- К сожалению, это правда! - тяжело вздохнув, заверил Кабанов.
Ради того, чтобы ещё раз подтвердить мою непричастность к нашумевшему преступлению, я вновь взглянул на Юрия Александровича невинным открытым взглядом.
- Видимо, угодила под автомобиль? - с притворной растерянностью, выдавил я из себя.
- Почему так решил?
- Когда она мне позвонила, то была очень взволнована, хотя всячески пыталась это скрыть. Ничего удивительного, если в таком состоянии решила перейти улицу в неположенном месте.
- Нет. Её убили дома, в собственной коммунальной квартире.
Я продолжал делать вид, будто его трагическое сообщение стало для меня неожиданной новостью. Преднамеренно выдержав паузу, я отрешённо произнёс:
- Так значит, Танечка была одной из тех несчастных женщин?
Кабанов продолжал смотреть на меня глазами горного орла, преследующего потенциальную жертву. Но он и не догадывался о том, что я заранее предвидел ход его мыслей, и заведомо обдумал план своих дальнейших действий. Каким бы я был кретином, если бы начал отрицать свою причастность к телефонному разговору с Татьяной Лихачёвой! Только настоящий идиот мог допустить столь опрометчивый поступок. Даже самый неопытный следователь, обнаружив в одной коммунальной квартире одновременно несколько трупов, в первую очередь затребовал бы в компаниях сотовой связи распечатку всех входящих и исходящих звонков, имеющих прямое отношение к той или иной жертве уголовного преступления. Именно по этой веской причине я не видел смысла отрицать очевидное.
- Ума не приложу, кому и зачем понадобилось её убивать? - почти полушёпотом произнёс я, так и не дождавшись от Юрия Александровича вразумительного ответа на мой предыдущий вопрос. - Когда она позвонила мне по телефону, то кроме незначительных фраз о некоторых изменениях, произошедших в нашей жизни, мы с ней ни о чём серьёзном не упоминали.
- Может, промелькнуло что-то неестественное в манере ведения разговора или хотя бы в интонации голоса? - поинтересовался Кабанов.
- Я чувствовал, что у Татьяны какие-то неприятности, но она ни на что не жаловалась. В основном рассказывала не столько о себе, как о единственной дочери. В следующем году её Леночка заканчивает учёбу в нашем педагогическом университете. Она круглая отличница. Татьяна гордилась её успехами…
Произнося эти слова, я невольно заметил, как Юрий Александрович тщетно боролся с нахлынувшей на него сонливостью. Его глаза то и дело медленно закрывались. Несколько суток, проведённых в беспрерывном поиске опасного преступника, не могли не сказаться на самочувствии.
- Вообще-то, большей частью, мы с Танечкой вспоминали о прошлом. Наш совместный отдых на побережье Чёрного моря оставил неизгладимые впечатления… - добавил я, следуя за ходом собственных мыслей.
По-прежнему находясь за рабочим столом, Кабанов машинально потёр слипающиеся веки, глубоко вздохнул и ненавязчиво спросил:
- И всё-таки ты заметил, что она была взволнована?
Как в спокойном рассудительном характере, манере держаться, так и во внешнем облике Юрия Александровича, действительно присутствовало нечто такое, что постоянно вызывало во мне откровенное уважение. Несмотря на то, что он мог на долгие годы отправить меня в места не столь отдалённые, я по-прежнему не испытывал к нему ни малейшего чувства неприязни.
- Может, так, а может, и нет, - лаконично ответил я. - Она могла находиться в плохом самочувствии. Возможно, болела голова от перепадов давления, или ещё что-то в подобном роде…
- Как долго ты был у неё в гостях? - внезапно поинтересовался Кабанов.
Он говорил очень тихо, почти приглушённо, но мне показалось, что его слова громким эхом разнеслись по всему кабинету.
