Когда я через несколько минут заглянула в комнату, то увидела, что война из холодной перешла в горячую стадию. Муся сидела на окне и демонстративно объедала циперус. Она даже не смутилась при моем появлении. Если кошку не кормят, оскорбляют, то что ей остается делать! Только жрать этот чертов циперус. Но я так устала, что не было желания ругаться.
- Муся, ужин на кухне. - Я включила торшер, взяла журнал и плюхнулась на диван.
Глаза сразу же стали сладко слипаться, тело обволакивала приятная истома. Вдруг в комнате погас свет. В конце концов, розетку надо поменять, торшер барахлит постоянно. Я потянулась к стене, чтобы зажечь верхнюю люстру. И в это время по комнате словно пронесся легкий сквознячок. Я отчетливо услышала печальный вздох и оцепенела на месте.
- Муся, это ты? - Но кошка не отзывалась.
Какая-то безотчетная тревога заползла мне в сердце, и под ложечкой заныло. Я опрометью кинулась к выключателю. Свет послушно вспыхнул, в комнате не было ничего необычного.
Нервы. Надо выпить пустырника и ложиться спать.
Через двадцать минут лекарство сделало свое дело. Я сладко уснула.
Разбудил меня резкий телефонный звонок. Часы показывали 5 утра. Продолжая спать, я сняла трубку и услышала сдавленный голос. Сразу даже и не поняла, что это голос нашего директора.
- Сима, у нас ЧП! Надо срочно быть в галерее.
Сон слетел моментально. Лихорадочно одеваясь, я строила всякие предположения, но ничего определенного не приходило в голову.
У здания музея стояла машина вневедомственной охраны и толпился народ. Здесь были уже почти все сотрудники. Си-Си, похожий на сдувшийся шарик, увидев меня, сказал трагическим голосом:
- Серафима, беда! Нас обокрали!
Люди переговаривались похоронными голосами, разглядывая окно первого этажа. В окне чернела дыра, на земле валялись осколки битого стекла. Из отрывочных фраз присутствующих я поняла ситуацию. В целом происшествие выглядело следующим образом: вечером Лена, как всегда, в определенное время сдала помещение "на пульт". Надо сказать, дело это хлопотное. Сдающий должен обойти все залы, заглянуть во все уголки и потаенные места, чтобы выявить спрятавшегося злоумышленника. Если оный, слава богу, отсутствует, необходимо проверить все створки окон, все форточки и двери - закрыты ли. А сделать это вовсе не так просто, принимая во внимание размеры особняка и количество окон. Короче, считайте, что вам крупно повезло, если с первого раза сдали объект. Дважды сигнализация срабатывала и, наконец, как в сказке - только на третий раз, - музей был принят под охрану. Однако в четыре утра сигнализация сработала снова. Да притом, словно на беду, у ребят из охраны по дороге забарахлила машина, еще несколько минут пропало. А поэтому когда они наконец прибыли, то застали только картину "Разбитое окно в интерьере". Ну, разумеется, первым делом обежали все помещение. Как же, ищи-свищи! Внутри было пусто. Теперь предстояло выяснить, что же все-таки произошло в старом купеческом саду: просто хулиганство или внутри здания все же побывали? А если побывали, то с какой целью? Тут же охранники связались с Сергей Сергеичем, а он, в свою очередь, оповестил сотрудников. И сейчас нам предстояло проверить наличие всех музейных экспонатов.
Скорбной толпой мы вошли в галерею. Нам приказали пока для верности ничего не трогать руками, а только все осмотреть. В главном зале "картинки" на полу под окном валялся увесистый булыжник. Было понятно, что именно он и произвел ужасное стекольное разрушение. Бедный Си-Си кинулся к экспонатам.
- Слава богу, слава богу, - бормотал он и, забыв про запрет, стал хвататься за рамы картин. Все наши ценности были на местах.
