Раздался едва слышный хруст сломанных шейных позвонков, потом, на секунду, наседающий сверху Петруня словно замер, после чего рухнул на Сергея и стал всем телом вздрагивать от предсмертных конвульсий. Из его груди со свистом выходил воздух, а из открытого рта потекла тягучая липкая слюна. Наконец он в последний раз дёрнулся и затих.
А Хаммер, осознавший, что остался жив, в который раз за последние сутки провалился в бездонный колодец небытия. В его угасающем сознании успела промелькнуть последняя мысль: "Спасён!", а затем со всех сторон обступила темнота…
Когда Сергей очнулся, то первое, что он увидел, – это совершенно белое лицо мёртвого бандита с открытыми стеклянными глазами и навечно застывшим в них ужасом. Петруня по-прежнему лежал на нем сверху, и Хаммер не без труда смог сбросить его в сторону, а сам, придерживаясь за ступеньки лестницы, поднялся на ноги.
Он прислушался – вокруг была абсолютная тишина.
Тогда, подняв с пола нож, Сергей стал медленно, порой едва не отключаясь от пронизывающей все тело адской боли, вскарабкиваться к открытой двери погреба.
Нога и – почти полностью – одна рука отказывались подчиняться, сколько он ни старался. Поэтому неудивительно, что подняться наверх Павлову удалось лишь с шестой попытки.
Ползком он двинулся к входным дверям, ещё окончательно не решив, что будет делать. В мозгу стучала только одна мысль: "Дальше, дальше от этого гиблого места!"
Покинув дом, Сергей со скоростью улитки пополз в сторону леса, едва различимого сквозь опустившийся со всех сторон мрак ночи.
Шёл сильный дождь, холодная вода попадала на раны и заставляла стонать от нестерпимой, дьявольской боли. Порванная окровавленная одежда превратилась в скользкие лохмотья.
Наконец его руки почувствовали, что на смену асфальту пришла трава и сосновые иголки.
Хаммер прополз ещё несколько метров, натолкнулся сначала на одно, затем – на второе дерево, потом решил, что отдалился от дома на достаточное расстояние, и дал себе небольшой отдых.
И снова пополз, извиваясь всем телом и гортанно всхлипывая, когда поломанный и лежащий на земле сук или сосновая иголка впивалась в открытую рану.
С каждым разом преодолённые отрезки становились все короче, а периоды отдыха – длиннее.
Когда сквозь высокие кроны деревьев прорвались первые проблески начинающегося рассвета, Сергей уже окончательно выбился из сил и мог лишь в бессильной ярости царапать пальцами насквозь пропитанную водой землю и вздрагивать всем телом, не имея возможности пошевелиться.
Последнее, что он услышал, это рокот мотора проехавшей где-то совсем рядом машины, а спустя какое-то время – приглушённые расстоянием голоса, быстро сменившиеся треском ломаемых веток и уже совсем хорошо различаемым трехэтажным матом.
Тогда Хаммер сделал над собой последнее отчаянное усилие, и в его разодранной руке стальным лезвием сверкнул Петрунин нож-выкидуха…
Глава пятидесятая
На дно под конвоем
Катер отчалил от пристани, и мы направились в сторону устья.
Сандро и я уже успели переодеться в комбинезоны. Оставалось лишь накинуть баллоны на спину, надеть маски, привязаться к катеру страховочным концом и опуститься в глубину.
На наше счастье, течение сегодня было слабым, волны невысокими, так что мощный двухмоторный "тарнаир" летел по Неве как ласточка.
Я внимательно наблюдал, как катер стремительно приближается к месту, где, по моим расчётам, должен был находиться затонувший буксир. Наконец я сказал, что пора бросать якорь и вставать на рейд.
Герц выключил движок и, усевшись на корме, стал с любопытством наблюдать, как я и кавказец напяливаем на себя акваланги.
– Сандро, ты там осторожней с ним, – опасливо предупредил киднеппер, следя за моими уверенными действиями. – Что-то слишком уж он спокойный. Слышь, лосяра, ты что такой довольный, а?
