– Ну да, лучше, чтобы она с вами бесплатно. Или еще даже приплачивала.
Гаврилин решил о пятидесяти долларах не распространяться. По поводу генерала Гранта у него будет разговор с виновницей торжества. Но чтобы этот разговор был продуктивным, нужно было еще поспрашивать бабу Агату.
Потом оказалось, что Марина не то, чтобы совсем проститутка. Вернее, уже не проститутка, а… Баба Агата назвала этот род занятий старшей по девочкам. Потом снова замолчала. Гаврилин было решил, что разговор окончен, но баба Агата присела на край стула в комнате Гаврилина и неожиданно спокойным и каким-то ласковым голосом сказала:
– Думай что хочешь. Одно запомни – тот, кого Марина выберет… Если ее кто из мужиков поймет… Да что с тобой говорить, не дорос ты до нее.
Баба Агата махнула рукой и ушла на кухню. Через несколько минут за ней отправился Гаврилин со своим вопросом о галстуке.
Допивая чай, Гаврилин покосился на часы. С учетом местного общественного транспорта у него еще оставалось немного времени на приготовления. Легкие серые брюки и серая же рубаха – демократично и со вкусом. Это для ресторана. А для начальства…
А начальству придется рассказывать, что ко всем своим благоглупостям в кафе, ему удалось завязать роман с… со старшей по девочкам и даже заработать на этом пятьдесят долларов. Дались ему эти доллары.
И вот интересно, что начальство ему на это скажет. Гаврилин не торопясь оделся в своей комнате, тщательно причесался, рассмотрел себя в зеркало. И засмеялся. Искренне и громко. Идиот. Кретин. Ангел залупоглазый. Дятел. Цельный день ломает себе голову над тем, что сказать начальству и только к самому вечеру до него доперло, что начальство наверняка обо всем в кафе знает лучше его. Это ведь начальственный голос по телефону повелел ему сидеть в кафе в ожидании черт знает чего. А теперь даже Гаврилин понял, что дожидаться было велено именно этой стрельбы. Выходит, начальство опять все знало наперед. И кто же тогда была эта пара со стволами?
– Я уже ушел, – сказал Гаврилин бабе Агате.
– Скатертью дорога. Не загуляй там. Ключ я положу под порог.
– Я вас тоже очень люблю, – сказал Гаврилин и вышел на улицу. Автобуса не было.
Гаврилин не торопясь прошел по дороге, покрытой мелкой как пудра пылью. Жарко. И ночью будет жарко и душно. И утром. Хоть бы ветерок. Самый легкий.
Народу на остановке много – автобуса не было давно. Давно – по местным меркам это с полчаса. Что поразило Гаврилина в первый же день приезда – относительная регулярность движения автобусов. А кроме этого – чистота улиц и отсутствие нищих.
Ни разу не удалось Гаврилину за две недели пребывания в городе насладиться бессмертным рефреном вагонов и вокзалов: "Люди добрые, извините, что обращаюсь к вам…". И так далее. Нету у них в городе нищих. Город всеобщего благоденствия. А пьяные – есть. Слава Богу, а то вообще можно было решить, что все в этом мире перевернулось.
Гаврилин остановился чуть в стороне от основной группы ожидающих автобус. Какая-то апатия. Слишком всего много для одного дня. Вот когда действительно поверишь в заявление одного из преподавателей о том, что случайностей на свете не бывает.
Нет, иногда, конечно, случаются совпадения, но вы, герои невидимого фронта, все равно должны воспринимать их как чьи-то возможные происки. Естественно, враждебные.
Вот бабка на него взглянула – возможно, скрытый враг. Два парня с девочкой и гитарой на него не смотрят – точно, скрывают свой к нему враждебный интерес. А вот тот мужик с газетой…
Блин. Чтобы не сказать сильнее. А его я знаю, подумал Гаврилин. Отличительными чертами этого мужика является любовь к пиву, прессе и умение быстро исчезать из кафе, в котором происходят убийства.
