- А еще для того, чтобы войти в какой-нибудь чарт-рум, - поразил девочку знанием специальной терминологии Монучар, - и поведать о том, как тебе живется в неволе.
- Да брось ты! - искренне развела руками Тамара. - Мне бы это и в голову не пришло.
- А я уверен в обратном, - отрезал Моча. - Не сегодня, так завтра; не завтра, так послезавтра; не послезавтра, так через месяц, но, имея такую возможность, ты когда-нибудь не устоишь перед соблазном отправить письмо. А тебе уже объяснили, что может произойти, если о твоем проживании здесь пронюхают мусора. Так что ни о каком модеме разговор больше не заводи.
Вторым занятием, которому девочка отдалась с не меньшим энтузиазмом, являлось овладение искусством карате-шотакан и боевого у-шу. Здесь в качестве учебного материала использовались несколько обучающих видеокассет, а в качестве спарринг-партнеров - специальный каучуковый манекен, установленный на жесткой пружине, и несколько макивар.
- Ты что, хочешь стать похожей на Джеки Чана? - однажды, когда прошло уже более года Тамариной жизни в его подвале, спросил Монучар.
- Это комедиант. - Тамара отдыхала, сидя на шпагате напротив кресла, в котором расслабленно потягивал вино генацвале. Локти она оперла о пол, подбородок положила на сцепленные в замок ладошки. Длинные черные волосы рассыпались по плечам. Обнаженные груди касались паркета. - Комедиант, и не более. Если уж и хотеть быть похожей на кого-нибудь из киноактеров, так это на Чака Норриса. Но я женщина. Поэтому буду равняться на Синтию Ротрок.
- Синтия Ротрок, - усмехнулся Моча, - вот смотрю я на твою боевую гимнастику и, признаться, всерьез начинаю бояться, что когда-нибудь на месте этого резинового болванчика могу оказаться я.
- Могу. Без проблем, - на полном серьезе ответила девочка. - Но ты же знаешь, что этого никогда не произойдет.
Тренировки по карате и у-шу ежедневно растягивались не менее чем на четыре часа. Тамара уже успешно управилась со школьной программой за восьмой класс, даже сама себе "сдала выпускные экзамены". И сразу "начала обучение в девятом", рассчитывая закончить его к Новому, 1994-му, году. Сдублированные штатовские фильмы она давно смотрела без малейшего напряжения, понимая все до последнего слова. В дополнение к этому начала потихонечку осваивать и французский, заказала Монучару видеокассету с курсом для начинающих.
- С такими успехами ты через два года сможешь смело сдавать документы в МГИМО, - заметил грузин.
"Какие документы?!! - поразилась Тамара. - Что он несет?!! Откуда у меня могут быть документы?!!"
- Я предпочла бы Сорбонну, - холодно заметила она. - Только я сомневаюсь, что кто-нибудь возьмется оплатить мое обучение.
- А меня ты что же, совсем не принимаешь в расчет?
- Нет, генацвале. Не принимаю. Если уж ты не способен выкроить для меня хотя бы два часа в день, то откуда ж ты выкроишь для меня сто тысяч "зеленых"? Или сколько там стоит это проклятое обучение?
Монучар тогда в ответ ничего не сказал. И промолчала Тамара. У нее не было никакого желания затевать склоку с грузином из-за того, что он уже давно утратил былой интерес к своей подопечной (или пленнице? или экзотической домашней зверюшке?)
"Все-таки надо выбрать момент и серьезно поговорить с генацвале, " - размышляла Тамара, но этот разговор все откладывался и откладывался. Моча по-прежнему исправно пополнял запасы трехкамерного холодильника, охотно откликался на просьбы раздобыть то одно, то другое, всегда был ровен и предупредителен, раза два-три в неделю по несколько часов проводил в своем любимом кресле, наблюдая за Тамариными тренировками, раз в неделю занимался с Тамарой любовью. И однажды она вдруг поняла, что на данный момент ничего другого ей от Монучара и не требуется. Ее все устраивает. Кроме разве что одного - абсолютной туманности перспектив на будущее.
