Мокруха - Марк Смит 3 стр.


6

Вернувшись домой, Норберто увидел, что дверь в квартиру распахнута настежь.

– Чувак, ядрена мать!

Он вошел, захлопнул за собой дверь и запер ее на засов. Потом обернулся и прокричал в сторону ванной комнаты:

– Чувак, я же сказал тебе, не оставляй дверь незапертой!

Из ванной комнаты не донеслось ни звука. Норберто направился к ней.

– Ты чего там, помер, что ли?

Он остановился, прислушиваясь. Ответа вновь не последовало.

– Чувак, ты, надеюсь, не всю бутылку вылакал? Мне-то оставил хоть немного?

Норберто вошел в ванную. Амадо исчез. Вместе с текилой. Осталась только затвердевающая лужа крови. Норберто скривился от отвращения, включил воду и начал отчищать со дна ванны бурое пятно. Смывать кровь дело нелегкое. Особенно, когда она присохла.

Нет, чувак, без чистящего средства здесь не обойтись. Не смывается, зараза!

Норберто пошарил рукой под раковиной, достал банку "комета", жесткую губку и стал посыпать порошком внутреннюю поверхность ванны. Чистящее средство покрыло кровавое пятно зеленым налетом. Норберто принялся яростно тереть губкой.

Увлеченный делом, он не услышал, как в ванную пошли Эстеван и Мартин.

– У тебя что, течка началась, марикон!

Норберто испуганно обернулся. При виде Эстевана у него возникло инстинктивное желание спасаться бегством. Но он тут же сообразил, что это бесполезно, тот все равно отыщет его рано или поздно, а кроме того, единственный выход из ванной был отрезан. Лихорадочно соображая, Норберто решил держаться независимо, и хотя по его трусам быстро расползалось мокрое пятно, произнес небрежным тоном:

– Привет, Эстеван! Чувак, хочешь, и тебе ванну почищу? Денег не возьму, по знакомству!

Эстеван завернул кран.

– У меня для этого есть горничная.

– Как хочешь, каброн, но если я понадоблюсь, только позови!

Норберто почувствовал, что ведет себя слишком заискивающе, но было уже поздно. Эстеван обратился к Мартину.

– Вот видишь? У этого пендехо совсем нетуэвос. Он уже готов мне жопу лизать!

– Ну, нет, чувак! Нет, мать твою! Этого я никогда не стану делать!

Эстеван продолжал, даже не взглянув на Норберто.

– Думаю, он что-то скрывает от нас.

Норберто понял, что сейчас ему сделают больно.

– О чем ты? Я от тебя ничего не скрываю, nodal.

Мартин опустил крышку унитаза, уселся на нее и не спеша достал из'кармана пиджака черный кожаный футлярчик, похожий сигарный.

– Сейчас проверим.

Он открыл футлярчик и достал из него шприц и маленькую ампулу с бесцветной жидкостью. Норберто посмотрел на Эстевана.

– Это еще что за хренотень, чувак?

Эстеван молча ухмыльнулся.

– Чувак, если у тебя есть ко мне вопросы, спрашивай! Мне скрывать нечего! Не надо этого делать, чувак!

Норберто охватил панический страх. Мартин, держа ампулу вверх донышком – в точности, как показывают по телевизору – наполнил шприц прозрачной жидкостью. Потом убрал пустую ампулу обратно в футляр и пощелкал ногтем по шприцу, выгоняя пузырек воздуха.

– Чувак, что это за дерьмо?

Эстеван посмотрел на Норберто. Он получал удовольствие от происходящего. Любопытно наблюдать, как Норберто обсирается и дрожит за свою жизнь. Вот это настоящее развлечение!

– Где Амадо? Норберто и не думал врать.

– Он был здесь, чувак! Я вышел ненадолго, а когда вернулся, Амадо куда-то слинял!

– Что с ванной?

Норберто бросил взгляд на кровавое пятно, на банку "комета", на шершавую губку, которую продолжал крепко сжимать в кулаке.

– Это кровь, чувак! Просто кровь!

– Чья это кровь?

– Его, Амадо.

