- Портрет ты не получишь по-любому. Хватит того, что я тебе предлагаю мирно забыть то, что ты позволил себе засунуть нос не в свое дело и вдобавок - деньги.
- Меня это не устраивает. Послушай, Веня, давай так. Ты все-таки даешь мне портрет, я отдаю его своему клиенту…
- А я плачу неустойку вместо того, чтобы дать тебе деньги?
- Нет, но я думаю, что твои дармоеды легко принесут сюда этот портрет через пару дней.
- Вариант неинтересен тем, что хватит портрету плавать. И так о нем знают все, кому ни лень.
- А кому он нужен? В городе живопись двадцать человек берет, о том, что портрет принадлежал Ярошенко, из них трое-четверо знают, милиция о той краже давным-давно забыла, да и не интересуют ее картинки, она со спекуляцией сражается, и весьма успешно. Чем больше сидит - тем лучше работа. Так что - дело дохлое. Тем более, кто там понимает: Тропинин - не Тропинин, что он один портреты писал?
- Сколько ты хочешь за человека?
- Десять кусков и портрет, разумеется.
- Да, аппетит у тебя не то, что прежде, потолстеть не боишься?
- Нет, я благодаря тебе в боях местного значения участвую, без зубов остаюсь. А знаешь, как дорого вставные зубы стоят?
- Ну, это ты с Толика получи. Его идея.
- А ты поддержал.
- А чего я должен тебя жалеть? Ты же не на меня работаешь, больше того, сбежал отсюда в свое время…
- А ты бы хотел, чтобы я и дальше руками работал. Слава Богу, и у меня голова есть.
- Если б была - десять штук не просил бы. Может, твой человек подох давно или все это продал кому…
- Разве ты не знаешь, что бывает с тем, кто не сохраняет порученное? Ведь ему хорошо заплачено.
- Кто же с него получит? Уж не Павка дохлый?
- Можно подумать, ты забыл об Агидарове. Его срок через четыре года кончается. А вдруг амнистий подоспеет? И раньше тебя он к тому человеку подойдет. Агидаров с Павкой в одной доле плавал. И прошу я так мало, потому что человек тот железный, менты его не раскололи. Больше того, даже не пытались.
- Все равно, риск есть. Да и цены на ордена упали. Бери две штуки и хватит.
- Знаешь, сколько мне обошлась эта наколка? Две с половиной! Это тебе еще одно доказательство, что я всегда говорю правду. Можешь спросить у своего стукача Шелеста.
- А что, Игорь знал об этом деле? - подтверждает мое предположение Веня.
Конечно, очень хочется сделать Игорю ответную подлость, но сдерживаюсь, потому что он мне еще пригодится.
- Нет, он не знает о деле. Только о наколке.
- Тогда штуку ты заработал. Не больше. И выход отсюда на улицу. А это немало.
- Ты забыл о Тропинине.
- Это само собой разумеется. Но мои мальчики к твоему клиенту не пойдут.
- Штука есть штука, но я еще не согласился. А кто туда пойдет - мне все едино, твои дела. Ордена твои дороже десятка Тропининых.
- Получи полторы - и все. Ты меня знаешь. Слово.
- Слово. Кстати, пути к моему клиенту известны твоему Толику, он все равно уезжать собрался, пусть вернет тебе полотно - и в путь-дорогу. Ты же его не будешь задерживать?
- Я еще подумаю.
- Думай, но поскорее. А то он ведь дурак, еще раз может попытаться меня чему-то научить.
- Не волнуйся.
- Тогда возьми ключ от его хаты, он там к батарее привязанный, наверное, проголодался.
Веня, не таясь, достает из укромного места трубку холста, девять пачек трехрублевок и одну десятирублевую. Вот что значит иметь дело с человеком, который говорит только правду: полное доверие.
- У меня к тебе еще одно предложение, - говорит Веня, - возвращайся ко мне. Такие дела предстоят, а мои орлы головой работать не могут.
- Я счастлив, что ты, наконец-то, признал мои умственные способности, только извини, я к тебе не вернусь. В нашем деле колхоз - могила, как говорится, рано или поздно на тебя тоже выйдут.
