А у меня появилась бы возможность согреться, бегая за детьми и поднимая их с мокрой травы.
– Прихватим их в другой раз. – Бен в недоумении уставился на меня. – Да что с тобой, Элли? Я думал, ты обрадуешься, если я уйду с работы в обеденное время – самые напряженные часы в ресторане! – чтобы побыть с тобой.
– Ах, дорогой, я рада! – Я поцеловала Бена в щеку. – Просто чувствую себя немножко виноватой, несмотря на уговоры миссис Мэллой: Герта столько вложила в жаркое, а мы сбежали.
– Съедим его на ужин, – без особого энтузиазма отозвался Бен. Он предпочитал готовить говядину столь увесистыми кусками, что какой-нибудь отважный ветеринар вполне мог бы сшить из них целую корову.
– Ты прав. Осталась одна маленькая загвоздка, которая мешает мне настроиться на отдых: я обещала Эвдоре заглянуть к ней, чтобы помочь в благоустройстве дома.
– Заброшу тебя к викарисе на обратном пути. Мы покончили с проблемами? – Бен тронулся с места, и ни одна дверца не отвалилась и не загромыхала по дорожке. Прежде чем я успела пристегнуться, мы уже катили по Скалистой дороге в сторону деревни. – А может, ты ждала в гости приятеля, Элли, а тут я заявился и все испортил?
– Глупости! Ты единственный мужчина в моей жизни, всегда был и будешь единственным.
Я слегка покривила душой. До Бена у меня были маркиз Маршингтон, герцог Дарроу, несколько графов, с десяток виконтов, а уж всех сэров и по именам не упомню. И я не стыдилась моего прошлого. Эти мужчины делили со мной одиночество, спасали от скуки по вечерам, составляли компанию за ужином (без них я коротала бы вечер на пару с Тобиасом за банкой сардин). Они сопровождали меня на ассамблеи в Бат, на маскарады, куда заглядывал принц-регент, на пикники, где всегда сияло солнце, а голубое небо было чистым, как сердце девственницы. Разве справедливо, разве нравственно отправлять этих галантных кавалеров восвояси, когда на сцене (с некоторым опозданием!) возник Бен Хаскелл?
Муж улыбнулся мне, истолковав мое молчание в свою пользу: решил, что я любуюсь видом из окна машины. И я старалась – честное слово, старалась! – уловить тайную музыку в завываниях ветра, швырявшего машину из стороны в сторону с явной целью сбросить нас с обрыва на острые скалы. За поворотом мелькнуло море. Оно бурлило и пенилось, словно пускало слюни, предвкушая неплохую закуску.
Не доезжая деревни, мы свернули на просеку в густых зарослях; разбойник, промышляющий на дороге, пришел бы от этих кустов в восторг – лучшего места для засады не сыскать. Дом я увидела, только когда мы почти уперлись в него, – ветхое, необычайно мрачное строение с узкими слепыми окнами. Я была совершенно очарована, пока на заметила множества труб и не прочла надпись на покосившихся воротах.
– Боже! – Я вцепилась в плечо Бена. Машина вильнула в сторону, отхватив изрядный кусок живой изгороди. Впрочем, ее давно следовало подстричь. – Это же "Высокие трубы", здесь когда-то обитал Гектор Риглсворт!
– Кто, кто? – Бен дал задний ход и двинулся дальше по просеке. Дом, к моему сожалению, скрылся из виду.
– Призрак из библиотеки. Тот, что, по мнению Лестер-Смита, напугал до смерти мисс Банч.
– Я думал, она умерла от вируса.
– Верно, но нужно уметь читать между строчками протокола о вскрытии. Над мисс Банч потрудился злой дух, чье имя – Гектор Риглсворт.
Я поежилась. Бен остановил машину на полянке, окруженной деревьями. Посреди одиноко возвышался бук – словно старый, страдающий артритом дворецкий вышел встречать гостей.
– Вот мы и прибыли, любимая. – Бен неуклюже выбрался из машины и открыл багажник, где лежала корзина с едой. – Как тебе здесь?
– Довольно… – Я хотела сказать "прохладно", но вовремя спохватилась: мне следовало наконец проявить энтузиазм. – Довольно мило. Надо же, сколько лет живу в Мерлин-корте, но никогда здесь не бывала.
