Становой к кофе не притронулся, потому что бывал здесь не раз и, в отличие от Вострецова, никогда ничего не забывал. Зато посетитель хлебал это пойло как ни в чем не бывало, да еще и задирал с видом знатока и ценителя свои жиденькие брови. Можно было подумать, что кофе ему действительно нравится; впрочем, могло оказаться, что этот нелепый человек попросту недурно воспитан. Услышав вопрос Вострецова, он слегка вздрогнул, с видимым сожалением поставил чашку на блюдце и, собираясь с мыслями, испуганно заморгал глазами. Вострецов подумал, что пытаться делать дела, имея такую морду, - затея пустая, безнадежная. Такие не умеют требовать - только униженно просить, да и то в рамках приличий. "Извините, пожалуйста, скажите, пожалуйста, не могли бы вы, если вас не затруднит… Нет? Ах, ну что же, простите великодушно, на нет и суда нет.
- Видите ли, - неуверенно начал посетитель, - я как-то даже не знаю… Я полагал, что вы в курсе, и… э… собственно…
- Простите, Артур Вениаминович, - на мгновение сверкнув своей обаятельной улыбкой, перебил его Становой. - Дмитрий Алексеевич, скорее всего, не в курсе. Это моя вина, я просто не успел посвятить его в подробности. Если позволите, я сделаю это сейчас.
Вострецову захотелось сердито поморщиться, но он сдержался, хотя это стоило ему немалого труда. Не хотел он знать никаких подробностей, и изобретателя этого видеть не хотел. И не хотел он браться за это дело, от которого за версту разило очередной авантюрой - как, впрочем, и от всего, что затевал его неугомонный приятель.
- Одну минуту, - сказал он, для убедительности поднимая кверху пухлую белую ладонь. - Боюсь, технические вопросы находятся вне моей компетенции. Я ведь, по сути дела, обыкновенный главный бухгалтер, что бы там ни было написано на моей двери. Признаюсь, я видел телевизионную передачу с вашим участием… - Тут он бросил неприязненный взгляд на Станового и получил в ответ такую же быструю, почти незаметную улыбку, всколыхнувшую в нем улегшееся было раздражение. - Признаться, то, что говорилось в ней о вашем изобретении, вызвало у меня… ммм… ну, скажем, легкое недоверие. Какая-то жестяная коробка… ну, пускай две коробки… И вы утверждаете, что это… гм… приспособление способно притянуть на себя циклон?
Во время разговора он смотрел не столько на изобретателя, сколько на Станового, и вид последнего ему не понравился. В глазах у друга Макса прыгали знакомые веселые чертики, означавшие, что у него уже все решено и подписано. Друг Макс был не из тех, кто откладывает дело в долгий ящик, и вчерашнее выступление по телевизору было, скорее всего, не началом, а завершением какой-то очередной комбинации. Раз уж Становой выставил на всеобщее обозрение это бледное чучело, значит, дело зашло достаточно далеко и спорить с ним бесполезно. Собственно, Вострецов понял это сразу, как только посмотрел репортаж по телевизору, и уже произвел все необходимые расчеты, оставалось лишь узнать, что конкретно затеял Становой и каким образом он намерен все это провернуть.
- Способно, - на долю секунды опередив изобретателя, сказал Становой и, откинувшись на спинку кресла, с чрезвычайно довольным видом скрестил руки на груди. - Еще как способно! Я сам это видел. Да, кстати, Артур Вениаминович, я забыл спросить: а как насчет нежелательных последствий?