- Чтоб у тебя язык отсох, подонок неблагодарный. Выметайся отсюда, пока я добрый.
- Раз ты такой добрый, проводи меня до дверей. Я и сам спешу, а то мои ребята там нервничают.
- Ну, конечно, твои ребята… Ты всегда умел намешать правду с ложью, поэтому блефуешь правдоподобно. Сам понимаешь, что благополучно уходишь отсюда не благодаря собственной смелости и пистолетику вшивому, а потому, что есть у тебя главный козырь, который ты так и не вытащил.
- Интересно, какой же?
- Ну да, ты же смелый человек. Даже в этой ситуации не можешь не потешить свое тщеславие, хотя бы при помощи хлопушки. Держал ее в руке и сам себя уговаривал: дескать, вот, как я запугал Веньку, я самый умный, самый смелый, я все рассчитал, и никуда он не денется, все будет, как я хочу. Сплошное "я" у тебя на первом месте. А на самом деле, как думаешь, уж настолько ты значительная фигура, чтобы передо мной вытворять такие постановки? Это ты перед своими дурачками вроде Кима ходи тузом, для меня ты был шестеркой и пока ею остаешься.
- А ты значит туз? А не знаешь, что шестерка туза ухлопать может?
- Туза может ухлопать козырная шестерка. А тебя бы я об стенку размазал, если бы не одно обстоятельство, которое, в конечном счете, и позволит тебе выйти отсюда на улицу в первозданном виде. Только, наверно, у тебя и сейчас духу не хватит признаться, хотя бы самому себе, что я прав. Ведь, в конечном итоге, именно благодаря мне ты держишься так независимо.
- Спасибо, Веня, за все, что ты для меня сделал. Буду помирать - не забуду твоей отеческой заботы.
- Можешь не скалить зубы. Это я, как видно, напрасно, дал тебе блестящую рекомендацию, когда твоя внешность так понравилась Леонарду. И ты понимаешь, что из-за тебя мне с ним ссориться не хочется, потому что очень скоро вы станете родственниками. У тебя хватит ума совершить такую сделку, не всю же жизнь тебе плыть, как дерьму по течению.
- Спасибо, Веня, еще раз. Ты же только обо мне заботился, когда посылал к Леонарду, не о себе. Какая забота о ближнем! А я понимаю, что просто хотел ты иметь человека в кругу Леонарда, который будет многим обязан Горбунову. Тебя-то, даже если бы ты очень хотел, слишком близко к этому кругу старик никогда не допустит. Выгодная сделка. Только Леонард не настолько глуп, чтобы сразу же посвящать меня в свои дела - это тебе очередное доказательство, что я всегда говорю правду. Ты выплыл на поверхность сравнительно недавно, а Леонард - это огромное дело целой эпохи, и не тебе тягаться со стариком. Как мне это ни прискорбно, но признаюсь, догадывался - если бы со мной случилось что-то серьезное, Леонард Павлович тебе бы этого не простил. Правда, приятно чувствовать себя нужным человеком? Кстати, хотел пригласить тебя свидетелем на свадьбу, но ведь там паспорт у тебя потребуют, так что от этой идеи пришлось отказаться.
- И, все-таки, мне кажется, ты не собираешься играть в его команде. За последние годы твое самомнение выросло до небес. Не боишься мордой о грешную землю удариться?
- Еще как боюсь. Особенно если упаду прямо на твою голову.
- Можешь выпендриваться сколько влезет, но суть твоя от этого не изменится. Впрочем, к нашему делу твои личные качества пока отношения не имеют. Итак?
Называю имя человека и мгновенно выскальзываю из мастерской, в которой оставил километровый комок нервов, с легкостью вдыхаю свежий ночной воздух. Вроде бы все? Если бы…
22
Четыре утра. Самый разгар работы у делового человека Гены. Кличку ему долго не подбирали, после мультфильма про Чебурашку у всех Ген прозвище одинаковое. К тому же наш Гена даже ликом своим прекрасным - вылитый крокодил, однако при этом обаятелен настолько, что не распугивает многочисленных клиентов.
