Охранники ушли. Анька тяжело вздохнула, шагнула в сторону, уперлась коленом в коробку. Еще раз дернула дверь. Бесполезно. Попыталась найти замочную скважину или хотя бы щелочку, чтобы глянуть, что там - снаружи. Но не было ни скважины, ни щелочки. Она стала проигрывать в уме разные варианты "отката". Слезы, сопли, больная умирающая мама просит апельсинового соку. Пенсию задержали, денег в доме нет. Папа алкоголик все пропил. Она не сама, ее заставили. Кто? Вот уж, действительно, дура набитая! Клептоманка! А с другой стороны - что они ей сделают из-за несчастного пакета за двадцать семь рублей? Поорут, да и отпустят с миром!
Анька успокоилась, нащупала клапан, открыла пакет и стала неторопливыми глотками пить холодный апельсиновый сок, раскусывая крохотные дольки.
За дверью раздались неровные шаги. Кто-то, сопя и вздыхая, пытаясь открыть замок с другой стороны.
Во дворе появился Иван. Он нес на плече тяжелую сумку с продуктами, в руке - магнитолу. Подошел, окинул взглядом шумную компанию.
- Анька где?
- За соком в супермаркет убежала, - отозвался Миша. - Говорит, сворую.
- Идиотка! Я же ей два пакета купил, апельсинового, - Иван сплюнул, нахмурился. - Давно?
- Минут пятнадцать уже. Ты не дергайся, сейчас вернется.
- Ладно, подождем, покурим, - Иван сел на скамейку, достал из кармана сигареты.
Они выкурили по две сигареты, Аньки все не было.
- Может, она передумала? А мы греемся, - предположил кто-то.
- Конечно, у Аньки семь пятниц на неделе.
- Безбашенная она. Встретила подругу, треплется, а мы тут ее жди! Поехали уже!
- А ну-ка, чижье, цыц! - прикрикнул на компанию Иван. - Хотите, валите на свое водохранилище. Вот вам сумка с "хавчиком", а я буду Аньку ждать!
- Может, правда поедем…? - начал было Миша, но, увидев глаза Ивана, смолк.
- Идите, идите. Мы попозже подъедем, - Иван пододвинул к Мише сумку.
- Все, двинули! - Миша вскинул сумку на плечо, и шумная компания устремилась со двора.
Иван вынул из кармана еще одну сигарету.
Нина Владимировна сидела у экрана телевизора, ковырялась вилкой в тарелке с остывшим ужином. Шла французская комедия с Пьером Ришаром. Зазвонил телефон, Нина Владимировна сняла трубку.
- Алло, Иван? Нет, Аня не подходила. Ты уже пятый раз звонишь, совесть надо иметь! Хорошо, подойдет, я обязательно передам, - она положила трубку, покачала головой. - Вот тоже фрукт банановый! Взрослый мужик, а клеится к малолетке! Вчера с ним болталась, сегодня еще с кем-то, ой-ей-ей! - Нина Владимировна посмотрела на часы, сегодня Валерик уже точно не придет. Совсем от рук отбился! А, может, завел себе другую подружку, помоложе? Ну ничего, Анька заявится, я ей, шалаве, всыплю!
Щелкнул замок входной двери. Нина Владимировна отставила тарелку, решительно поднялась с дивана, вышла в прихожую.
Анька сидела на тумбочке, покачиваясь, пыталась стянуть кроссовки.
- Ты что, пьяная?
- Не-а, - мотнула головой Анька и чуть не упала с тумбочки.
- Нажралась! - всплеснула руками Нина Владимировна. - В пятнадцать лет нажралась! А что дальше будет?
- Мне уже почти шестнадцать! - плохо ворочая языком, сказала Анька.
- Ой, боже мой, боже мой, вот что значит - мужика в доме нет! Совсем распоясалась! - Нина Владимировна помогла Аньке снять кроссовки, подхватила ее, поволокла в комнату. - У тебя и майка на левой стороне! Побью, ей богу побью, скотину!
- Нечаянно! Купались мы на водохран… в общем! - сказала Анька.
Не снимая одежды, Нина Владимировна уложила дочь на кровать, накрыла покрывалом.