На шестнадцатилетие Моча приволок ей в подарок большой чемодан, до отказа набитый всевозможным тряпьем, упакованным в целлофановые пакетики и картонные коробочки с прославленными лейблами - "Кристиан Диор", "Пьер Карден", "Валентини"…
- Зачем все это? - рассмеялась Тамара, разглядывая почти невесомые вечерние платья и аккуратные туфельки на высоком каблуке. - Здесь мне вполне хватает халата и дюжины трусиков. Или ты решил меня вывести в свет?
- Пока еще рано. - Монучар достал из чемодана две видеокассеты, бросил их на компьютерный столик.
"Основы этикета", - прочитала на одной из них Тамара. " Governess in VHS ", - прочитала она на другой.
- Просто я хочу, чтобы ты была готова показаться на людях.
- Я смотрю телевизор и фильмы…
- Этого недостаточно. Правильно есть устрицы и носить вечерние туалеты - это искусство, которому надо учиться.
- Я "за"! - радостно заблестели глаза у Тамары. - Я готова пройти курс этих… хм… основ этикета.
С этого дня Тамара установила для себя жесткое правило. Утром несколько часов тренировки, потом душ, после которого она устраивалась за трюмо и приводила в порядок прическу, тщательно накладывала макияж, делала маникюр. Погом выбирала на вечер платье и туфли. И с этого момента старалась постоянно наблюдать за собой со стороны. Какое у нее сейчас выражение лица? Какая осанка? Какая походка даже за те несколько метров, что она простучала высокими каблучками по паркету до холодильника и обратно?
И уже через десять дней Монучар, неожиданно решивший пригласить свою подопечную к себе наверх и встретить Новый, 1994-й год с ней вдвоем, на исходе праздничной ночи не удержался от восторженной похвалы.
- Поздравляю. Ты держишься как настоящая леди.
- Благодарю, Монучар, - слегка склонила набок головку Тамара.
Не исключено, что в ту новогоднюю ночь Монучар, действительно, разглядел в своей "домашней зверюшке" нечто большее, чем просто живое существо, требующее ухода и хорошего обращения.
Как бы там ни было, но с 1 января 1994 года Монучар стал опять, как и прежде, появляться в "подвальных апартаментах" почти каждый вечер.
Тщательно накрашенная, наряженная в облегающее фигуру вечернее платье, Тамара встречала своего генацвале легкой улыбкой и холодным поцелуем в колючую от вечерней щетины щеку. Моча устраивался в своем любимом кресле, зажигал установленные в высоком подсвечнике на журнальном столике свечи. Тамара доставала из шкафчика бутылку вина для него, а для себя переливала в графин из пакетика сок. Доставала из холодильника ведерко со льдом и корзиночку с фруктами. И, придерживая узкий подол платья от Пьера Кардена, скромно пристраивалась на уголке своего кресла. Плотно сдвинув коленки, обтянутые чулками.
Все! Эффектные стрип-шоу с тренажером вместо пилонаи показательные выступления по боевому у-шу исчерпали себя!
…Когда, выдержав генацвале на голодном пайке две недели, Тамара все же легла с ним в постель, он, прежде чем прикоснуться к ней, прошептал:
- Помнишь, когда ты только еще у меня появилась, я напророчил тебе, что ты станешь или знаменитой писательницей, или актрисой, или самой отъявленной бестией в мире?
- Помню.
- Не знаю, как насчет писательницы или актрисы, но в третьем ты явно преуспеваешь.
Генацвале стал просто душкой. Он вдруг обнаружил, что о Тамаре можно не только заботиться и выполнять ее скромные просьбы, за ней, оказывается, еще можно ухаживать. Было всё… За исключением разговора о Тамарином будущем. Монучар упорно обходил этот вопрос стороной. Тамара же терпеливо ждала, когда генацвале наконец первым коснется этой темы.
Но прошел месяц… еще один месяц… миновала зима, наступила весна.