Пока директор оглаживал шедевры, я пошла в глубь зала. И тут меня словно толкнули в грудь. На стене, где располагались экспонаты моей выставки, в ряду картин зияла брешь. Вместо портрета дамы в черном - пугающее пустое место. Полотно исчезло, испарилось, не оставив ни малейшего следа. Вместе с ним испарилась и надежда, что окно разбили невинные хулиганы. Я стояла потрясенная, растерянно переводя взгляд со стены на дырку в окне. Моя необузданная фантазия тут же принялась рисовать жуткую картину: злодей со зверским лицом, пугливо озираясь, стягивает "Даму в черном" со стены и тащит ее к разбитому окну. Вот он занес ногу, перехватил половчее портрет… Видение было таким ясным, что я, словно зачарованная, подошла к окну поближе, дабы разглядеть все как следует. И в этот самый момент резкий порыв холодного весеннего ветра тряхнул старую оконную раму. Она жалобно скрипнула, и огромный кусок стекла, нависавший сверху, вдруг стремительно полетел вниз. В то же мгновение чьи-то сильные руки довольно бесцеремонно схватили меня за плечи и толкнули в глубь зала. Это было весьма кстати. Стекло рухнуло с устрашающим звоном, осыпав все вокруг блестящими осколками и мелкой серебристой пылью.
- Какая вы неосторожная! - сердито произнес незнакомый мужской голос.
- Спасибо, - пробормотала я сердитому баритону, не оборачиваясь, поскольку вся заледенела от ужаса. Хорошенький был бы у меня сейчас видок, задержись я у окна на секунду дольше. Бр-р!
Через час подвели последние итоги. Выяснилось, что, кроме "моей" дамы, ничего больше не пропало. И это было странно. Получается, что вор с риском для себя пробрался в зал только для того, чтобы пробежать мимо Репина и Айвазовского, мимо "голландцев", схватить картину весьма посредственного и практически неизвестного художника Старицкого и вместе с ней исчезнуть в мгновение ока. Да он ненормальный!
- Просто дилетант, - будто угадав мои мысли, подытожил Си-Си и покачал головой.
- Или наркоман, - раздался за спиной спокойный, чуть глуховатый голос, уже слышанный мной сегодня. Я обернулась - так вот он, спаситель беспечной Симы! Незнакомый крепкий мужчина с интересом взглянул на меня и продолжил:
- Схватил, что под руку попалось. Сейчас многие наши скоробогатенькие картины коллекционируют. Мода такая. Мол, мы уже не в малиновых пиджаках и с цепями. Мы, в натуре, высокое искусство понимаем. А где же на всех раритетов набраться? Вот и не брезгуют краденым, не привыкать. А наркомана когда припрет, ему не до размышлений. Хватает все, что продать можно.
- Да ведь с этой картины сильно не разбогатеешь, - директор пожал плечами.
- Им лишь бы на дозу хватило.
Жанна Афанасьевна, которая с интересом прислушивалась к разговору, вдруг встрепенулась.
- Нет, вы мне объясните, как же вор так быстро смог картину уволочь, - обратилась она к говорившему.
Охранник, а я догадалась, что это был один из них, улыбнулся:
- Это как раз несложно. За двенадцать минут можно не только картину утащить - до канадской границы добежать.
О. Генри цитирует! Я взглянула на мужчину внимательней. Ничего, симпатичный. Волосы седые, даже не седые, а скорее соль с перцем. Взгляд спокойный, немного ироничный. А кроме того, охранник чем-то неуловимо напоминал моего любимого французского киноактера Трентиньяна, только был покрупнее.
- Ну и как вы теперь собираетесь воров искать? - не унималась Жанна.
- А никак. Сейчас следователь придет, вот он и будет искать. А мы только охраняем. - Мужчина снова улыбнулся. В ответ на его улыбку Жанна Афанасьевна кокетливо поправила прическу, и меня неожиданно кольнуло что-то вроде ревности.
- Не очень-то вы хорошо охраняете, - съязвила Вера Николаевна.
Улыбка на лице охранника погасла, он развернулся и вышел на улицу.