Что там говорил преподаватель о случайностях? Не бывает. Надо подозревать злой умысел. Гаврилин отвел от мужика взгляд. Со звонком придется подождать. Автобус тоже лучше пропустить. Если сейчас мужик спокойно сядет в автобус (вот, кстати, и он) можно будет поймать частника и доехать до центра на машине. А если мужик в автобус по какой-либо причине сесть передумает – тогда придется поломать голову над этой проблемой.
Гаврилин прогулочным шагом двинулся к автостоянке. А что, собственно? Может быть нам не хочется трястись в переполненном жарком автобусе?Может быть мы предпочитаем ездить в жарких "жигулях"?
Автобус загрузился и со скрежетом и ревом покатил в сторону центра, оставив после себя облако копоти и пыли.
Рассмотреть сразу – остался кто на остановке или нет, не удалось. Потом Гаврилин увидел силуэт, движущийся сквозь клубы пыли и вначалепочувствовал, а потом узнал приближающегося.
– Вас подвезти до телефона, господин Гаврилин? – спросил подошедший, – я так и подумал, что в автобус в моем присутствии вы садиться не будете.
Твое счастье, подумал Гаврилин, что без пистолета хожу. А то бы уже минут пятнадцать как стрелял. Ну почему так любит начальство ставить его в дурацкое положение? Или это само собой получается, случайно? И что там говорил преподаватель о случайностях?
Подошедший расценил залегшую паузу как требование пароля:
– Вы случайно не сын Леонида Матвеевича?
– Сын, младший.
– У вас еще, кажется, есть брат?
– Ошиблись, у меня сестра.
– Да, точно, сестра. Меня вы наверняка не помните – я был в гостях у вас, когда вам только-только исполнилось десять лет. Но узнал вас сразу – вылитый отец.
А дела идут совсем хреново. То есть, почти полный песец. Приятель отца мог появиться только в самом крайнем случае.
– А я вас помню, – закончил ритуальный диалог Гаврилин, – вы приятель отца, вот только имя-отчество забыл.
– А мы с вами тезки. Меня зовут Александр Иванович. Вот ведь как тесен мир – такая встреча. Так вас подвезти?
– Да, – хмуро сказал Гаврилин, – у меня важный телефонный разговор. По-видимому, с вами, Александр Иванович.
Старый приятель отца двинулся к стоявшей неподалеку красной "девятке". Гаврилин посмотрел по сторонам и тоже пошел к машине. Похоже на то, что двухнедельная преамбула уже закончилась и с минуты на минуту начнется амбула. От слова "амба". Нервных и женщин просьба покинуть зал. Смертельный номер, исполняется впервые. Мной. Гаврилин обреченно вздохнул и сел на переднее сидение возле водителя.
– Дверь сильнее прихлопните, – сказал Александр Иванович, и после того, как Гаврилин это требование выполнил, спокойно добавил, – а теперь рассказывайте.
Суета
Король приказал собрать людей Мастера и людей Мастера собрали. Большей частью они сами пришли к месту объявленного сбора и после непродолжительных расспросов приступили к розыску своих коллег по бригаде. Тех, которым было чего опасаться.
Таких набралось человек десять. Трое из них, в том числе ближайший помощник Мастера, попытались уйти из города через горы. На перевале их остановили люди Качура и предложили прервать не вовремя начатое путешествие.
Помощник Мастера с многозначительной кличкой Кувалда предложение попытался проигнорировать, но ствол, к своему счастью, применить не успел. Поэтому отделался переломами трех ребер и легким сотрясением мозга. Приблизительно такие же повреждения получили его попутчики. Правда, после того, как их доставили в пещеру, предварительные повреждения могли расцениваться не более как предстартовая разминка.
