Между бутафорской театральной тумбой, обклеенной старинными афишами с ятями, и громадным гардеробом с оторванной дверцей я обнаружила узкий проход и пошла по нему, переступая через обломки стульев и задыхаясь от пыли. Наверняка в театре уже никого нет, кроме вахтёрши. Интересно, что я ей скажу, когда буду выходить? Что муженёк поколотил меня и сбежал? И ведь поверит старая.
Свет в помещение проникал через небольшое застеклённое окошко над железной дверью. Там, в коридоре, горела лампочка. Дверь, конечно же, оказалась запертой, причём так, что даже не скрипнула, когда я упёрлась в неё плечом. Потарабанив в неё без всякой надежды, но для очистки совести руками и ногами, отчего задрожали все стены, а с кучи хлама за спиной что-то с грохотом свалилось, но так и не услышав ничьих шагов или криков снаружи, я принялась строить возвышение, чтобы добраться до окошка, через которое намеревалась вылезти.
Разбив стекло над дверью ножкой от стула, я выбралась из склада и очутилась в узком коридоре. После длительного плутания по освещённому лабиринту бесконечных переходов и поворотов я обнаружила лестницу и стала подниматься по ней наверх, ничуть не беспокоясь, что меня кто-то увидит. И зря, потому что через три пролёта чуть ли не лоб в лоб столкнулась с вышедшим из двери первого этажа Виктором Голубевым. Он был чрезвычайно взволнован и, по-моему, чем-то напуган.
- О Господи, - прошептал он, ошеломлённо вытаращив глаза и обдав меня крепким запахом спиртного. - Это ты?!
От неожиданности я потеряла дар речи и только хлопала глазами.
- Что ты тут делаешь?! - спросил он, озираясь.
- Я искала убийцу, - пролепетала я наконец. - Но он нашёл меня первым и ударил по голове.
- Мерзавец! - процедил продюсер и приставил палец к губам. - Тихо, не шуми, а то ещё услышит, и тогда нам конец.
- А что происходит? - озадаченно спросила я, прислушиваясь и оглядываясь. - Что вы-то здесь делаете?
- То же, что и ты, - сердито ответил он. - Идём.
Грубо схватив за локоть, он потащил меня по лестнице наверх.
- Куда вы меня тащите? - Я попробовала вырвать локоть, но он держал крепко.
- Не дёргайся, дура! Тебя сюда никто не звал, но коль пришла, то молчи. Я собираюсь отомстить за Любу и убить этого негодяя.
Почувствовав невольное уважение к этому человеку, я пошла, уже не сопротивляясь. Видимо, он все ещё любил свою бывшую жену, если решился на такое. На Викторе был все тот же костюм, в котором он собирался идти с нами в ресторан, только теперь он был слегка помят. Я не стала пока расспрашивать его о том, что произошло на телецентре, когда я убежала, решив, что для этого сейчас не самое подходящее время.
Когда мы поднялись на третий этаж, бедняга уже задыхался. Он остановился на площадке, перед входом в полутёмный коридор, глубоко, с присвистом дыша. На вялых щеках выступил нездоровый румянец.
- Проклятая водка, - просипел он, схватившись за сердце, - она меня погубит. - И виновато посмотрел на меня. - Ты извини, я немного опрокинул в себя для храбрости. Сейчас немного отдохну, и пойдём.
- Да ничего, бывает. А как вас сюда пропустили? - прошептала я.
- Что? Ах, это. - Он небрежно отмахнулся. - Да меня тут каждая собака знает.
- А с чего вы решили, что убийца здесь?
- Слишком много вопросов, девочка. - Он изучающе посмотрел на меня, на мою грудь в декольте, на бедра, и глазки его похотливо блеснули. - Жаль, жаль, - пробормотал он, словно про себя. Потом, словно очнувшись, доверительно зашептал мне на ухо, притянув к себе:
- Ты не думай, я никого не боюсь, мне плевать на все в этой жизни. Пусть посадят потом, но я отомщу за Любу, слышь? Я этого мерзавца сразу узнал, когда он убегал. И следователю специально ничего про Него не сказал. Тот мент как раз Сему допрашивал, его позвали, он прибежал туда и давай вопросами сыпать, козёл пархатый. Я ему сообщил, что ничего не видел и что ты от страха сбежала куда-то. Так-то вот. Два часа меня мурыжил, козёл, а то бы я уже давно с этим Женей разобрался…
- С каким Женей?
