– И еще я не хочу, чтобы люди вообразили, будто я не могу о себе позаботиться! Я не собираюсь выбрасывать сто тысяч долларов на подобную глупость. Люди же решат, что я совсем спятил!
Можно подумать, они в противном случае решат по-другому.
Джейкоб совсем завелся, вскочил и принялся расхаживать по моему кабинету, размахивая руками.
– Ты, приятель, должен узнать, чьих это рук дело. И еще ты станешь телохранителем моей Присциллы. Ты не должен спускать с нее глаз! Ясно?
Уж куда яснее. Похоже, Джейкоба больше волновала собственная репутация (и нежелание расставаться с денежками), чем опасность потерять единственную дочь. Мне стало почти жаль Присс. Я выдавил лицемерную улыбочку.
– Что ж, конечно, я бы…
Подозреваю, что именно от своего свекра Лизбет переняла прискорбную привычку перебивать собеседника.
– Да, да, да! – прокричал старикан, тряся узловатым пальцем. – И сколько это будет мне стоить?
Согласитесь, что прямой вопрос заслуживает прямого ответа.
– Тридцать долларов в час или двести в день.
Джейкоб поступил так же, как и многие до него, когда я называл им свои ставки. Он рассмеялся. Правда, растрепанные брови по-прежнему были сдвинуты самым монументальным образом, но рот его разверзся в оглушительном хохоте.
Очень неловко себя чувствуешь, когда клиент смеется тебе прямо в лицо. Тем более когда знаешь, что вообще-то ты еще и занижаешь цену. Я даже подумывал сменить вывеску на "Хаскелл Блевинс. Расследования задаром".
– Послушай, – наконец вымолвил Джейкоб, утирая слезы, – мы же оба понимаем, что тридцать долларов в час – просто нелепо. А двести в день – не что иное, как грабеж на большой дороге. Это же Пиджин-Форк, Хаскелл, а не Нью-Йорк!
Ну, спасибо, дорогой Джейкоб. Теперь понятно, почему я не смог отыскать здесь статую Свободы. А то бы я до сих пор мучился, куда подевалась эта дурында с факелом.
Прежде чем ответить, пришлось сделать глубокий вдох.
– Мои расценки не выходят за пределы разумного. В Луисвиле частные сыщики получают по сорок долларов в час и даже больше. И по меньшей мере триста долларов в день. Плюс накладные расходы.
Джейкоб гнусно ухмыльнулся:
– Разве наш городишко похож на Луисвиль, мой мальчик?
Если тебе стукнуло тридцать три, а тебя продолжают называть мальчиком, это может не понравиться. Однако я решил пропустить обращение мимо ушей. Стоит только начать раздражаться по всяким пустякам, и можно стать законченным брюзгой.
– Знаешь, малыш, что я сделаю? – милостиво сказал Джейкоб. – Я дам тебе сто долларов за день работы. А уж ты решай, брать или не брать.
Теперь наступил мой черед рассмеяться, хотя, если разобраться, смешного в этом было мало. Представляете, этот тип (давайте не будем забывать – самый богатый в нашей округе) торгуется из-за цены, когда речь идет о жизни его дочери. В такие моменты невольно почувствуешь себя не в своей тарелке.
Но не настолько, чтобы отказаться от торга.
– Сто долларов? Вы шутите? Тогда послушайте, что я сделаю! Я не возьму эти деньги!
Знаю, знаю. Кое-кто скажет, что я ничем не лучше Джейкоба, раз вступил в пререкания, когда на карту поставлена человеческая жизнь. Но прошу не забывать, что в тот момент я считал, что все это чей-то розыгрыш. А немного поторговаться о цене расследования невинного розыгрыша не казалось мне таким уж неуместным.
К тому же Джейкоб-то первым начал.
Старик вновь, словно бы невзначай, подошел к окну.
– И много у тебя сейчас клиентов, малыш?
Все понятно. Сто долларов в день – это на сотню больше нуля долларов в день. Но я не собирался позволять этому старикашке так просто меня подловить.
– Честно говоря, я сейчас очень занят. Мне придется отложить несколько дел, чтобы взяться за ваше.
Умением врать не краснея я так и не овладел. Джейкоб хмыкнул.
– Надо же! – протянул он.
На этот раз в переводе с пиджин-форкского это означало: "Ну-ну, не заливай!"
– Хорошо, – наконец сказал он, пару секунд посверлив меня взглядом, – пусть будет сто пятьдесят. Это мое последнее слово.
Моя голова закивала прежде, чем я успел ее остановить.
Джейкоб снова хмыкнул. На сей раз в этом звуке отчетливо слышались торжествующие нотки. Он отошел от окна, вновь уселся в кресло и резким движением выхватил из кармана чековую книжку.
Я не верил собственным глазам. Джейкоб Вандеверт платит вперед? Неужто я стал свидетелем чуда? Судя по ходившим в городе разговорам, Джейкоб все свои оплаты производил с задержкой в девяносто дней.
– Плачу сразу! Потому что не хочу получить от тебя по почте счет, где будет указан гонорар в три раза выше. Хочу с самого начала заплатить за все сполна, ясно?
Ах вот оно в чем дело! Какая трогательная вера в человеческую порядочность!
Джейкоб продолжал медленно водить узловатой рукой.
– Чек выписываю за трехдневную работу. Четыреста пятьдесят долларов. – Последние слова он произнес с благоговением в голосе. – Если ты так хорош, как утверждает Юнис Креббс, то трех дней хватит с лихвой.
Я попытался состроить благодарную мину – нечасто сталкиваешься с подобным доверием к твоим профессиональным навыкам.
– Разумеется, если ты раскроешь дело быстрее, скажем в ближайшие час-два, я рассчитываю на возврат соответствующей суммы.
Да-да. Конечно. А как же иначе. Я одарил старикана столь щедрой улыбкой, что тот мог смело класть ее в банк.
Как только чек оказался перед моим носом, клиент встал и посмотрел на часы.
– Хорошо! – рявкнул он – Уже восемь пятьдесят семь, мне пора! Я нанял тебя на семьдесят два часа, поэтому нам надо немедленно отправляться на птицефабрику, чтобы ты мог приступить к работе.
Явно решив получить сполна за каждый заплаченный доллар, он нетерпеливо топнул ногой.
– Нужно сообщить секретарше, где меня искать. – Я протянул руку к телефону.
Джейкоб нахмурился.
– В оплаченное мною время? Ты собираешься тратить оплаченное мною время на личные звонки?!
Похоже, отец не ошибался в отношении Джейкоба Вандеверта. Я невозмутимо посмотрел на него и набрал номер лавки моего брата Элмо, расположенной этажом ниже. Мельба сняла трубку после первого же гудка. Это, наверное, даже большее чудо, чем тот факт, что Джейкоб заплатил вперед.
– Кто там? – проворковала она.
Что значит высокий профессионализм!
Интересно, а на звонки в мое агентство Мельба отвечает столь же игривым образом? Но прояснять этот вопрос было бы сейчас не совсем этично, ибо взгляд моего клиента прожигал мне спину. Я скороговоркой сообщил Мельбе, где проведу остаток дня, после чего добавил:
– Кстати, мне нужно, чтобы вы зашли сюда и нашли документы на Рипа. Хорошо?
Последовало недолгое молчание. Я искоса глянул на Джейкоба: вена меж вставших дыбом птичьих гнезд грозила вот-вот лопнуть.
– Ох, не знаю, смогу ли выделить время, – прохладно ответила Мельба. – У меня сегодня куча дел.
Я знал, что это наглая ложь. У Мельбы отродясь не было "кучи" дел. Если не считать делами шушуканье с подружками и дежурство у окошка.
Если бы вена на лбу Джейкоба не продолжала свое угрожающее представление, наш разговор, вероятно, продлился бы несколько дольше, а так я лишь скрипнул зубами и сказал:
– Поднимитесь сюда и найдите документы на Рипа. Договорились, Мельба?
– Ну зачем же злиться? – обиженно протянула моя трудолюбивая секретарша. Словно и в самом деле не понимала, с чего это я вдруг разозлился.
Сделав глубокий вдох, я напомнил себе, что Мельба в одиночку воспитывает пятерых детей, поскольку ее муж Отис два года назад счел уместным скончаться от инфаркта. Кое-кто мог бы назвать это отличным ходом со стороны Отиса, но я не уставал твердить себе, что бедняжка Мельба – безутешная вдова и задушить ее было бы верхом бесчеловечности.
– Спасибо за помощь, Мельба, – просипел я, стиснув зубы. – Я ее очень ценю.
– Так-то лучше, – самодовольно отозвалась Мельба.
Я так и видел, как она поправляет гигантский шиньон, – жест истинной победительницы. Постаравшись не треснуть трубкой об стол, я водрузил ее на место и повернулся к Джейкобу. Казалось, того с минуты на минуту хватит апоплексический удар.
– Ты молол языком сорок одну секунду! Полагаю, приятель, ты вернешь мне деньги за это время!
Сорок одну секунду? Он хочет, чтобы я вернул ему деньги за сорок одну секунду?! Джейкоб тем временем продолжал:
– Ты либо вернешь мне их, либо отработаешь! Одно из двух.
Я решил на всякий случай промолчать. А то вдруг мой язык начнет нести такое, о чем впоследствии придется пожалеть.
Кстати, по поводу запоздалых сожалений. Уходя, я нацепил кобуру. Поскольку я больше не служу в полиции, то пистолет беру с собой только в случае крайней необходимости, однако исполнять функции телохранителя с голыми руками мне казалось как-то глупо. Если это все-таки не розыгрыш и кто-то действительно надумал похитить Присс, как иначе я смогу его остановить? Криком "Кыш!" здесь, пожалуй, не обойдешься.
Мы с Джейкобом спустились по лестнице. Оказавшись на улице, я сделал еще один логический вывод, которыми так славятся частные детективы. Джейкоб пришел на своих двоих. Дедукция – великая вещь. Перед лавкой Элмо не было машины. И напротив, перед зданием суда, тоже.
Джейкоб не оставил без внимания мой рыскающий по сторонам взгляд.
– Да, я приехал не на своей машине, – сообщил он тоном, в котором явно сквозило сомнение относительно моих умственных способностей. – Меня подвез сосед. Я знал, что вернусь вместе с тобой, так зачем же попусту тратить бензин?
Вряд ли он ждал ответа, поэтому лучше держать рот на замке. Мы завернули за угол лавки, где я оставил свой автомобиль.
Джейкоб с довольным видом обосновался рядом с водительским местом.
– Просто поразительно, сколько можно сэкономить на бензине, если вести себя бережливо.
"Бережливый" – это не совсем то слово, которое я применил бы в данном случае.
И мы двинули на птицефабрику. Это недалеко от города, каких-то полчаса неспешной езды, но когда рядом сидит Джейкоб и поминутно сообщает, сколько можно сэкономить на бензине, если снижать скорость перед каждым поворотом, то полчаса могут показаться вечностью.
Терпеть не могу пассажиров, дающих советы.
Когда впереди замаячила вывеска птицефабрики, я вздохнул с облегчением. Эти ярко-алые буквы на пронзительно-желтом фоне просто невозможно пропустить. Желтая вывеска неизменно вызывала у меня ассоциации с яичным желтком. Деревянная громадина, висящая на массивных цепях, своими размерами не уступит стадионному табло. Видимо, Джейкоб считал, что вывеска должна в точности отражать масштабы его нынешней деятельности.
Во времена моего детства птицефабрика Вандеверта представляла собой небольшой домишко с сарайчиком и парой курятников, и жители Пиджин-Форка гадали, сколько еще протянет это крошечное предприятие. Они недоумевали, каким образом Вандеверты смогут конкурировать с крупными птицефабриками. Недоумение мигом рассеялось, когда на Джейкоба свалился заказ от "Макдоналдса". С тех пор многое изменилось, и теперь куриные тушки Вандеверта известны по всей стране.
От каркасного домика и покосившегося сарайчика не осталось и следа. Первое, что вы видите, сворачивая на подъездную дорожку, – длинное приземистое сооружение с двумя огромными автостоянками. Это выкрашенное белой краской монолитное бетонное здание представляется мне верхом незатейливости. Если бы его белая крыша была плоской, а не остроконечной, административный корпус птицефабрики выглядел бы в точности как коробка из-под обуви. Судя по всему, Джейкоб Вандеверт решил, что тратить деньги на такую ерунду, как архитектурные изыски, столь же бессмысленно, как и пользоваться собственной машиной, когда тебя может подбросить сосед.
Впрочем, собственность Джейкоба меня не слишком поразила. Я был наслышан о ее красоте. По-моему, каждый из 1511 жителей нашего городка хотя бы разок приехал сюда, чтобы полюбоваться на бетонное свидетельство скупердяйства Джейкоба Вандеверта.
Позади чуда архитектурной мысли высились гигантские обиталища представителей куриного племени. Своими серебристыми алюминиевыми крышами, ослепительно сверкавшими в лучах утреннего солнца, и блекло-коричневыми стенами с крошечными окошками эти строения напоминали казармы – куриные казармы для великой армии будущих бройлеров.
Джейкоб, видимо, не сомневался, что мне не терпится узнать численность его войск. Когда мы остановились перед входом в бетонную обувную коробку, он дернул головой в сторону куриных казарм и довольно пробурчал:
– С каждого я получаю по тридцать тысяч бройлеров. Всего их семь!
Я попытался сделать вид, что потрясен до глубины души.
– В самом деле?
Джейкоб еще раз величественно кивнул.
– В самом деле.
Мы вышли из машины, и тут уж я поразился без каких-либо усилий со своей стороны. Хотя куриные строения находились на приличном отдалении, в нос ударило чудесное амбре. Я быстро догадался, чем пахнет. Стоит хотя бы разок заглянуть в курятник, и вы уже никогда не забудете этот аммиачный аромат. Я с уважением глянул на Джейкоба. За свою жизнь я знал несколько человек, которые держали кур, но по части вони он превзошел их всех. Мой клиент, похоже, ничего не чувствовал. Да и в самом деле, если каждый божий день ты наслаждаешься одеколоном "Цып-цып", то в конце концов и он может приесться.
Я рысью поспешил к дверям, изо всех сил стараясь не дышать. Вдалеке, на вершине холма, торчал белый особняк Вандеверта. Наверное, до самой верхотуры запах не долетает, и это хорошо, а то такой пустяк, как одеколон "Цып-цып", может сказаться на цене вашей собственности. А Джейкоб, несколько поскупившись на птицефабрику, от души отыгрался на своем личном жилище. Оно выглядело так, словно сюда перенесли Белый дом – камешек за камешком, колонну за колонной.
Заметив, что я глазею на его Белый дом, Джейкоб остановился и по-петушиному – да, именно так – выпятил грудь.
– Трудно отыскать дом красивее этого! – провозгласил он.
Должно быть, скромность – не самая сильная сторона мистера Вандеверта.
– В нем проживает весь клан Вандевертов! Сынок мой с Лизбет – в одном крыле, я с женой – в другом. Весь клан. Кроме Присс, конечно, – нахмурившись, добавил он. – Несколько лет назад Присс вдруг решила жить самостоятельно.
Последнюю фразу Джейкоб произнес очень тихо, словно признавался в тайном пороке.
Я уставился на него. Что же это получается? Присс примерно моего возраста – явно за тридцать, и ее желание переехать в собственное жилище никак нельзя назвать сумасбродной выходкой. Но вступать в спор не особенно хотелось, тем более сейчас, когда мой нос был вынужден в третий раз втянуть в себя воздух. Я сделал пару шагов в сторону двери, надеясь, что Джейкоб последует за мной.
Тот не сдвинулся с места. Вместо этого он презрительно хмыкнул.
– Дом настолько велик, что нам пришлось провести в него два телефона: один в крыло сынка, а другой – в наше с женой. Места всем хватает, а эта засранка взяла и ушла. Это все дурачество, вот как это называется. Дурачество!
Он посмотрел на меня так, словно думал, будто я собираюсь подискутировать о "засранках" и их "дурачествах".