Рыжий щелчком выбросил сигарету, которая, издав слабый шипящий звук, тут же была слизана волной.
– Тебе бы больше понравилось, если бы я плакал? – парировал я, натягивая маску. – Извини, не умею.
– Ладно, хорош базарить! – вмешался Сандро. Он уже привязался к страховочному концу и внимательно наблюдал, как я принялся делать то же самое. – Ты пойдёшь первым, я – сзади. И без фокусов.
– Какие уж тут фокусы, – печально выдохнул я, зацепил мешок за карабин на лямке акваланга и сообщил: – Готов.
– Тогда вперёд. – И мы, плотно укрепив маски, включили подачу кислорода из баллонов.
Сандро сел на борт катера, ещё раз посмотрел на меня и, перекувырнувшись через голову, погрузился в зелено-коричневую Неву. Но тотчас вынырнул и жестом приказал мне последовать его примеру.
Краем глаза я успел заметить, как Герц, впервые оказавшийся при таком мероприятии и понимающий в тонкостях подводных погружений не больше, чем свинья в апельсинах, зачем-то вытащил из кармана пистолет, оставленный ему Сандро, и положил его рядом с собой на скамейку. Рыжий явно волновался, но изо всех сил старался не подавать виду.
Я сел на борт, проверил прочность закрепления на катере страховочного конца и погрузился в пучину. Потом включил фонарь и уверенно поплыл по наклонной диагонали в расположенную от катера в пяти – восьми метрах точку.
Стая мелких рыб, выхваченная из подводного полумрака ярким лучом фонаря, испуганно бросилась врассыпную.
Скоро показалось песчаное дно реки.
Я опустился ниже и стал, освещая пространство вокруг себя, ориентироваться на местности. Выходило, что мы несколько перестарались и катер проплыл дальше, чем требовалось. Буксир лежал на дне чуть левее и ближе к правому берегу. Я знал это совершенно точно, так как обнаружил обрез брошенного нами с Хаммером стального лебёдочного троса. Теперь у меня уже не было сомнений, в какую сторону нам следует направляться.
Я оглянулся и увидел, что Сандро держится в трех-четырех метрах позади, внимательно наблюдая за моими действиями. Я указал ему рукой в нужном направлении и поплыл первым. Спустя пару минут я увидел лежащий на боку и расколотый пополам старый буксир.
Луч фонаря выхватил из полумрака расщелину, где мы спрятали железный ящик со второй частью сокровищ, и я прямиком направился к ней.
Сандро, тоже понявший, что мы оказались в нужном месте, быстро сократил разделяющее нас расстояние и теперь держался рядом.
Приблизившись к буксиру вплотную, я схватился свободной рукой за какой-то выступ на его покорёженном корпусе, опустил фонарь на песок и, наклонившись, заглянул в расщелину, теперь освещённую жёлтым лучом до ближайшей ржавой переборки.
Сундук был на месте, но меня насторожило, что стоял он не торцом, как заталкивали его я и Сергей, а несколько наискосок.
Я схватил ящик за край и попробовал потянуть. И тут же понял, что внутри ничего нет!
Глава пятьдесят первая
Боксёр не стал бригадиром…
Душман наткнулся на Сергея почти случайно. Оглядываясь по сторонам, боевик шёл, разгребая руками плотный дикий кустарник и огибая могучие стволы вековых сосен. Но неожиданно поскользнулся на мокрой от прошедшего ночью дождя траве, на краю какой-то, вероятно появившейся во время войны, а сейчас густо заросшей мхом воронки.
Не удержав равновесия, бычок съехал вниз, и его ботинки вдруг упёрлись во что-то мягкое.
Опустив глаза, Душман непроизвольно вздрогнул. Да, он нашёл сбежавшего пленника, но тот, как показалось боксёру, был уже мёртв. Человек, выглядевший таким образом, просто не мог продолжать жить.
Где-то сзади Душман услышал хруст веток и понял, что Профессор идёт за ним следом.
– Он здесь! – крикнул боевик, нащупывая в карманах пачку сигарет и опускаясь перед беглецом на корточки. – По-моему, кончился!..
