Она заставила себя постоять там еще немного - не хотела поддаваться этому странному настроению. Однако выйдя в холл, женщина не смогла не издать вздоха облегчения. Добравшись до лестницы, она спустилась так же осторожно, как и поднялась. Теперь ей осталось осмотреть еще одно место. Фальк вошла в кухню, где стояли пустые кухонные шкафы без дверей. Плита и холодильник отсутствовали, а помет на полу свидетельствовал о том, что дорогу в этот дом нашли не только случайные прохожие, но и мыши.
Дрожащей рукой писательница нажала на ручку двери подвала - и ей в лицо повеяло тем же дуновением холода, которое она ощутила в комнате Луизы. Эрика тихонько выругалась, шагнув в сплошную темноту и осознав, что не взяла с собой фонарик. Вероятно, придется подождать с обследованием подвала. Однако, проведя рукой вдоль стены, она в конце концов нащупала выключатель старой, как делали в 70-е годы, формы и повернула его - и словно по волшебству в подвале загорелся свет. Это никак не могли быть лампочки накаливания, оставшиеся с тех времен, когда дом был обитаемым, так что Фальк отметила про себя, что кто-то вставил новые.
Ее сердце отчаянно билось в груди, когда она спускалась вниз по лестнице. Присев, писательница прошла под свисающей с потолка паутиной, пытаясь не обращать внимания на странное ощущение: по всему ее телу словно бегали воображаемые пауки, пробравшиеся под одежду.
Оказавшись в самом низу и ступив на бетонный пол, она сделала два глубоких вдоха, чтобы успокоиться. Ведь это всего лишь пустой подвал в заброшенном доме, ничего другого! И выглядел он как самый обычный подвал. На стене сохранились несколько пустых полок и верстак Владека, хотя и без инструментов. Рядом с ним стояло пустое ведро, а в углу валялись скомканные старые газеты. Ничего особенного. Кроме одной детали: цепи длиной около трех метров, вмонтированной в стену.
Руки у Эрики тряслись, когда она искала в своей стопке нужную фотографию. Цепь была та же, что и тогда - она только успела заржаветь. Зато наручники отсутствовали. Их полиция забрала с собой - в полицейском рапорте женщина прочла, что их пришлось распилить, потому что ключа от них не нашли. Присев на корточки, Фальк потрогала цепь, взвесив ее на руке. Она была прочной и тяжелой - наверняка выдержала бы и кого-нибудь покрупнее, чем изможденная семилетняя девочка. Что люди творят?..
Писательница ощутила приступ тошноты. Пожалуй, ей стоит на время прервать свои посещения Лайлы. Теперь ей трудно себе представить, как она сможет снова встретиться с этой женщиной после того, как побывала здесь и своими глазами видела следы ее злодеяний. Фотографии - одно дело, но, сидя в подвале с тяжелой цепью в руках, Фальк куда отчетливее увидела перед собой ту картину, которую обнаружили полицейские тогда, в марте 1975 года. Она испытала тот ужас, который, должно быть, испытали они, спустившись в подвал и обнаружив прикованного к стене ребенка.
В углу что-то зашуршало, и Эрика вскочила на ноги. Сердце снова отчаянно забилось. Затем свет погас - и она закричала в голос. Ее охватила паника, и, едва дыша от страха, она стала на ощупь пробираться к лестнице. Вокруг раздавались странные звуки, и когда кто-то прикоснулся к ее щеке, женщина снова вскрикнула. Она кинулась прочь и забилась у стены, не сразу поняв, что просто задела очередную паутину. Затем, перекосившись от отвращения, писательница кинулась туда, где, по ее предположениям, находилась лестница, и налетела в темноте на перила, торец которых вонзился ей прямо в солнечное сплетение. Свет мигнул и снова зажегся, но она была настолько охвачена страхом, что ухватилась за перила и, спотыкаясь, помчалась вверх по лестнице. Пропустив одну ступеньку, она больно ударилась голенью, но продолжала бежать, пока не вывалилась наконец в кухню.
Захлопнув за собой дверь, Фальк в изнеможении рухнула на колени. Нога и живот болели, но она не обращала внимания на боль, стараясь сосредоточиться на дыхании, чтобы прогнать панику. Внезапно ей стала ясна вся глупость ее положения, но страх темноты остался в ней с детства, так и не пройдя с годами, а там, внизу, она пережила ужас, пронзивший все ее существо. На несколько мгновений ей довелось пережить то, что переживала Луиза там, в подвале. Разница заключалась лишь в том, что Эрика могла выбежать наружу, к свету и свободе, а Луиза была прикована внизу, в полной темноте.
Ужасная судьба девочки впервые поразила ее до глубины души. Писательница уткнулась лицом в колени и разрыдалась. Она плакала, страдая не за себя, а за Луизу.