Конечно, можно было бы сказать, что если он всегда называл дочь "засранкой", то ничего удивительного, что она удрала от родителя. Но эту тему я тоже не стал поднимать, так как к этому моменту уже был готов силком затащить Джейкоба внутрь здания.
По счастью, необходимость в насилии отпала. Похоже, Джейкоб устал жаловаться на Присс и, к моему облегчению, действительно вошел внутрь. Очень хорошо. А то у меня от кислородного голодания уже начала кружиться голова.
Едва за нами захлопнулась дверь, как аммиачный дух сменился другим, не менее сильным ароматом – концентрированным запахом приторно-цветочного освежителя воздуха. В обычных условиях я бы наверняка задохнулся, но сейчас, после нескольких глубоких очищающих вдохов, испытывал чувство благодарности.
Внутреннее оформление бетонной коробки из-под обуви продолжало тему скупердяйства Вандеверта. Секретарский стол посреди вестибюля был из дешевого пластика, а пол покрыт вытертой имитацией ковра. Впрочем, я едва успел оглядеться. Мое внимание привлекла стройная фигура, неподвижно застывшая у стола.
Вы наверняка подумали, что Присс подпрыгнула от радости, заполучив телохранителя, но, как я уже говорил, не надо делать поспешных выводов.
По всей видимости, Присс заметила, как мы с Джейкобом подъехали, и выбежала из своего кабинета. Чтобы лично встретить меня.
– Какого черта он здесь делает? – вопросила она.
Я изумленно смотрел на нее. В туфлях без каблуков и почти без признаков косметики Присцилла выглядела немногим старше, чем в школьные годы. Разве что в уголках губ залегли едва заметные морщинки, но во всем остальном передо мной стояла та же самая девушка. Правда, одна вещь изменилась: Присс больше не была тощей и долговязой. Честно говоря, формы ее выглядели вполне соблазнительно, хотя она и попыталась упрятать их под строгим темно-синим костюмом, и мне вдруг вспомнилось, как однажды я чуть было не решился пригласить ее прогуляться вечерком. Разумеется, это было до того, как она разукрасила одного парня за то, что тот назвал ее "глистой".
– Это Хаскелл Блевинс, – проворчал Джейкоб, на скорости проскакивая мимо дочери.
– Привет, Присс, – сказал я. – Рад вновь тебя видеть.
Мне казалось, что эти слова прозвучали вполне дружелюбно, но Присс даже не взглянула в мою сторону. Глаза ее были устремлены на отца.
– Я знаю, кто он такой. И я знаю, чем он занимается. Так что он здесь делает?
Присс явно обращалась к родителю, но Джейкоб, не снижая хода, миновал белобрысую секретаршу за зеленым пластиковым столом и по длинному коридору помчался к массивной двери красного дерева.
Поскольку мой клиент, по-видимому, не собирался отвечать Присс, я подумал, что обычная вежливость требует взять на себя эту задачу, и с улыбкой сказал:
– Твой отец нанял меня расследовать дело о похищении.
Присс мельком глянула на меня и двинулась вслед за папашей. Причем так же быстро. Похоже, в этом здании принято передвигаться вприпрыжку.
Ладно, буду как все. Я последовал за Присс и Джейкобом, стремительно проскочив мимо секретарши в приемной – немолодой женщины с седыми волосами и огромными пурпурными серьгами. Казалось, что ее уши подверглись нападению крупных виноградин. Когда я пробегал мимо, она изобразила неопределенную улыбку.
– Послушай! – кричала Присс, когда я влетел в кабинет. – Я думала, что мы все обсудили. Я думала, мы решили, что в этом нет необходимости.
Глаза у Присциллы были такие же серые, как и у отца. Только у него они маленькие, круглые и какие-то лысоватые, а у нее большие и обрамленные длинными, густыми ресницами. Но сейчас глаза Присс тоже напоминали раскаленные угли, подернутые пеплом.
Памятуя о ее характере, я благоразумно встал в сторонке. Оказаться побитым женщиной – это даже более унизительно, чем быть побитым старикашкой.