– Ты убил Амадо?

– Нет, чувак, нет! Эстеван засмеялся.

– Значит, он порезался во время бритья?

Норберто посмотрел на Эстевана, потом перевел взгляд на Мартина. Тот выпустил из шприца короткую струйку. Норберто вовсе не хотел, чтобы его накачали какой-то заразой!

– Послушай, Эстеван, я здесь ни при чем, чувак!

Диме!

– Амадо повредил себе руку. – Так он в больнице?

– Нет, чувак, все гораздо хреновее!

Эстевану не нравилось, что он терял контроль над собой. Все его любимые киноактеры в злодейских ролях – Марлон Брандо в "Крестном отце" или Кристофер Уокен во всех фильмах с его участием – сохраняли холодную невозмутимость до тех пор, пока им не начинали досаждать сверх всякой меры. Эстеван восхищался ими. Ему хотелось обладать таким же хладнокровием. Но Брандо не приходилось иметь дела с такими вот недоумками и засранцами. Эстебан ударил Норберто ладонью по лицу. Ударил так сильно, что тот повалился на пол, стукнулся головой о край ванны и глубоко рассек кожу на затылке. На зеленый "комет" брызнула свежая кровь.

– Что случилось? Что случилось с рукой Амадо? Боясь, что последует новый удар, Норберто поспешно выпалил:

– Ее оторвало, чувак!

Странное выражение мелькнуло на лице Эстевана – вперемешку веселье, гадливость и неподдельное потрясение.

– Что за чушь!

Эс вердад!

Эстеван опять треснул его полипу.

– Амадо убил Карлоса Виду, и ему случайно оторвало руку!

Эстеван удивился.

– Амадо убил Карлоса? Пор ке?

– Чувак, мне об этом ничего не известно! Они вдвоем проворачивали какую-то сделку, и Карлос кинул Амадо. Ну, Амадо и прикончил его, ты же знаешь Амадо!

Мартин и Эстеван переглянулись. Мартин заговорил первым.

– Руку можно пришить обратно. Норберто отрицательно покачал головой.

– Нет, чувак, нельзя.

– При современных достижениях микрохирургии возможно всякое. Конечно, двигательные функции полностью не восстановятся, но…

Норберто перебил Мартина.

– Чувак, он бросил ее там! У него нет с собой руки!

Эстеван наклонился вплотную к Норберто. Тот съежился и зажмурился в ожидании боли.

– Что ты сказал?

– Чувак, он оставил свою руку в гараже Карлоса.

В глазах Эстевана мелькнуло бешенство.

– Сделай ему укол!

Амадо очнулся, чувствуя пульсирующую боль в руке, точнее, там, где она когда-то была. Перед глазами находился белый потолок с творожными разводами и золотистыми блестками. Лампа на прикроватной тумбочке рассеивала полумрак в комнате неярким желтым светом. Амадо повернул голову и увидел кабинетный шкаф с выдвижными ящиками, накрытый простыней; поверх нее лежали холодно блестящие хирургические инструменты. Рядом стояла капельница, подсоединенная к его здоровой руке. Он услышал чье-то шевеление в соседней комнате и призывно захрипел.

Дверь распахнулась и вошел незнакомый темноволосый парень.

– Проснулись? Как самочувствие?

Амадо попытался ответить, но вновь издал лишь невнятный хрип.

– Помолчите. Я знаю, чего вы хотите.

Парень принес большой пластиковый стакан с гибкой соломинкой и вставил ее в рот Амадо.

– От обезболивающего наступает настоящий сушняк.

Вот, попейте!

Амадо стал сосать через соломинку и огорчился, ощутив в пересохшем горле холодную струйку обычной воды. Парень смотрел на него с радостным ожиданием.

– Ну, как вы себя чувствуете?

Амадо кивнул и сумел произнести только:

Мало.

Парень тоже сочувственно кивнул.

– Я дам вам болеутоляющее. Но вы обязательно должны полежать хотя бы несколько дней. От чрезмерной подвижности швы могут разойтись, а это ни к чему хорошему не приведет, поверьте мне!

