Около полудня Гарсия был вынужден отложить его, потому что произошло настоящее убийство. Наркоман, любитель крэка с Багамских островов, располосовал своего соседа по комнате, освежевал его, как макрель, и попытался продать филе на рынке, где продают морскую снедь на Берд Роуд. Это было одно из тех дел, которые можно повернуть так, что прямое отправление правосудия окажется под угрозой. Сцена преступления оказалась наводнена не только полицейскими, но и помощником коронера, помощниками прокурора, офицерами иммиграционной службы, даже инспектором правительства США. К тому времени, когда толпа рассосалась, у Гарсии сильно разболелось плечо. Это был чистый, стопроцентный стресс.
Он заметил экспресс-пакет из Нового Орлеана, когда вернулся в свою контору. Дерьмовый конец дерьмового дня. Теперь Декер повел себя, как кролик, и Гарсия решал, должен ли он оставить этих дебилов-патрульных у его консервной банки на трейлерной стоянке дожидаться ордера на обыск. Он был с полным основанием уверен, что если их тут оставить без надзора, они с большой радостью пристрелят Декера или, по крайней мере, изобьют его до полусмерти, просто в порядке компенсации за свои неприятности.
– К черту, – сказал Гарсия наконец. – Пошли выпьем кофе, а потом вернемся.
– Он вернется, – сказал Декер, когда услышал, как отъезжают полицейские машины.
Скинк отпустил его шею. Они все еще находились в темной комнате, где светящийся костюм Скинка, омываемый красным светом лампочки, казался почти белым. Скинк выглядел более осунувшимся и помятым, чем прежде: веточки и остатки листьев, как конфетти, свисали из его длинной седой косицы. Его волосы клоками торчали из-под купальной шапочки.
– Где ты был? – спросил Декер. Его шея мучительно болела: было такое ощущение, будто кто-то огрел его рельсом по позвоночнику.
– Девица, – сказал Скинк. – Мне следовало бы предвидеть.
– Лэни?
– Я вернулся в комнату, и она была там, полуголая. Она сказала, что ты просил ее прилететь...
– Ничего подобного.
– Я так и понял, – сказал Скинк. – Вот почему я ее связал, чтобы ты мог сам решить, что делать. Я так понимаю, что ты ее развязал.
– Да.
– И переспал с ней?
Декер нахмурился.
– Я так и думал, – сказал Скинк. – Из-за этого у нас черт знает какие неприятности.
– Послушай, капитан, этот полицейский мой друг.
– Который? – Черным пальцем Скинк с отсутствующим видом почесывал свою кустистую бровь.
– Кубинский детектив. Его зовут Гарсия.
– Ну и?
– Ну и он хороший человек, – сказал Декер. – Он постарается дать нам передышку.
– Нам?
– Да. От этих людей из Нового Орлеана. Эл мог бы это облегчить для нас.
Скинк некоторое время изучал лицо Декера, а потом сказал:
– Кажется, я сжал тебя слишком сильно.
Они пошли к Денни на бульвар Бискейн, куда Скинк вписывался очень хорошо, потому что мало отличался от его клиентов. Он заказал шесть сырых яиц и связку свиных сосисок. Шея Декера все еще отказывалась сгибаться, и он страдал от жесточайшей головной боли, какой у него не было никогда в жизни.
– Ты мог бы просто похлопать меня по плечу, – пожаловался он.
– Не было времени на эти нежности, – сказал Скинк без малейших следов раскаяния. – Я это сделал для твоей пользы.
– Кстати, как ты попал внутрь?
– Протиснулся через заднюю дверь. Еще бы две минуты и твой сердечный друг Гарсия увез бы тебя в браслетах. Съешь чего-нибудь, а? Нам предстоит долгий путь.
Декер не собирался отправляться в долгий путь со Скинком, ему не хотелось быть арестованным за соучастие в убийстве. Он решил не выдавать Скинка полиции, но тот должен был сам выпутываться из этой истории: их партнерству пришел конец.
Скинк сказал:
– Твои соседи поднимут черт знает какой шум из-за мертвых собак.
– О?