Тамара заканчивала программу десятого класса.
Монучар молчал.
В середине апреля она торжественно объявила:
- Все, со средним образованием вроде покончено! Остается лишь сдать экзамены!
И при этом подумала:
"Вот теперь, дорогой, уже никак не отвертишься. Готовься выпускать птичку на волю, птичке надо продолжать образование. Пора обсудить вопрос: где продолжать? Где жить? И как жить? С какими документами? Под какой фамилией - вымышленной или своей? И не пора ли уже вплотную заняться Светланой Петровной и дядькой Игнатом?"
По ее просьбе Моча несколько раз аккуратно наводил справки о житье-бытье этой парочки, которая, провернув свое черное дело, против всех ожиданий не распалась, а продолжала обитать в квартире на Красноселке. При этом судьба дядюшке и домоправительнице явно благоволила. Первый, как сообщал Монучар, уже два года как не берет в рот спиртного, зарегистрировал фирму, купил грузовик, нанял продавцов и довольно успешно торгует по всему Пушкину яйцами и "ножками Буша". Светлана Петровна, взяв старт с должности рядовой инспектрисы РОНО, умудрилась стремительно вскарабкаться по служебной лестнице, достичь ее верхних ступенек и теперь занимает весьма тепленькое местечко в районной администрации.
"А не пора ли свергнуть этих уродов с вершин, на которые они взгромоздились, и посмотреть, с каким грохотом они покатятся вниз? - подумала Тамара, выслушав отчет Монучара. - Пора! - решила она. - Я уже набралась достаточно сил, чтобы устроить им преисподнюю. Мне для этого не хватает только свободы. И когда же проклятый грузин наконец соизволит завести разговор о моей дальнейшей судьбе?!!"
- Я тебе помогу сдать выпускные экзамены, - вместо этого предложил он. - Вернее, попробую их принять.
Тамара не сдержалась и откровенно расхохоталась:
- Не сомневаюсь, что при этом раскладе я окажусь или круглой отличницей, или получу одни неуды.
Но Монучар, к ее удивлению, отнесся к обязанности экзаменатора с полной ответственностью, и уже через три дня Тамара получила на выбор три темы и засела за выпускное сочинение по "Преступлению и наказанию" Ф. Достоевского. И получила за него две четверки. Потом заработала трояк по литературе за то, что не знала ни одного стихотворения Блока. И пятерку по физике.
Все остальное она сдала на пятерки.
- Несмотря на две тройки… - подвел итог Монучар девятого мая, приняв последний экзамен, - будем считать, что со школьной программой ты справилась. Поздравляю! Что тебе подарить?
- Определенность.
- Че-го?!! - непонимающе раззявился грузин.
- Определенность. Я хочу точно знать, какая судьба мне уготована. Свобода, дальнейшее образование, долгожданная месть Толстой Заднице и дядьке Игнату? Или по-прежнему заточение в этом подвале с абсолютно размытыми перспективами…
- По-прежнему заточение в этом подвале, - ни секунды не размышляя, ответил Монучар. - С абсолютно размытыми перспективами.
- Ты не погорячился, генацвале? Не поторопился с ответом? - оторопела Тамара.
- Нет. Я давно ждал от тебя этого разговора.
- И как долго еще продлится этот мой плен у тебя? - Тамара почувствовала, как у нее задрожали коленки.
Она ожидала всего, чего угодно, но только не такого резкого и категоричного отказа.
- Откуда я знаю? - ухмыльнулся грузин.
Тамара замерла посреди комнаты и никак не могла решить, то ли ей сейчас разрыдаться, то ли подпрыгнуть и от души закатать пяткой в небритую челюсть этого деспота. Она выбрала третье - шагнула к беспечно застывшему на своей жесткой пружине каучуковому болванчику и с разворота влепила ему по башне ногой столь хлестко и резко, что пружина под манекеном аж загудела.
- Так же будет с тобой. - Тамара развернулась к развалившемуся в кресле Монучару и исподлобья обожгла его ненавидящим взглядом.