- Я ведь уже сказал, что намерен остепениться и связать свою жизнь с любимой женщиной. Прудникова Ниночка - замечательная хозяйка! Сама шьёт, вяжет… - как можно сдержаннее ответил я. - Она готовит такие изумительные деликатесы, что пальчики оближешь! А как она хороша в постели…
- Ты что-нибудь сказал Лихачёвой о своей новой подруге? - не позволив мне договорить, поинтересовался Кабанов.
- И да, и нет… Кое-что, разумеется, скрыл. Ей совсем не обязательно знать, что я до сих пор, словно пушинка, гонимая шквальным ветром, продолжаю бесцельно мчаться по бескрайним просторам моей беспутной жизни.
- Ты не знаешь, по какой причине Татьяна Зиновьевна решила возобновить почти забытые давние отношения и связаться с тобой по телефону?
- Она не сказала ничего определённого, но в тот день её голос действительно был слишком взволнованным. Я уже говорил, что у неё могли быть какие-то личные проблемы…
- Неужели и правда не поинтересовался, что случилось?
- Нет. Я не из любопытных. К тому же не люблю лезть людям в душу.
- Ты наверняка договорился с ней о встрече?
- Это не я, а Татьяна хотела меня видеть. Она предложила посидеть в кафе, но больше ни разу не позвонила.
- В каком кафе?
- Она не сказала. Хотела, чтобы я отпросился с работы на следующие сутки в первой половине дня. Желательно, до обеда…
- Насколько мне известно, ты нигде не работаешь. Вернее, довольствуешься случайными заработками…
- Татьяна об этом ничего не знала. Она была уверена, что я сотрудник уголовного розыска…
Юрий Александрович невольно поперхнулся. Его глаза округлились, а сам он на какое-то мгновение потерял дар речи.
- И кем же ты ей представился? - не переставая удивляться моей несусветной наглости, спросил он.
- Старшим следователем по особо важным делам…
- Почему не Генеральным прокурором или министром юстиции Российской Федерации?
Он с негодованием посмотрел на меня.
- Сказал первое, что взбрело в голову, а потом не решился открыть ей правду. Если говорить честно, познакомившись с ней в Дивноморске, я был поражён как стройностью её точёной фигурки, обрамлённой яркими лучами полуденного солнца на фоне морской волны, так и складом её ума. Она была не только привлекательной женщиной, но и весьма приятным интересным собеседником.
- Другими словами, она тебе сразу понравилась? - недоверчиво уточнил Юрий Александрович.
Я неопределённо пожал плечами, сделал глубокий вздох и с наигранным сожалением в голосе произнёс:
- После нашего телефонного разговора я неоднократно пытался до неё дозвониться, но потом подумал, что она решила свои проблемы, и у неё отпала необходимость со мной встречаться. Во всяком случае, её мобильник был либо выключен, либо она постоянно находилась вне зоны действия сети.
- О том, что Татьяна Зиновьевна общалась с тобой по телефону четыре дня назад, и о том, что ты пытался до неё дозвониться, мне хорошо известно, - строго произнёс Кабанов. - Есть распечатка её телефонных звонков.
"Кто бы в этом сомневался?" - мысленно констатировал я, скрывая всплеск эмоций.
Юрий Александрович выглядел чересчур задумчивым. Ход допроса явно проходил не по его сценарию.
- Получается так, что ты с ней дружил, а вот где она проживала, не имеешь ни малейшего понятия? - вновь словно невзначай спросил он.
- Ни разу не был у неё в гостях! - твёрдо заявил я. - Но знаю, что она жила где-то в Ленинском округе северной части города. Недалеко от Семёновского озера.