– Ничего не мог поделать, – сказал Скинк, с чавканьем слизывая капли желтка со своих усов. – Это была самозащита.
– Ты убил бульдогов?
– Не всех. Только тех, которые набросились на меня.
Прежде, чем Декер успел задать вопрос, Скинк сказал:
– Ножом. Никто ничего не видел.
– Боже.
В черепной коробке Декера звенели все колокола Собора Парижской Богоматери. Он заметил, что его пальцы дрожат, когда попытался намазать маслом бисквит. В его сознании забрезжило, что его психика не в порядке и что следовало бы обратиться к врачу.
Но прежде чем расстаться со Скинком, он хотел узнать о Дики Локхарте. Он хотел услышать версию Скинка на случай, если правда так никогда и не будет раскрыта.
– Когда ты ушел из мотеля в Хэммонде? – начал Декер. – Куда ты затем отправился?
– Назад, на озеро. Одолжил лодку и нашел рыбные ловушки Дики.
– Шутишь?
Скинк просиял. Коричневый комок сосиски застрял между его передних зубов.
– Лодка, которую я взял, принадлежала Оззи Ранделлу, – сказал он. – Тупой кретин оставил ключи зажигания и карту на пульте управления.
– Карту глубин озера Морепа, – догадался Декер, – с помеченными местами.
– Помеченными так ясно, что лучше и не бывает, – сказал Скинк. – Цветным карандашом, как раз для Оззи.
В этом был смысл. В то время, как Дики Локхарт праздновал победу, Ранделлы могли улизнуть на озеро, чтобы убрать улики. Дики был такой дешевкой, что, вероятно, снова и снова использовал одни и те же ловушки.
– Та рыба, которая принесла ему выигрыш, была флоридской, – сказал Скинк. – Возможно, ее привезли на грузовике с озера Джексон или, может быть, Родман. На этой грязной дыре Морепа никогда не бывало такого прекрасного окуня, можешь пари держать на свою задницу...
– А что ты делал потом, когда нашел ловушки?
Скинк положил вилку.
– Включил мотор на лодке Оззи и поплыл к берегу.
– А потом?
– Потом выключил, и вот он я.
Вошли двое полицейских ковбойской походкой и заняли кабину. Полицейские постоянно толклись у Денни, но от их присутствия Декер нервничал. Они не спускали глаз со Скинка – взгляды их были жесткими – и Декер догадался, что им страсть как хочется найти повод для перебранки и проверки документов. Он положил на стол десять долларов и направился к машине, Скинк зашаркал следом, рассовывая оставшиеся несколько печений по карманам дождевика.
Как только они оказались снова на бульваре, Декер заметил в заднее стекло еще одну патрульную машину. Она следовала на небольшом расстоянии от них. Декер мог из этого заключить, что Эл Гарсия уже поставил своих в известность. Когда синие огни полицейской машины приблизились, Декер покорно затормозил.
– Черт, – сказал Скинк.
Декер дождался, когда оба полицейских вышли из машины, нажал на акселератор и рванул вперед.
– Иногда мне нравится твой стиль, – сказал Скинк.
Декер рассчитал, что у него есть в запасе три минуты.
– Я собираюсь свернуть на Тридцать шестую улицу, – сказал он, – и, когда нажму на тормоза, ты выйдешь.
– Почему? – спокойно спросил Скинк.
Декер заставил старый "Плимут" перейти за пределы доступной ему от природы скорости и маневренности. Был один из тех вечеров на бульваре, когда ни одна из машин – будь то "Кадиллак" или старая развалюха – не делали более тридцати миль. Декер мчался так, что на асфальте оставались отпечатки его шин и не останавливался на красный свет. Он видел, что их никто не преследует, но не сомневался, что скоро полицейские запросят по радио подкрепление.
– Тебе бы следовало попробовать другую дорогу, – предложил Скинк.
– От тебя большая помощь, – сказал Декер, наблюдая за появившимся впереди автобусом. Он повернул направо на Тридцать пятую улицу и затормозил так резко, что почувствовал запах перегретого металла.
– Выходи, – сказал он Скинку.
– Ты спятил?
– Выходи!
– Ты выходи, – сказал Скинк, – они, черт возьми, тупица, за тобой гонятся.
Нетерпеливо Декер выключил двигатель.
– Послушай, все, что они могут поставить мне в вину, это разбойное нападение, а потом сопротивление полиции. В то время, как тебя они будут разыскивать за убийство первой степени, если сопоставят все факты.
Скрипнув пластиком, Скинк повернулся на сиденье:
– Какого черта ты мелешь?
– Я говорю о Дики Локхарте.
Скинк хихикнул:
– Ты думаешь, я его убил?
– Да, мне это пришло в голову.
Скинк снова засмеялся и ударил по приборной доске. Он находил это все забавным. Он гудел, завывал, брыкался, и все, что Декер мечтал сделать, – это выпихнуть его из машины и уехать.
– Так ты действительно не знаешь, что случилось, не знаешь? – спросил Скинк, отсмеявшись.
Декер выключил фары и сжался на водительском месте. Он был настоящим неврастеником, и буквально не мог отвести глаз от зеркала заднего обзора.
– Чего я не знаю? – спросил он Скинка.
– Что говорится в этом проклятом ордере, ты даже и не знаешь, что там. Джим Тайл получил экземпляр, авиапочтой. Первое, что он сделал сегодня утром, это зачитал его мне, и тебе не мешало бы послушать, что там сказано, Майами. Там говорится, что это ты убил Дики Локхарта.
– Я?
– Так там сказано.
Декер услышал первую сирену и похолодел. Скинк сказал:
– Тебя подставили, братец, так хорошо подставили, что это просто прелесть. Девка была приманкой.
– Продолжай, – сказал Декер хрипло. Он пытался вспомнить, что говорила Лэни, какие пробелы были в ее рассказе.
– И не думай являться в полицию, – сказал Скинк. – Гарсия, может и друг тебе, но он не волшебник. А теперь давай отсюда улепетывать, пока это возможно. По дороге расскажу тебе остальное.
17
Они оставили "Плимут" на стоянке трейлеров и сели в автобус, идущий в аэропорт, где Декер арендовал белый "Сандерберд" компании Авис. Скинк остался недоволен этим: он сказал, что им нужен грузовик размером четыре на четыре, что-нибудь вроде "Бронко", но у Авис были только легковые машины.
Зажатые в толпе, в течение двух часов они ехали вокруг Литтл Хавана, и в это время Декер пытался выудить у Скинка, что случилось на озере Морепа.
– Кто пристукнул Локхарта? – спросил он.
– Этого я не знаю, – ответил Скинк. – А вот что я знаю от Джима Тайа. Он рассказал мне это по телефону – я звонил ему несколько раз. Пока ты обрабатывал эту сестрицу Голта, кто-то забил Дики насмерть. Голт же перво-наперво утром прилетел в Новый Орлеан собственной персоной и сделал в полиции заявление. Он сказал там, что некий экс-заключенный по имени Декер, фотограф по профессии, пытался шантажировать ики по поводу жульничества с окунем. Сказал, что ты явился нему с несколькими фотографиями и потребовал за них сто ысяч долларов, а в подтверждении своих слов он даже предъявил записку, написанную твоей рукой.
– Боже мой! – застонал Декер. Это была записка, которую он написал в ночь, когда подрался с Голтом, записка, где он требовал увеличения гонорара до ста тысяч долларов.
Скинк продолжал:
– Голт сказал полицейским, что велел тебе убираться и тогда ты стал подъезжать к Локхарту. Сначала Дики заплатил тебе тридцать кусков, как сказал Голт...
– Мило, – пробормотал Декер. Тридцать – было его авансом.
– Но потом Дики надоело платить, и он сказал, что больше платить не будет. Ты отправился в новый Орлеан, чтобы встретиться с ним, и угрожал раскрыть его штучки на большом турнире. У вас начался спор, ссора... можешь представить остальное. А полицейские уже представляют.
– И мое алиби может засвидетельствовать сестра настоящего убийцы.