- Ты хочешь сказать, что убьешь меня, детка? - улыбнулся Моча. - Но ведь умру я - подохнешь и ты. Так что подумай.
- Подумаю… - Тамара почувствовала, как у нее запершило в горле, защипало в глазах. - Генацвале, послушай… А может быть, ты пошутил? Решил меня испытать? Скажи, что ты пошутил!!!
- Нет, я серьезно, - спокойно ответил он. - Не забывай, что ты моя собственность. Моя любимая игрушка, которую, пока сам с ней не наиграюсь, я никому не отдам. И никуда не отпущу. - Монучар поднялся из кресла и, на ходу доставая из кармана ключи, направился к двери. - Я на неделю уезжаю из города, - уже с порога обернулся он. - Жратвы в холодильнике предостаточно, так что с голодухи ты не помрешь. Впрочем, наверное, ты все равно решишь объявить голодовку. Что ж, вольному воля… - И он закрыл за собой дверь, оставив растерянную Тамару стоять посреди просторной комнаты-"студии".
Она не знала, что теперь делать. Она не знала, как теперь жить и стоит ли жить вообще.
Она не знала, что психологический эксперимент, начатый Монучаром почти два года назад, еще ни на шаг не приблизился к завершению.
Тамара отключила компьютер, откинулась на спинку рабочего кресла и бросила взгляд на часы: "21-35" и "+19°С". Монучар так и не появился. И, похоже, уже не появится. Чтобы сделать еще один шажок к окончательному разрыву в их отношениях.
Сколько их уже было, подобных шажков, за последние месяцы? Этакой семенящей походочкой медленно, но верно Монучар ведет Тамару к чему-то неведомому и ужасному. Она это чувствует.
Она уже давно знает, что этим все и закончится. Вот только, чем именно?
"Нет сомнений, что моей смертью. Потому, что живой меня Моча отсюда не выпустит. Он не привык рисковать, а я, способная отправиться в прокуратуру и рассказать там веселенькую историю о том, как провела два с половиной года в роли "любимой игрушки" этого деспота… стану для Монучара непроходящей головной болью. А головные боли ему ни к чему.
До Нового, 1995-го, года осталось чуть более суток. Завтра уже 31 декабря.
Когда-то, давным-давно, это был мой любимый день. Утром мы с мамой ходили по магазинам, выбирая подарок для папы и закупая продукты к праздничному столу. Потом возвращались домой, и к этому же времени приходил с работы отец. Мама начинала возиться на кухне с салатами и тортом "Наполеон", а папа доставал с балкона загодя купленную елку, устанавливал ее в ведро с мокрым песком, и по всей квартире разносился аромат оттаивающей в тепле хвои. Я приставляла к антресолям стремянку, снимала оттуда картонную коробку с игрушками и принималась украшать елку. Праздник начинался…
Похоже, на этот раз у меня в комнате не будет даже искусственной елочки. И, вообще, неизвестно, успею ли я дожить до Нового года. Или навечно останусь в старом.
Или все же сегодня удастся сбежать?
Черт! Придет или не придет все-таки Монучар?
Вырубить Мочу, забрать у него из кармана ключи, запереть его в этой комнате - проще некуда. Но вот дальше… Черт его знает, какие сюрпризы преподнесет этот дом, заснеженный японский сад перед ним, высокая ограда, которую еще надо суметь преодолеть, чтобы оказаться на воле!
Ограда, до которой еще надо добраться. Не попавшись на глаза кому-нибудь из охранников, не напоровшись на собак и не угодив в какую-нибудь хитроумно расставленную ловушку".
Впервые она всерьез задумалась о побеге в мае, после того разговора с Мочей, когда он четко дал ей понять, что на благополучный исход ее плена рассчитывать не приходится.
Что ж, времени Тамаре с избытком хватило на то, чтобы трезво осмыслить все шансы, которые у нее оставались, чтобы все-таки вырваться на свободу. И первый - по правде сказать, и единственный - шанс она видела в банальном побеге. Никаких вариантов не просматривалось.