Несмотря на то, что я рисковал слишком многим, а на кон была поставлена не только моя свобода, но возможно и вся моя дальнейшая жизнь, я вызывающе произнёс:
- Если следовать цепи логических заключений, основанных на моём внезапном задержании и сопоставлении кое-каких предположений, то нетрудно догадаться, что это именно тот дом и та квартира, где было совершено жестокое убийство одного мужчины и нескольких женщин…
На какое-то мгновение я замолчал, наблюдая за тем, как он нервно покусывал нижнюю губу, затем решительно добавил:
- Причём мужчина был убит гораздо раньше. Как минимум за двое суток до того момента, как были убиты женщины…
Мне показалось, что у Юрия Александровича отвисла челюсть. Его коротко остриженные волосы напоминали вздыбленные иголки ёжика, а сам он выглядел каким-то потерянным, если не сказать озадаченным. В его выразительных карих глазах вспыхнуло раздражение, которое он не пытался скрыть. То обстоятельство, что в последние дни я неоднократно перезванивал Татьяне Лихачёвой, было лишним подтверждением моего алиби. Если настойчиво набирал номер её мобильного телефона, то никоим образом не мог знать о её трагической гибели.
- Давай отбросим в сторону лирическое вступление и поговорим совершенно серьёзно, - нарушив мою мимолётную задумчивость, предложил Кабанов.
Я вопросительно посмотрел на него.
- Подозреваю, что это именно ты причастен не только к убийству Татьяны Зиновьевны Лихачёвой, но и к другим жертвам, обнаруженным в её коммунальной квартире! - напрямую выдал он.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга неподвижным пронизывающим взглядом. Я первым решил нарушить гнетущую тишину:
- Хочешь сделать из меня козла отпущения? - преднамеренно дерзко вспылил я. - У тебя ничего не выйдет. Я не настолько глуп, насколько прикидываюсь.
- Не строй из себя невинную овечку, - ровным спокойным голосом отпарировал Юрий Александрович. - У меня, кроме многолетнего профессионального опыта и интуиции, пока нет против тебя никаких улик, но стоит найти хоть малейшую ниточку, как я смогу за неё уцепиться и постепенно сумею распустить весь клубок твоих хитросплетений.
Он вызвал дежурного и приказал доставить меня в изолятор временного содержания. Выходя из кабинета, я вновь услышал его голос:
- Не позднее как через пару часов ты начнёшь давать признательные показания! - самоуверенно произнёс Кабанов.
Чтобы не походить на бесцельно тявкающего щенка, я решил оставить его слова без ответа. Лишь ради того, чтобы он не переоценивал свои возможности и не был слишком высокого мнения о себе, я дерзко ухмыльнулся и окинул Юрия Александровича надменным взглядом.
Глава 2
Оказавшись в одиночной камере, мне представилась изумительная возможность не только поразмыслить обо всём произошедшем, но и как следует подумать о дальнейших действиях на будущее. Ещё до откровенного признания Кабанова Юрия Александровича я был абсолютно уверен, что ни он, ни его подчинённые не имели против меня не только прямых, но и хотя бы каких-нибудь косвенных улик. Убийство женщин было спонтанным и поэтому не поддавалось обычной логике, а труп мужчины вообще не имел ко мне ни малейшего отношения. К тому же никто не отменял презумпцию невиновности, являющуюся одним из основополагающих принципов уголовного судопроизводства.
- Это не я должен оправдываться, а мне обязаны предъявить неоспоримые доказательства моей вины! - не опасаясь, что меня кто-то может услышать, произнёс я.
Вслед за этим высказыванием, отпустив несколько колких фраз в адрес уголовного розыска, я небрежно развалился на нарах и, подложив ладони под голову, невольно задумался.
- Если не хочешь получить пожизненный срок, то постарайся вспомнить всё до мельчайших подробностей, - пробурчал я, обращаясь непосредственно к самому себе. - Главное, убедись, что ты нигде не наследил…
Для того, чтобы свет электрического фонаря не мешал мне думать, я плотно закрыл глаза и мысленно вернулся в не столь отдалённое прошлое, которое уже повлияло на мою судьбу, и в корне должно было изменить всю дальнейшую жизнь. Теперь эта самая жизнь целиком зависела от меня. Собственными ответами я мог превратить её либо в цветущий рай, либо в сущий кромешный ад.
В тот роковой день я долго нежился в постели. Меня посещали тягостные мысли насчёт моего нестабильного положения в роли жалкого альфонса, но помимо всей этой ерунды приходили на ум и чисто философские размышления.