И только тут до меня дошло! Следователь, о боже! Ведь галерею должна была вчера закрывать я. Дежурным на пульте все равно, кто сдает объект на сигнализацию, они только фамилии сдающих сверяют по спискам. А у нас нарушение графика не приветствуется. Сима, Сима! Теперь понятно, какой вздох ты слышала вчера ночью. Это судьба твоя вздыхала по утраченной репутации. И что же мне теперь будет?
Весь день прошел как в тумане. Сначала приехала следственная группа, пытались снять отпечатки пальцев с булыжника, осматривали дом и сад. Потом следователь, усталый и недовольный, опрашивал всех сотрудников "по поводу произошедшего". Когда наш директор услышал, что галерею закрывала Лена, он дернулся, но промолчал. На сослуживице не было лица. Думаю, на мне тоже. Я чувствовала себя если не преступницей, то по крайней мере соучастницей. Наконец следователь уехал, и Си-Си вызвал меня в кабинет. На ватных ногах я ползла на второй этаж, проклиная себя, Зойку и весь сетевой маркетинг мира.
- Садись, Серафима. - Директор смотрел в угол и барабанил пальцами по столу. Начало не предвещало ничего хорошего. - Ты, наверное, догадываешься, зачем я тебя вызвал?
- Догадываюсь, Сергей Сергеевич, - пролепетала я, не поднимая глаз.
- Обсуждать твой поступок я не буду и читать тебе нотации не собираюсь. Ты не школьница. И даже более того - этот вопрос закроем, особенно для посторонних. Но не мечтай, не ради твоих прекрасных глаз. Подумать только, такой скандал - и когда? В последний день выставки! - Директор застонал и обхватил голову руками. - Не хватало, чтобы руководство узнало, что у нас графики нарушаются, а директор ничего об этом не знает. Бардак, безобразие! - От велеречивости Си-Си не осталось и следа. - И как ты могла! Такая опытная сотрудница, на прекрасном счету. Позор! - не удержался он от нотаций. - Пошла вон с глаз моих долой! О премии забудь!
Серенькой мышкой выскочила я из кабинета. Фу-у, пронесло! Премию, конечно, жалко. Но все по справедливости. Спасибо, что еще с работы не вылетела. А то пришлось бы железными рюмками торговать.
Я спустилась на первый этаж и снова уперлась глазами в злополучный пробел на стене. Почему вор схватил именно эту картину? Память услужливо нарисовала облик дамы, изображенной на полотне. Смуглолицая сухощавая женщина, не старая, но и не очень молодая, одетая в черное тугое платье (очевидно, на корсете) с глухим высоким воротником, внимательно и сурово смотрит на зрителя темными глазами. Губы крепко сжаты, никакого намека на улыбку. И только немного смягчают впечатление пышные вьющиеся волосы, уложенные в затейливую прическу. Работа не датирована, но по облику дамы, по художественному стилю можно предположить, что это конец XIX - начало XX века. О живописце, кроме фамилии, четко выведенной на обратной стороне холста, ничего не известно. Во всяком случае, я ничего не смогла найти в доступной мне литературе. Уровень мастерства средний. Не шедевр. Типичная работа, написанная явно на заказ и за небольшие деньги. Висел небось когда-то на стене особняка средней руки или небогатой квартиры. Сейчас представляет интерес только как образец жанровой живописи того периода - не более. По правде говоря, для картинной галереи потеря небольшая. Хотя все равно очень обидно.
Вася уже привез из мастерской новое стекло и счищал стамеской старую замазку, чтобы вытащить разбитое. Уборщица тетя Маша осторожно подметала осколки. Я стояла посреди зала, не зная, что предпринять дальше. Взгляд бесцельно блуждал по стенам. И вдруг внутри меня возникло легкое беспокойство. Какая-то неопределенная мысль, даже не мысль, а смутное ощущение засвербело в мозгу. Но в это время плотник чертыхнулся. Он порезался о большой осколок, алые бусинки крови закапали на пол. Мысль улетела, а я побежала за йодом.