Хруст ломаемых веток усилился. Видимо, Профессор услышал Душмана и сейчас, уже не оглядываясь по сторонам в поисках Сергея, шёл напрямик. Когда бык обнаружил очень похожего на мертвеца Хаммера, босс находился метрах в ста пятидесяти позади.
Прикурив сигарету, Душман взял лежащего на животе Павлова за левую руку и осторожно перевернул на спину.
Потом приложил пальцы к шее. Пульс никак не хотел прощупываться, кожа была холодной, и бык окончательно укрепился в решении, что лежащий перед ним человек – труп. А потому боевик икнул от страха и растерянности, когда покалеченный парень неожиданно быстро открыл глаза.
В следующее мгновение правая рука "трупа", плотно прижатая к окровавленной рубашке, взметнулась вверх, и лезвие ножа по самую рукоятку вошло Душману под грудную клетку.
Бык даже не успел сообразить, что произошло, как вдруг ощутил обжёгший все его внутренности адский огонь.
– А… а… ы-ы-ы!
Приклеившаяся к губам сигарета медленно, словно нехотя, упала на мох, а следом за ней изо рта Душмана просочилась бурлящая и превращающаяся в алую пену кровь, попавшая в гортань из пробитого лёгкого.
Братан удивлённым взглядом посмотрел на Павлова, чуть заметно покачал головой, а потом рухнул на бок, издав предсмертный хрип и, видимо, попробовав что-то сказать густо залитыми кровью губами. Но вместо слов появлялись лишь пузыри.
Рука, сжимающая нож, ослабла, пальцы разжались, и Сергей снова закрыл глаза. Он не терял сознания, нет, просто израсходовал последний источник энергии и стал абсолютно беспомощным. Сергей продолжал слышать, ощущать, даже, возможно, смог бы видеть, но у него не было сил поднять веки.
Глава пятьдесят вторая
Диггеры
После долгих, тщетных попыток приподнять чугунную крышку и слабых просьб о помощи Ира, сотрясаемая судорогами, совершенно охрипшая, обхватила обеими руками ржавую холодную скобу и тихо, беззвучно заплакала, со странной внутренней отчуждённостью уже смиряясь с неизбежным ужасным концом.
Внизу были кровожадные крысы, наверху – неподдающийся люк. А силы, последние силы измученной девушки таяли буквально по секундам.
И снова время изменило свой обычный ход, и нельзя было точно определить, сколько его унеслось в Бесконечность – минута, две, десять…
Остатками сознания Ира понимала, что долго не продержится в таком положении, очень скоро последние силы оставят её, и тогда она во второй раз упадёт вниз с пятиметровой высоты.
О том, что произойдёт после этого лучше вообще не думать. Господи, неужели – все?!
Она ещё раз попыталась приподнять находящийся над самой головой люк, но он словно прирос к шахте, навсегда перекрыв выход на свободу. Конец….
Мама!.. Ма-а-моч-ка-а-а!.. Прости меня за все, пожалуйста… И не вини никого…
В этот самый момент из непроглядной глубины коллектора неожиданно послышались голоса. Тихие, почти неуловимые. Вне всякого сомнения, это не были галлюцинации, между собой спокойно переговаривались двое мужчин. Ире даже почудилось, что она слышит тихий плеск рассекаемой чьими-то ногами воды.
Между тем голоса мало-помалу усиливались, становились отчётливей. Неизвестные, по-видимому ориентирующиеся в мрачных лабиринтах канализации так же легко, как коренной ленинградец – в тенистых аллеях знаменитого Летнего сада, медленно приближались к шахте.
Затаив прерывистое, частое дыхание и напряжённо вслушиваясь в темноту, Ира вскоре уже могла разобрать некоторые слова, постепенно сливающиеся в предложения.