К сожалению, особо ценной информацией о готовившемся покушении на Короля никто из этой тройки не владел. Ну, говорил Мастер, что Король не прав и намекал, что серьезные люди хотели бы видеть на месте Короля его, Мастера. Ну, предлагал Кувалде участок Грека. В этом месте допроса Грек улыбнулся, и Кувалда лишился глаза. Это помогло одному из его приятелей вспомнить имена тех людей Мастера, которые могли владеть более ценной информации. В награду он получил передышку в целых пятнадцать минут, а потом помощник Грека еще раз прошелся по основным болевым точкам на тему подтверждения предварительных показаний.
Лучше всего информированный подчиненный Мастер как водится и спрятался лучше всех. Он вообще предполагал, что найти его невозможно и по этому поводу принял изрядную дозу ширева. Сдала его подруга, решившая не портить отношения с Королем из-за вечно уколотого куска дерьма. Приблизительно так она сформулировала свой побудительный мотив в разговоре с одним из людей Грека. Ширнувшегося нашли в таком кайфе, что подробный разговор было решено перенести на утро. Информацию о машине во дворе Кинутого получить не удалось.
Последнего из мастеровых засек милицейский патруль. Вначале два сержанта по очереди врезали дубинками бедняге по почкам, потом пристегнули браслетами к забору и провели небольшое совещание. "На хрена козе баян?" – резонно заявил старший патруля и нашел полное понимание у своего коллеги. Король, ясное дело, захочет лично поговорить с мудаком, или поручит это кому-нибудь из своих людей, а в КПЗ это будет не совсем прилично. Король может обидеться, а милицейское начальство будет поставлено в неловкое положение.
Проявив недюжинную смекалку и стратегическое мышление, сержанты оставили беднягу возле забора и сообщили о его местоположении заинтересованным лицам. И не смотря на то, что ничего кроме местоположения склада с наркотой прикованный сообщить все равно не мог, в пещере с ним обошлись неласково.
Подполковник Симоненко, узнав о столь разумном поступке сержантов, мер принимать не стал. В сложившейся ситуации это была не самая большая проблема. Убийц, как Симоненко и предполагал изначально, найти не удалось. В список вновь прибывших и быстро убывших попало достаточно много народу, но практически никто из них подозрения не внушал. Обнаруженные шулера, заезжие карманники и отдыхающие на югах деловые и приблатненные имели алиби и не имели причин.
Допрос единственной свидетельницы ничего не дал, и даже портрета убийц составить не удалось. О том, что на набережной люди Грека захомутали пятерых заезжих фраеров Симоненко тоже узнал, но и это не вызвало его особенного раздражения.
Разозлил его тот факт, что Король выполнил свое обещание, и вышестоящее начальство никого в город не прислало. Никого. Симоненко разрешили самостоятельно вести расследование этого дела. Положив телефонную трубку, Симоненко медленно налил в стакан из бутылки минеральной воды, не торопясь, выпил ее, а потом запустил стакан через весь кабинет. На звон битого стекла в кабинет заглянул перепуганный дежурный и получил от подполковника очень ценные указания о своем дальнейшем маршруте следования.
Который раз получил Симоненко подтверждение очень высоких связей Короля, и который раз это его поражало. Не сам факт того, что мэр города может свободно получить доступ в самые высокие сферы – возможности телефонного права начальник городского управления милиции и сам частенько использовал. Злило то бесстыдство и та торопливость, с которыми очень влиятельные люди оказывали услуги преступнику.
С одной стороны это не плохо – никто не будет лезть под руку и морочить голову особо ценными указаниями. С другой – правосудие передавалось в руки преступников и превращалось в право кровавой мести. Симоненко слишком хорошо понимал, что теперь Король просто обязан будет принять меры, чтобы не потерять лицо. Король просто обязан будет пролить кровь. То, что он сейчас уже уродует приятелей Мастера – это Симоненко не смущало. Пусть хоть похоронит всех, подумал Симоненко, и по странному совпадению именно в эту минуту от болевого шока умер Кувалда. Раскаленный прут зашипел у него в паху , он закричал, глаза закатились, на разбитых губах выступила пена, и Кувалда умер.