Амадо опять согласно кивнул, наблюдая, как парень набрал в шприц какую-то жидкость и впрыснул в пластиковый мешочек капельницы.

Донде?

Парень улыбнулся.

– Я слишком плохо понимаю по-испански. Очень скоро вам станет легче.

Не успев ответить, Амадо отключился.

7

Дон не любил пиво. Он любил вино. Хорошее вино. У него вызывало отвращение пойло, которое в "Насесте" выдавали за шардонне. В этом баре напарник Дона и другие детективы полицейского управления Лос-Анджелеса имели обыкновение пить пиво и смотреть спорт по телевизору. Дону хотелось уйти отсюда, хотя он всегда с удовольствием проводил время с друзьями и коллегами. Ему даже нравился этот маленький сумрачный бар с обшарпанными перегородками между столиками и слоем опилок на полу. Но дешевая моча, которую здесь называли вином, вызывала у него головную боль. После первого бокала возникала болезненная точка где-то позади левого глаза. Еще один бокал, и точка вырастала до тупой боли, его начинало подташнивать. Три бокала обеспечивали Дону такое тяжелое похмелье, что у него появлялось желание взять пистолет и выбить себе мозги. Поэтому он перебрался в дорогой винный бар, затесавшийся между небоскребами делового района в центре города.

Ему нравился здешний бармен, парнишка со свежим, как у ребенка, лицом, совсем недавно окончивший университетский колледж по специальности энолога. Свой бар он называл не иначе, как энотекой – собранием вин, по аналогии с библиотекой. Возможно, парень был о себе слишком высокого мнения или просто переучился, но в том, что касается вина, он, несомненно, чувствовал себя, как рыба в воде. Дону это тоже нравилось. Общение с образованным барменом дополняло процесс опьянения приятным интеллектуальным содержанием. Только вот клиенты бара были ему несимпатичны. После рабочего дня сюда набивалось множество молодых мужчин и женщин, юристов и бизнесменов, разодетых в костюмы от "Братьев Брукс" и "Энн Тейлор", и принимались соревноваться в глупости, хвастаясь друг перед другом своими сотовыми телефонами, автомобилями "БМВ", персональными инструкторами и ценными бумагами.

Дон не сливался с этой толпой, хотя и не слишком выделялся. У него на лице отпечатались следы подростковых потасовок, но сломанный нос в совокупности со стрижкой "фантастик Сэм" придавали его грубовато-красивым чертам особую, удальскую привлекательность. Крепкий и мускулистый, он носил костюмы коричневого цвета, купленные в магазине готовой одежды. В целом, если бы не пистолет, засунутый на пояснице под брючный ремень, Дон ничем не отличался бы от коммивояжера или преподавателя математики в муниципальном колледже.

Он сидел за барной стойкой и наблюдал, как молодые, преуспевающие бизнесмены обмениваются визитками и пытаются выгодно всучить друг другу свой товар. Потом перевел взгляд на бармена и проворчал:

– В их возрасте я думал только, как бы потрахаться. А этих кроме денег ничего не волнует!

Бармен солидарно кивнул.

– Деньги стали новым божеством. Дон поднял свой бокал.

– А я поклоняюсь старым. За Бахуса! Он выпил.

– Хотите попробовать это же вино, но другого года?

– А тот год лучше? Бармен улыбнулся.

– Вот вы мне и скажете!

Он налил в чистый бокал небольшую порцию вина на пробу. Дон со знанием дела раскачал вино по стенкам бокала, отхлебнул чуть-чуть вместе с воздухом, погонял во рту и только после этого проглотил.

– Смородина. Смородина и винная ягода. Бармен улыбнулся.

– Я знал, что вам понравится.

Он наполнил бокал и отошел к другим посетителям, а Дон остался в одиночестве созерцать свое вино. Специфика профессии поневоле приучила его наблюдать за людьми и подслушивать их разговоры. Обычно он сидел и без труда различал в общем гуле старты и финалы словесных игр по правилам "ты мне-я-тебе"; следил, как в танце между мужчиной и женщиной зарождается взаимное влечение; на его глазах поведение людей развивалось естественным путем по предсказуемым направлениям. Но сегодня Дон отключился от всего на свете. Настроение у него было неважное. День выдался непростой.