* * *
Мартин разглядывал Марту Перссон, пока та ставила кофейник. Он никогда раньше с ней не встречался, однако, как и все, слышал о ветеринаре Фьельбаки и его жене. Как и говорили, эта женщина была хороша собой, однако казалась совершенно неприступной, и это впечатление некой холодности подчеркивалось тем, что она была очень бледна.
- Вам, наверное, стоило бы с кем-нибудь побеседовать, - проговорил полицейский.
- Вы имеете в виду - с пастором? Или с психологом? - Марта покачала головой. - Да нет, меня-то не стоит жалеть. Просто… все это произвело на меня сильное впечатление.
Она уставилась в пол, но тут же снова подняла глаза и посмотрела на Мартина:
- Я все время думаю о семье Виктории. Когда она наконец вернулась, они тут же снова ее потеряли. Такая молоденькая и такая одаренная девушка…
Перссон с мрачным видом замолчала.
- Да, ужасно, - пробормотал Молин и оглядел кухню. Ее нельзя было назвать неуютной, однако он заподозрил, что обитатели этого дома мало интересовались дизайном интерьера. Мебель и предметы быта были, похоже, подобраны совершенно случайно, и хотя в кухне было прибрано, в воздухе висел легкий запах конюшни.
- Вы что-нибудь знаете о том, кто мог такое с ней сотворить? Другим девочкам не угрожает опасность? - спросила Марта. Поставив на стол кофе, она села напротив гостя.
- По этому поводу мы пока ничего сказать не можем, - покачал головой тот.
Ему очень хотелось, чтобы у него был ответ получше - и когда он подумал о том, как волнуются теперь все родители девочек, то почувствовал ком в животе. Полицейский откашлялся. Застревать на таких мыслях бесполезно. Он должен сосредоточиться на том, чтобы делать свое дело - и выяснить, что же случилось с Викторией. Только так он может помочь другим.
- Расскажите о том, что произошло вчера, - проговорил он и отхлебнул глоток кофе.
Казалось, его собеседница на несколько секунд задумалась. Затем она тихим голосом рассказала, как накануне поехала кататься на лошади и как увидела девочку, выходящую из леса. Несколько раз она запиналась, но Мартин не торопил ее, давая рассказать обо всем в своем темпе. Он даже представить себе не мог, какое это было ужасное зрелище.
- Когда я увидела, что это Виктория, я несколько раз окликнула ее. Я пыталась предупредить ее о приближающейся машине, но она не реагировала. Просто шла вперед, как робот, - говорила фру Перссон.
- Никаких других машин вы поблизости не заметили? Или человека в лесу или где-то рядом? - уточнил Молин.
Марта покачала головой:
- Нет. Я пыталась обдумать то, что произошло вчера, но я ничего такого не видела - ни до катастрофы, ни после. Там были только я и водитель сбившего ее автомобиля. К тому же все произошло так быстро… А я была полностью сосредоточена на девочке.
- Вас с Викторией связывали близкие отношения?
- Смотря что вы имеете в виду, - проговорила в ответ хозяйка дома и провела пальцем по краю чашки. - Я стараюсь установить близкие отношения со всеми девочками, которые приходят к нам на конюшню, а Виктория посещала школу верховой езды много лет. Мы здесь как одна семья, хотя иногда это бывает даже чересчур… И Виктория была членом этой семьи.
Она отвернулась, и Мартин заметил, что в глазах у нее блеснули слезы. Он потянулся за салфеткой, лежавшей на столе, и протянул ее женщине. Та взяла ее и осторожно вытерла уголок глаза.
- Вы не помните ничего подозрительного, что происходило бы возле конюшни? - продолжил расспросы полицейский. - Может, кто-то посторонний наблюдал за девочками? Или, может быть, у вас есть наемные работники, на которых нам следует посмотреть более пристально? Я знаю, что мы уже задавали эти вопросы, но теперь они снова актуальны, поскольку Викторию нашли в этой местности.
Жена ветеринара кивнула:
- Я все это понимаю, но я могу лишь повторить то, что говорила раньше. Таких проблем у нас не было, а наемных работников у нас нет. Наша школа верховой езды находится настолько на отшибе, что мы сразу бы заметили, если бы кто-то чужой стал появляться здесь. Тот, кто это сделал, наверняка заметил Викторию где-то в другом месте. Она была красивой девочкой.
- Да, это верно, - кивнул Молин. - Кроме того, она была еще и доброй. Как относились к ней другие девочки?
Марта глубоко вздохнула:
- Викторию все очень любили. Насколько я знаю, у нее не было врагов или недоброжелателей. Это была самая обычная девочка из благополучной семьи. Должно быть, ей просто не повезло, и она встретила на своем пути больного человека.