- Климовым. Это Любин любовник. Сопляк! - Виктор презрительно сморщился и сплюнул на пол. - Я его в бараний рог… У этой твари справка из психушки имеется, его все равно не посадят, так уж я сам его накажу как следует.
- А вы уверены, что он ещё здесь?
- Вахтёрша сказала, что он не выходил, значит, здесь. Ты вот что, не шуми сильно, слышь? И смотри в оба, а то он и тебя сделает, ублюдок…
- А вы-то с ним справитесь? - с сомнением спросила я, глядя на одутловатое лицо и покрытый испариной лоб продюсера.
Тот криво усмехнулся, достал из внутреннего кармана пиджака хромированный "браунинг" и с любовью посмотрел на него.
- Вот этот дружок с кем хочешь справится, - процедил он. - Только бы добраться до мерзавца. Ладно, пошли, и не отставай, чтобы за тебя ещё душа не болела.
Я чуть не разрыдалась от умиления и покорно последовала за ним по коридору, восхищаясь смелостью и мужеством этого ещё не окончательно пропившего совесть и честь человека. Несмотря на свой внушительный вес, он передвигался быстро и почти бесшумно, мягко ступая туфлями по ковровой дорожке. Естественно, я не собиралась позволять ему убивать Климова, пусть даже тот был психически неуравновешенным маньяком-убийцей. Я рассчитывала вмешаться в последний момент и обезвредить обоих. Пусть потом босс разбирается с ними. К тому же этот Климов слишком многое должен ещё объяснить: зачем убил одну близняшку в Семиной квартире, потом вторую в гримерной, а затем ещё и Любу, свою, оказывается, любовницу, задушил. Должны же быть хоть какие-то основания для всего этого кошмара!
Не доходя пяти шагов до двери гримерной, Виктор остановился, предостерегающе выставив руку назад, прислушался и повернулся ко мне.
- Вон там, в конце коридора, пожарный щит, - прошептал он, кивая в ту сторону. - Иди и возьми оттуда топор, что ли. Вдруг он меня завалит, так у тебя будет чем защищаться.
- Да я и так, - начала было я, но он посмотрел на меня с такой яростью, что мне ничего не оставалось, как покорно прокрасться на цыпочках мимо злосчастной двери, из-под которой выбивался свет, к темневшему на стене красному пожарному щиту. До него было метров пятнадцать, не больше, но когда я добралась дотуда и оглянулась, Виктора в коридоре уже не было, а из открытой двери гримерной доносился шум борьбы. Ни секунды не медля, я бросилась туда, боясь, что в любое мгновение может прогреметь выстрел и тогда все, никаких концов не сыщешь. Но не успела я подлететь к дверям, как из неё, будто ошпаренный, с безумием в глазах и зажатым в руке "браунингом" выскочил все тот же волосатый маньяк, снова сшиб меня своим телом и умчался к выходу. Я отлетела к противоположной стене и опять ударилась затылком, как раз тем местом, где уже имелась порядочная шишка.
Я уже хотела бежать за ним, как в дверях показался разъярённый Виктор с разбитой губой. Дико вращая зрачками и растопырив руки, он уставился на меня так, будто я была во всем виновата, и прорычал:
- Дерьмо! Этот псих перехитрил меня!
- Зачем вы вошли? - с упрёком простонала я, потирая затылок. - Теперь он вооружён и Бог знает что может ещё натворить.
- Не бойся, поймаем, - зловеще усмехнулся продюсер. - Бежать ему некуда, я знаю все его гнёзда. Пошли, у меня машина внизу.
- Интересно, почему он не стрелял? - пробормотала я.
- Черт его, недоумка, знает, что у него на уме!