- Извиняюсь, - с запинкой проговорил изобретатель и пожал покатыми плечами. - Какие же могут быть нежелательные последствия? Нужен вам дождь - включаете установку, не нужен - не включаете…
- Ну а все-таки? - не отступал Становой. - Если, к примеру, кто-то по халатности, скажем, забудет выключить аппарат или, я не знаю, даст слишком большое напряжение… Не превратится ли наш дождик во всемирный потоп, ветерок - в ураган, а гроза - в конец света? Понимаю, что вас от такой постановки вопроса, мягко говоря, коробит, но вы уж простите нам с Дмитрием Алексеевичем наше невежество. Ведь это вы - ученый, изобретатель, светлая голова, а мы - технари, приземленные практики. Дмитрий Алексеевич, как он сам верно заметил, имеет дело в основном с финансовыми документами, а я, если разобраться, и вовсе простой пожарник. Видите, какая складывается ситуация: фактически, я намерен купить у вас… э… ну, скажем так, усовершенствованный огнетушитель. Дмитрий Алексеевич должен выделить на это необходимые финансовые средства, а вы, уж будьте так добры, не сочтите за труд растолковать нам, неграмотным, чего от этого вашего огнетушителя ждать. Ведь, насколько я понимаю, прибор не только не прошел сертификацию, но его пока как бы вообще не существует, не так ли?
Изобретатель развел руками. Вострецов заметил, что ладони у него поблескивают от пота.
- Ну если вы так ставите вопрос… Да нет, конечно, никакого конца света не будет. Поймите, моя установка вовсе не создает дождь или, там, грозу из ничего. Она просто притягивает к себе ближайший циклон - то есть, попросту, создает наиболее благоприятные для него условия, и он, грубо говоря, соскальзывает в образовавшуюся атмосферную воронку, как бильярдный шар в лузу. При этом его, скажем так, внутренние свойства нисколько не изменяются. Ну а что вы притянете - просто дождик или какой-нибудь торнадо, - зависит только от вас. Чтобы избежать, как вы выразились, нежелательных последствий, достаточно поддерживать связь с синоптиками.
- Ага. - Становой удовлетворенно кивнул и энергично потер ладони. - Благодарю вас. Вы меня успокоили.
- Да уж, - медленно произнес Дмитрий Алексеевич.
Становой в ответ лишь мило улыбнулся. Несомненно, он предвидел реакцию Дмитрия Алексеевича, и реакция эта не имела для него ровным счетом никакого значения, потому что яма уже была вырыта, и Вострецову оставалось только скатиться в нее - как бильярдный шар в лузу. Это была обычная манера Станового решать важные вопросы и с некоторых пор он вообще перестал утруждать себя соблюдением приличий и субординации. Все ниточки, с помощью которых можно было заставить Дмитрия Алексеевича совершать те или иные действия, давно находились в кулаке у этого обаятельного чудовища.
Изобретатель пропустил двусмысленное замечание Вострецова мимо ушей: похоже, упоминание о сертификации, патенте и прочей бумажной волоките основательно выбило его из колеи. Это, конечно же, тоже было сделано неспроста. Упоминание о необходимых бумагах, которых у изобретателя не было и в помине, способствовало смягчению его позиции; так размягчают перед употреблением вяленого леща, стуча им по краю стола. Строго говоря, без бумаг с ним вообще не о чем было разговаривать - по крайней мере, на официальном уровне. Поэтому Дмитрий Алексеевич, привычно подыгрывая Становому, начал деловой разговор именно с вопроса о документации, за что был вознагражден одобрительным взглядом Макса.
Впрочем, Становой немедленно перехватил нить разговора и занял позицию этакого благодетеля, чуть ли не мецената. Он толково и со знанием дела объяснил Дмитрию Алексеевичу суть возникших затруднений. Затруднения заключались том, что прибор, о котором шла речь, находился пока в стадии разработки. Разрабатывали его даже не в России, а в Белоруссии, в каком-то Институте Погоды, и милейший Артур Beниаминович, этими разработками руководивший, привез свое детище в Москву для полевых испытаний. Проклятая жестянка даже не была запатентована, и оставалось только гадать, как этому нелепому человеку удалось протащить свой груз через таможню. Впрочем, на сей счет у Дмитрия Алексеевича имелись кое-какие догадки, и догадки эти немедленно подтвердились: Становой заявил, что, случайно узнав о перспективной разработке белорусского ученого, лично пригласил его в Москву, где в его изобретении имелась острая нужда.
- Ну хорошо, - произнес Вострецов, выслушав весь этот бред. - И что вы, собственно, предлагаете? Купить кота в мешке?
Тут же выяснилось, что никакого кота ему никто не предлагает и что продавать прибор у изобретателя и в мыслях не было. Он приехал сюда для того, чтобы провести испытания своей установки и по ходу устранить обнаруженные конструктивные недостатки. А поскольку в процессе испытаний горящие торфяники вокруг Москвы будут, вероятнее всего, благополучно потушены, ему, изобретателю, было бы неплохо компенсировать некоторые расходы и выплатить соответствующее вознаграждение.
- Каким образом? - перебил Вострецов. - Из собственного кармана? Учтите, в государственный карман меня без документов не пустят. Я не храню наличные в ящике стола. В этом кабинете вообще не бывает живых денег, а бухгалтерия с наличными не расстанется даже под угрозой оружия, если вы не представите ей все необходимые бумажки.
Это была правда, но правда официальная. При желании Дмитрий Алексеевич мог по собственному усмотрению распоряжаться весьма приличными суммами. Это требовало почти акробатической ловкости, но в подобных трюках он поднаторел еще до появления на горизонте Станового с его безумными затеями и маниакальной страстью к рискованным предприятиям. Он давно научился отщипывать от плывущей через его руки огромной денежной массы малые крохи, незаметные в масштабах министерства. А как же без этого? Каждый выживает, как может, и чиновник, который не умеет погреть руки, пользуясь служебным положением, попросту обречен на вымирание. А потом появился Становой, осмотрелся, пообвык и однажды пришел к Дмитрию Алексеевичу с идеей. Нарисованные им перспективы показались чертовски заманчивыми. И ведь не обманул его Становой! Ни словом не солгал, и получили они оба даже больше, чем могли вообразить вначале, но аппетит у Макса рос не по дням, а по часам, и в последнее время Дмитрий Алексеевич начал его побаиваться.
Впрочем, данный конкретный случай ничем особенным, похоже, не грозил. По сравнению с другими аферами Станового это была сущая безделица, затеянная между делом, по принципу "ни одна блоха не плоха". Носатому изобретателю вовсе не обязательно было выплачивать живые деньги - он был из тех, кому достаточно посулить энную сумму по окончании работы. Ну а когда дело дойдет до выплаты, тогда и видно будет, как с ним поступить. Генерирование туч? Притягивание циклонов? Полноте, это же какая-то чепуха, ненаучная фантастика! Откуда мне знать, пошел дождик благодаря действию вашей установки или сам по себе, по собственной, так сказать, инициативе? Этого даже вы, уважаемый Артур Вениаминович, не можете утверждать с полной уверенностью, а посему - извините…
Вот таким путем. Да ведь до этого, глядишь, и вовсе не дойдет. Мало ли, что может приключиться с гостем из братской республики в большой и беспокойной Москве! Вот будет он сидеть в лесу, генерировать свои тучи, а из леса вылезет какой-нибудь… медведь, к примеру. Или браконьер с ружьем. Пиф-паф, ой-ей-ей… Пропал изобретатель, и установка его пропала, и деньги, которые были выделены на испытания этой установки, тоже пропали, и искать их негде, да и недосуг.
Для вида Дмитрий Алексеевич еще немного поупирался, но потом все-таки уступил и пообещал денег дать. Накануне он прикинул, по какой статье проведет расходы на испытание этого хваленого "генератора туч", и чисто техническое решение проблемы у него было готово заранее. Существовала еще проблема дипломатического характера - как ни крути, а выделение денег нужно было согласовать с начальством, - но дипломатия была епархией Станового, и Дмитрий Алексеевич сильно подозревал, что у друга Макса в этом вопросе полный ажур. Становой был у начальства на очень хорошем счету и занимал должность, предполагавшую большую степень свободы при принятии ответственных решений. В тех случаях, когда решения все-таки приходилось согласовывать, Максим Юрьевич как никто умел убедить оппонентов в собственной правоте, без зазрения совести пользуясь своим неотразимым обаянием.