Утро началось, как обычно – Дон принял душ, побрился, сходил на толчок. Дальше завтрак в кафешке "У Бетти": глазунья из двух яиц, гренки, кофе. Чтение спортивной страницы: "Доджерс" проводят весенние тренировки, у них по-прежнему нет сильного бэтсмена-левши. В общем, нормальная жизнь. Потом все пошло псу под хвост. Дону позвонил детектив Ли, толстый китаец из отдела по расследованию убийств, и велел срочно подваливать на место преступления.

Это было самое обычное место преступления. Сколько раз за время службы Дону попадались трупы в гаражах? Двадцать? Тридцать? Если мертвеца находили не на свалке или в лесу, то, вероятнее всего, он оказывался в чьем-то гараже. А здесь, судя по всему, произошло двойное убийство. Одно опознанное тело и одна неопознанная рука. Дон не сомневался, что сам труп рано или поздно где-нибудь обнаружится. Надо просто поискать на ближайших свалках. Именно этим он и велел заняться стоящим рядом полицейским. Ищите на свалках или в лесу.

Ничем не выдающаяся, рутинная работа. Дона заботило совсем другое. Убитого звали Карлос Вила. За два года своей службы в отделе криминальной информации полиции Лос-Анджелеса Дон угрохал кучу времени на то, чтобы сколотить уголовное дело против мексиканской мафии. Постепенно его расследование сосредоточилось на Эстева-не Соле, вожаке банды головорезов из Хуареса. Дон использовал Карлоса Вилу в качестве осведомителя. Теперь тот замолчал навеки, и Дону грозили неприятности, если он не сумеет привязать Эстевана Солу к убийству Карлоса. Ни одного обвинительного заключения за два года расследования – не слишком похвальный результат для его послужного списка. Дон сделал себе мысленную пометку убедить кого-нибудь из местных фэбээровцев завести на Солу федеральное дело.

К нему подошел бармен.

– Налить вам еще того же вина? Или попробуете "сен-эстефского"?

– Да, хочу перенестись во Францию!

Дон понимал, что вино по восемнадцать долларов за бокал выльется в счет, непосильный для его зарплаты. Ну, и черт с ним! Бармен хлопнул пробкой и налил немного на пробу. Дон покачал бокал, разглядывая, как свет мерцает сквозь густо-красную жидкость, принюхался – запах был кремнисто-земляной и дынный. Вино имело насыщенный вкус; ощутив его на языке, Дон невольно улыбнулся.

Боб лежал в постели. Мора вышла из ванной комнаты и посмотрела на него.

– Ты еще не спишь?

– Не могу уснуть.

Мора бросила на стул мокрое полотенце и встала перед ним нагишом с вызывающим видом.

– Если ты воображаешь, что я сейчас буду с тобой трахаться…

Боб попытался остановить ее, зная, к чему может привести подобный разговор.

– Постой, выслушай меня, я…

Но Мора перебила его.

– Ничего не хочу слышать!

– А я не могу спать!

– А ты постарайся!

Она легла и повернулась к нему спиной.

– Ты меня разлюбила?

Мора повернулась и посмотрела на него в упор.

– Честно?

Боб понял, что, пожалуй, не готов к такому повороту.

– Ну, да…

– Нет, не разлюбила. Я по-прежнему люблю тебя.

– Тогда в чем же дело? Мы уже целый месяц не занимались любовью!

– Ты действительно хочешь знать правду?

– Да.

У Моры слишком поздно мелькнула мысль, что не стоит этого говорить.

– Я не выношу вида твоего пениса!

– Моего пениса?

– Любого пениса!

– Почему?

– Они мне омерзительны!

Боб опустил голову на подушку и задумался над смыслом этого заявления. Мора поцеловала его в щеку.

– Возможно, тебе просто надоело смотреть на них. А что, если я…

Она не дала ему договорить.

– Послушай, я вся вымоталась на работе!