- Может, все-таки лучше милицию вызвать? - неуверенно предложила я. Мне все ещё не хотелось открываться ему и говорить, кто я такая на самом деле. - Мало ли…
- Идём, идём! - Он со злостью схватил меня за локоть и потащил к лестнице. - Твоя милиция сто лет его искать будет. А мы его в два счета…
Мы спустились на первый этаж и пошли к служебному выходу. Когда оказались в комнатке, где находилась вахтёрша, меня ждало ещё одно потрясение. Старушка неподвижно сидела, уронив голову на стол, а из разбитой головы на газету с кроссвордом стекала кровь. Этот негодяй, видимо, ударил её рукояткой пистолета. Он прикончил ни в чем не повинную старую женщину… Ярость, боль и отчаяние овладели мной, и я с трудом сдержалась, чтобы не выматериться. Бросившись к ней, поискала пульс на худенькой шее, но ничего не нащупала. Виктор, застывший перед столом и с тупым ужасом глядевший на мои действия, хрипло проговорил:
- Господи, её-то за что? У него, видать, совсем крыша поехала. Нужно спешить…
Тут я была с ним совершенно согласна. Правда, мне очень хотелось позвонить Родиону и рассказать обо всем, но это дало бы убийце лишнее время для его жутких преступлений. К тому же, если Виктор знал, где его найти, то можно было не сомневаться, что мы его поймаем. И между прочим, я уже не так жаждала взять негодяя живым, как раньше. Поймать его и прикончить, как бешеного пса, - вот чего он заслуживал.
- Нужно хотя бы "скорую" вызвать, - дрожащим голосом сказала я. - Нехорошо так бросать…
- Ей уже не поможешь, а со "скорой" мы три дня разбираться будем. Поехали!
На улице стемнело, зажглись фонари. Зеленой "Лады" на стоянке уже не было. У Виктора был темно-синий "БМВ", мы сели в него, и он быстро довёл машину в сторону Садового кольца.
- Куда мы едем? - спросила я, изучая увеличившуюся шишку на своём затылке.
- На дачу, - ухмыльнулся тот. - Он думает, я про неё не знаю, недоносок вонючий. А я все про него знаю!
- Откуда? - удивилась я.
- От верблюда. Работа у меня такая - все про всех знать. Иначе в шоу-бизнесе долго не протянешь. Любаша мне как-то призналась, что была на одной даче с этим молокососом.
- Зачем же она вам это рассказывала? Вы ведь в разводе.
- Досадить хотела, - усмехнулся он. - Она же жалела, что бросила меня, локотки кусала, дура, когда я богатым стал, простить себе не могла. А то раньше все ничтожеством обзывала, алкашом непутёвым и вообще по-всякому изгалялась. А теперь вот ластиться начала, когда у меня бабки появились.
- Мне показалось, что она вас любила…
- Стерва она! - Его глаза зло блеснули. - Вот я её любил и до сих пор люблю, а ей только деньги и красивая жизнь нужны были. Видела бы ты, с каким наслаждением она рассказывала, как трахалась с этим молодым психом! И все смотрела, мучаюсь я от этого или нет. Все подробности описала, даже объяснила, как на ту дачу проехать, чтобы я воочию убедился, что она не лжёт. Там, говорит, все вверх ногами перевёрнуто. У меня сердце разрывалось, но я и виду не подал, посмеялся только, а потом всю ночь не спал, сердце болело… - Он тоскливо вздохнул. - А ты говоришь, любила.
- Простите… - пробормотала я.
- Ничего, крошка, - весело проговорил он вдруг, - жизнь на этом не кончается, не правда ли? - и подмигнул. - Если захочешь, я тебя королевой сделаю, райскую жизнь устрою, только пожелай.
- Ой, скажете прям уж, - смутилась я понарошку. - У вас, наверное, и так желающих хоть отбавляй.
- Это все ерунда, крошка. Я сам решаю, кого делать счастливым, а кого несчастным. У кого есть деньги, тот может себе это позволить. Деньги - это все, это власть и огромная сила. Раньше маги и волшебники разные были, которые чудеса творили, а теперь я понял, что сила магии и сила денег - одно и то же! Есть бабки - считай, ты уже и волшебник, все, что захочешь, можно сделать. А нет, так в дерьме катайся.
- И много у вас этих денег? - несмело спросила я.
Он бросил на меня уничижительный взгляд и покачал головой:
- Никогда, киска, никогда не задавай никому таких вопросов.
- Почему же?
