. Просижу здесь час, и список вопросов точно увеличится вдвое.
Самый главный: с чего Герти взяла, что её безвольная подружка убила своего мужа? Второй по важности: почему её это, кажется, ни капли не беспокоит? У женщины, что настаивает на еженедельном посещении церкви, убийство – пусть даже короля засранцев – должно вызывать хоть какие-то эмоции, может, даже чувство вины.
Герти ткнула меня локтем, и я поняла, что все уже встали и присоединились к пению. Вздохнув, я тоже поднялась. Жизнь гражданских такая странная. В ЦРУ служат профессиональные агенты и бывшие военные. Всё чётко структурировано, эмоции во время операций не без основания запрещены. И именно из-за присущих только гражданским эмоций я в итоге оказалась в греховодной церквушке Луизианы, гадая, как бесхребетная жёнушка стала убийцей.
Агенты ЦРУ не делятся своими страхами, мыслями и мечтами – предположительно, у агентов их вообще нет, как и богатого внутреннего мира. А если и есть, то они так хорошо запрятаны, что, наверное, распивают пиво где-нибудь с Д. Б. Купером. Все в ЦРУ с головой погружены в работу, и пусть она сложная, но всё вокруг хотя бы понятно-чёрно-белое.
Греховодье же радовало таким количеством оттенков серого, что мне грозил дальтонизм.
Хор оборвал своё слегка фальшивое пение, и слово взял проповедник, а мои мысли под звук его голоса потекли совсем в другом направлении. Я думала о нынешней ситуации и том, сколько мне ещё торчать в мире бананового пудинга. Иногда проповедник долбил ладонью по кафедре, выдёргивая меня в реальность. Наконец он закончил обрекать народ на муки адские, и все встали, дабы спеть ещё разок.
После песни пастор завёл очередную молитву, и Герти, наклонившись ко мне, прошептала:
– Готовься.
Я достала из сумки кроссовки, радуясь возможности избавиться от туфель, в которых пришла, и через двадцать секунд уже была на старте.
– Мы просим именем твоим, – провозгласил проповедник.
– Вперёд, – прошептала Герти.
– А…
"Минь" ещё не прозвучало, а я уже была у выхода. Когда же выскочила на улицу, распахнулась дверь католической церкви, и наружу выкатилась врагиня Герти – Селия. Утреннее солнце светило ей прямо в глаза, но бабулька даже не притормозила, вслепую наяривая по тротуару гораздо быстрее, чем я от неё ожидала.
Но до меня ей было далеко.
Когда я задрала юбку и перепрыгнула через лоток с мороженым, позади раздались аплодисменты и подбадривающие крики Герти. Я где-то метр пролетела над пыльным асфальтом и, очень вовремя приземлившись прямо перед дверью кафе, толкнула створку и заскочила внутрь. А спустя несколько секунд следом ворвалась Селия, тяжело дыша и гневно сверкая глазами.
Крупная женщина лет пятидесяти с уложенными на макушке тонкими светлыми волосами вскинула бровь:
– Похоже, кто-то нанял спортсменку. Ты даже не запыхалась, девочка.
– Ничуть, – подтвердила я.
В кафе вплыла Герти с широкой, точно Большой Каньон, улыбкой, и Селия раздражённо на меня прищурилась.
– И не надо сверлить мою подругу презрительным взглядом, – обратилась к ней Герти, – только потому, что ты потратила кучу денег на эту обувь и всё равно осталась без пудинга. – Затем повернулась к большой блондинке. – Нас будет восемнадцать, Франсин.
– Сюда, мисс Герти. – Франсин захватила меню и повела нас к двум длинным столам, расположенным прямо перед стеклянной витриной. – Полагаю, вы хотите начать с пудинга?
Герти кивнула, и хозяйка кафе скрылась за двойными дверями позади стойки – видимо, чтобы подготовить к выносу восемнадцать порций бананового пудинга.
– Мы начнём с десерта? – удивилась я.
– Конечно нет. Просто заказываем десерт в первую очередь, чтобы нам хватило. В холодильник Франсин помещается только двадцать пять порций, а в команде Селии пятнадцать человек.
Последний факт Герти явно очень радовал, а я всё гадала, что же "команда Селии" ей устроит, когда поймёт, что "найки" с работой не справились. А ещё хотела понаблюдать, как они будут решать, кому достанутся оставшиеся порции пудинга.
Герти настояла, чтобы я как "почётный гость" села во главе стола.
– Сейчас и правда придут ещё шестнадцать человек? – спросила я, ибо не заметила, чтобы она хоть с кем-то общалась в церкви.
Герти кивнула:
– Все греховодные дамы вот-вот появятся.
– Они пропустили службу?
– Нельзя пропустить службу, а потом наслаждаться едой, – ужаснулась она. – Иначе о тебе потом целый месяц на каждом углу будут судачить.
– Не говорите, что они католички…
– Боже, нет! – Герти рассмеялась. – Ну ты и фантазёрка. Те из нас, кто не поёт в хоре, выполняют другие церковные обязанности. Меня сегодня освободили, так как я сопровождаю гостью.
Я как раз собиралась спросить её о недавнем загадочном заявлении, дескать, Мари убила своего мужа, когда на стол упала чья-то тень. Я перевела взгляд с очень недовольной Герти на хмурого Леблана.
– Добро утро, мисс Герти, – поздоровался он. – Как вы сегодня?
– Прекрасно, спасибо, – отозвалась она, при этом избегая смотреть Очаровашке в глаза.
Меня он, кстати, полностью игнорировал, что не могло не радовать.
– Вы были в городе, когда исчез Харви Чикорон, верно?
– Ты же знаешь, что да.
– Тогда находили ещё какие-нибудь намёки на побег, помимо переведённых денег?
Герти поджала губы:
– Ты же полицейский. Вся информация наверняка есть в отчётах, и так как я четыре года учила тебя в школе, уверена, ты в состоянии их прочесть.
– Отчёты я смотрел, но хотел бы услышать точку зрения кого-нибудь из местных.
– Он пропал, и никто не знает, что случилось. Вот и всё.
– Всегда есть что-то ещё. Когда кто-то исчезает, его жизнь становится достоянием общественности. К примеру, местные любили Харви?