– Но…

– Разговор окончен!

Боб все еще не терял надежды.

– Тебе даже не надо смотреть на него, или трогать, и вообще ничего не делай. Просто лежи, а его туда вставлю…

Мора негодующе обернулась.

– Ты животное!

Норберто очнулся в полной темноте. Голова у него раскалывалась от боли, как после пьянки с большим количеством мескаля. Нет, будто накануне нанюхался ацетона. Рефео! Он хотел пошевелиться и понял, что прикован наручниками к какой-то железяке вроде водопроводной трубы. Норберто сильно дернул, пробуя ее на прочность. От напряжения в голове зашумело, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало прямо на грудь. После этого он снова отключился.

Иногда Мартин ненавидел свою работу. Спору нет, в ней имелись свои преимущества – не скучная и не пыльная, каждый день происходит что-то новое. Денег завались, телки не проблема, но самое главное – бесперебойное снабжение первосортной марихуаной. Вот только, черт возьми, рабочий день у него действительно ненормированный. Это, конечно, не значит, что лучше, как его университетские сокурсники, с девяти до пяти просиживать задницу за компьютером, торгуя на бирже, или перелопачивать тонны юридической литературы в душном кабинете какой-нибудь адвокатской конторы. Мартин считал такую жизнь уделом неудачников и людей, обделенных воображением. Несмотря на то, что семь дней в неделю, в любое время суток от него требовалась готовность незамедлительно явиться по первому вызову босса, Мартин всегда находил время для удовольствий, хотя бы маленьких. Например, вместе с Норберто отовариваться шмотками в модных бутиках или приводить в порядок ногти у забавных камбоджийских маникюрш. Маленькие удовольствия, превращающие жизнь в полную чашу. Маленькие удовольствия и вдоволь травки.

Родители Мартина не знали, чем в действительности он занимается, а если б знали, ни за что не смогли бы понять, почему их сына привлек именно такой образ жизни. И что бы ему не устроиться в солидную юридическую фирму или, того лучше, обломилась бы работенка на Уолл-стрит типа "не бей лежачего" – глядишь, и стал бы миллионером, о чем мечтает любой подающий надежды молодой американец! Со слов Мартина им было известно, что он "консультирует" богатого мексиканского инвестора – и это, в определенном смысле, соответствовало действительности. По рассказам сына, ему нравилось, что его работа не однообразная и связана с недвижимостью, ценными бумагами, капиталовложениями, а потому давала возможность постигать науку бизнеса и применять свои знания на практике. Мартин и вправду открывал для себя много нового, да только утаил от родителей, что учился отмывать грязные деньги, вырученные на незаконной торговле наркотиками и оружием, на проституции и ночных стрип-клубах. Он не понимал, отчего испытывает такое влечение к преступному бизнесу, да слишком и не задумывался. Просто это было круто!

Мартин мысленно отмахнулся от всего на свете и закурил большого, толстого косяка. Он глубоко затянулся, задержал в легких дым, затем выдохнул медленно и удовлетворенно. Ему почудилось, будто его мозг забрался в мягкую, теплую гидропостель и поплыл, как в невесомости. Мартин посмотрел на себя в зеркало позади барной стойки с полированной гранитной поверхностью. Почему глазам так больно от сверкающих хромированных деталей? И вообще, на кой черт делать кран и мойку такими блестящими? И чего эти долбанные денежные мешки так любят, чтобы вокруг них все блестело? В чем здесь кайф?

Мартин достал из кармана солнцезащитные очки, хотя время давно перевалило за полночь. Он опять глубоко затянулся гигантской самокруткой, надел очки и сквозь темные стекла стал наблюдать, как колышется дым, лениво поднимаясь к потолку.

Оклик Эстевана вывел его из балдежного состояния.

– Где мое чертово пойло?

– Уже несу!

Мартин торопливо побросал лед в четыре стакана и до половины налил в каждый текилы "Дон Хулио силвер". Потом зашел за барную стойку и отыскал лаймы и бутылку "куантро".

– У девчонок в горле пересохло!

– Одну минуту!

Назад Дальше