– Лэни не стала терять времени даром на письменное заявление. Она заявила, что ты запихнул ее в машину, отвез назад в Новый Орлеан и высадил у отеля, сказав ей, что тебе надо повидаться с Дики по какому-то делу.
– Я могу их опровергнуть, – сказал Декер едко.
Скинк ерзал. У него было напряженное лицо. Его беспокоили толпа в автобусе, выбоины на улицах.
– Чуть не забыл, – сказал он. – Они раздобыли и фотографии, которыми ты шантажировал Дики.
– Какие фотографии?
– Дики, вытягивающего клетки с рыбой, – ответил Скинк.
– Мне это тоже странно. Но ты ведь эксперт – сообрази, как они это сделали.
Декер был удивлен.
– У них подлинные фотографии?
– Taк утверждает окружной прокурор. Очень четкие черно-белые фотографии Дики за его занятием.
– Но кто их сделал?
– Окружной прокурор утверждает, что ты. Они нашли пустую коробку от пленки и проследили, откуда она поступила в фотолабораторию газеты – вместе с оптовой покупкой пленки "Кодак". В газете говорят, что она была частью той пленки, которую ты свистнул, уходя из газеты.
– Понятно.
Скинк был прав: действительно, это дело было просто прелесть, почти совершенство. Скинк сказал:
– У тебя пропала пленка?
– Не знаю.
– Ту, что мы отсняли в Луизиане, где она?
– Все еще в камере, – сказал Декер. – Так я думаю.
– Ты так думаешь. – Скинк жестко засмеялся. – Лучше будет, Майами, если ты, черт возьми, выяснишь это и будешь знать наверняка. Ты не единственный волшебник, имеющий темную комнату.
Декер чувствовал себя усталым: ему хотелось закрыть глаза, надеть крышку на линзу. Скинк сказал ему, что они могли бы взять билеты на рейс 27, США до Аллигейтер Элли и отправиться на запад.
– Нам было бы безопаснее в городе, – сказал Декер. У него не было желания ехать на машине через весь штат. Боль, которая, как барабанная дробь, отдавалась в его позвоночном столбе, была невыносимой. Элли будет кишеть патрульными, которые будут высматривать арендованные спортивные машины.
– Куда конкретно ты хочешь поехать? – спросил он Скинка.
– "Большой Кипарис" – хорошее место, где можно спрятаться. – Скинк искоса посмотрел на него.
– Нет, только не эта крысиная нора, – сказал Декер – и не сегодня ночью. Давай останемся в городе.
– У тебя есть в запасе надежное место?
– Может быть.
– Никаких отелей, – прошипел Скинк.
– Никаких отелей.
Декер припарковал машину у обочины и молча изучал дом в течение нескольких минут. Дом казался впечатляюще обширным, даже для побережья Майами. На полукруглой подъездной аллее стояли две машины – "Файрберд" и "Ягуар", пальмы местной разновидности и кусты эфедры омывались оранжевым светом фонарей, скромно водруженных вокруг бермудского газона. Испанская арка обрамляла парадную дверь из дерева кофейного цвета. Окно не было забрано железными решетками, но Декер сумел разглядеть красную проводку сигнализации.
– Ты что, собираешься просидеть здесь всю ночь, мечтая при лунном свете? – спросил Скинк.
Они вышли и пошли по подъездной дорожке. Гравий громко хрустел у них под ногами. Скинку было нечего сказать о большом доме: он перевидел их множество, и большинство принадлежало богатым и уважаемым ворам.
Декер проявил неделикатность, попросив его отступить на несколько шагов от двери.
– Чтобы они не умерли от страху, да? – спросил Скинк.
Дверь открыла Кетрин.
– Рейдж, – сказала она, при этом вид у нее был более чем удивленный.
На ней были короткие облегающие джинсы и безрукавка цвета лаванды, бюстгальтера на ней не было. Декер отметил про себя, что Джеймс, доктор, позволяет ей открывать дверь среди ночи – они могли оказаться каким угодно ночным сбродом, которым кишмя-кишит округ Дейд: убийцами, похитителями, шарлатанами-докторами, ищущими козла для ритуального заклания. Какого черта этот ленивый сопляк посылает свою жену одну открывать дверь в половине двенадцатого и даже без лифчика?