- Я тебе тазик принесу, - Нина Владимировна сходила в ванную, вернулась с тазом. Анька уже спала. Мать поставила таз на пол рядом с изголовьем. - Непутевая ты у меня! Ну, ничего, завтра я с тобой поговорю, дрянь такая! - она нежно погладила Аньку по волосам.
Нина Владимировна залезла в Анькину сумку, достала купальник, сигареты, зажигалку. Чиркнула зажигалкой.
- Ишь ты, дорогие курит! - удивилась Нина Владимировна, затягиваясь сигаретой. - Купались они! А купальник-то сухой.
Она прошла в комнату, сняла трубку, набрала номер.
- Иван? Ты Аньку не ищи. Дома она - спит. Не знаю, ничего не знаю! Завтра звони, - Нина Владимировна положила трубку и расплакалась.
Шелковый шнурок
Владимир Генрихович уселся в своей удобное кресло и стал разбирать бумаги на столе. Бумажную работу он не любил, предпочитал ей живое дело с людьми, с товаром, а потому накапливались бумаги эти у него целыми кипами, и приходилось потом все разбирать, но никуда от них не денешься, хоть тресни!
В дверь постучали.
- Да-да! - поднял взгляд Владимир Генрихович.
Вошел Сергей Моисеев.
- Разрешите?
- Ты прямо как в своей ментовке, - засмеялся директор. - Присаживайся. Коньяк будешь?
- С утра? - удивился Сергей.
- Да хоть с ночи! - Владимир Генрихович поднялся, подошел к бару, достал бутылку коньяка. - Ну, как тебе работается, Сережа? Почему раньше не зашел?
- Спал. Отдежурил свое и вырубился прямо в будке на топчане. Потом в больнице был. Закрутился. Слабый стал. Старый.
- Какие твои годы! Хотя… при такой работе. Поведал мне Евгений Викторович о твоей нелегкой судьбе. Ты был абсолютно прав, и нечего на этот счет себе глупостями башку забивать. Если каждый по торту домой унесет, сам знаешь, что с супермаркетом будет. Итак все разворовали. И ладно бы ничье, народное, как говорится, а то кровное, мое, заместителя моего… Реально четверо нас здесь, хозяев. Привыкли, понимаешь ли, как в старые времена… Не волнуйся. Коллектив успокоился, все уж и забыли про тебя, работают, как миленькие. Продавщица выпишется - уволим.
- Не надо! - сказал Сергей, насупившись.
Владимир Генрихович налил в рюмки коньяку. Они чокнулись.
- Ну что, вздрогнули, спаситель ты мой. Сколько лет не виделись - шесть? -Владимир Генрихович опрокинул в себя рюмку, зажмурился. - Как это не надо? Что ты такое говоришь? Надо, Сережа, надо! Чтоб другим неповадно было.
- Не надо! - упрямо повторил Сергей. - Вы же их опустили тут всех, как "петухов" в зоне. Люди слова сказать боятся. Пашут за свою грошовую зарплату по двенадцать часов и трясутся, что их на улицу выкинут.
- Не такая уж у них грошовая зарплата. Другие этого не имеют, - рассердился директор. - И зачем им слова говорить, если не их это дело? Пускай работают.
- Значит, вы теперь с бандюками, Владимир Генрихович? На той стороне? А шесть лет назад все иначе было.
- Сережа, так у нас с тобой разговора не получится. Ты вроде раньше попокладистей был, погибче. Я хотел тебе работу другую предложить.
- С бандитами я никогда покладистым не был, - возразил Сергей. - Раньше вы от их "крыши", как от огня, шарахались, а теперь сами в доле. Большая хоть?
- Маленькая. Тебе-то что?
- Ничего, коготок увяз - всей птичке пропасть. Видел я, как по ночам "левый" товар возят. Его тут, наверное, две трети. Или больше? Хороший бизнес. Только не ваш, судя по всему. Короче, лучше меня увольте, а Леру Логинову не трогайте.
- Ты что, влюбился, Сережа? - Владимир Генрихович хохотнул, налил себе еще коньяку. - Точно! По глазам вижу, что влюбился! Во, дает. Сначала отлупил девицу почем зря, а теперь подъезжает! Сложная штука - жизнь. Взаимно хоть? Или безнадежно?
Сергей молчал.
- Ладно, если так, пусть работает.