"Если мужчина не способен удовлетворить женщину, то он импотент. А если наивно считает, что все женщины одинаковы и похожи между собой как начищенные медные монетки, то он круглый идиот, либо далёк от истины, и в своей жалкой никчёмной жизни так и не понял, что именно в этих милых хрупких созданиях заключено всё самое обворожительное, таинственное и непознанное! Мысли и поступки представительниц самой прекраснейшей половины человечества никогда нельзя предвидеть и невозможно заранее предугадать. В любом возрасте даже самая кроткая, казалось бы, неприметная на вид женщина, всё равно в глубине чистой и светлой души имеет что-то особенное: необъяснимое и оригинальное, неощутимое и привораживающее. Даже при негативных обстоятельствах её глаза, уставшие и печальные, всё равно будут смотреть добрым и нежным взглядом. При желании она способна с неимоверной лёгкостью очаровать любого мужчину, привлечь его внимание и при этом остаться чуточку кокетливой и до конца неразгаданной загадкой!" - подумал я, прислушиваясь к гнетущей тишине и убедившись, что моей очередной любовницы нет дома.
Ниночка ушла чисто по-английски, не попрощавшись! Это обстоятельство меня не только не смутило, а даже наоборот, немного обрадовало. Теперь какое-то время никто не будет путаться у меня под ногами, греметь эмалированными кастрюлями, фарфоровыми чашками и мельхиоровыми ложками, постоянно перекладывая их из одного шкафчика в другой. Хотя, в принципе, прежде чем уйти, она могла бы меня разбудить, тем более что мы были малознакомы, и я впервые остался у неё ночевать. По вполне понятным причинам за всю ночь мне ни разу не удалось сомкнуть глаз. Я смог уснуть лишь ранним утром, и, в отличие от неё, проспал до двенадцати часов дня.
- Впрочем, дорогая, это твоё личное дело, - полушёпотом разговаривая с самим собой, саркастически произнёс я. - Если появилось непреодолимое желание самостоятельно принести домой тяжёлые хозяйственные сумки, до краёв наполненные всевозможными продуктами, то флаг тебе в руки!
Мельком взглянув в зеркало на опухшую от сна физиономию, я вдруг вспомнил, что ещё накануне вечером моя ресторанная подруга собиралась приобрести лёгкое прозрачное полотно для новых гардин в гостиную комнату. Тогда я не придал этому большого значения, посчитав, что Ниночка находилась в некоторой эйфории от моего присутствия. Она пригласила в дом постороннего мужчину и вполне могла быть немного растерянной и даже чуточку взбалмошной.
- Эти древние как мир укороченные до подоконника шторы мне изрядно надоели, - заявила она, с обеспокоенным выражением на лице. - Они давно вышли из моды, не гармонируют с цветовым оформлением и абсолютно не подходят к интерьеру. Они постоянно меня раздражают…
Нина произнесла эти слова таким укоризненным тоном, словно я был её законным супругом и запрещал что-либо менять в квартире.
- Впрочем, разговаривать с тобой абсолютно бесполезно. Вы, мужчины, все одинаковы и готовы жить в любом заброшенном сарае. Главное, чтобы обязательно была охапка сухой соломы, на которую можно прилечь, и несколько свежих газет, которые можно измусолить до дыр, лишь бы ничего не делать по дому! - взвинченно высказалась она.
- А ещё лучше, если в захламлённом углу сарая будет стоять какой-нибудь допотопный телевизор, - подметил я, и добавил: - Чтобы, глядя на экран, можно было с раннего утра и до позднего вечера быть в курсе спортивных обозрений.
Ниночка посмотрела на меня смурным взглядом и озадаченно спросила:
- Ты почему молчишь насчёт покупки материала? В чём-то со мной не согласен или тебе совершенно нечего возразить?
Она всплеснула руками, точно так же, как белая лебёдушка взмахивает крыльями перед тем, как оторваться от прозрачной водной глади и устремиться в голубую небесную даль.
