На следующий день в музее никого не убили и не ограбили. Нечистой силы тоже не наблюдалось. И ко мне никто не приходил. Я провела несколько экскурсий, а оставшееся время занималась новыми поступлениями. Нам по случаю кое-что перепало от местного мецената.
Уже поздно вечером, дома, я села перед телефоном и не без удовольствия набрала ленинградский код и номер. Это не оговорка. Они для меня так и остались ленинградскими. Конечно, звонок Валюле пробьет брешь в моем и без того хиленьком кошельке, но что же поделать? Неприлично заказывать за счет абонента, хотя Валюля и состоятельная женщина. Ничего, потерплю. И потом, как известно, голодание даже лечит. А с Валюлей я давно не разговаривала. Должны же и у меня быть маленькие радости.
Трубку на том конце сняли на удивление быстро. В телефоне хрюкало и скрипело, слышимость была ужасная, но я сразу узнала знакомый голос с веселыми интонациями. Я бы его узнала из тысячи. Это был голос моей юности.
Мне повезло. Я училась в Питере, тогда еще Ленинграде. Учиться на искусствоведческом факультете в городе, который под завязку набит шедеврами и сам по себе шедевр, - это ли не удача? Валюля была моей студенческой подругой. Самой лучшей. Я тянула общежитскую лямку, а она - коренная ленинградка, интеллигентка в пятом поколении - жила с родителями в огромной квартире на Васильевском. Но это не мешало нам почти все время проводить вместе. Яркой, энергичной и при этом удивительно женственной Валюле все удавалось: учеба, вечеринки, романы с курсантами мореходки, занятия в студенческом театре. Про таких говорят, что они богом поцелованы. После занятий мы забегали в общагу, бросали портфели и отправлялись в бесконечное путешествие по городу. Чего только не происходило во время этих вояжей! К счастью, приключения были по большей части безобидными и веселыми.
После окончания университета я вернулась в свой город и начала работать в картинной галерее. А Валюля еще во время учебы вышла замуж за молодого, но очень успешного предпринимателя и осталась в Петербурге. Прощаясь, мы проливали друг другу на грудь горькие слезы. Особенно тосковала я. Вся моя жизнь разделилась на "до" и "после". "До" - это беззаботный веселый мир. Все было там: смех, любовь, ежедневные открытия, сердечные тайны, провалы и взлеты. И юность! И восхитительное чувство свободы и надежды, помноженное на постоянное ожидание чуда.
А после… Ну что после? Жизнь как она есть. Поначалу мы с Валюлей почти каждый день писали друг другу, часто перезванивались. Раза два мне удалось даже вырваться к ней в гости. Но время шло. У каждой была своя судьба и свои заботы. Постепенно наше общение свелось к поздравительным открыткам. Но память о Валюле как символе моих студенческих лет постоянно жила в душе, в самом заветном ее уголке. Последние годы Валюля занималась научными изысканиями, много работала в художественных архивах. А потому я сильно рассчитывала на ее помощь.
- Симчик, привет! Рада тебя слышать. Как ты живешь, как дела? Не болеешь? Что там ваша распрекрасная галерея? Ты еще не директор? - Валюля в своем репертуаре. Сто вопросов в минуту.
- Да все нормально. Я тебе вообще-то по делу звоню.
- Догадываюсь. А просто так подруге позвонить слабо?
Конечно, слабо, учитывая цены на междугородные телефонные услуги. Но Валюле это знать ни к чему, не хватало еще жаловаться на нищету.
- Валечка, ты же знаешь, что я всегда о тебе помню. Работы выше головы, времени не хватает.
- Ладно, не оправдывайся. Рассказывай, что там у тебя.
- Валь, пожалуйста, поройся в архивах. Может, найдешь какие-нибудь материалы о художнике Старицком. Да, да, Ста-риц-ком, - из-за треска в трубке фамилию пришлось прокричать по слогам. - Я сама ничего не смогла откопать, а мне очень нужно. Век? Предположительно девятнадцатый - начало двадцатого. Скорей всего, из Москвы.
- Хорошо, поищу. Вроде я что-то такое уже встречала.
Вот и отлично! Если Валюля пообещала, то обязательно раскопает все, что можно.
Мы еще немножко поболтали. На прощание студенческая подруга предупредила, что в следующий раз позвонит сама. Может, догадывается о моих финансовых проблемах?
Только подумала, что давненько не виделась с Зойкой, как она сама нарисовалась в галерее. Пришла, плюхнула на стол пакет кефира, посмотрела подозрительно:
- Жива?
- Что мне сделается?
- Не знаю, не знаю… С тебя станется. Розыски свои прекратила?
Я отвела глаза и быстренько переменила тему:
- Что нового? Куда на этот раз меня собралась втянуть?
- Никуда, очень нужно! Так просто… Пообщаться, погулять.