- Спасибо, - Сергей помолчал, вглядываясь в покрасневшие глаза директора. - Владимир Генрихович, я тут придумал кое-что. У зама "двойная" бухгалтерия пропала. Ее раньше бандитов найти надо. И тогда от них легко можно будет уйти. "Закроем" всех, опомниться не успеют.
- Предлагаешь опять в русскую рулетку сыграть? А в барабане все патроны? Нет, я больше в эти игры не играю, - покачал головой директор. - Женю посадят, а он меня, как нитка за иголкой потянет. Не может директор о "левом" складе не знать. Я что, на идиота похож? - Владимир Генрихович вздохнул. - Не хочу я, Сережа, сидеть.
- Да как вы не поймете, Владимир Генрихович, сидеть-то вы и не будете. Уберут они вас, как только представится такая возможность. Потому что не в системе вы, не их человек. Чужой. Одно неверное движение… Евгений Викторович вас и "закажет" вместе с вашей долей. Опередить вы их должны. Зам ваш с бандитами двойную игру ведет. Как говорится, ласковое дитя… А Серафима ему все считает: и"левую" бухгалтерию, и "правую", и бандитскую. Тройную.
- С чего ты взял?
- Наблюдательный я, Владимир Генрихович, работа такая… была. За ту ночь, когда я дежурил, две машины пришло. Не будут бандюки по два раза товар возить. У него собственный склад есть, личный. На этом и сыграть.
Владимир Генрихович посерьезнел, закупорил коньячную бутылку, пододвинулся к Серею.
- Как был ты ментом, так им и остался. Горбатого могила исправит. А ну-ка, расскажи!
Серафима Дмитриевна устало брела по Арбату. Настроение у нее было такое гнусное, что она утром даже парик не стала надевать. Явилась в бухгалтерию в своем естественном облезлом виде, девки только рты пораскрывали. Сделали вид, будто не знали ничего, лицемерки! Она теперь всегда так ходить будет - пусть смотрят! Бухгалтерии нет, мужика нет, детей нет - кончена жизнь!
Серафима Дмитриевна замерла посреди улицы и даже на несколько мгновений перестала дышать, потому что увидела тезку их зама - зеленоглазого Евгения Викторовича, который шел под руку с пышнотелой дамой и что-то нашептывал ей на ухо.
Серафима Дмитриевна еле сдержала себя, чтобы не броситься наперерез ворюге и не позвать милиционера. Нет - нет, теперь она была холодная, расчетливая женщина и поэтому просто пошла следом за "счастливой" парой, одновременно копаясь в сумке и выискивая телефонную карточку. Головорезы, которые тогда приезжали от Евгения Викторовича и допрашивали ее, оставили телефон на тот случай, если она вдруг случайно встретит своего "хахеля", ну вот он и представился, этот долгожданный случай! Но каков наглец, этот псевдодоцент из МГУ, разгуливает под руку с дамой почти на том же самом месте, где неделю назад познакомился с ней! Неужели он не боится ни обманутых женщин, ни милиции? Или милиция с ним заодно?
Парочка свернула в Калошин переулок и дошла до Сивцева Вражка. Серафима Дмитриевна очень боялась, что ее заметят и, то и дело, пряталась за спинами прохожих. Но Евгений Викторович не оглядывался.
Пышнотелая дама остановилась у подъезда одного из домов. Серафима Дмитриевна отвернулась и сделала вид, что разглядывает витрину магазина. Краем глаза она наблюдала за происходящим. Евгений Викторович поцеловал даме руку, и она вошла в подъезд. Серафима полагала, что история повторится, но нет, Евгений Викторович постоял немного у захлопнувшейся двери и зашагал своей дорогой. По переулкам он направился к Остоженке.
Когда вор скрылся в одном из подъездов, Серафима заметалась по улице в поисках телефона-автомата. Разволновавшись, она не заметила, как ровно через минуту Евгений Викторович вышел из подъезда и зашагал в обратном направлении. Зато его прекрасно видел Сергей Моисеев.
Сергей пересек улицу и неторопливо двинулся за седым мужчиной.