Снова заплакав, но на этот раз от нахлынувшего ощущения радости и облегчения, совершенно беззвучно и без единой слезинки, измученная девушка позвала на помощь, стараясь вложить в свой голос остатки сил:
– Помоги… те! Пожа… луйста! Я – здесь! Я – здесь! Не дожидаясь ответа и появления внизу, в мерцающем облаке яркого света от фонариков, своих возможных спасителей, с трудом разжав непослушные, крепко сжимающие ржавую металлическую скобу дрожащие руки, Ира стала медленно спускаться вниз. Про сидящих в засаде голодных крыс она уже не думала…
Два диггера не спеша двигались по подземному лабиринту. Один из них, который постарше, выступал в роли экскурсовода.
Он обстоятельно рассказывал своему молодому спутнику о тайных автодорогах, способных пропустить КамАЗ. О подземных городах с секретными заводами. Об опасностях, которые подстерегают в здешних подземельях, – выжившие из ума бомжи, скрывающиеся от розыска убийцы…
– А правда, что здесь водятся крысы размером с кошку? – восторженно вопрошал парнишка.
– Правда, – солидно ответствовал опытный покоритель катакомб. – Есть и болотные гадюки… Пригрелись здесь, аспиды…
Юноша стал нервно оглядываться по сторонам.
– Неужели вы ничего не боитесь? – с замиранием спросил он.
– Понятия диггер и трусость несовместимы, – услышал парень чеканный ответ.
И тут, словно из могилы, раздался жуткий, с подвыванием, голос: "Я – здесь! Я – здесь!"
Не сговариваясь, оба искателя приключений развернулись и, усиленно работая конечностями, помчались по коллектору – падая, захлёбываясь в вонючей жиже и оглашая своды подземелий истошными воплями.
Глава пятьдесят третья
ПДСС
Я оглянулся на Сандро, отцепил с карабина тонкий нейлоновый мешок, протянул ему и кивком указал на ящик.
Он чисто машинально взял предложенную вещь, тоже положил фонарь, чуть в стороне от моего, чтобы можно было свободно вытащить ящик. Потом наклонился и, просунув руки в расщелину, стал доставать железный сундук, тем самым потеряв меня на несколько секунд из поля зрения.
Я тут же выхватил из нагрудного кармана на застёжке обрывок тонкой, но очень прочной капроновой верёвки и, накинув ему на шею, стал затягивать её изо всех сил.
Сандро метался, как будто по нему пропустили разряд электричества в полторы тысячи вольт, но силы его таяли буквально на глазах.
Через тридцать секунд после того, как на его шее очутилась мёртвая петля, он перестал трепыхаться и безвольно повис на все ещё растянутой в обе стороны верёвке.
Я опустил его на дно, рядом с наполовину торчащим из разлома в корпусе буксира ящиком, снял плотно врезавшийся в шею капрон, стащил со спины баллоны с кислородом, сорвал маску и, отодвинув сундук в сторону, затолкал тело туда, где семь месяцев назад мы с Хаммером отыскали золото.
Потом отвязал от Сандро страховочный конец и привязал его к себе. Если Герцу вздумается, потянув за верёвку, проверить, как себя чувствует дружок, то он, получив в ответ пару рывков, убедится, что с ним все в полном порядке.
Фонарь я выключил и поставил рядом с его недавним хозяином, а сам принялся собирать в нейлоновый мешок мелкие камни, лежащие на песчаном дне Невы.
Набрав килограмма три, я счёл этого количества вполне достаточным и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, поплыл обратно к катеру, болтающемуся где-то на поверхности, одновременно подтягивая дающие слабину страховочные концы.
Скоро над моей головой мелькнуло серое алюминиевое брюхо, я выключил фонарь и, спокойно разжав пальцы, отправил его на дно. Мне он был больше не нужен.
Потом я вынырнул в метре от левого борта и сразу же нашёл глазами Герца, вздрогнувшего при моем появлении так, словно из морской бездны появился ихтиозавр мезозойского периода.
Когда я, вытянув вверх руку, продемонстрировал бандиту почти полный мешок "золота", его тусклые и насторожённые глаза вспыхнули алчным огнём. Он не удержался и, наклонившись через борт в мою сторону, протянул к мешку руку.
Через мгновение я сильно вцепился ему в запястье и, подогнув ноги и уперевшись ими в корпус катера, рванул.