- И в какую сторону мы сегодня будем гулять? Сознавайся сразу.
- Что ты, Сима, ей-богу! В самом деле, просто погулять. На площади такой шикарный магазин открыли. Настоящий бутик. Для богатых.
- А я здесь при чем? Сама говоришь - для богатых.
- Надо же когда-то начинать. Учти, Сима, мысль материальна. Чего человек хочет очень сильно, то и получает.
Я вспомнила про французские туфли и только вздохнула.
Да, бутик в самом деле был хоть куда. Стеклянные двери, оборудованные фотоэлементами, гостеприимно разъехались и пропустили нас в светлый прохладный зал. Спокойная музыка умиротворяла, индифферентно-приветливые девушки, почти по-столичному длинноногие, вежливо улыбались редким покупателям. Мрамор, зеркала, дорогая кожаная мебель. На приличном расстоянии друг от друга расположились стойки с одеждой. Вроде даже не магазин, а так - зал для отдыха. Продавщицы, было, засуетились, но, быстро определив толщину наших кошельков, успокоились и разбрелись по своим углам. Такие зеваки были неизбежным злом, с которым волей-неволей им приходилось мириться.
Один зал назывался "Бенеттон", а второй - "Труссарди". Полные благоговейного трепета, мы приблизились к товарной стойке. Вот он, снобизм в чистом виде! На плечиках висели какие-то мятые маечки, линялые джемпера с вытянутыми рукавами и бесформенные пиджаки. Одно хорошо - все вполне экологично: лен, хлопок, в крайнем случае вискоза. Никакой синтетики. И цвет подходящий: бежевый, серый, нежно-розовый. Все скромненько. Ох и любят себя европейцы! Потеть в химии и трещать электричеством не хотят. Зато цифры на ценниках обескураживали. Казалось, в них по ошибке вписали по меньшей мере два лишних знака. Хоть убейте меня, я ничего не понимала.
Зойка, напротив, впала в транс и шарила влюбленными глазами по стойке с товаром:
- Сима, ты посмотри! Вот что значит фирма. Шик, стиль - обалдеть!
- Это же просто секонд-хенд какой-то. Только почище.
- С ума сошла! Настоящий прет-а-порте.
- Зоя, я в воскресенье на развалах не хуже "прет-а-порте" найду. Постираешь хорошенько - будет "от кутюр".
- О чем с тобой разговаривать! - подруга возмутилась до глубины души. - Как была провинциалкой, так ею и помрешь.
Что поделать? Не дано. Неожиданно вспомнилась сказка о голом короле. Я и есть тот малыш, который кричит, что король голый. И выхожу при этом полной дурой, с которой и водиться-то неприлично.
Мы еще полюбовались на товары в отделе подарков - зайчики, по виду стеклянные, стоимостью 15 тысяч рэ, ремни по 10 тысяч (я бы по своей глупости больше сотни не дала), - пробежались по залу элитной парфюмерии и под презрительные взгляды персонала выкатились на улицу. И как такие магазины выживают? Где он, покупательский ажиотаж? Никто не расхватывает стильные бумазейные кофточки по четыре "штуки" каждая. А может, придут два-три денежных покупателя и сразу обеспечивают дневную выручку? Ну и благородная просветительская работа. Такие флагманы капитализма словно миссионеры в людоедском племени. Кто-то же должен прививать вкус к богатству и красивой жизни. Кто-то же должен нас, темных, приобщать к высокой моде. Вот и стараются, бедняжки. Еще небось и в ущерб себе. Но Зойке я свои соображения выкладывать не стала. Она в эйфории, не буду своим злопыхательством портить праздник.
Вечером позвонила Рая. Вася наконец-то пришел в себя и даже успел немного пообщаться с женой. Из милиции к плотнику пока не приходили. Судя по всему, пьяная драка их не очень заботила. Тем лучше. Может быть, я успею с ним поговорить, пока плотник не окреп окончательно и не утвердился в какой-нибудь правдоподобной версии.
Рассудив, что человеку, еще вчера бывшему без сознания, вряд ли сразу потребуется много еды, я купила пакет яблочного сока, плитку шоколада "Российский" и направилась в больницу.
На третьем этаже в отделении травматологии спокойно можно было снимать душераздирающие сцены триллера без декораций и грима. По унылому коридору вдоль стен с облупившейся краской передвигались люди, забинтованные в самых разных местах. Некоторые лица вызывали содрогание и острую жалость. Приходилось только догадываться, какие житейские бури оставили следы подобных разрушений. За столом под лампой с голубым железным абажуром сидела молоденькая и очень серьезная медсестра.
- Можно пройти в третью палату к Василию Павленко?
Медсестра еще плотнее сдвинула брови и заглянула в листочки перед собой.
- Павленко из третьей палаты перевели в бокс. К нему нельзя.
- Девушка, как же так! Мне позвонили, сказали, что брату уже лучше. Что его можно навещать. Я отпросилась на денек и приехала из района. А теперь получается - зря. - (Господи, прости мне мое вранье!) - Что же теперь, назад ехать, брата не повидав?
Медсестра, видя мою расстроенную физиономию, немного смягчилась:
- Было лучше, а вчера стало хуже. Что я могу поделать!
- А можно мне к нему только на секундочку заглянуть? Только гляну - и все. Очень прошу. - Шоколадка мягко легла на стол и незаметно придвинулась прямо к руке девушки. Небольшое замешательство - и я почти бегом бросаюсь к двери с надписью "Бокс".
В крошечной комнате на белой медицинской кровати лежало существо, так же обмотанное бинтами, как и его коридорные товарищи по несчастью. Но лицо существа, хоть опухшее и в кровоподтеках, все-таки было узнаваемо. Похоже, Василий находился в сознании. Он внимательно смотрел на меня и молчал.
- Васенька, здравствуй! Ну как ты? - Я осторожно поставила сок на край тумбочки.
Вдруг физиономия больного исказилась, в глазах мелькнул безумный страх, и он начал быстро бормотать:
- Ты зачем опять пришла? За мной пришла. Прости, я не хотел… Я отдам, верну. Забери его, забери… Только не убивай!
Вася скривил губы в плаксивой гримасе и замахал руками, словно отгоняя привидение. Было ясно, что он сильно не в себе. Проще говоря, совсем крыша поехала. О чем он бормотал? Кто ему мерещится?
Продолжать разговор было бесполезно и безнравственно. Плотник тихонько подвывал, натянув одеяло на голову. Я выскользнула в коридор. Ј чего же так резко ухудшилось состояние Васи? От травмы или от чего другого? Может, бывшие соседи по палате прояснят ситуацию? Воровато оглянувшись на медсестру, я двинулась к палате № 3.
Эта комната была гораздо просторней бокса, так как в ней уместилось целых четыре кровати и четыре тумбочки. Одна кровать была аккуратно застелена, подушка в наволочке со штампом стояла углом. На трех других в живописных позах расположились больные мужского пола. Я робко остановилась у порога.
- Здравствуйте, я сестра Васи Павленко. Он ведь с вами лежал. - Роль стеснительной сельской жительницы, кажется, мне удавалась.
- С нами. - Парень с загипсованной ногой с любопытством уставился на меня. От больничной скуки он был не прочь пофлиртовать.
- А почему ему стало так плохо, вы не знаете?
- Сами удивляемся, - оживился загипсованный. Разговор со свежим человеком его заметно приободрил.
- Вроде все было нормально. Пришел в себя, кушать начал потихоньку. А тут вчера вечером пришла к нему посетительница.
- Жена?
- Да нет, не жена. Вася как раз уснул. Она говорит, парни, мне по личному делу с ним потолковать надо. Покурите пока в коридоре, а я его разбужу и быстренько побеседую. Ну мы что ж, не понимаем? Вышли в коридор. Только через минуту Вася-то как завопит! А баба эта шасть из двери и умчалась. Мы - в палату. А Васек не узнает никого, кричит, пургу какую-то гонит. Доктор прибежал, укол ему сделал. Он сначала вроде притих, а потом опять давай кричать. Вот его в бокс и перевели. Ему теперь не в травматологии надо лежать, а в нервном, - закончил парень удовлетворенно.
- А что за женщина приходила?
- Кто ее знает? Она не представлялась.
- Хотя бы как выглядит? Молодая, старая?
- Выглядит обыкновенно. А насчет возраста… Ну, может, как вы или постарше. Волосы вьющиеся. Платье красивое, только черное. Я еще подумал, как на похороны собралась. Все-таки больница, тут надо поосторожней с такой одеждой.
- Она нам сигареты подарила. Чтоб, значит, мы покурить вышли. Вон пачка пустая валяется, - встрял в разговор пожилой мужчина в пижаме.
Действительно, на тумбочке лежала элегантная длинная пачка из-под дорогих американских сигарет с ментолом.
- Дрянь сигареты! Вонь одна. Лучше бы "Примы" притащила.
Парень захохотал:
- Ну, дядя Леша, ты даешь! Это от твоей "Примы" вонь. А сигареты классные. Такие в больничном ларьке не купишь. Тетенька-то при деньгах.
Я попыталась выведать у мужиков еще что-нибудь интересное. Но их запас информации истощился, и ничего больше они припомнить не могли.
- Ладно, ребята, поправляйтесь!
- Так вы к нам заглядывайте. Мне тут еще долго лежать, - многозначительно сказал на прощанье парнишка с костяной ногой.
Непременно загляну. Если только Вася в себя придет. А пока от бедняги никакого толку. Вот и получилось, что хотела прояснить ситуацию, а она стала еще более туманной. Я бы даже сказала - таинственной и мистической.
Автобус, чихая и разваливаясь на ходу, тащился от больницы до моей остановки. В салоне над креслом кондуктора остряки из гаража повесили табличку с предупреждающей надписью: "Место кондуктора не занимать! В окно кондуктора не смотреть!" Спасибо им, это меня немножко развеселило.
Уже в подъезде я услышала, что в моей квартире разрывается телефон. Трель состояла из коротких и отрывистых сигналов - значит, междугородка. Так и есть! Когда я, на ходу роняя легкие и тяжелые предметы быта, добежала до аппарата и схватила трубку, в ней раздался энергичный голос Валюли:
- Симчик, здравствуй, дорогая! Где это ты гуляешь? Я тебе уже третий раз звоню. Ну что, подруга, отчитываюсь! Я не зря подозревала, что где-то фамилию твоего Старицкого уже встречала. Точно ведь. Когда готовила статью о частных коллекциях России, натыкалась на некоторые архивные материалы. Снова их подняла и все, что смогла найти по Старицкому, тебе отксерила. А чтоб побыстрей было, я пакет с проводницей фирменного передала. Завтра встречай. Восьмой вагон, проводницу зовут Лена.
Мы иногда с Валюлей пользовались этим неофициальным средством связи, когда надо было передать книги, альбомы или просто срочное письмо. Проводники фирменного поезда, шедшего из Петербурга в Сибирь в аккурат через наш городок, за небольшую мзду выполняли роль почтового ящика, или, точнее, багажного вагона. Работу исполняли честно, фирму не позорили. Проколов не было еще ни разу.
Выходит, правильно я к Валюле обратилась. Все материальное оставляет свои следы. Раз был такой художник, значит, должны сохраниться о нем еще какие-нибудь упоминания, кроме фамилии на холсте. Хотя и не факт, что это мне поможет установит истину. Ну, в нашем розыскном деле любая зацепка может пригодиться, не правда ли, господа детективы? Взгляд украдкой скользнул по книжному шкафу, где под стеклом скучали образчики остросюжетной литературы с самыми звучными фамилиями. Ладно, что-то я и впрямь вообразила себя мисс Марпл и Ниро Вулфом в одном лице. То-то бы Зойка повеселилась! Интересно, отошла она от посещения бутика или начала копить деньги на линялую маечку?
- Муся, ты где? Выходи, ужинать будем!
Мусина плошка весело забренчала, принимая в свое пластмассовое нутро порцию вареной рыбы, но кошка не отзывалась. Ее не было ни в туалете, ни в спальне. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. А когда я увидела, как в большой комнате ветер из распахнутой форточки колышет занавеску, то внутренне ахнула. Этого я и боялась! Бессмысленно горячие батареи вынуждали меня всю ночь держать форточки открытыми. Каждое утро я их закрываю. Конечно, весь день Муся чувствует себя в жаркой квартире, как лев в африканской саванне. Зато никаких соблазнов в виде чирикающих птичек и уличных запахов. Но сегодня я так спешила, что совсем забыла про форточку. И Муся пала жертвой моей забывчивости и своего любопытства. Пала в прямом смысле этого слова - я, холодея, вспомнила про четвертый этаж. Тут не до шуток! Скорее на улицу, чтобы отыскать тельце несчастной кошки. Но никакого тельца я не нашла. По всей видимости, затяжной прыжок закончился более-менее удачно. На мое жалобное "кис-кис" сбежалось с добрый десяток ярких представителей бездомного кошачьего племени. Но Муси среди них не было. Возможно, весенний ветерок разбудил в ней генетическую память и она подалась в сторону Балинезии?
На улице стало совсем темно, и мне пришлось вернуться домой.
Избитая схема "работа - дом", которая символизирует невыносимую скуку бытия, в настоящее время явно не для меня. Вот и сегодня пришлось с последним ударом наших раритетных часов пулей вылететь из галереи, чтобы успеть на вокзал к приходу поезда. В результате стайерского подвига я прибежала даже немного раньше - состав еще не подошел. В юности вокзальная суета манила меня возможностью новых путешествий и связанных с ними впечатлений и знакомств. Просто душа замирала. В фильме с моим любимым Игорем Костолевским в главной роли гимназистки заштатного румынского городка тайком бегали на вокзал, чтобы присутствовать при прохождении курьерского из столицы. Как я их понимаю! Но всему свое время. Юность ушла, а вместо нее пришел житейский опыт. Он подсказывал, что вокзалам доверять нельзя. Не зря же объединяют базар и вокзал. Эти два места могут соперничать по количеству скрытых опасностей, особенно для такой растяпы, как Шестикрылая Серафима.
Но, на счастье, сегодня на вокзале было довольно пусто и спокойно.