Алиса забыла про театр. Ну, забыла и забыла! Никто ей сегодня не напомнил, вот все и вылетело из ее ветреной головки! Вчера тот самый нахальный посыльный с кенгуру на кепке принес ей два билета на "Льва зимой" в "Сатирикон", дождался поцелуя в щечку вместо чаевых и сообщил, что инкогнито у них не появлялся, а просто позвонил по телефону, попросил купить билеты и доставить их по адресу, поэтому описать его внешность он не может. "Какой-то бред, ей богу!"- подумала Алиса, засовывая билеты за раму зеркала в прихожей. Театр она любила и, даже в юности, как всякая девчонка, мечтала стать актрисой, но ходить в храм искусств с незнакомым мужиком, который, может быть, страшнее обезьяны… И почему два билета, а не один? А если она не придет, как собственно говоря, и произошло? Или этот извращенец предполагал, что она возьмет с собой подругу, предпочитающую "ля мур де труа"?
Алиса вспомнила о билетах уже в десятом часу, подошла к зеркалу, вынула их из-за рамы и порвала в мелкие клочки. Она включила "видик" и, невнимательно глядя какую-то американскую мелодраму, стала дожидаться звонков: от Владимира Генриховича и от своего тайного воздыхателя. С Генриховичем у них, конечно, был договор - никаких мужиков. Ну, так их и не было. Пока не было. А если даже и появится один - никто об этом не узнает, кроме подруги Лариски. Вот только кто он: прынц с голубыми яйцами или извращенец пострашнее обезьяны? Алиса мучалась догадками.
Первым позвонил незнакомец.
- Ну, как вам спектакль, Алиса?
- Замечательно. Только лев там какой-то облезлый и без хвоста, - тут же начала врать Алиса.
Незнакомец рассмеялся.
- А подруге вашей понравилось?
Алиса вздогнула. Прямо телепат какой-то!
- Она не пошла. Ребенок заболел.
- Очень жаль. Ну, ничего. В следующий раз, - незнакомец, не попрощавшись, повесил трубку.
- В следующий раз? Мужик, что тебе от меня надо? - закричала Алиса в тоненько пиликающую короткими гудками трубку. Она решила рассказать о всем случившемся Владимиру Генриховичу, но уже через пять минут передумала.
Сергей Моисеев вдавил кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Дверной глазок стал темным.
- Кто там?
- Откройте, милиция, - сказал Сергей и махнул перед глазком обложкой от несуществующего уже удостоверения.
Защелкали замки, и дверь открылась. На пороге стоял седоволосый Евгений Дмитриевич. Сергей улыбнулся и, не дав мужчине опомниться, ловко отодвинул его, прошел по темному коридору прямо в комнату.
В комнате было уютно и чисто. Бесшумно работал телевизор. В старом кресле сидела горбатая старуха с редкими волосами. Она через выпуклые линзы очков, не мигая, смотрела на экран.
- Здравствуйте, - поздоровался с ней Сергей, но старуха не ответила.
- В чем дело? - возник за спиной Сергея оторопевший Евгений Викторович. - Вы мне еще раз свое удостоверение покажите.
Сергей понял, что нужно "брать быка за рога".
- На прошлой неделе вы, уважаемый, подломили квартиру одной несчастной дамочки и взяли у нее очень нужные нам бумаги. Насчет ценностей лично у меня к вам претензий нет. Мне нужны только бумаги.
Евгений Викторович рассмеялся.
- Я так и думал! Так и думал, что очень скоро ко мне придет человек именно за этими замечательными бумагами. Представляете, каждый вечер по Арбату ходил, Серафиму Дмитриевну высматривал, куда же, думаю, она пропала. Слегла из-за расстройства, может? Нельзя же в ее возрасте питать иллюзий. А у меня, между прочим, ноги больные. Артрит. Вы присаживайтесь, - он отодвинул от стола стул, приглашая гостя сесть. - Чай будете?
- Я к вам не чаи гонять пришел. Вы хоть понимаете, насколько вы рискуете собственной головой?
- Нисколько не рискую, молодой человек, - улыбнулся Евгений Викторович. - Я ведь не дурак. Барахла, денег и бумаг дома не держу. И ни ментам, ни вашим тупоголовым "быкам" на понт меня не взять. Против меня ваши насильственные методы не годятся, молодой человек. Потому что боли я не боюсь, а смерти для меня не существует. Я - гений, я - бог, я - царь! - с этими словами Евгений Викторович подошел к комоду, вынул из него острую спицу и проткнул ею щеку, так что спица вылезла у него изо рта. - Впечатляет? - спросил он, кривя рот.