Разумеется, в этот день никто уже не работал. Галерея была закрыта для посетителей. Сотрудники сбивались стайками в кабинетах и залах и обсуждали произошедшее. В истории нашего музея еще не было ни одного случая воровства, даже бытового. Немудрено, что событие потрясло всех до основания. Наконец совершенно расстроенный Си-Си велел всем идти домой, а сам остался, чтобы лично закрыть "картинку".
Муся ужасно обрадовалась моему раннему приходу. Чтобы привести в порядок пострадавшую нервную систему, надо было срочно подкрепиться. Уж слишком много сегодня погибло нервных клеток в моем организме. В утешение себе по дороге домой я купила незапланированную толстую плитку шоколада.
Муся уплетала сырую кильку, а я грызла шоколад и размышляла. Что же смутило меня сегодня, когда я разглядывала стенку в зале? Мысль ускользала и не хотела оформиться. Надо было переключить внимание. Мне это всегда помогает. Я вспомнила про "Космополитен". Зойка знала, чем меня задобрить, сама же на эту "иглу" и посадила. Когда я первый раз, стесняясь саму себя, стала просматривать блестящий и совершенно несерьезный шедевр современной полиграфии, то испытала странное чувство. Сначала было просто любопытство, потом - раздражение. Журнал принадлежал какой-то параллельной жизни. Он давал советы, где можно купить лифчик всего за двести долларов, как правильно нарезать авокадо, на какой заграничный курорт модно ехать в этом сезоне и что из косметики лучше взять с собой. Его страницы были заполнены интервью с высокооплачиваемыми офис-менеджерами, диджеями, продюсерами и переводчицами.
- А почему тут нет ничего для простых работающих женщин обычных профессий, словно их и на свете не существует? - вопрошала я Зойку, потрясая журналом.
- Работницы пусть читают "Работницу", - отрезала та.
- А крестьянки - "Крестьянку"?
- Вот именно.
- Хорошо. Ну а небогатые служители искусства и культуры? Например, такие, как я?
- А ты смотри канал "Культура". Кстати, там и рекламы нет.
Журнал раздражал, но оторваться от него было невозможно. Стоило только его раскрыть, как ты погружался в сладкий сон наяву. Просто опиум для народа какой-то! Точнее, для женщин. Однажды, давным-давно, в пору моего детства и тотального дефицита, наши знакомые из-за границы привезли товарный каталог. Он был битком набит фотографиями сказочной мебели и посуды, изящной обуви и совершенно потрясающей одежды. Самое удивительное, что возле каждого образца была пропечатана вполне земная цифра. То есть цена, правда, не в наших денежных единицах. Это переводило снимки из разряда фантастики в сферу обычного быта. Голова отказывалась верить, хотелось себя ущипнуть. И тогда одна из маминых подруг, перелистывая очередную страничку, мечтательно сказала:
- Замечательный каталог! Ведь все эти прекрасные вещи где-то действительно существуют, и даже я В ПРИНЦИПЕ могу их иметь.
Видимо, нечто сходное происходило у меня и с "Космополитеном". Вещами из того давнего каталога уже были забиты все магазины. При известной степени экономии кое-какие из них можно было иметь реально, а не только в принципе. А вот доходы в тысячу долларов и веселые проблемы вроде нарезки авокадо для основной массы женщин, особенно провинциалок, таких, как я, все еще существовали в принципе. Какое авокадо, какие курорты! Достаточно было разок пройтись вечером по нашей темной разбитой улице и сломя голову проскочить вонючий подъезд. А в сумке у тебя горбулка с пакетом молока. И это все на ужин и на завтрак. И еще хорошо, потому что до зарплаты три дня, а в кошельке ровно три рубля.