Когда-то это была огромная коммунальная квартира со множеством дверей, выходящих в коридор. Путем каких-то невероятных операций, тройных-четверных обменов, фиктивных браков и подлинных разводов, дутой прописки и других хитростей, Гене удалось прибрать всю эту гигантскую жилплощадь к своим рукам. Денег он в нее всадил немало, но и отдачу, конечно, тоже получает. И не только от комнат.
Гена встречает меня, как самого желанного на свете гостя.
- Что-то ты давно не заходил, - ведет он меня в свой шикарный кабинет, отделанный под модерновый стиль.
Можно подумать, что прежде я тут дневал и ночевал, а потом вдруг забыл дорогу к этому почти родному дому и теперь должно стать мне так стыдно перед Геной, что впору краснеть. Однако краснеть я не умею, поэтому тяну за ухо пластмассового осла, стоящего на столе, заваленном бумагами. Осел тут же подымает хвост и на стол падает белая стомиллиметровка "Пэлл-Мэлла". Прикуриваю от бутафорского дуэльного пистолета, лежащего рядом, и обращаюсь к Гене с просьбой.
- Завтра ко мне приезжает друг. Когда я был у него, воистину убедился, что восточное гостеприимство не знает границ. Не хотелось бы, чтобы наш родной город выглядел плохо в глазах такого замечательного человека. Только он парень серьезный, здесь светиться ему не нужно.
- А что предпочитает твой друг, какие его любимые цвета?
- Вообще-то, наверное, белые, помня о том, откуда он родом.
- Прекрасно, - констатирует Гена, - у твоего друга хороший вкус.
Ну, конечно, если бы я назвал другой цвет, то Гена тут же бы заявил, что у него вкус испорченный? И зачем нужно набивать цену товару, зная все равно, что за него будет заплачено? Привычка, что ли?
Гена достает из книжного шкафа солидный энциклопедический том и вынимает из него конверт.
- Выбирай.
Выбираю я быстро, хотя бы потому, что сегодня еще предстоит много работы. Выбор, конечно, обширен, но я торопливо перекладываю цветные фотографии, на которых застыли обнаженные блондинки в очень раскованных позах, отбираю три кандидатуры и протягиваю их фотографии Гене.
- Эта уже занята, - объявляет он, откладывая одну из них в сторону, - выбирай любую. Или берешь сразу двух?
- Что ты, там вкусы патриархальные. Одной - за глаза. Значит, квартира, соответственно, коньяк, шампанское, закуска на твой вкус, а он у тебя хороший.
- На сколько? - лаконично спрашивает Гена.
- На день. Где-то с двенадцати до шести. Потом у него самолет.
- Понял. С тебя триста - и все будет на лучшем уровне.
Гена понимает, что торговаться не буду, хотя предложи я на полста меньше, и он бы никуда не делся. Но крохоборничать нельзя, потому что известно: скупой платит дважды, а дважды платить я не намерен. Оставляю на столе одну из пачек, полученных от Вениамина, и направляюсь к выходу. Гена догоняет меня с листком бумаги в руке.
- Вот адрес. Все будет в порядке. Ты не хочешь отдохнуть? Для такого клиента, который платит не размышляя, могу поставить свежачок, прямо сейчас, четырнадцать, третий размер…
Мне только сейчас свежачка не хватает до полного счастья, поэтому я не даю Гене завершить рекламу ходового товара и открываю дверь, забыв попрощаться. Навстречу мне поднимается парень, которому завтра, по всей видимости, лет сто исполнится. Вот ему, пожалуй, четырнадцатилетний свежачок будет кстати. А мне нужно еще домой.
Спать сегодня все равно не придется, и я то ли завтракаю, то ли ужинаю, пью неизменный кофе, принимаю холодный душ, накрепко растираюсь, снова кофейничаю и бодро встречаю первые лучи солнца. Базы начинают работу раньше магазинов, поэтому в восемь утра звоню человеку, требовавшему обратиться к нему только в крайнем случае.
- В час на том же месте, - назначает мне свидание скромный труженик мебельного прилавка после того, как слышит мой голос с пожеланием доброго дня. Ну, этот день для тебя будет добрым, а насчет следующего я пока не уверен. Пора переодеваться. Бодро влажу в скромненький костюмчик-троечку стального цвета и начинаю накрывать на стол. Вскоре предстоит легкий завтрак и для друга Тенгиза нечего жалеть остатки продовольствия. Завтра придется поехать к моей торгмортрансовской Светлане и зарядить этот простецкий холодильник "Розенлев" непритязательной снедью, к которой давно привык.
Звонок в дверь заставляет выскочить из халата, надетого поверх костюма, и я встречаю Тенгиза как самого дорогого гостя. Действительно, не каждый день в мою скромную обитель входит человек, имеющий при себе тысяч сто на мелкие расходы. В любой валюте.
Мы целуем друг друга в свежевыбритые щеки, и я сразу предупреждаю:
- О делах ни слова, сперва перекусим. Как долетел?
- Хорошо, дорогой, жалко, не могу остаться хоть на день, сегодня вечером должен быть дома, - с сильным акцентом произносит Тенгиз.
- Слушай, Тэнго, что за спешка, я ведь обидеться могу.
Конечно, обижаться я не собираюсь, более того, сегодняшний отъезд Тенгиза только приветствую, да и знал о нем заранее, но хозяин по правилам хорошего тона обязан произнести подобную фразу. Иначе гость обидится. Что поделаешь, условности эти придуманы не нами, и не нам нарушать их.
- Тэнго, я пригласил тебя, чтобы порадовать редкими вещами. Есть Андрей, Невский и орден Белого орла. Андрей без звезды. Смотри, думай.
- Что я мальчик? Говори цену, но не очень грабь, я человек небогатый.
Что правда, то правда. Откуда взяться богатству в семикомнатной сакле бедного Тэнго, ведь он, наверное, последние гроши ухлопал на свою скромную машинку "Бонневиль". При этом мог бы сэкономить, продать "Волгу", чтобы хоть как-то окупить расходы, но, наверное, сильно привязался Тэнгиз к этой машине, да и сына не хотел обидеть, хороший мальчик, поступил в один из самых престижных вузов, почему бы папе не сделать ему подарок ко дню совершеннолетия. Тем более, что его поступление в институт обошлось Тэнго чуть дороже стоимости Андрея. Ничего, он свое наверстает. Ведь не для себя берет он эти переливающиеся бриллиантами награды.
- Тэнго, я с тебя, как с брата, лишней копейки никогда не брал и не возьму. Девяносто штук, из них двадцать "зеленых", чтоб сразу, без скидок.
Тэнго уже прикинул стоимость орденов, поэтому легко соглашается с моей ценой, он знает - лишнего я никогда не просил. Интересно, сколько принесет ему визит в мой город? Мой заработок - ровно десять штук плюс "зелень", минус накладные расходы, связанные с приездом друга. Но это ничего, прошлый раз я летал к нему, и хорошо там отдохнул, а даже брюнетки в Тбилиси куда дороже наших блондинок.
Тэнго аккуратно складирует ордена в небольшой "дипломат" из натуральной кожи. Знаю я эти чемоданчики, их даже автоматная очередь не прошибает. Но в том-то весь фокус, что нужен этот "дипломат" Тенгизу только для транспортировки по городу. Есть у него здесь своя точка, парень он тертый, оттого соколом летает.
- Возьми двадцать и двадцать, - Тэнго вынимает из дипломата туго упакованные пачки и закрывает портфель, - вот тебе бумажка, там все написано. Дорогой, билет возьми, я очень спешил, так что прошу, как брата, оставишь его в ячейке. Там сумка с деньгами, возьми ее себе на память.
- Тогда нужно ехать за билетом, у нас сейчас с этим сложно. Так что прости.
- Что ты, дорогой, а где с билетами легко?
- Кстати, вот тебе тоже бумажка. В полдень тебя ждет такая девочка, закачаешься, белая, как горный воздух, у вас такая девочка - редкость.
- Не волнуйся, дорогой, к нам белые девочки из Прибалтики заглядывают.
Я не волнуюсь. Потому, что все вроде бы предусмотрел. У Тэнго есть еще время перенести свой товар на точку, подумать: брать его с собой или попросить перевезти машиной, а потом попасть во вполне приличный дом, чтобы хорошо отдохнуть после трудов праведных.
- Приезжай, дорогой, обязательно. Не приедешь - буду обижаться, - говорит Тенгиз на прощание. Еще как будет обижаться, особенно, если я приеду пустой. Но виду, правда, не подаст: гость в дом, радость в дом. Прекрасный обычай необычайно талантливого народа.
Набираю номер кассы Аэрофлота и быстро договариваюсь с моей дорогой и любимой Наташей о билете на сегодня. Она меня знает, поэтому не предваряет беседу рассказом о трудностях в связи с отъезжающей массой курортников, берущих сегодня билеты на рейс, планирующийся минимум через две недели.
Боевой конек сыто урчит, я проезжаю мимо длинного хвоста очереди, растянувшейся чуть ли не на квартал возле кассы. Вот что значит хорошо налаженная реклама. Как пишется, "Летайте самолетами Аэрофлота", как будто "Боинг" может составить конкуренцию.
Наташа встречает меня во дворе.
- Еле выскочила, столько людей, наверное, помещение разнесут. Дай сигарету.
Мы прикуриваем, и я рассказываю Наташе всякие небылицы, украдкой взглянув на часы: до встречи с Яровским еще полтора часа, но нужно успеть на вокзал, в камеру хранения. Дела хорошо завершать одним ударом.
Наташа жадно затягивается, бросает окурок на землю, растирает его своей модной "мыльницей" и достает из кармана форменного халата билет на самолет. Опускаю в ее нагрудный карманчик мимо белоснежного платочка с кружевами аккуратно сложенную в четыре раза сторублевку, нежно обнимаю, по-братски целую в щечку и провожу средним пальцем по дрогнувшему бедру. Без этого последнего штриха наше прощание наверняка полноценным бы не было.
Из помещения вокзала выхожу с синей сумкой, на которой застыла в прыжке пума, и безо всякой проверки небрежно швыряю ее в багажник автомобиля на тубус: Тэнго очень порядочный человек, впрочем, как и я. Но из всех моих знакомых самый порядочный - Константин Николаевич - он платит алименты даже со взяток.
23
Захожу в "Арагви": ни дать ни взять - вылитый инженер, с черной трубкой, в которой носят чертежи, только вот костюмчик немного портит впечатление. Инженеры в таком не то что на работу - в театр не ходят. Другое дело мы, сторожа, с гордостью думаю о своей профессии, присаживаясь за столик, где расположился сверкающий розовой лысиной любитель живописи Яровский.
- Я не сильно постарел за это время, что мы не виделись? - осведомляюсь у него, подзывая официанта.
- Что ж, рад отметить: первое впечатление было ошибочным.
- Сациви и двойной кофе, - заказываю скользнувшей к столику фигуре.
- Пить что будете? - не унимается человек из ресторана, где я почти не бываю.
- Пить во время рабочего дня? Да вы что, товарищ?
И решительно отпугиваю его вопросом: ""Боржоми" есть?"
Официант посмотрел на меня так, как будто я сбежал из психоневрологического диспансера, где так и не прошел окончательный курс лечения, и с достоинством ответил: "Есть "Куяльник"".
Киваю головой в знак согласия и добавляю:
- Только я очень спешу. Срочность выполнения можете внести в стоимость заказа.
Теперь официант смотрит на меня, как на вполне нормального человека и с достоинством скользит вдаль от столика.
- А вы серьезнее, чем я думал, - делает выводы из короткого разговора Яровский. - Буду рад, если знакомство наше продолжится.
Это для меня, конечно, большая честь. С кем только не водишь знакомство в этом мире, даже с подобными типами, именующимися поставщиками кого угодно.
- Может, в свою очередь, я могу быть чем-то полезен? - продолжает Яровский.
- Большое спасибо, - вежливо отвечаю ему, - если что-нибудь понадобится, я вам обязательно позвоню. - И быстро прячу во внутренний карман пухлый конверт.
- Может быть, вас подвезти? - проявляет внимание Яровский. - Я подожду, время пока есть.
- Нет, спасибо, я лучше пешком. Всего вам самого доброго.