Герц пошатнулся, а потом плашмя рухнул в воду, успев огласить окрестности отчаянным воплем.
Он попробовал вцепиться в меня пальцами, но я, поднырнув под дно, быстро оказался сначала с противоположной стороны, а спустя пять секунд уже внутри катера.
Рыжему все-таки удалось схватить закреплённые за скобу борта страховочные концы, но отяжелевшая одежда не позволяла быстро залезть обратно в судёнышко.
– Сука!.. Тварь!.. Дай мне руку, быстрее!.. – орал он что есть силы, но я, уже успевший достать из сумки противоводолазную гранату системы ПДСС, лишь покачал головой.
– Только что я уже дал тебе руку, и что из этого получилось?..
Взял все ещё лежащий на скамейке у кормы пистолет "беретта" и направил его прямо Герцу в лоб.
Он мгновенно перестал кричать и вообще продолжать всякие попытки забраться через высокий металлический борт "тарнаира".
Я удовлетворённо кивнул:
– А теперь скажи: ты веришь, что твоя поганая душонка может расстаться с телом уже через пять секунд?
– Верю! Не убивай, не надо! Я тебе расскажу, где найти твоих друзей!
– Молодец, все правильно понял. Давай, я слушаю. Только, пожалуйста, быстрее, а то я могу нечаянно нажать на курок от нетерпения.
– Они… они недалеко от Лисьего Носа!
Герц принялся быстро, проглатывая гласные, объяснять мне, как отыскать дом на берегу Финского залива, а я внимательно слушал.
Когда он наконец закончил и посмотрел на меня жалобными глазами, я сказал:
– Хорошо, не стану в тебя стрелять.
– Правда? – В его голосе появилась надежда. – Ты не станешь меня убивать?! Я ни в чем не виноват, честно!.. Это все Профессор!..
– Какой ещё профессор?
– Тот, который покупал у вас золото в мастерской у Канторовича!.. У него ещё шрам на шее… Он – мой босс, и он приказал похитить девчонку и твоего друга, чтобы узнать, где вторая часть драгоценностей!..
– Откуда он узнал про то, что мы подняли их с затонувшего буксира?
– Это все старик, он принимал участие в мародёрстве во время блокады, менял золото на хлеб вместе со своими дружками!.. – Герц дрожал, как эпилептик. – Когда вы принесли ему рыжье, он узнал несколько вещей!.. Буксир решил прорваться вместе со всем золотом через блокаду, но его потопили… Больше я ничего не знаю… Старик умер от инфаркта несколько дней назад. Он был последним из живых, кто знал про пропавшее золото!..
– Теперь ясно, – кивнул я, выдёргивая из гранаты чеку. – Я не буду стрелять в тебя, – пистолет полетел в сторону и, ударившись о стенку борта, провалился под решётчатый пол. – Но и оставить тебя живым тоже не могу: ведь ты не успокоишься, пока не доберёшься до меня и моих друзей.
Я смерил Герца холодным, отсутствующим взглядом. На какой-то совсем крохотный отрезок времени мне вдруг стало его жаль, но я подавил в себе это чувство.
– Нет, прошу тебя!.. Умоляю!.. Я сделаю все, что ты захочешь!.. Только не убивай меня!.. – выл насмерть перепуганный боевик. Но это были те самые слезы, которым не верит Москва. Такие, как он, однажды вставшие на кровавый путь, не останавливаются никогда, все сильнее утопая в трясине беспредела. А оттуда существует только один выход.
– Знаешь… – я посмотрел ему прямо в глаза и медленно покачал головой, – почему-то я тебе не верю.
Кулак моей правой руки стремительно врезался в ухо бандита. Пальцы его, сжимавшие страховочный конец, плавно разжались, и голова Герца, словно поплавок, скрылась под водой. Вслед за ним в Неву полетела похожая на лимон противоводолазная граната, совершенно безвредная на суше, но беспощадная ко всему живому в глубине.
Спустя три секунды мне показалось, что где-то неподалёку столкнулись две подводные лодки, но чувство это пропало так же быстро, как и возникло.