Вероятно, изнемогающим от борьбы с жизнью необходимо, чтобы кто-то навеял "человечеству сон золотой". Таким легким, приятным наркотиком и стал для меня журнал. Во власти его красочного дурмана я чувствовала себя женщиной, которой В ПРИНЦИПЕ доступно все: и романы с импозантными богатыми мужчинами, и походы в суши-бары, и отдых на Сейшелах. Хитрый журнал вещал доверительным тоном, словно обращаясь лично ко мне. Вернее, к одной моей затаенной половине души. Этой половине было наплевать на трудовые достижения и политические проблемы. Ей хотелось красивых шмоток и женского успеха. И просто отдыха. А работа только как хобби - что хочешь, когда хочешь и сколько хочешь. Но кто же в подобном признается всерьез? Это неприлично, это мещанство и потребительство, - строго говорила мне другая половина души. Человек должен неустанно работать, в том числе и над собой, жить высокими мыслями и духовными запросами. Интеллект и культура - вот наши приоритеты. А набитая деньгами сумочка вторична. Но когда я раскрывала журнал, моралистка во мне умолкала и только жалостливо и презрительно смотрела, как я брожу по иллюзорному миру. Вот и сейчас пестрые блестящие листочки залопотали в моих руках о беззаботном. Как продвинуться по карьерной лестнице, кто должен быть умнее в семье - мужчина или женщина, какие духи нынче в моде и кое-что о нетрадиционном сексе. Откровенно развлекательные материалы сменяли друг друга. Надо отдать должное - сделаны они были на хорошем профессиональном уровне, с юмором. Поэтому читались легко. И даже присутствовала маленькая "сахарная косточка" для зануд вроде меня - архивная статья об известной русской балерине прошлого века.
Я взглянула на часы - ого! - уже половина первого. Муся блаженно дремала, прижавшись к моему боку. Мягкий свет торшера распугивал темноту по углам. Привычная уютная обстановка - часы, книги, картина на стене. Картина… Сознание медленно возвращалось в реальную жизнь. И вдруг мысль, которую я пыталась ухватить сегодня весь день, ясно высветилась в мозгу, как на экране монитора. И ошеломила своей простотой и пугающей сутью.
Москва,
16 мая 1918 года.
Бесценная Машенька!
Нежно благодарю тебя за последнее письмо. Получила ли ты мое сообщение? Почта теперь так дурно работает. На Пасху я гостила неделю у сестры в Петрограде. Там тоже все перевернулось. Нынешнее лето будет безрадостным. Детей не удастся никуда вывезти, совершенно нет денег. Помнишь ли ты, как мы отдыхали за городом? Кажется, это было не с нами. А как рано утром нарочно прогуливались по дорожкам возле Александровского дворца, чтобы краешком глаза увидеть государя? О нем ходят страшные слухи. Бедный, бедный император! Несчастные дети! Какова-то будет их судьба? Жизнь с каждым днем становится все труднее. Невозможно достать приличной еды, выгребли из кладовой все жалкие остатки. Третьего дня послала Акулину на рынок продать мои серьги. Ее избили и серьги отняли.
Петя с каждым днем становится все мрачней, но работу свою не прекращает. Не понимаю, как можно заниматься живописью, когда вокруг такое творится. Скорей бы уже все кончилось. Страшно за детей, за их будущее. Недавно к нам приходила депутация, будут в нашу квартиру кого-то подселять, велели все вещи перенести в две комнаты. Это называется - "уплотнять". Не знаю, куда мы денем коллекцию Петра. Кому сейчас все это нужно?
Ну, прости меня за мрачный тон. Молись за нас. Прощай и храни тебя Бог.
Целую, глубоко любящая тебя Соня.
У моих товарищей по работе явный посттравматический синдром. Никак не могут прийти в себя после кражи, хотя прошло уже несколько дней. Никто никому не моет косточки, не выясняет отношений. Разговаривают вполголоса, как будто в доме покойник. Даже Си-Си изъясняется просто и односложно. Мы с Леночкой стараемся не попадаться ему на глаза. Сослуживице тоже морально напинали за пособничество нарушительнице дисциплины, то есть мне. Директор даже пригрозил, что отныне он не будет закрывать глаза на регулярные Леночкины опоздания. Конечно, Си-Си пытается облегчить свои душевные страдания поисками козлов отпущения. Сегодня козлы - это мы с Леной. А в остальном жизнь продолжается. Выставка моя закрыта. Экспонаты вернулись: какие в хранилище, какие на места своей постоянной дислокации. Все, кроме несчастной "Дамы в черном".