Симоненко этого, естественно, не знал, как не знал того, что следователь, который вел допрос Азалии Семеновны Амосовой, внимательно выслушав просьбу Качура решил все-таки обменять маленький листок бумаги на пять купюр неброского серо-зеленого цвета.
На купюрах был изображен Бенджамин Франклин, а на листочке бумаги рукой следователя был написан адрес гражданки Амосовой, единственной известной свидетельницы убийства.
Можно, конечно, было найти Амосову без помощи следователя, или, в крайнем случае, заплатить меньшую сумму, но умный Качур решил, что иметь на руках такую бумажку – гарантировать вечную дружбу бедняги следователя. Сам следователь об этом не подумал и сделкой остался доволен.
Азалия Семеновна довольной не была. Вначале они с дочкой обгорели на этом кошмарном солнце, потом увидели эту мерзкую сцену в кафе, потом выслушивали глупости этого ненормального милиционера, и вот, наконец, когда можно было после ужина спокойно отправиться на прогулку по вечерней набережной, в дверь ее с дочерью комнаты постучали и, надо отдать должное, достаточно приятный на вид молодой человек предложил Азалии Семеновне снова куда-то поехать и снова дать какие-то показания.
– Я не собираюсь никуда ехать, – заявила Азалия Семеновна и попыталась закрыть дверь.
– Я обещаю, что это не займет более получаса, – очень вежливо сказал посетитель, решительно вставив в дверь ногу.
– Сейчас уже девять часов вечера и это не прилично тащить женщину Бог знает куда.
– Возникла острая необходимость…
– Эта необходимость может прекрасно подождать до завтрашнего утра. В девять у нас завтрак, так что в десять…
– Это, к сожалению, совершенно невозможно – мы задержали подозреваемых и очень хотели бы, чтобы вы смогли их опознать.
Азалия Семеновна брезгливо передернула плечами:
– Вы хотите сказать, что перед сном, почти в полночь, я и моя дочь должны будем рассматривать эти уголовные физиономии. Я же потом целую ночь не усну!
– Не беспокойтесь, уважаемая Азалия Сергеевна…
– Семеновна!
– Что?
– Меня зовут Азалия Семеновна.
– Азалия Семеновна, вас сейчас ждет автомобиль. Кроме того, за поимку преступников объявлена награда, и, судя по всему, именно вы ее и можете получить.
И Азалия Семеновна согласилась. Не потому, что была жадная – хотя и относилась к деньгам с трепетом. Эта была великолепная возможность по возвращении домой поразить всех знакомых потрясающим рассказом. Азалия Семеновна позвала дочь, и они прошли через двор дома отдыха к стоящей у ворот "волге".
Маргарита имела свое мнение обо всем происходящем, ей совершенно не хотелось никуда идти, но Азалия Семеновна не поощряла в дочери свободного волеизъявления. Кроме того, мама плохого делать не станет.
Ну, и кроме этого, если бы Азалия Семеновна не согласилась ехать добровольно – ее бы заставили это сделать силой. Церемониться с ней никто не собирался.
Наблюдатель
Что-что, а слушать папашин приятель умеет. Вот ведь молчит, лишь изредка кивает, а такое чувство, что он тебя полностью понимает и даже в чем-то согласен. Просто душка, а не собеседник. Хочется говорить и говорить, не переставая.
Инструктора о таком умении говорили только в самых возвышенных выражениях. Это очень тонкое и невероятно важное для профессионала качество – уметь разговорить собеседника.
Гаврилин удивился себе. Он излагал все очень сжато и максимально точно, не упуская деталей, но одновременно слышал себя как бы со стороны и имел возможность все происходящее оценить и даже попытаться предугадать реакцию начальства.