"Какой-то сумасшедший, этот бог!"- подумал с раздражением Сергей. - Сколько стоят бумаги?
Мужчина вынул изо рта спицу, приложил к дырке в щеке ватку с одеколоном.
- Все и ничего. Все, потому что некоторым индивидам они нужны, как воздух, а ничего, потому что мне, например, они не нужны вовсе. Я ровным счетом ничего не понимаю в бухгалтерских бумагах. Единственное, что удалось мне прояснить, что Серафима Дмитриевна считает прибыль с неучтенного товара. Там нигде не было налоговых отчислений. И очень большие партии, между прочим. Мои седые волосы даже дыбом иногда вставали от фигурируемых цифр.
Сергей вздохнул.
- Вам очень повезло, товарищ бог, что первым к вам пришел я, а не те, как вы говорите, тупоголовые "быки". Они бы вас просто грохнули, даже не поговорив как следует.
- Ну вот, вы тоже не верите в бессмертие души, - грустно улыбнулся Евгений Викторович. - А я смотрю, у вас большая конкуренция. Всем нужны бухгалтерские бумаги. Убрать меня никто не сможет, потому что есть один надежный человечек, который, в случае моей кончины, немедленно отнесет ваши бумаги в Отдел по борьбе с экономическими преступлениями, сокращенно ОБЭП - слыхали такую аббревиатуру? - и, глядишь, завтра-послезавтра многие из вас окажутся в СИЗО, где в каждой камере по сорок человек. Особенно, конечно, Серафиму Дмитриевну жалко. Она такая хрупкая женщина… Двадцать тысяч долларов.
Сергей даже присвистнул.
- Вы что, шутите? Бумаги нужны, но не до такой степени.
- Вот вы и поторгуйтесь, до какой степени они вам нужны. Ну, хорошо, пятнадцать.
- Не знаю - не знаю, - покачал головой Сергей, глядя на сидящую перед беззвучно работающим телевизором старуху.
Евгений Викторович перехватил его взгляд.
- Она глухая, как тетерев. Между прочим, замечательная женщина. Всю жизнь "щипала" чужие карманы и ни разу не сидела в тюрьме. Представляете?
- Такое очень редко бывает, - сказал Сергей. - Позвонить от вас можно?
- Пожалуйста, - Евгений Викторович подал Сергею телефонную трубку.
Моисеев набрал номер Владимира Генриховича.
- Алло, Владимир Генрихович… Володя, в общем, наш общий друг нашелся, и бумаги у него. Он просит за них пятнадцать тысяч "баксов".
- Он что, охренел? - возмутился на другом конце провода директор. - Они и тысячи-то не стоят. А через несколько дней и вовсе не будут нужны. Весь товар уйдет, деньги поделим, и грош им цена! Иди попробуй докажи, что там на складе было, а чего не было!
Сергей прикрыл ладонью телефонную трубку.
- Через пару дней бумаги будут не нужны, - сказал он Евгению Викторовичу. - Больше штуки директор не дает.
- Тогда я и продавать не буду. Пускай останутся, как память о Серафиме Дмитриевне, - вздохнул Евгений Викторович.
- Володя, за тысячу отказывается продавать, - сказал в трубку Сергей. - Реальную цену скажите!
- Хорошо, пять. Меньше не уступлю.
- Пять, - произнес в трубку Моисеев. - Может, возьмем? Тогда твой зам и вся его братия наши с потрохами.
- Ладно, - вздохнул Владимир Генрихович. - Приезжай за деньгами.
Сергей положил трубку.
- Мне нужен час, чтобы смотаться за деньгами, - сказал он Евгению Викторовичу. - Я могу взглянуть на бумаги?
- Ишь, какой хитрожопый! - улыбнулся Евгений Викторович. - На ксерокопии можете взглянуть.
Он удалился в коридор, вернулся через несколько секунд с бумагами. Сергей, хоть и не был большим специалистом в бухгалтерском деле, но с бумагами такого рода уже сталкивался, и понял, что это именно то. В бумагах были указаны закупочные цены, сроки реализации товара, полученная с каждой партии сумма прибыли, доли участников… Все имена закодированы под специальными значками. Самая большая доля была, конечно, у господина под знаком "Z".