– Я не позвонил, – сказал Декер. – Но это своего рода исключительный случай.
Кетрин посмотрела на Скинка и, по-видимому, сразу же осознала серьезность ситуации.
– Входите, ребята, – сказала она дружелюбным тоном хозяйки притона. Потом наклонилась к Декеру и прошептала:
– Джеймс дома.
– Знаю, – ответил Декер. – Я видел его "Ягуар".
Белоснежный карликовый пудель на полной скорости вылетел в коридор, его коготки стучали по кафелю. В ту минуту, как собака завидела Скинка, она начала рычать и пускать слюну с обезумевшим видом. Потом вцепилась в манжет его дождевика и начала рвать пластик. Не произнося ни слова, Скинк сильно пнул животное, отбросив его назад, в холл.
– Прошу прощения, – вяло сказал Декер.
– Все в порядке, – ответила Кетрин, ведя их в кухню. – Ненавижу эту маленькую гадину. Она писает в мои туфли. Я тебе не говорила?
Неизвестно откуда Скинк изрек:
– Нам нужно место для ночлега.
Кетрин кивнула.
– Здесь уйма места.
"Хорошо, что произошел несчастный случай, подумала Кетрин: это единственная возможность заманить Декера под нашу крышу".
Скинк сказал:
– К тому же у Декера травма.
– Со мной все в порядке.
– А что случилось? – спросила Кетрин.
– Я чуть не сломал ему шею, – сказал Скинк, – случайно.
– Это только вывих, – сказал Декер.
И тогда в кухню вошел Джеймс, доктор, муж Кетрин. На нем был темно-синий купальный халат "Ральф Лорен", доходивший ему до бледных безволосых колен, и шлепанцы того же цвета. Декер снова был охвачен желанием дать этому человеку в зубы, но вместо этого он просто онемел.
Джеймс некоторое время изучал двоих визитеров, потом сказал:
– Кетрин?
Ему требовалось объяснение.
Но Кетрин и Декер, оба выглядели довольно беспомощно, поэтому Скинк выступил вперед и сказал:
– Это бывший муж вашей жены, а я его друг.
– О?
За всю свою жизнь Джеймс не видел ничего похожего на Скинка, во всяком случае, вблизи, но он старался сохранить вид человека, чувствующего себя хозяином дома.
Он протянул руку Декеру и сказал:
– Р. Дж, не так ли? Любопытно, что мы до сих пор не встречались.
– Чудовищно, – сказал Декер, слишком крепко пожимая доктору руку.
– Они проведут у нас ночь, – сказала Кетрин своему мужу.
– У Р. Дж. затопило трейлер.
– Дождя не было, – заметил Джеймс.
– Лопнули трубы, – сказала Кетрин нетерпеливо.
Хорошая девочка, подумал Декер, быстро соображает.
– Пойду приготовлю ребятам чаю, – сказала она. – А теперь все в гостиную, ну, пошли!
Гостиная была спланирована так, что все было подчинено господству огромного семифутового телевизора, наподобие того, что Декер видел в хоромах Денниса Голта. Каждый стул, диван, пуф стояли так, чтобы с них был виден экран. Джеймс, хиропрактик, смотрел видеофильм одной из серий "Звездных войн".
– У меня есть все три серии, – похвастался он.
Декер успокоился. У него не было причин ненавидеть этого малого, кроме, может быть, как из-за его халата: во всяком случае, ведь это Кетрин сделала выбор.
Джеймс был строен и даже высок – выше, чем Декер ожидал. У него был хорошо очерченный подбородок, высокие скулы и быстрые глаза, смотревшие с вызовом. Волосы рыжевато-каштановые, кожа белая. Его длинные изящные руки, вероятно, давали ему преимущество в мире соперничества хиропрактиков. В целом он выглядел немного привлекательнее, чем Декер надеялся.
– Я видел некоторые из ваших фотографий, – они довольно хороши, – сказал Джеймс и добавил: – У Кетрин есть старый альбом.