Дачу действительно освятили, - магическим зрением я видел, как мягко блестят у ворот капли святой воды. Но это было еще полбеды. Святая вода, это, конечно, не подарок, но тут масса возможностей. Подождать до ночи, когда святая вода такого колдуна, как я, практически не останавливает, захомутать ближайшую тучку и смыть всю эту гадость куда подальше, - словом, варианты есть.
Плохо было другое.
Где-то в глубине дома ослепительно ясно, как посадочная дорожка в ночи, сверкала какая-то красная точка. Реликвия. И это были не какие-нибудь мощи захудалого российского святого или обрезок апостольского ногтя. Нет, это была штучка помощней Братской ГЭС, и у меня даже дух захватило, когда я подумал, во что обошлась г-ну Тхаржевскому операция по ее краже - из Иерусалима или из Рима.
"Плохо дело, - подумал я, - давно готовились они к этому дню."
Хрустнули тормоза: к воротам дачи подкатилась еще одна машина. Ребята в момент подскочили к тачке и выволокли из нее Адашкевича. Сережка распахнул дверцу, а Митяй втолкнул Адашкевича ко мне в джип.
В этот момент телефон в машине залился пронзительным лаем, и я взял трубку.
- Если ты, Аладдин, хочешь, чтобы мы выпустили твоего дружка, - раздался в трубке знакомый голос Карачуна, - ты сейчас пройдешь через ворота. Один. Там будет священник. Ты покаешься перед священником в своих грехах и поклянешься больше никогда не колдовать.
- Что за священник? - быстро спросил я.
- О, ты его знаешь. В миру его звали Петр Исленов.
Трубку на том конце бросили. Я посмотрел на Адашкевича.
- Что они просят?
Я коротко изложил суть дела.
- Не делайте этого, Аладдин, - сказал Адашкевич. - После этого вас тут же застрелят. Яниева не спасете, а сами сдохнете.
Я помолчал.
- Вы не можете колдовать? Из-за святой воды?
- Плевал я на святую воду. Я ее дождем за полминуты смою. Они туда какую-то гадость пронесли. Кусок истинного креста или что-то в этом роде. Васька, сдай назад. Голова трещит. Телефон зазвонил опять.
- Да.
- Аладдин, выпусти немедленно Адашкевича.
На этот раз говорил Тхаржевский.
- Что?
- Или ты через пять минут отпустишь Адашкевича, или я пришлю тебе уши Яниева.
Я молчал. Тхаржевский считал Адашкевича своим другом. Тхаржевский решил, что Адашкевич ехал к нему. Тхаржевский видел, как мои ребята выволокли Адашкевича из машины. Тхаржевский не знал, что это Адашкевич забеспокоился о Ваське… Или знал? Или Адашкевич позвонил по просьбе Тхаржевского, чтобы заманить меня в ловушку? Почему замминистра Адашкевич сотрудничал с двумя бандитами? Потому, что надеялся сделать добро России, или потому, что надеялся помочь другу?
Я опустил трубку.
- Слышал? Очень по тебе Тхаржевский скучает. Васька тем временем отъехал от ворот, и нестерпимый для меня жар талисмана немного приутих.
- Что ты собираешься делать? - с тревогой спросил Адашкевич.
Я шепотом стал отдавать инструкции. Напоследок я выдернул у себя из-под мышки "макар" и протянул Адашкевичу;
- Держи. Меня обыщут, а тебя нет. Замминистра принял волыну обеими руками, словно дикообраза. Внезапное подозрение мелькнуло у меня:
- Эй, ты в армии-то служил?
- Нет, - испуганно сказал Адашкевич, - у нас была военная кафедра.
- Только не вздумай из пушки шмалять, ясно? Мне кинешь.
За железной калиткой, в которую пропустили меня и Адашкевича, стояла целая свора карачуновых "шестерок". Как я предполагал, меня они обшарили, как мышь, - пустой амбар, а Адашкевича не тронули.
Засим меня проводили на второй этаж, в комнату с эркером и круглым столом посереди начищенного паркета.
В комнате сидели четверо: Тхаржевский, Карачун, Исленов и еще один бандитский зам.
Тхаржевский обнял Адашкевича, и они облобызались.
Ларец я почувствовал сразу: он стоял на полке безо всякого сейфа, и от него мне в лицо бил яростный свет, словно от прожектора на лагерной вышке.
- Это что у вас там за штука за книжками, - ткнул я в ларец пальцем.
Адашкевич тут же зыркнул на ларец, а Исленов елейно произнес:
- Часть древа, на котором распят был Спаситель наш Иисус.
- Понятно, Петр Васильич. Банкиром был, башли воровал, монахом стал - мощи тырит?
- Как вы смеете, - зашипел Исленов.
- То-то я думал, чего в монастырь подался. А он мне решил нагадить…
- Я о душе твоей забочусь, дурак! - вскипел Исленов. - Ты мне помог! Ты меня от ада спас! И я тебе помочь хочу.
Нашлась на мою душу гуманитарная помощь! И вообще - если Господь попустил человеку повелевать духами, то чего этот лезет? Я хотел выругаться, но в присутствии прожектора на верхней полке не смог.
- Ты не чирикай, Аладдин, сегодня не твоя очередь чирикать, - заявил Карачун.
- Это еще посмотрим! - заявил я. - Вот это видели?
И я достал из кармана джинна в пластиковой упаковке.
- Знаете, что будет, если меня замочить?
- Никто тебя мочить не собирается, - процедил сквозь зубы Тхаржевский, - покайся и дай клятву не колдовать. И вали на все четыре стороны.
- Весьма разумные условия, - вмешался в разговор Адашкевич, - заметьте, Аладдин, мы же не собираемся у вас ничего отбирать. У вас есть крупная нефтяная компания, с руководителями подразделений которой достигнуто известное взаимопонимание, у вас есть банк с уставным капиталом в полтораста миллионов долларов, целый портфель российских компаний, вполне приличная ФПГ, друзья в правительстве и деловых кругах. Если попытаться все это у вас отобрать - ваши люди зальют кровью слишком много кабинетов. Зачем? Оставайтесь при своем. Но мы останемся при своем.
Я поглядел на замминистра. Вот козел! Значит, он обо всем заранее знал! Значит, его звонок был ловушкой!
- Сашка правду говорит, - поддакнул Тхаржевский, - вы и так уже отхватили от страны порядочный кусок. Пора и другим что-нибудь оставить.
- Чтобы ты все просрал, да?
- Наоборот, - усмехнулся Адашкевич, - мы заботимся об интересах страны. Я сильно сомневаюсь, что они состоят в том, чтобы безграмотный парень из детского дома с бычьими кулаками и куриными мозгами проглотил всю Россию. Ты же, Аладдин, глупей Жирика!
- Ты, зараза! - обернулся я к Адашкевичу. - Я-то думал, ты взаправду звонил! А ты меня на блесну словил!
Лицо Адашкевича посерело.
- Куда звонил? - ошеломился Тхаржевский.
"Идиот! - мелькнуло в моей голове. - Он же сейчас притворялся!"
Адашкевич вскочил, оттолкнув стул, и руки его сомкнулись на ларце с реликвией. По правде говоря, поворачивался Адашкевич так долго, что любой из моих ребят успел бы вышибить из него дух. По счастью, рядом с ним сидели Исленов и Тхаржевский, а эти двое тоже не сдавали на мастеров спорта.
Зато Карачун среагировал мгновенно и выхватил волыну. Он не успел выстрелить - я ударил его по руке. Волына отлетела в угол комнаты, а я тут же врезал коленом ему в пах, переворотился и съездил подъемом стопы по морде.
Колдовать я в ареале обитания истинного креста не мог: но ведь меня в свое время Князь не за красивые глазки подобрал, а на подпольном тотализаторе. По правде говоря, за последнее время я немножечко дисквалифицировался, но кулак у меня тот еще был: Карачун брякнулся глазами вверх.
Тут Тхаржевский вскричал:
- Паскуда! - и обрушился было на Адашкевича.
Адашкевич же извлек из недр пиджака волыну и взволнованно пискнул:
- Ни с места. Стрелять буду!
По счастью, наш свободолюбивый российский народ при виде волыны становится необыкновенно дисциплинированным. Когда человеку предъявляют волыну в качестве аргумента, он обыкновенно редко спрашивает: а умеет ли этот парень из нее стрелять, и заряжена ли она, и служил ли этот парень в армии или куковал на медицинской кафедре? Что касается Адашкевича, то он, например, не снял "макар" с предохранителя, и только полная неосведомленность Тхаржевского в вопросах человекоубийства мешала ему заметить этот факт. Зато столь приятное обстоятельство не ускользнуло от внимания телохранителя Карачуна. Он мягко оттолкнулся от земли, перелетел через стол и обрушился на Адашкевича. Бандит, вероятно, ожидал, что жидкий фраер сейчас примется стрелять и, естественно, у него ничего не выйдет, как у импотента со старой девой. Но замминистра был напуган до такой степени, что сам, видимо, забыл, что он держит в руках не стило, а куда более внушительный аргумент. Поэтому он сделал то, чего ни один здравомыслящий бандит никак не мог предугадать. Вместо того, чтобы нажать на курок, он зажмурил глаза и изо всей силы долбанул "шестерку" рукояткой по голове. Надо сказать, что по природе своей Адашкевич был мужик массивный и сильный. Удар получился внушительный - бандит охнул, скорчился, обрушился на пол и распластался на паркете подобно использованному гондону.
Меж тем нашего полку прибыло: заслышав стрельбу, мои парни вышибли гранатой ворота и въехали на джипах во двор, щедро орошая всю местную флору и фауну маслинами, произросшими в цехах тульских оружейных заводов.
В зале Карачун пришел в себя и наставил на Адашкевича пушку.
- Лови! - вскричал Адашкевич и швырнул мне ларец с реликвией.
Карачун мгновенно повернулся и выстрелил в меня. И опять произошло некоторое недоразумение. Карачун промазал, я же тем не менее грохнулся о пол. Причиной тому был не выстрел, а брошенный Адашкевичем ларец. Уже и сидеть-то в одной комнате с такой штукой мне было несладко; сейчас же, когда я словил ее рукой, мне показалось, что я пивная жестянка, на которую наехал троллейбус. Я стал падать на пол, теряя сознание.
Карачун выстрелил второй раз, в Адашкевича, и бросился из комнаты вон. Тхаржевский и Исленов смылись еще до этого.
Адашкевич улегся на пол и перестал делать глупости. Я стал понемногу пошевеливаться, сжимая в руках ларец. Это было хуже, чем держать в руках раскаленный уголь. По всей моей магической шкуре вскакивали волдыри. Но тут очухавшийся охранник обнаружил меня на полу в состоянии макаронины. Он немедленно сел на меня верхом и пропел:
- Ах ты еще живой!
В следующую секунду грохнул выстрел, и охранник повалился мне на грудь.
Я вскочил. В дверях комнаты стояла Даша Тхаржевская и сжимала своими тонкими ручками изрядный девятимиллиметровый "магнум".
- Где Яниев, - закричал я.
- Наверху! На третьем! Да быстрее же!
Я взлетел на третий этаж, по дороге съездив в висок какого-то не в меру прыткого охранника. Ларец с реликвией по-прежнему жег мне бок.
Наверху была только одна комната - скошенная мансардочка с деревянной в завитках дверью. Комната была небольшой, метров десять. Карачун стоял около мансардного окна с "кипарисом" в руках; у стены, из-за промозглой погоды, горели дрова в камине. Рядом с камином стоял небольшой стул, на котором сидел с завернутыми назад руками Яниев.
- Получай, сука! - заорал Карачун при моем появлении.
На мгновение я смотрел в автомат, зрачок в зрачок; но в эту секунду Яниев подпрыгнул, как был со стулом, и покатился под ноги Карачуну. Тот кувыркнулся, очередь затрещала у меня в ушах, гильзы запрыгали по комнате. Потом выстрелил я, аккуратно и точно: маслина легла Карачуну ровно между глаз. Издали казалось, что на лоб Карачуну прикололи красный пионерский значок. Он дрыгнул ножкой и затих.
Я бросился к камину и поскорее вытряс в огонь то, что было в ларце: кусочек сухого дерева мгновенно вспыхнул в огне, и сотни крошечных саламандр сбежались потанцевать под свет истинного креста. Я подбежал к Яниеву.
Он умирал. Автоматная очередь Карачуна буквально располосовала его напополам, и я чувствовал, как шевелятся в разорванных жилах тяжелые оцинкованные пули с поперечным надрезом.
Я положил руки на его тело и напрягся. Но проклятый кусочек дерева еще не сгорел, и я был бессилен. Впрочем, я был бы бессилен в любом случае. Жизнь уходила из мента по капелькам, ненасытная пасть ада уже тянула его вниз, и я видел, как тянется к нему зеленая морда Люцифера и как вокруг визжат бесы… И ни одного ангела там не было, слышите, ни одного! Ни одного из тех привратников райской шестнадцатиэтажки, выстроенной для отставных спецназовцев! Ангелы - такие же крючкотворы, как черти. Продал человек душу - продал, и их не интересует, по какому поводу. Почтовое отделение ада, забирайте свой товар, посылка прибыла!
Я медленно шевелил руками… напрасно. Сила моя росла с каждой секундой, но всей моей силы хватало только на то, чтобы задержать Яниева на мгновение у края грохочущей бездны, куда его уже тянули острые зубки Асмодея… Яниев открыл глаза.
- А, это ты, Шариф, - пробормотал он. - Ты правильно сыграл… Теперь ты свободен. Видишь - на шесть лет раньше срока… Теперь ты можешь опять грабить и убивать.
Полковник закрыл глаза. Пасть ада сомкнулась. Я даже не успел сказать ему, что не я виноват в его смерти.
Я поднял Яниева на руки и спустился по лестнице. В той комнате, где эти заразы излагали мне ультиматум, Сережка с остальными боевиками ставил в позу "знак качества" испуганных аборигенов в камуфляже.
В углу, у камина, лежал Виктор Адашкевич, и над ним хлопотали двое моих парней. При виде меня он приподнялся и приветственно шевельнул ручкой, но тут же заметил, что я несу на руках, и вскрикнул.
- Адашкевича и Дашу в машину, - велел я, - остальных зачистить. И чтобы даже головешки не осталось.
Через минуту я вышел из дома. Стояла ранняя весна. Слежавшийся наст отливал серебром, и огромные сосульки, свесившиеся с черепичной крыши, оплывали на солнце.
Я был свободен. Я мог вернуться к прежней профессии, как сказал покойный полковник. Однако я не был уверен, что мне этого хотелось.
Примечания
1
Жесткий диск не исправен (англ.).
2
Отсутствуют загрузочные устройства (англ.).
3
НГДО - нефтегазодобывающее объединение.
4
НПЗ - нефтеперерабатывающий завод.