Когда посетитель, наконец, ушел, нелепо загребая по паркету своими неуклюжими ножищами, Дмитрий Алексеевич вздохнул с облегчением и, хмуро глядя на Станового, спросил:
- Ну и что сие означает? Ты что, посоветоваться не мог?
Становой потянулся всем телом, хрустнув суставами, и широко улыбнулся.
- Брось, Дмитрий Алексеевич. Ну чего ты надулся? Некогда мне было с тобой советоваться, извини. Да и времени не было. Я же тебя, перестраховщика старого, знаю, как облупленного. Ты бы начал тянуть резину, колебаться, выдумывать какие-то несуществующие препятствия… А так - раз-два, и дело в шляпе! Как у зубодера. Две минуты страха, зато потом - полные штаны удовольствия.
- Но на кой черт тебе это понадобилось? Риска много, а прибыль копеечная… Ты что, веришь в этот его "генератор туч"?
Становой усмехнулся, вынул из кармана сигареты и закурил. Сделано это было с таким вкусом, что даже некурящему Вострецову захотелось стрельнуть у него сигаретку.
- Веришь, не веришь, - сказал Становой. - Верят в Бога, Дима. А этот приборчик работает. Я сам это видел, и интересуют меня в данном случае не столько деньги, сколько сам прибор. Он мне нужен.
- Зачем? - скривился Вострецов.
- Например, чтобы справиться с огнем. Вы тут, в министерстве, все время забываете, что огонь действительно представляет серьезную угрозу, и пожарные расчеты с ним действительно не справляются. - Каждое "действительно" он выделял голосом и подчеркивал коротким рубящим движением крепкой загорелой ладони. - Вчера под Москвой сгорела деревня. Дотла сгорела, понял? Люди еле успели разбежаться, а от имущества остались рожки да ножки. А ты спрашиваешь, зачем нужен дождь…
Вострецов поморгал на него глазами. Все-таки были вещи, к которым он никак не мог привыкнуть.
- Ты это серьезно?
- В окно посмотри, - посоветовал Становой. - Это, по-твоему, шутка?
Дмитрий Алексеевич автоматически повернул голову и посмотрел в окно. За тройным поляризованным стеклом висела серая муть, в которой почти без остатка тонули очертания дома напротив.
Становой встал и одернул китель, сидевший на нем с непринужденным изяществом. Уже дойдя до дверей, он остановился, обернулся, сделал два быстрых шага назад и сказал:
- Что-то давно наводнения не было. Тебе не кажется, что назревает нечто в этом роде? У меня предчувствие… А у тебя?
Дмитрий Алексеевич испытал острое желание трусливо закрыть глаза и для надежности еще заслонить их рукой. Вместо этого он лишь покачал головой и спросил:
- Мне готовиться?
- Не сейчас, - послышалось в ответ.
- Сейчас - вряд ли. Обстановка не та. Жарко, сухо… Откуда ему взяться, наводнению? Это, так сказать, долгосрочный прогноз. А что касается ближайшей перспективы, то, на мой взгляд, очень вероятно какое-нибудь несчастье в горах - лавина, сель, сход какого-нибудь ледника… Лично мне так кажется.
Вострецов подавил мученический стон и выдавил из себя некое подобие улыбки.
- Тебе бы аналитическим отделом заведовать, - сказал он. - Или бюро прогнозов. Цены бы тебе не было.
- Согласен, - ответил Становой. - Но ты же знаешь, я - человек действия. Не могу я штаны в кабинете просиживать.
- В кабинете - не на нарах, - не удержался Дмитрий Алексеевич.
Становой вдруг поугрюмел, как-то сгорбился, потемнел лицом и, неприятно дернув ртом, глухо произнес:
- Про нары я знаю как-нибудь побольше твоего. На этот счет ты можешь быть спокоен: я туда больше не пойду. Сам не пойду и тебя не пущу, толстяк.
Он ушел, а Дмитрий Алексеевич остался гадать, скрывалась ли в последних словах Станового холодная угроза, или ему только почудилось.
***
- Ты прямо как джинн из арабской сказки, - сказала Ирина.