Бен направился к буку, я поплелась следом. Обернувшись через плечо, я разглядела трубы, возвышавшиеся над деревьями, и, вероятно, чердачное окно дома, принадлежавшего когда-то Гектору Риглсворту. Мне померещилось или в окне действительно что-то мелькнуло? Я постаралась стряхнуть неприятное ощущение и сосредоточиться на предстоящем удовольствии.
– Правда, отличное место для пикника? – С этими словами Бен поставил корзинку на землю.
Я решила закрыть глаза на то обстоятельство, что под мышкой у моего ненаглядного не торчит дорожный коврик, который можно было развернуть и бросить к моим ногам. Или горячая грелка. Какая же я зануда! Ну и что, что трава сырая и я заработаю ишиас? Мне вдруг вспомнилось, как Ванесса отвергла предложение отправиться в поход, заявив, что такой отдых может сравниться только с черно-белым телевидением. Боже меня упаси уподобиться изнеженной кузине!
– Более идиллического места невозможно представить.
Я опустилась на колени и тотчас почувствовала, как они синеют от холода. Бен принялся разгружать корзинку. Бук над нами ворчливо зашелестел: мы явно нарушали правила пикников – я не захватила зонтик, а скатерть, которую расстилал Бен, не могла заменить дорожного коврика.
– Дорогой, давно хочу тебе рассказать…
Дождевая капля шлепнулась мне на нос.
– Что такое? – Бен мельком взглянул на небо, набухшее шерстистыми серыми облаками, и продолжил вынимать закуски с удвоенной скоростью.
– О, ничего особенного. – От громового раската ножи и вилки закатились под скатерть, вздыбленную ветром. – Просто сегодня утром я услыхала удивительную новость. Сын миссис Мэллой…
– Не знал, что у нее есть сын.
– Оказывается, есть. Так вот, он собирается жениться на Ванессе.
– Как тесен мир! – Бен прижал волосы тарелкой, чтобы они не лезли в глаза, а другой рукой раскладывал салфетки, не позволяя им улететь.
– Похоже, – не вставая с колен, я поспешила за убегающими солонкой и перечницей, – Джорджу Мэллою удалось разбогатеть.
– Как бы то ни было, я полагал, что наша прекрасная Ванесса сыщет себе малого не только с деньгами, но и с титулом.
– И я так думала.
– Что ж, первый тост будет за обрученных! – Придавив скатерть по углам тяжелыми камнями, Бен озабоченно рылся в корзинке. – Элли, ты не поверишь! Не могу найти штопора!
Удивительно, что он вообще мог что-то найти на расстоянии вытянутой руки, когда с неба сыплется густой мелкий дождь. Однако я мужественно вытерла лицо салфеткой и весело заявила, что обойдемся без штопора.
– Нет, не обойдемся. – Бен злился сразу на все: и на меня, и на себя, и на погоду. – Я привез вино, – он выудил из корзины бутылку, – и, черт подери, мы его обязательно выпьем.
Поднявшись, он потоптался вокруг ствола сердитого бука и вернулся с крепким на вид прутом, который разломился надвое, как только Бен вонзил его в пробку.
– Дай я попробую.
Я отняла у мужа бутылку и ковыряла ножом до тех пор, пока раскрошенная пробка благополучно не утонула в вине.
Бен недрогнувшей рукой забрал у меня бутылку.
– Немножко пробки на закуску. – Он наполнил рюмки и попытался улыбнуться: как-никак мы все-таки на пикнике и нам положено веселиться. – Пей, дорогая, пока вино не превратилось наполовину в воду.
– Ты ведь не знал, что пойдет дождь, – утешила я.
– Мог бы посмотреть в окно.
– Пустяки. – Я решительно опустилась на траву, словно плюхнулась в холодную ванну, муж проворно подполз ко мне на четвереньках, и мы чокнулись. – За Ванессу и Джорджа!
– Пусть они будут счастливы, как мы!
– Как мы счастливы здесь и сейчас! – согласилась я, отхлебнула вина и едва не подавилась куском пробки.
На мой кашель зловещим карканьем отозвалась стая ворон, расположившихся на ветвях бука. Кутаясь в кардиган, я пыталась отмахнуться от дурного предчувствия. Однажды, когда мы были детьми, Ванесса сказала, что воронье карканье означает, что кто-то скоро умрет. Любящая кузина предположила тогда, что птицы намекают на меня. Правда, я до сих пор жива, и все же… Я потянулась за едой, чтобы унять стучавшие зубы.
– Ты ведь помнишь, Элли?
– То старое поверье о воронах?
Нет ничего удивительного, что муж читает мысли жены.
– Нет, закуски! – Улыбка Бена едва виднелась в тумане, сменившем, к моему облегчению, дождь. – Неужто не узнала?
Я уставилась на скатерть. Разумеется, я всегда могу узнать омара, зеленый салат, булочки с хрустящей корочкой, если мне их показать, но общий смысл натюрморта мне не давался.
– Наш первый пикник! – Бен пригладил ладонью темные волосы, но они тут же снова свернулись в колечки – особенность, которой могли бы позавидовать многие женщины. – В тот раз я тоже приготовил омара, тушенного в белом вине, охлажденного до нужной температуры и сервированного каперсами и моим фирменным майонезом.
– Ах, да-да…
– А я помню все, как вчера. Я еще объяснял тебе, в чем заключается секрет булочек, – чайная ложка патоки, добавленная к дрожжевой основе. И как ты восторгалась салатом под соусом из сладкого вермута с лимоном!
– Помню, было что-то такое жидкое…
– Соус не был жидким! – Лицо моего мужа потемнело – должно быть, тень от дерева упала. – Согласен, он был прозрачный, но достаточно густой! Секрет заключается в смешивании ингредиентов. Делать это нужно очень нежно, чтобы не повредить листья шпината и молодые побеги спаржи.
– Разве я ляпнула "жидкое"? – Я покачала головой, удивляясь собственному неразумию. Видимо, язык поскользнулся на мокрых губах. – На самом деле я хотела сказать, что помню тот первый пикник невероятно живо. Мы сидели… на траве, да?
– Под буком в саду Мерлин-корта.
– Точно! – Я просияла, надеясь, что и солнце последует моему примеру, но оно опасливо куталось в грязную шерсть облаков.
– К сожалению, сейчас сад для нас запретная зона. – Бен раскладывал омара по тарелкам, украшая его розетками из редиски и ломтиками огурца. – Сначала я представил, как мы с тобой уютно расположились под буком, а вокруг нас пляшут Герта с детьми, а потом подумал: почему бы нам не побыть вдвоем?
– Ты обо всем позаботился!
Ловко обогнув мокрую скатерть, я скользнула поближе к Бену. На несколько секунд тепло моей любви к этому человеку, которого я недостойна, победило пронизывающую сырость. Мы ели в дружеском молчании, лишь хриплое карканье ворон иногда нарушало тишину. Булочки были не такими хрустящими, как обычно, но я была не в претензии, а Бен не стал извиняться. Похоже, совестливый повар уступил место пылкому возлюбленному.
Туман рассеялся, но даже если бы он сгустился до консистенции супа-пюре, ему все равно не удалось бы скрыть вполне определенные намерения Бена. Глаза мужа потемнели и стали изумрудно-зелеными, мускулы вокруг рта напряглись. Бен отнял у меня тарелку и медленно, но решительно поставил ее на скатерть. А потом запечатлел на моих губах столь жаркий поцелуй, что я бы сгорела заживо, если бы не атмосферные осадки. Тем не менее поцелуй приятно тлел на губах, и я не стала сопротивляться, когда Бен уложил меня на траву.
– Наконец-то одни!
Бен погладил мою щеку, потом шею, легко и нежно. Кто знает, как далеко бы мы зашли! Но, увы, повернув голову в приливе согревающей истомы, я издала пронзительный вопль.
– Стоп! – Я попыталась сесть, но снова упала на спину и ударилась головой о винную бутылку. – Бен, мы не можем! – Я судорожно застегивала кардиган, дабы обрести респектабельный вид. – За нами следят!
– Чушь! – Бен стиснул меня в объятиях, но мне удалось вырваться и вскочить на ноги.
– Говорю же тебе… – Я ткнула пальцем в сторону "Высоких труб". – Кто-то стоит у чердачного окна… Женщина в черном платье с распущенными волосами… или же у нее вуаль такая длинная.
– Тогда это не призрак Гектора Риглсворта. Или ты забыла сообщить мне, что он трансвестит.
– Легенда ничего не говорит о его сексуальной ориентации. – Я сделала несколько шагов по направлению к чаще, отделявшей нас от дома, в надежде получше разглядеть видение. – Кроме того, насколько мне известно, призрак хозяйничает только в библиотеке. Разумнее предположить, что в окне одна из семерых дочерей Гектора. Она смотрит на дорогу: не едет ли коляска, а в ней мужчина ее мечты?
– По-моему, ты несешь околесицу, – произнес Бен с плохо скрываемым раздражением. Подниматься с травы он явно не собирался. – Либо за окном живая женщина, либо ты приняла за человека тень от занавески.
И правда, когда я снова взглянула на дом, фигура за окном исчезла. Наверное, мне померещилось или же в "Высоких трубах" кто-то жил! Неважно. Момент для любовных ласк был безнадежно упущен. И частично по вине моего супруга, с обидой подумала я, – с какой стати он растянулся на траве, сложив руки на груди, словно труп, приготовленный к погребению? Внезапно поляна показалась мне самым неподходящим местом для пикника, не говоря уж о занятиях любовью. Совершенно ясно, что в стенах "Высоких труб" обитает злой и враждебный дух и его влияние распространяется на чащу и даже на островок зеленой травы, облюбованный нами.
– У меня такое чувство, что этот бук мог бы порассказать немало жутких историй, свидетелем которых он был, – пробормотала я. – Кто знает? Возможно, одна из семи дочерей Риглсворта, отложив в сторону недочитанный роман, пробралась сюда как-то под покровом ночи, чтобы зарыть под деревом навязчивого поклонника. Например, того, который гордился своими бородавками или же тем, что никогда не мылся. Некоторые мужчины не понимают слова "нет", их гонишь в дверь, они лезут в окно.
– Намек понял. – Бен вскочил и принялся с бешеной скоростью собирать посуду. Фарфор тоненько позвякивал, предчувствуя свою безвременную кончину. – Нашему неудачному приключению не хватает только достойного финала. – Бен с размаха нахлобучил крышку на масленку. – Хорошо бы из леса выскочил пес-призрак и душераздирающе завыл.
Глупец! Зря он смеялся над враждебной силой, подчинившей себе это место, потому что мы немедленно услышали лай – земные собаки так не лают. Не успела я схватить обломки прута, которым Бен пытался выдавить пробку, и сотворить из них крест, как на поляну выскочил огромный зверь, больше походивший на волка, чем на собаку. Обнажив клыки величиной с бивни мамонта, зверь бросился на нас – и вдруг прижался к земле и, скуля, заполз под скатерть.
На полянке возник мистер Бэбкок.
– Чтоб мне лопнуть, если это не мистер и миссис Хаскелл!
– А, это ты, Хитклифф? – угрюмо обратился Бен к скатерти, крутившейся у его ног.
– Ваша хозяйка, добрая душа, сегодня утром отдала мне пса. – Мистер Бэбкок заметно волновался. – И мы с ним сразу же стали приятелями, ей-богу! Вы ведь не станете забирать его обратно?
– Шутите! – Муж глянул на меня, и в его взгляде вновь засветилась нежность.
– Кстати, о супругах… Сильвия рада прибавлению в вашем семействе? – осведомилась я.
Молочник почесал за ухом.
– Чего не знаю, того не знаю. Сказать по правде, струсил я сразу вести его в дом: мало ли что хозяйке взбредет на ум? Вот и решил после работы немного прогуляться. И право слово, Клиффи шел рядом как миленький! Но вдруг, когда мы поравнялись вон с тем домом, пес прямо обезумел. И то сказать, странный домишко, словно там привидения гуляют. Вот бедняга и перепугался.
Обеспокоенный мистер Бэбкок, пыхтя, склонился над скатертью, но ухватить ее не смог. Скатерть вертелась волчком, жалобно подвывая.
– Хитклифф принадлежал мисс Банч, – напомнила я Бену. – И уж теперь даже такой закоренелый скептик, как ты, должен признать, что в легенде о Риглсвортах и "Высоких трубах" есть нечто такое, чего простому смертному не постичь вовеки…
Глава шестая
Десять минут спустя Бен высадил меня у церковных ворот. После путешествия в потустороннюю тьму я искренне радовалась возвращению к обыденной жизни. Что чувствовал Бен, трудно с уверенностью сказать. Оставалось лишь надеяться, что стоит ему переступить порог "Абйгайль" и забросить подальше корзинку для пикника, как он вновь воспрянет духом.
Я поклялась сегодня же откопать в шкафу кружевную ночнушку цвета морской волны и сто раз провести щеткой по волосам, прежде чем лечь в постель. Супруга надо ублажать, и я не поддамся соблазну просидеть до утра с книжкой – недочитанным "Гласом ее господина". Моя тетушка Астрид, мать несравненной Ванессы, обронила как-то с мрачной гримасой на лице, что ни разу не отказала своему мужу. Хорошо, что она не знает о моем халатном отношении к супружескому долгу, – не хватало только нагоняя от праведной родственницы! Меня разобрал смех: к занятиям любовью с Беном я никогда не относилась как к долгу. Просто всегда дожидалась подходящего момента: когда похудею на один-два килограмма, когда дети подрастут или хотя бы когда разделаюсь с глажкой белья.
Наверное, размышляла я, подгоняемая холодным ветром, наверное, следует переговорить с Эвдорой: достигло ли мое увлечение любовными романами степени наркотической зависимости? Не пора ли завязать с романтическим чтивом или хотя бы уменьшить дозу?
Но о чем я совершенно не думала, так это о свежей могиле мисс Банч в темном уголке кладбища под плакучей ивой.
Я дошла до развилки: тропинка, поросшая мхом, сворачивала направо, к норманнской церкви с высокими, узкими витражами, налево – к дому викарисы, выстроенному в середине прошлого века.
– Привет, Элли! – Эвдора открыла дверь, когда я преодолела последнюю ступеньку. Под подошвами бесчисленных посетителей ступени стерлись и походили на лесенку из каменных плах с углублениями посередине. – Увидела вас из окна и решила освободить от необходимости звонить в дверь. Глэдстон трудится в кабинете над "Колокольным перезвоном", нашей приходской газетой, а вы ведь знаете мужчин, – Эвдора весело рассмеялась, – они как дети, всегда готовы устроить перерыв в работе.
– Конечно, не надо ему мешать! – Я понимающе улыбнулась, на цыпочках вошла в холл, увешанный портретами архиепископов Кентерберийских, и как можно тише прикрыла за собой дверь. – Глэдстон удивительно преобразил газету, честное слово, – прошептала я. – Раньше я бросала чтение на первом абзаце, а теперь не могу оторваться, пока не дочитаю по последней строчки. Заметка о свадьбе Бэбкоков растрогала меня до слез. Особенно то место, когда Сильвия плывет к алтарю на облаке, благоухающем розами, а солнце сияет над ее головой, словно золотой нимб…
– Да-да, помню. Мне казалось, что было бы лучше, если б Глэдстон это вычеркнул.
Эвдора провела меня в гостиную. Картина над камином изображала парусник, навечно застывший на гребне волны. Фарфор в серванте не поражал оригинальностью – блеклые розочки с листочками. Коричневый диван и кресла утратили форму и напоминали стареющих женщин, вздохнувших с облегчением, когда возраст позволил им выбросить корсеты и расслабиться. В этой комнате ничто не сочеталось ни с чем, но в результате возникала полная гармония. И викариса церкви Святого Ансельма чувствовала здесь себя весьма уютно.
Эвдора была крупной женщиной – нет, не толстой, просто крепко сбитой. В одежде она предпочитала бежевый цвет, твидовые юбки и прочные туфли, а из украшений – скромную нитку жемчуга. Недавно викариса изменила прическу, предоставив седеющим волосам больше свободы, и они перестали напоминать фетровую шляпку, намертво приклеившуюся к ее голове. Я заметила, что на Эвдоре новые очки – оправа в крапинку подчеркивала приглушенную зелень глаз.