- Всегда одно и то же! - возмущённо, посетовала Нина. - Не с кем посоветоваться…
На моём лице не дрогнул ни один мускул. Я продолжал играть роль стороннего наблюдателя.
- Хорошо, пусть всё остаётся на своих местах! - вспылила она. - Давай оставим всё как есть. Если кроме меня никому ничего не нужно, то и мне нет смысла к чему-то стремиться, чего-то усовершенствовать…
Нина осмотрела гостиную с таким обиженным видом, словно только что потеряла любимые золотые серёжки и теперь тщетно пыталась их отыскать.
- Всегда знала, что мужчинам нет никакого дела до того, где и как они живут. Выбираете выгодную позицию. Вас абсолютно всё устраивает…
Я по-прежнему не обращал на её высказывания ни малейшего внимания, прекрасно зная, что при возникновении какой-либо идеи, показавшейся женщинам глобальной, они мгновенно и ярко вспыхивали, словно сухая береста, брошенная в пылающий костёр, но так же быстро угасали, если эта идея внезапно переставала их интересовать.
- Если бы не наше стремление к наиболее цивилизованной комфортной жизни, то все мужчины до сих пор жили в неухоженных грязных пещерах, имея менталитет первобытного человека, - возмущаясь моим абсолютным спокойствием, продолжила она. - Дай волю, вы до сих пор жили бы точно так же, как ваши далёкие предки во времена последнего ледникового периода.
Я упорно молчал.
- Ты что, набрал в рот воды или не хочешь со мной разговаривать? Почему всё в этом мире держится только на женщинах? Почему мы сами должны решать все хозяйственные проблемы?
Я не смог удержаться от улыбки, которая окончательно вывела её из себя. Вероятно, ей показалось, что я над ней насмехаюсь.
- С каждым годом мой бывший супруг становился более безразличным, невыносимым. Ты меня тоже игнорируешь… - Нина опять всплеснула руками. - Вот так всегда. Всё приходится делать самой. Господи, и почему вы все такие непрошибаемые? А ведь хотите, чтобы мы, женщины, находились рядом с вами всю свою сознательную жизнь! Вас устраивает одновременно иметь в нашем лице не только страстную любовницу, но также бесплатную кухарку, прачку и даже заботливую няньку, как для ваших будущих детей, так и для вас самих. Мы должны посвятить вам самые лучшие годы…
Она прошлась по ковру тихо и грациозно, как стройная лань по зелёной траве, потом вновь посмотрела на меня и возбуждённо спросила:
- Скажи честно, тебе что, не нужны новые гардины? Моему благоверному было жаль расставаться с нашими допотопными шторами. Они были дороги ему как память. Но тебя с ними ничего не связывает. У тебя нет на их счёт никаких воспоминаний…
Я с равнодушным видом пожал плечами, тем более что не планировал задерживаться у неё на длительный срок. Я ни в коем случае не собирался связывать с ней свою судьбу. Меня интересовала лишь любвеобильная ночь, проведённая в тёплой постели, и те деньги, которые были у неё в наличии.
- Вот только представь… Тёмная гардина с подхватами на фоне жёлтой тюлевой занавески… - не обращая внимания на мою задумчивость, продолжила Ниночка.
В этот момент я машинально сравнил её с забавной декоративной канарейкой, способной без умолку щебетать до тех пор, пока не наступят сумерки или её клетку не накроют тёмным покрывалом.
- На моём окне будет очень хорошо смотреться гардина с нейтральными тонами, - с возрастающим азартом прочирикала она. - Ты как считаешь, какой тон лучше всего подойдёт: кремовый, бежевый или коричневый?
Я с трудом поборол желание подойти к ней и нежно поцеловать в щёчку.
- Коричневый тон успокаивает, снимает усталость и стимулирует фантазию… - со знанием дела сказала она, не сомневаясь в том, что я её внимательно слушаю.
После непродолжительной паузы она задумчиво произнесла:
- А может, сделать длинные классические шторы из лёгкой светопропускающей ткани?
Её голос чуть-чуть дрогнул. Она заморгала ресничками и оживлённо воскликнула: