– Он-то как раз так не считал. Но ты бы видела его выражение лица! О, никогда не забуду эту растерянно-испуганную физиономию. Считал уже, что размазал меня по столу, а оказалось, наоборот. Сам же в собственные расставленные сети и попался. Сижу перед ним, готовая хоть сейчас под венец или просто в постель. А условие для него поставлено невыполнимое. Ох и помрачнел мой воздыхатель. Поверь, тогда впервые после ареста почувствовала себя прежней, уверенной в себе красивой молодой женщиной. И с этого момента все изменилось. Я стала диктовать свои условия. Он бесился, пропадал, не звонил. Даже просился, чтобы его перевели на Кавказ. Тоже мне, поручик Лермонтов! А я в это время спокойненько сидела дома, не заводила никаких романов, не бегала на свидания. Ждала, когда приползет на брюхе… И приполз. Умолял выйти за него замуж и клялся, что через полгода Виктор будет на свободе. Я не поверила, но, чтобы доказать неизменность своих намерений, легла с ним один раз в койку. Ну, после этого он вообще потерял голову. А я больше – ни в какую. Только после свадьбы. А свадьба – после освобождения Виктора. Так и жили все полгода. Он умолял, а я издевалась над ним. И, поверь, такую силу в себе почувствовала, что уже и не сомневалась в освобождении Виктора. Даже согласилась подать заявление. И вот, представь себе, что в назначенный день нашей с Манукаловым свадьбы вдруг раздается звонок, и телефонистка скучным голосом говорит: "Ответьте Кельну". У меня трубка чуть не вылетела из рук. Сразу екнуло сердце: "Иратов!" И точно, узнаю голос Виктора. Он довольно сухо поздравил меня со свадьбой. Сказал, что очень благодарен за заботу. Что у него все хорошо, и поскольку теперь живет в ФРГ, то мы вряд ли когда-нибудь увидимся. Я прямо вся обмерла. До сих пор не помню, что говорила. Но он очень быстро повесил трубку. Боже мой, какая у меня началась истерика. Несколько раз звонила на междугородную станцию и требовала подтвердить, что действительно разговаривала с Кельном. Затрахала их окончательно. Потом появился Манукалов и с торжествующей улыбкой сообщил по секрету, что Виктора удалось обменять на какого-то ливийского террориста. Клянусь, я бросилась ему на шею и целовала как безумная. Во время медового месяца мне даже иногда казалось, что способна полюбить Манукалова. С тех пор и замужем, а Виктор процветает в Люксембурге…
– И ты моталась на встречу с ним? – захваченная рассказом, прошептала Галина.
Инесса кивнула в ответ и добавила:
– Люди Манукалова нас выследили. Вот почему он организовал покушение. Подонок! Ну, ничего, сегодня я уже не та студенточка, которую можно запугать. Устрою ему ответную акцию. Недолго в генералах ходить будет!
Галина уже давно лежала рядом с Инессой и бесконечно шептала: "Зупер!" Но, будучи посвященной в тайну жизни и любви такой зашторенной от всех женщины, она принялась убеждать Инессу, что тут еще замешаны какие-то силы.
– Может, тебе мстят те ребята, которых не обменяли?
– За что? – не поняла Инесса. Она давно не задумывалась о судьбе Вени и Сашки. После свадьбы Манукалов настоял на том, чтобы она прекратила с ними переписку, потому что в лагере они совершили уголовное преступление и были приговорены к дополнительным срокам. Скрепя сердце Инесса согласилась. Так было честнее с ее стороны. Ведь не сообщать о своем замужестве – значит, совершить еще одну подлость, а признаться у нее духа не хватило бы.
– Веня Аксельрод и Саша Курганов – отличные ребята. Я о них ничего не знаю. Должно быть, отмотали свой срок, вернулись в Москву, от кого-нибудь узнали обо мне и прокляли, – грустно вздохнула она и закрыла глаза от нервного переутомления.
Галине не терпелось узнать об этом загадочном Викторе, поэтому она растормошила Инессу и спросила:
– А Виктор до сих пор любит тебя?
– Да…
– И не женился?
– Нет. Он богатый человек. Свой дом в Люксембурге. Занимается банковским бизнесом… Тебе-то про него зачем? – Инесса слишком устала, чтобы начинать рассказывать другую историю, к тому же совершенно неинтересную для Галины. Она не могла предположить, что Цунами специально внедрил свою секретаршу и любовницу в дамский клуб, чтобы знать обо всех контактах Инессы в России и за рубежом.
Галине очень хотелось побольше узнать о Викторе. Но в душе бывшей балерины тоже происходила невидимая борьба. После встречи с Домеником Порте она совсем потеряла голову и позволила себе мечтать о новом замужестве. К Вагнеру у нее не было никакого желания возвращаться, а продолжать связь с Цунами оказалось очень тяжело.
Поначалу езда на шестисотом "мерседесе", баснословно дорогие туалеты и светское общество пленили ее художественную натуру. Но после того, как все чаще и чаще стали поступать сообщения о расстреле одного "авторитета" с семьей, другого, третьего, Галина стала бояться вместе с Цунами садиться в машину или появляться в обществе. Все время казалось, что вот-вот произойдет взрыв или раздастся выстрел. Поэтому знакомство с милым, сказочно богатым, упитанным и таким неопасным джентльменом, как Доменик Порте, считала своим самым выстраданным, последним шансом и не собиралась его упускать.
Галина хихикнула, вспомнив о том, как быстро испарился Доменик, лишь заслышав первый выстрел. Это ей очень понравилось. С мужчиной, который избегает всяческих конфликтов, жить намного спокойнее. Раз трусоват, значит, не полезет ни в какие рискованные авантюры. С этими приятными мыслями она, едва успев раздеться, тотчас заснула.
Манукалов чувствовал себя настолько разбитым, что даже не подошел к тренажерам. Бесцельно слонялся по квартире в одних трусах и злился на то, что утро наступало слишком медленно. После разговора с Инессой сон как рукой сняло. Оставалось ломать себе голову в поисках ответа на вопрос: "Кому это покушение было выгодно?" Мафия, судя по всему, отпадала, поскольку вместе с Инессой была любовница и приближенный человек Цунами – Галина Вагнер. Хотя для этих ребят такие мелочи ничего не значат. Может, Цунами решил таким образом отвести от себя подозрения.
На всякий случай Александр Сергеевич в своем деловом блокноте сделал запись – "Проверить Цунами".
Далее под подозрение попал сам Виктор. Но уж слишком от этой версии попахивало романтикой… И вдруг он понял, с какой стороны дует ветер. Уж не Геннадий ли Владимирович Столетов решил взяться за старое?
Александр Сергеевич вспомнил, каким злым выражением обрюзгшего лица тот выпроваживал его с дачи. От этого старого интригана и профессионального диверсанта можно было ожидать любой гадости.
Пожалуй, его рук дело. Скорее всего он и не собирался убивать Инессу, а приказал немного попугать. Потому что какой же дурак станет уничтожать свою жертву в разгар открытия международного кинофестиваля? Нет, акция направлена на запугивание. И, разумеется, не Инессы, а самого Александра Сергеевича. Столетов таким варварским, но действенным методом решил напомнить Манукалову, кто нынче в лавке хозяин.
Радость по поводу удачно сделанного анализа и выявления заказчика быстро испарилась под давлением невеселых мыслей о собственной карьере, которая в данном случае может совсем неожиданно прерваться. Коль Столетов включил такие рычаги, значит, он больше не намеревается сотрудничать с Манукаловым. А в атмосфере интриг и сплетен, окруживших президентский кабинет, месть одного из приближенных вполне легко осуществима.
Не волнуясь более за судьбу Инессы, Александр Сергеевич решил вплотную заняться своей. Оделся с особой тщательностью и решил начать день с визита к вице-премьеру Суховею. Пока не поздно, нужно заручиться его поддержкой. Все-таки какой-никакой, а противовес.
Без десяти минут девять Манукалов уже находился в приемной вице-премьера и рассеянно, через огромное окно отчищенного Белого дома наблюдал за баржей, лениво тянущейся по Москве-реке. Секретарша не обращала на него никакого внимания, хотя давно знала в лицо. Тоже не самый хороший признак.
Олег Данилович Суховей вошел в приемную энергичной походкой уже с утра погруженного в заботы человека. Кивком поздоровался с секретаршей и удивленно взглянул на Манукалова.
– Ко мне? – спросил он без всякого желания услышать утвердительный ответ.
– Ненадолго, всего один вопрос, – заторопился Манукалов и добавил: – Я бы вас, Олег Данилович, не посмел отвлекать…
– Ладно, входи, – махнул тот рукой.
Они прошли через комнату, в которой уже вовсю трудились помощники. Суховей с каждым из троих сотрудников поздоровался за руку, после чего раскрыл дверь в кабинет, пропуская вперед Манукалова:
– Давай, давай, без церемоний.
Свой демократизм, почерпнутый в научной среде, Олег Данилович культивировал на каждом этапе своей головокружительной карьеры. И это многим действовало на нервы. Очень трудно было прогнозировать, как он поведет себя в следующую минуту. Манукалов знал, что при всех своих должностях в душе Суховей остался рядовым гражданином, до сих пор пугающимся милиции, и уж совсем – службы безопасности, и относится к ее сотрудникам с некоторым раздражением. Чтобы заставить себя выслушать, Александр Сергеевич решил немного попугать усевшегося в кресло вице-премьера.
– Я вот по какому поводу. До меня дошли сведения, что жены некоторых руководителей создали нечто вроде дамского клуба со всякими оздоровительными процедурами.
– А что, это у нас теперь запрещено? – удивленно уставился на него Суховей.
– Нет. Но кое-кто проявил раздражение по этому поводу. В результате вчера произведен террористический акт в отношении моей жены…
– Она жива? – спохватился вице-премьер и, получив утвердительный кивок головой, спросил: – А Алла Константиновна тоже бывает в этом заведении?
– В том-то и дело…
– Какие версии отрабатываются? Бандитизм или мафия?
– Ну, с этими вопросами я не позволил бы себе вас беспокоить. Тут дело сложнее… – Манукалов замолчал, чтобы дать возможность вице-премьеру понять всю важность дальнейшего разговора. Тот досадливо поглядел на зазвеневший телефон, но остался на месте.
– Выкладывай без обиняков, – махнул он рукой, словно дирижер приготовившемуся оркестру.
– У меня недавно был не слишком приятный разговор с Геннадием Владимировичем Столетовым. Он почему-то очень недоволен частыми встречами жен руководителей. Какая-то информация из клуба просочилась. Он не стал ею делиться, только посоветовал поставить в помещении "жучки", или, как теперь их называют – "крабы"…
– Для чего? – нервно заерзав в кресле, спросил Суховей и сам же ответил: – Это чтобы знать, о чем между собой разговаривают Всеми уважаемые женщины? Да он что? С ума сошел! Бериевские лавры покоя не дают?
– Приблизительно так же отреагировал и я, – подтвердил Манукалов.
– Ну и… – Олег Данилович, перекосив губы, словно от зубной боли, приготовился услышать самое неприятное.
– После того, как я категорически отказался прослушивать разговоры жен руководителей страны, Геннадий Владимирович буквально прогнал меня взашей, предупредив, что крепко пожалею. Я сказал: "Пусть мне официально прикажут, тогда подчинюсь". А после этого в Каннах в разгар церемонии открытия произошло покушение на мою жену…
– И вы подозреваете… – Суховей, так же как и его супруга, не любил вслух произносить известные фамилии.
Манукалов слишком давно работал в органах безопасности, чтобы допускать опрометчивые предположения. Поэтому элегантно славировал:
– Я только зашел посоветоваться, ставить "крабы" или нет? Пришел черед неуютно себя чувствовать Олегу Даниловичу.
Генерал удачно перекинул на его плечи столь скользкое решение. От охватившего возбуждения вице-премьер встал и зашагал взад и вперед по длинному кабинету. По-мальчишески открытое лицо с непокорной шевелюрой отразило всю неприятность, испытываемую при принятии решения.
– Ставьте эти ваши "крабы", – вдруг, резко остановившись возле сидящего Манукалова, выпалил он. Потом еще походил и, как бы оправдываясь, сообщил: – А Алла Константиновна больше там не появится.
Манукалов был готов к такому выверту и решил давить до конца.
– Но это невозможно. Столетову сразу же доложат. Он смекнет, что вы уже в курсе его приказа, а значит, имеете на него кое-какой компромат и еще свидетеля в моем лице. Боюсь, он начнет нервничать и совершать непредсказуемые действия.
Кроме желания перевалить ответственность со своих плеч на хребет вице-премьера, Манукалову было чрезвычайно интересно – испугается Суховей Столетова или нет. Это ему нужно было знать для дальнейшего прогнозирования расклада сил наверху. И хоть Олег Данилович стойко держался президентской команды, он по статусу не имел права ориентироваться на сумасбродные решения хозяйских прихвостней типа Столетова. Манукалов замер в ожидании.
Судя по тому, как Олег Данилович взялся перебирать бумаги на столе, стало все ясно. Он не замедлил проявиться, понимая, что стал объектом маленького социологического исследования.
– Я учту ваш совет. Спасибо за информацию. В следующий раз очень прошу обращаться не ко мне, а по инстанции. Лучше всего к непосредственному своему начальнику. – И углубился в изучение какой-то записки.
Александр Сергеевич попрощался с уже опущенной головой вице-премьера и понял, что его расположение он своим приходом превратил в неприязнь. Но коль Суховей боится Столетова, то на кой черт это хорошее отношение? Теперь Манукалову окончательно стало ясно, что нужно бежать ставить "крабы" и уведомить об этом Геннадия Владимировича.
Не успел Манукалов зайти в своей кабинет, как со всех сторон посыпались звонки с соболезнованиями, вопросами, выяснениями деталей происшедшего покушения. Оказывается, по каналам агентства Рейтер прошло сообщение, которое ИТАР-ТАСС тут же распространило. Александр Сергеевич постарался побыстрее покинуть рабочее место. Но последний звонок приковал его к креслу. Позвонил Геннадий Владимирович. На этот раз говорил почти отеческим, сочувственным тоном:
– Ай-я-яй, как же так? Видишь, предупреждал тебя, что неладное творится, а ты возражал. Бдительность чекисту терять не позволительно. А уж тем паче не разглядеть, что под носом делается…
– Я понимаю, Геннадий Владимирович, – пробормотал Манукалов и, испугавшись, что тот повесит трубку, поспешно заверил:
– Сегодня же дам команду сделать все так, как вы советовали.
– Ну, это уж сам гляди. Я – человек не злопамятный. И никогда ни на чем не настаиваю…
После этого разговора Манукалов больше не сомневался в своем выборе. Столетов преподал ему жестокий и безжалостный урок власти.
Спрятав оружие и маскарадные принадлежности в окрестностях "Фермы роз", Вилли Шлоссер и компания неспешно отправилась в обратный путь по старой наполеоновской дороге по самому краю Гранд-каньона, одного из красивейших мест в Альпах. Настроение у всех было скверное. Наибольшим оптимистом оказался адвокат. Он объяснял, что могло быть намного хуже. А так – и в Каннах на открытии кинофестиваля побывали, и горным воздухом подышали, и в руки полиции не попали.