- Это очень опасно. Если дают - бери и ни о чем не спрашивай. Меня вот тот следователь очкастый тоже сегодня пытал, хотел узнать, все ли налоги я в казну плачу. Так я знаешь, что ему ответил?
- Что?
- Что это не его собачье дело, ха-ха! - Он зычно расхохотался, довольный собою. - Придурок! Ему даже и сказать на это нечего было! Отбрил я его, короче, по полной программе.
- Кстати, что ещё тот следователь говорил? - как бы между прочим спросила я. - Сему отпустили или нет?
Виктор посерьёзнел, нахмурил брови и процедил:
- А мне наплевать, отпустили его или нет. Сема мне уже после такого скандала не нужен. Весь телецентр думает, что он убийца, теперь не отмоешься. Слухи все равно просочатся, а мне эти гнилые базары даром не сдались.
- То есть вы хотите сказать, что он теперь без вас будет петь?
- Петь?! - Он посмотрел на меня, как на дуру, и снова расхохотался. - Милая моя, кто ж его на эстраду-то пустит, если он в чёрном списке? Все, ему крышка! Я с коллегами по цеху созвонился, и мы решили закрыть этот проект. Сема себя исчерпал. Буду новую звезду зажигать.
- Но как же его поклонники, фанаты? - ошеломлённо пробормотала я. - Они ведь его слушают, любят.
- Не смеши меня, киска. Эти безмозглые придурки любят тех, кого мы, продюсеры, им подсовываем. Сегодня Сема, завтра - ты, к примеру, а? - Он лукаво подмигнул, положил свою ладонь мне на бедро и легонько сжал. - Подумай, я ведь серьёзно.
- Да ну вас! - кокетливо заулыбалась я, сбрасывая его шаловливую лапу с себя. - Ничего у вас не получится.
- Это ещё почему?
- Мне, по звёздам, слава и богатство не светят.
- Это по гороскопу, что ли? - презрительно скривился продюсер. - Лабуда все это!
- А вот и нет, - упрямо возразила я. - Если человеку судьбой означено быть известным, значит, будет, даже если он полный болван или негодяй. А если в его жизненной программе это не заложено, то, как ни бейся и ни старайся, все равно умрёт в нищете и безвестности. Мало, что ли, найдётся в истории гениев, которых признавали только после смерти? Так что зря мы удивляемся - у каждого человека своя орбита, и изменить её он не в силах, так-то вот.
- А ты умненькая, как я посмотрю, - удивлённо протянул он, выезжая на Ярославское шоссе. - И что ж это за жизненная программа такая? Где о ней узнать?
- Что значит где? На ладони, например. Там вся эта программа закодирована. Не случайно же линии исчезают, когда человек умирает. Или в гороскопе. Только люди, к сожалению, слишком возомнили о себе и перестали всерьёз это воспринимать. Вот как вы, например. Думаете, что деньги все могут…
- Конечно, все. Я любого могу сделать известным, несмотря ни на какие программы.
- Можете, но тогда эта слава ничего, кроме несчастий и горя, ему не принесёт. Судьбу нельзя менять искусственно - она начинает мстить.
Виктор задумался. Я смотрела на его некрасивое лицо с дряблыми щеками и представляла себе всех тех девочек, таких, как Ольга, которые из-за денег или дешёвой сиюминутной славы вынуждены притворяться, что им нравится его целовать. Мне стало противно, я отвернулась и стала смотреть на дорогу.
- Послушай, - серьёзно спросил он через пару минут, - а ты умеешь читать по руке?
- Умею, а что?
- Ну-ка глянь мою, что там про богатство сказано? - Он протянул руку, и мне показалось, что продюсер слегка смущён.
Вспомнив, чему учил меня отец, у которого никогда не было вопросов и сомнений на этот счёт, я взяла короткую красную ладонь с тупыми пальцами. По ней легко было определить дурной, сварливый характер владельца. Я осмотрела линии ладони, после чего мне вообще захотелось выскочить из машины на ходу и бежать от этого человека подальше.
- Ну, что там закодировано? - нетерпеливо дёрнулся он, управляя машиной одной рукой.
- Да так, ничего особенного. - Я с трудом перевела дух. - Линия жизни у вас странная.
- В смысле?
Я не стала говорить, что широкая, глубокая, красная линия жизни на самом деле означает жестокость, злобность, алчность и патологическую склонность к преступлениям, а просто сказала:
- Она не соответствует вашему внешнему облику.
- Чушь, - уверенно проговорил он. - А жить мне сколько осталось?
- Честно?
- Ну конечно, дурочка.
- Нисколько.
Машина резко вильнула, её занесло, и мы чуть не слетели в кювет, но Виктор чудом успел затормозить на самом краю. Повернувшись ко мне всем телом, с багровым от злости лицом, он прохрипел, рассматривая свою ладонь:
- Ты что несёшь, идиотка?!
- Это не я, это на вашей руке написано, - робко пролепетала я, ткнув пальцем. - Вот, у вас линия жизни очень короткая.
- Да? - Он посмотрел туда. - Действительно. Но ведь живу же! Значит, бодяга все это. А как насчёт богатства?
Я опять не стала говорить, что богатство ему полагается, правда, нажитое не праведным путём, а сказала:
- С богатством у вас все нормально.
- Ну и слава Богу. - Он довольно заулыбался, включил скорость и вырулил с обочины на трассу.
Дальше мы ехали молча. Я обдумывала увиденное и пыталась понять, что же за человек сидит рядом со мной. Конечно, есть люди, которые, зная о своей судьбе, стараются как-то сдерживать свои врождённые дурные наклонности, но ведь Виктор ничего о себе не знал, а значит, и не сдерживал ничего… До этого момента у меня даже не возникало мысли о том, что он мог быть как-то причастен ко всем этим убийствам, да и все-факты были против этого, но теперь я задумалась. И начала перебирать в уме все подробности последних событий. Но так ничего даже мало-мальски подозрительного в его поведении не обнаружила. Девушку в квартире Семы он прирезать не мог, так как с его комплекцией вряд ли забрался бы на козырёк подъезда и потом в окно. Настоящую Ольгу в гримерной он тоже убить не мог, потому как сидел передо мной в студии. Это было очевидно и неоспоримо. Любу тем более он не мог задушить, потому что пришёл после меня. Да и волосатый психопат тогда здесь при чем? Нет, решила я, в конце концов, этот человек невиновен, а линии на его руке просто ещё не проявили себя должным образом. А значит, мне нечего опасаться, что он в любой момент может воткнуть мне нож в спину. И я успокоилась, пообещав себе на всякий случай быть с ним поосторожнее…
Дачный участок находился недалеко от Пушкина. Виктор свернул направо, проехал вдоль лесочка и нырнул в узкую улочку между одинаково аккуратными дачными домиками. В большинстве из них горел свет, кое-где звучала музыка, за заборами стояли машины, ходили дачники в купальниках и плавках, и никто не обращал на нас внимания.
- Это где-то в конце должно быть, - проговорил Виктор, внимательно вглядываясь в дома. - Зелёная дача с деревянным петухом на крыше. Не видишь нигде?
- Пока нет. Темновато немного. Вон, слева, вроде зелёная, но без петуха.
- Значит, не то.
Мы проехали всю улочку до конца, и там оказался поворот в небольшую низину, где тоже стояли дачи. Я сразу увидела хорошо освещённого нашими фарами вырезанного из дерева петуха на козырьке темно-зеленого двухэтажного домика. Во дворе стояла зелёная "Лада", в окнах горел свет.
- Вон там! - радостно закричала я.
- Вижу, не ори, - бросил Виктор и остановил машину. - Дальше пешком пойдём.
Мы вышли из машины, я глубоко вдохнула в себя чистый лесной воздух, потом ещё и ещё раз и так до головокружения, и мне сразу стало лучше, даже головная боль улетучилась. А Виктор в это время что-то вытаскивал из багажника. Как оказалось, там лежало двуствольное ружьё шестнадцатого калибра. Когда я подошла, он уже снимал с него чехол.
- Что это? - опешила я. - Зачем?! Вы что, все-таки хотите убить его?
- Заткнись, истеричка! - процедил он сквозь зубы, оглядываясь по сторонам. - Чего разоралась? Сейчас все дачники сбегутся. Ты что думала, я с ним пиво пить приехал?