"Что же, побег так побег. Только не надо с этим спешить. Неплохо бы для начала усыпить бдительность генацвале, изобразить из себя полностью сломленную, смирившуюся с судьбой несчастную девушку. Кажется, такие роли мне раньше удавались".
Монучар был искренне удивлен, когда через неделю его встретила у дверей прежняя Тамара - накрашенная, тщательно одетая, со свежим маникюром и дежурной улыбочкой. Не было только поцелуя в щеку.
- Проходи, дорогой, - безразлично кивнула она на его любимое кресло. - Как командировка? Удачно?
И на следующий день, и через неделю, казалось, ничего не изменилось. Они, как и раньше, проводили вечер в беседах, сидя за журнальным столиком, потягивая кофе и легкое красное вино, закусывая горячими бутербродами, которые Тамара быстро готовила в микроволновке, и фруктами. К вопросу о будущем девушки они не возвращались.
Однажды Монучар преподнес своей пленнице большой букет роз.
…казалось, что все, как и прежде…
- Хочешь, я сегодня останусь у тебя на ночь?
- Хочу, - улыбнулась Тамара. - Но ты не останешься… Очень красивые розы.
- Почему не останусь?
- У меня месячные.
- Раньше тебе было на это плевать.
- Раньше из меня так не хлестало. Давай больше не будем об этом. Все, тема закрыта, - отрезала девушка.
Моча грустно вздохнул и развел руками - мол, нельзя так нельзя; придется подождать.
Он ждал ровно неделю, прежде чем снова вернуться к этому вопросу.
- Не желаешь перебраться в постельку? - игриво улыбнулся он, отставляя в сторону чашечку с кофе.
- Желаю. Но… не получится.
- Почему не получится?
- У меня месячные.
Монучар откинулся на спинку кресла и расхохотался:
- Наступили вечные месячные. Для меня. Этакий ледниковый период, который закончится, только при стечении самых благоприятных для этого обстоятельств.
- Ты что, мне не веришь?
- Неделю назад я поверил. Но теперь…
Тамара поднялась и молча направилась в ванную. Там она извлекла из мусорного пакета завернутую в лист писчей бумаги окровавленную прокладку.
Лист писчей бумаги отправился обратно в пакет. Прокладку Тамара швырнула Моче на колени.
- Теперь веришь?!!
- Верю, - зло процедил Монучар. На несколько секунд он буквально окаменел. Потом брезгливо смахнул прокладку на пол и отправился в ванную мыть руки.
Тамара проводила его насмешливым взглядом, отлично понимая, что нанесла горцу смертельное оскорбление тем, что отказала ему в любви второй раз подряд.
Конечно, куда разумнее было бы покорно отправиться с Монучаром в постель. Но именно в этом, даже во имя великой идеи побега, Тамара переломить себя не могла. "Больше ничего никогда от меня не получит, урод!" - решила она еще девятого мая после того, ставшего реперным в их отношениях, разговора. И не имела никакого желания вносить в это решение какие-либо изменения.
Зато внести изменения серьезно вознамерился Моча.
- Ты ведь понимаешь, что я могу без проблем взять тебя силой, - уже на следующий день после истории с прокладкой ледяным тоном произнес он.
- Не знаю. - Тамара поставила перед ним тарелочку с тостами, заботливо подлила в его бокал вина. - Возможно, что можешь. Возможно, что нет. Проверить нетрудно прямо сейчас. Я готова. А ты?
Моча взял тост, надкусил, положил его назад на тарелку. Отхлебнул вина. И промолчал.
- А ты не готов, - с наигранным сочувствием вздохнула Тамара. - Конечно, ведь для этого предстоит заручиться поддержкой парочки мордоворотов, которым удастся меня удержать, пока ты "будешь брать меня силой". - Что же, возможно, удержат, если они большие и толстые. А возможно, и нет. Я их искалечу. И тебя заодно.