Присев на изъеденный ветром и солеными брызгами обломок скалы, она вытянула уставшие ноги и запрокинула голову, подставляя лицо теплым лучам вечернего солнца - уже не обжигающим, мягким. Волосы тяжелой темной волной рассыпались по ее плечам, закатные лучи придали ее коже красивый бронзовый оттенок.
Глеб наклонился, подобрал плоский камешек и, изогнувшись, запустил его в море почти параллельно поверхности. Камешек запрыгал по воде с отчетливыми шлепками и зарылся в ленивую прозрачную волну.
- Восемь, - сказала Ирина.
- "Спартак" - чемпион! - ответил Глеб и гулко постучал себя кулаком в выпяченную грудь, другой рукой незаметно массируя бок, который напомнил о себе вспышкой не слишком острой, но очень неприятной боли. - А почему, собственно, джинн? Насколько я помню, джинны - существа не слишком симпатичные.
- Зато мастера по части исполнения желаний, - возразила Ирина. - Еще утром я дышала дымом, как какой-нибудь шаман с Чукотки, и мечтала о глотке свежего воздуха. И тут же - оп! - моя мечта сбылась. Причем как раз в присущей джиннам манере: море, пальмы, мраморные дворцы и сколько угодно этого самого воздуха.
Глеб покосился направо, где в отдалении из облака пышной субтропической зелени выступали белые корпуса одного из старейших в стране санаториев, усмехнулся и закурил. Да уж, подумал он, и впрямь "Тысяча и одна ночь".
Он осторожно пощупал бок. Рубашка была сухая, и повязка под ней, кажется, не сбилась.
- А это обязательно? - щурясь на закатное солнце, спросила Ирина.
- Что именно?
- Курить. Портить восхитительный свежий воздух. В Москве дымом не надышался?
- Это для адаптации, - сказал Глеб, втаптывая длинный окурок поглубже в песок. - Чтобы переход к свежему воздуху не был таким резким. И потом, у джиннов вечно валит дым из ноздрей.
- А вот и неправда, - заспорила Ирина. - Это не у джиннов дым из ноздрей, а у ифритов. И вообще, ты не классический джинн, а… Ну вроде старика Хоттабыча.
- В адаптированном, значит, варианте.
Легкая волна ласково шлепала в каменистый берег, качала спутанные бороды водорослей. В отдалении, держа курс на санаторский пляж, протарахтела моторка. Она тащила за собой на буксире разноцветный парашют. Кто там, под куполом, отсюда было не разглядеть, но доносившийся издалека азартный визг был женским.
- Здорово, - сказала Ирина. - Вот бы полетать!
- Прямо сейчас? - спросил Глеб.
Ему было лень вставать и тащиться на пляж. Кроме того, ему там было совершенно нечего делать. В воду нельзя - повязка размокнет, а сидеть среди голых людей в рубашке - глупо…
Ирина, как всегда, чутко уловила его настроение.
- Сейчас не желаю, - заявила она. - И вообще, я их до смерти боюсь, этих парашютов. На работе одна дама рассказывала, как ее в прошлом году приземлили не в воду, а прямо на пляж. Представляешь? Кругом лежаки, зонтики, и она с разгона прямо в самую гущу - бряк! И пляж галечный…
- Кошмар, - сказал Глеб, чувствуя, как спину пригревает тепло, исходящее от нагревшихся за день камней. Отношение к горам у него было особое. Горы были как старый враг - настолько старый, привычный и достойный, что сделался едва ли не ближе любого друга.
- Это еще что, - продолжала Ирина. - Я однажды сама видела, как одна дамочка от удара о воду потеряла… ну, в общем, деталь туалета.
- Сережку, наверное, - лениво предположил Глеб. - Или шапочку.
- Она же не головой вниз приводнялась, - резонно возразила Ирина.
- Да, действительно… Ну, тогда случай и впрямь печальный. Надо же, какая это опасная штука - парашюты!
Ирина перестала жмуриться и подозрительно посмотрела на него. Сиверов улыбался.
- Тебе все шуточки, - притворяясь, что сердится, сказала Ирина. - А это действительно опасно! Ты сам-то пробовал?