- Мне кажется, вы правы, - вздохнул Мартин. - Хотя "не повезло" в данной связи звучит как-то слишком мягко.
Он поднялся, чтобы закончить разговор.
- Вы правы, - сказала его собеседница, не делая никаких попыток проводить его до двери. - Слов не хватит описать то, что случилось…
* * *
Поначалу особенно тяжело было то, что дни как две капли воды походили друг на друга. Но со временем распорядок дня стал для Лайлы нитью жизни. Спокойствие и уверенность от того, что каждый день выглядит в точности так, как предыдущий, помогали сдерживать страх перед будущей жизнью. Попытки покончить с собой в первые годы были вызваны именно этим: невыносимостью того, что жизнь простирается впереди бесконечной дорогой, в то время как тяжесть прошлого тянет ее во тьму. Но распорядок дня помог заключенной привыкнуть к этому. Тяжесть стала восприниматься равномернее.
Однако теперь все изменилось, и тяжесть стала слишком велика, чтобы нести ее в одиночестве.
Дрожащими пальцами перелистывала Ковальская вечерние газеты. Они лежали на столике в комнате отдыха, и остальные заключенные ждали, когда она закончит - им казалось, что она читает слишком долго. Похоже, журналистам пока мало что известно, но они пытаются максимально использовать то, что у них есть. Стремление к сенсации в статьях задевало женщину за живое. Она знала, что это такое - находиться по ту сторону от черных газетных заголовков. За каждой такой статьей скрывалась чья-то жизнь, чьи-то страдания…
- Ну когда ты наконец закончишь? - спросила Марианна, становясь перед Лайлой.
- Скоро, - пробормотала та, не поднимая глаз.
- Ты держишь газеты целую вечность. Дочитывай и отдавай другим.
- Сейчас, - ответила Ковальская, продолжая изучать страницы, которые держала раскрытыми уже долгое время.
Марианна шумно вздохнула, отошла к столу у окна и уселась там в ожидании.
Лайла не могла оторвать глаз от фотографии на левой странице. Девочка казалась такой веселой и невинной, не подозревающей о том, какое зло существует в мире. Но Ковальская могла бы рассказать ей об этом. Как зло может жить бок о бок с добром - в обществе, где у людей на глазах шоры, из-за которых они отказываются видеть то, что у них прямо перед носом? Тот, кто однажды увидел истинное зло, не может больше закрывать на него глаза. Это ее проклятие, ее ответственность…
Она медленно сложила газету, поднялась и положила ее на стол перед Марианной:
- Я возьму ее потом, когда вы все прочтете.
- Ради бога, - пробормотала в ответ нетерпеливая заключенная, уже погрузившаяся в раздел "Развлечения".
Несколько мгновений Лайла стояла и смотрела на затылок Марианны, изучающей статью об очередном голливудском разводе. Как, должно быть, хорошо жить с шорами на глазах!
* * *
Что за проклятая погода! Мелльберг не понимал, как его гражданская жена Рита, родившаяся в Чили, могла привыкнуть жить в стране с таким ужасным климатом. Сам он намеревался эмигрировать. Возможно, стоило поехать домой и надеть что-то потеплее, но он никак не ожидал, что ему самому придется углубиться в лес. Ведь быть начальником - значит, говорить другим, что они должны делать! Поэтому Бертиль планировал направить в лес группу добровольцев, которых им удалось собрать, дать им указания, в каком направлении искать, а потом усесться в теплой машине с термосом горячего кофе.
Однако эти планы не сбылись. Потому что Хедстрём, ясное дело, настоял, что они должны помочь волонтерам в поисках. Что за глупости! Разбазаривание начальственного ресурса, вот что это такое - когда он вынужден бродить по лесу, рискуя обморозить важнейшие части тела! Еще не хватало, чтобы он заболел - как тогда его полицейский участок справится без него? Через пару часов все рухнет - просто удивительно, как Хедстрём этого не понимает!
- Проклятье! - выругался начальник участка, поскользнувшись в своих офисных ботинках, и инстинктивно схватился за ветку, чтобы сохранить равновесие. В результате этого маневра дерево затряслось и осыпало его целым сугробом снега. Снег накрыл полицейского целиком, словно холодное покрывало, и забрался ему за воротник - талая вода потекла по спине.
- Как дела? - спросил Патрик. По нему не было заметно, чтобы он мерз - он был в большой меховой шапке, грубых зимних ботинках и на зависть толстой куртке.
Мелльберг сердито стряхнул с себя снег:
- Может быть, мне уже вернуться в участок и заняться подготовкой к пресс-конференции?
- Анника все организует, - возразил его подчиненный. - К тому же пресс-конференция только в четыре. Мы все успеем.