Или представителя начальства. Вряд ли начальство само полезет в чреватое стрельбой кафе. Так что, как бы ты, дядя, на себя начальственного вида не напускал, – в самом тяжком случае ты не более чем координатор. Направили тебя на всякий случай для того, чтобы проследить за ходом операции и подстраховать, если что, новичка.
– Девять, – сказал Александр Иванович, не отрывая взгляда от дороги.
– Что?
– В кафе было убито девять человек.
Гаврилин поймал себя на том, что чуть не выдал фразу пастора Шлага из бессмертного фильма: "А мне казалось, что вы меня не слушаете!". Потом Штирлиц еще сказал: "Ну что вы, я вас очень внимательно слушаю, продолжайте." Вместо этого Гаврилин сжал руки в кулаки и заявил:
– Ну, это вам виднее.
Пауза. Гаврилин и сам толком не знал, на какую именно реакцию рассчитывал. Ну, может быть, фразу типа "а что вы имеете в виду?" или афоризм "не твоего ума дела", но Александр Иванович молчал. И молчал до тех пор, пока машина не въехала в аллею недалеко от набережной. Там Александр Иванович заглушил мотор и обернулся к Гаврилину:
– А ты с чего взял, что нам должно быть виднее?
– Мне так показалось.
– Интуиция?
– Интуиция.
– А ведь мог бы куда изящнее выкрутиться. Например непробиваемо-логичной фразой: " Начальству виднее".
– Так то начальству, – решил хамить до упора Гаврилин. Хамство – это конечно нехорошо и даже не в стиле Гаврилина. Тем более при исполнении и в присутствии. Вот теперь пусть ему этот любитель пива и прессы об этом и скажет.
– Провоцирование собеседника с целью выявления его намерений. В учебном пособии, если не ошибаюсь, разъяснение этого способа размещается на пяти страницах, от двадцать восьмой до тридцать третьей.
– До тридцать четвертой, на ней расположена диаграмма, – подтвердил Гаврилин обреченно.
– Точно, старею и память стала подводить, – согласился Александр Иванович. – Могу дать совершенно бесплатный совет – в разговоре с неизвестный старайся избегать слишком точного исполнения инструкций и рекомендаций.
– Постараюсь.
– Вот именно, постарайся, потому что в характеристике слишком много места отводится анализу твоей склонности к бездумному исполнению.
Спасибо. Вот за откровенность – спасибо. В характеристике, значит, бездумное исполнение? Это после того, как целая куча преподавателей потратила столько усилий и нервов, в первую очередь его нервов, на то, чтобы вбить в него именно это бездумное исполнение. Интересненький, судя по всему, получился документик в его личном деле. Что они там еще понаписывали о нем? Гаврилин покосился на собеседника и уловил на его лице ироничную улыбку.
Мать. В смысле, черт побери. Как гласит народная поговорка, с суконным рылом – в калашный ряд. Вам, товарищ Гаврилин, еще расти и расти. Вы, товарищ Гаврилин, решили проверить на мужике один из рекомендованных способов выведения из душевного равновесия, а он быстренько загнал вас в нижний партер, и это уже вам приходится думать о сохранении своего. Спасибо за урок.
– Не обижайтесь, Саша, – снова перешел на "вы" Александр Иванович, – работа у нас такая, постоянно приходится ожидать подвоха. И от своих, в том числе.
– Это вы имеете в виду тот небольшой, э – э, инцидент в кафе? Неужели меня нельзя было хотя бы предупредить, хотя бы намекнуть?
– Ну, тезка, это вы как-то очень странно представляете себе нашу работу. Предупреждать и информировать вас будут в доме для престарелых шпионов и провокаторов. Вам во время занятий говорили, что возможно в вашей работе все, что угодно?
– Говорили.
– Ну, так считайте это предупреждением на всю оставшуюся жизнь, которая, кстати, дается только раз.