– Лично я с удовольствием размял старые кости. Давно хотелось чего-нибудь такого – ядреного. А про деньги с мадам забудьте. Теперь к ней и на километр не подойдете. – Казалось, Шлоссер забыл, что и его десять процентов сгорели синим пламенем. Но это только казалось. Несмотря на свой добродушный вид неповоротливого деревенского увальня, Василий Карлович обладал цепким, изворотливым умом, в котором постоянно прокручивалось огромное количество всяческих вариантов. Пожалуй, он каждый день мог бы давать советы, где и как с наименьшими потерями можно достать деньги. Но сам никогда не предлагал свою помощь. Участвовать в выколачивании денег из Инессы согласился не только потому, что попросил Цунами, и не из-за своих десяти процентов, хотя мысль о них грела на протяжении всего пути в Канны, но в голове Шлоссера зародился грандиозный план, для которого требовались крепкие исполнители, К сожалению, эта парочка оказалась мало пригодной для настоящих вооруженных действий. Веню Аксельрода адвокат забраковал навсегда, а к Курганову продолжал приглядываться. Ему понравилось, как без всяких промедлений тот принялся палить в воздух, чем вызвал полнейшее замешательство, что и позволило им скрыться. С ним Шлоссер решил поговорить после того, как они окончательно получат по носу и поставят крест на Инессе. План предполагал чистую прибыль не менее ста миллионов долларов. Вот это на самом деле – размах. Без помощи Цунами, к сожалению, не обойтись, но лучше в таком серьезном предприятии иметь людей, собственноручно проверенных.
К вечеру, беспрепятственно промчавшись от Лиона до Баден-Бадена, они по длиннющему туннелю въехали в город. Шлоссер сразу направился к отелю, в котором всегда останавливался, – "Атлантик", находящемуся в самом центре, напротив старинного здания театра и неподалеку от знаменитого казино. Номера были довольно дешевые, всего по двести семьдесят марок за ночь. Таков он – европейский курорт. Нищие здесь здоровье не поправляют.
Пока размещались, Веня пошел пить минеральную воду в огромные, похожие на вокзалы водолечебницы. Шел по засаженной древними дубами и липами аллее и грустно констатировал полную безнадежность своего положения. Без денег ни о какой Эдди и думать было нечего. Но как только мысленно с ней прощался, память предательски подбрасывала почти реальную картинку – элегантная в своем черном платье, Эдди выводит из конюшни Херни и, встряхнув кудряшками, приветливо улыбается. Это воспоминание, как кровоточащая рана, никак не хотело зарубцеваться. А поэтому Веня должен был выбить деньги из Инессы любыми путями, невзирая на ее нынешний статус.
Курганов остался в номере и, приняв душ, постучался к Шлоссеру. Он приноровился на походной плите адвоката заваривать чифир. Шлоссер открыл дверь в трусах, почти неразличимых под животом, и отправился опять чистить смокинг к ночному походу в казино.
– Вы как хотите, а я поиграю вволю, – сказал он с азартным блеском в глазах.
Курганов ничего не ответил. Он в карты-то даже в зоне не играл. Не было в нем этой увлеченности. Зато другая страсть разъедала сердце. Даже не страсть, а какая-то болезненная тяга к чему-то из ряда вон выходящему. Александр, давно пребывавший в заторможенно-безразличном состоянии, мучающийся болями предстательной железы, раздражающийся по пустякам, впервые встретил женщину, которая могла бы стать для него смыслом и центром жизни. Он не вспоминал фильмы с ее участием, где огромный негр с неимоверно длинным членом входил в нее сзади, а она раздвигала руками ягодицы, чтобы зрителям лучше было видно. А помнил длинные пальцы с золотыми ногтями на мизинцах.