- И все же я хочу подчеркнуть, что считаю все это мероприятие зря потерянным временем. Даже собаки в такой холод ничего не могут унюхать!
Бертиль кивнул головой в ту сторону, где среди деревьев виднелись два кинолога с псами, которых удалось вызвонить Патрику. Собак послали вперед, чтобы новые запахи и следы не сбили их с толку.
- Так что нам все-таки искать? - спросил Мате, один из добровольцев, которого они нашли через спортивный клуб. Команда волонтеров собралась на удивление быстро - все хотели хоть как-то помочь.
- Что угодно, что Виктория могла оставить после себя, - проговорил Мелльберг. - Следы ног, кровь, сломанные ветки - короче, все, что привлечет ваше внимание.
Он дословно повторил то, что говорил Хедстрём, когда информировал всех перед началом поисков.
- Кроме того, мы надеемся найти то место, где ее держали взаперти, - добавил Патрик и натянул меховую шапку еще глубже на уши.
Шеф с откровенной завистью покосился на его шапку. У него самого немилосердно замерзли уши, а зачесанные набок волосы не могли согреть плешь на макушке.
- Да, далеко она не могла уйти, - пробормотал он, пытаясь скрыть, что у него зуб на зуб не попадает. - Не в том она была состоянии.
- Нет, пешком, конечно, она бы далеко не ушла, - согласился Хедстрём, продолжая двигаться вперед и пристально оглядывая землю и все вокруг, - но она могла, например, ускользнуть из машины, когда преступник перевозил ее на другое место. Или ее выпустили сознательно.
- Неужели злоумышленник вправду мог отпустить ее добровольно? - усомнился Мелльберг. - Ведь для него это означало бы слишком большой риск!
- Почему? - спросил Патрик и остановился. - Она же не могла ничего рассказать и ничего не видела. Кроме того, наверняка она получила серьезную психическую травму. Вероятно, мы имеем дело с преступником, который начал ощущать себя в полной безопасности, поскольку прошло уже два года, а полиция не обнаружила ни единого следа пропавших девочек. Может быть, он хотел поиздеваться над нами, отпустив одну из своих жертв и показав нам, что он с ней сделал? Пока нам ничего не известно, мы и не можем строить никаких догадок. Мы не можем думать, что ее насильно удерживали в этой местности, но не можем предполагать и противоположного варианта.
- Да-да, не надо говорить со мной как с безусым стажером, - буркнул Бертиль. - Само собой, я все это знаю. Я просто задаю те вопросы, которые, насколько я понимаю, задаст общественность.
Патрик не ответил: он опустил голову и снова стал внимательно приглядываться к земле. Мелльберг пожал плечами. Молодые коллеги - такие задаваки. Сложив руки на груди, он пытался унять стук зубов. Еще максимум полчаса - и дальше он намерен руководить работой из машины. Начальник участка надеялся, что кофе за это время не успеет остынуть.
Мартин нисколько не завидовал Патрику и Мелльбергу, которые направились в заснеженный лес. Молодому полицейскому показалось, что он вытянул выигрышный билет, когда ему поручили побеседовать с Мартой и Тирой. На самом деле он не считал такое распределение труда оптимальным - ему казалось неправильным, что Хедстрём будет тратить время на прочесывание леса. Однако за те годы, что они проработали вместе, Молин достаточно хорошо изучил коллегу, чтобы понять, почему тот принял такое решение. Для Патрика было важно приблизиться к жертве, физически побыть на месте преступления, слыша те же звуки и ощущая те же запахи, чтобы создать чувственный образ произошедшего. Такого рода способность всегда была сильной стороной этого человека. А то, что он при этом мог занять Мелльберга, являлось побочным положительным эффектом.
Мартин очень надеялся, что интуиция Патрика поведет их в нужном направлении. Ибо главная дилемма заключалась в том, что Виктория исчезла, не оставив никаких следов. Они понятия не имели, где она находилась все эти месяцы, так что им очень помогли бы какие-нибудь новые находки в лесу. Если ни прочесывание леса, ни вскрытие не дадут никакой информации, найти новые подходы будет очень трудно.
Пока Виктория числилась в пропавших, полиция переговорила с каждым, с кем она могла вступать в контакт. Они внимательнейшим образом проверили комнату девочки, проанализировали содержимое компьютера, посмотрели ее чаты, электронную почту, эсэмэски - все было безрезультатно. Хедстрём сотрудничал с другими округами, и они приложили немало усилий, ища общие черты, объединяющие Викторию и других пропавших девочек. Однако никакой связи обнаружить не удалось. У девочек были разные интересы, они увлекались разной музыкой, никогда не общались друг с другом и даже не заходили на один интернет-форум. Никто из близких Виктории не знал никого из других пропавших.