Я осторожно попробовал открыть переднюю дверцу, и мне это удалось. Действительно, зачем запирать машину, стоящую в гараже? "Незачем! Незачем тебе, Виктор Сергеевич, ее запирать! Потому что если ты положил свою "беретту" в бардачок, то она мне сейчас ой как понадобится!" - Я лег на переднее сиденье как раз, когда Варан поравнялся с "Волгой". К счастью, заглянуть в окно у него не хватило смекалки. К несчастью, в бардачке экспедитора не оказалось оружия. Где?! Где еще оно могло храниться?! Если в багажнике, то я пропал! Багажник, оставаясь при этом незамеченным, я вряд ли открою!.. Охваченный приступом бессильной ярости, я безотчетно запустил руку в карман чехла за местом водителя… "Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына!" Там я и нашел экспедиторский пистолет. Проверив обойму, я выскользнул из машины и оказался позади киллера. Варан, озираясь по сторонам, все так же медленно и осторожно продолжал движение в глубь гаража. Когда я тихо свистнул, он успел обернуться, но выстрелить на этот раз не успел. Пуля попала ему в правый глаз. В то самое око, что я пощадил в предыдущую нашу встречу.
Будучи пацаном, прыгал я с Хорошевского моста в апрельскую реку. Оторваться от коллектива сорванцов и отложить лихое открытие купального сезона я не смел, как не смел по прошествии двенадцати лет отложить затяжной из десантного транспорта. Помню я тот детский прыжок "солдатиком": руки по швам, шаг вперед, мимолетная пустота и обжигающий холод. Вспомнил я его и впервые убив человека. Всякий раз, убивая - на войне или в целях самозащиты, - я будто снова прыгал с Хорошевского моста. Холод мгновенно пронзал меня снизу до макушки, и, Бог свидетель, я не испытывал от этого удовольствия ни тогда, ни после.
"Я же тебе сказал, что в другой раз моя будет очередь!" - Не глядя на киллера, я вытащил из его кармана ключ от ворот и покинул наконец пыточную камеру.
Гараж, как я и догадывался, был подземным. Повесив сумку через плечо, я побрел вверх по тоннелю.
- Вы к кому?! - подозрительно спросил пожилой сторож, дремавший у шлагбаума.
С этого же вопроса начинался мой сегодняшний рейд по тылам противника.
- К себе, отец! К себе! - отозвался я, протягивая ему мятую сторублевку. - Держи! Выпей за упокой души раба Божия Варана!
- Это можно! - охотно принимая мое подношение, согласился тот. - Это как водится! Согласно обычаю! А кто он будет-то, мил-человек?!
- Уже никто, - честно ответил я, выходя на улицу.
"Беляево! - определил я, очутившись среди флотилии бело-голубых многоэтажек. - Беляево-Голубеево! Далеко меня, однако, завезли!"
Солнце уже исчезало за крышами, увлекая меня вперед личным примером. "На Запад! - как будто говорило оно. - Брось эту свистопляску и за мной! Туда, где цивилизованные граждане не стреляют друг в друга, а, наоборот, раскланиваются при встрече или, в крайнем случае, просто улыбаются. Там ты будешь в безопасности, и не упадет с твоей головы даже волос. Разве что сам по себе. Естественным образом. После наступления спокойной старости".
Пистолет экспедитора я выбросил в ближайшую лужу. Без обоймы, разумеется. Не ровен час, детишки прежде милиции найдут. Ни к чему им, детишкам, это. Может, пока они вырастут, мертвые уже похоронят всех своих мертвецов.
"Твои бы уста, да Богу в уши!" - невесело усмехнулся я, шагая к метро.
ГЛАВА 6
ПРАХ К ПРАХУ
- Это Лара! - Сияя, Журенко подставил даме стул. - Представляешь, она мой адрес в библиотеке узнала!
- По читательской карточке. - Лара, худая особа с очками на длинном семитском носу, томно потянулась. - Старушка, добрая женщина, в положение вошла.
"Лара у Карлы украла лорнет, - догадался я, глядя на очки славной представительницы древнейшей профессии. - Очечки-то у нас явно чужие. Размера на два, а то и на три малы".
Мы сидели за столиком в кафе-мороженое. Желающих утолить жажду в этот пасмурный осенний день было хоть пруд пруди: на улице шел дождь, и посетители, большей частью из молодежи, коротали досуг, укрываясь от непогоды в теплом уютном заведении.
- Представляешь, смотрю по телевизору "Знак качества"!.. "Новости культуры", вернее, - поправился Андрей. - Звонок. Стоит она. "Добрый вечер, - говорит. - Андрея Журенко можно видеть?" "Он перед вами, - расшаркиваюсь я. - Чем обязан?" А она засмущалась, красавица моя, зарделась вся и робко так отвечает: "Я вас сразу узнала! А хотелось бы еще лучше узнать! Вы действительно Блока любите?!" - "Еще бы! Я без него просто спать не ложусь! - Ликуя от такой неслыханной удачи, я беру ее под локоток. - Да вы проходите! Что ж мы здесь-то?! Это ж не тема для разговора на темной лестнице!.." Ну и пошло-поехало!
Пока Андрей рассказывал романтическую историю их встречи, Лара сняла очки и убрала в сумочку. На переносице у нее остался яркий глубокий след.
- Сначала я действительно думала: "Идти или не идти?" - призналась она. - А потом решила: будь что будет! У каждого интеллигентного человека есть право на личную жизнь! Верно?!
- Без сомнения, - подтвердил я. - Личная жизнь - основное право нашей интеллигенции.
На удивление скоро у столика возник официант. Его крашеная модная эспаньолка и золотая серьга в ухе вызвали у спутницы Андрея живейший интерес.
- У меня знакомая есть, - сообщила она Мне по секрету, пока Журенко заказывал кофе и шоколадное мороженое, - не нашего круга, но тоже хлебнула будь здоров! Вот она утверждает, что с "голубыми" даже лучше поддерживать…
- О чем это вы?! - поинтересовался Андрей, отпуская официанта.
- Так, - сказала Лара. - Ни о чем. О тебе. Андрюша - мое "альтер эго".
Она погладила Журенко по руке.
- Латынь! - пояснил счастливый Андрей. - Как "второе я" переводится!
"Убью скотину! - с тоской подумал я про Серика. - И ведь старался, наверное! Из кожи вон лез!"
- Приятного аппетита! - Официант ловко расставил перед нами чашечки с кофе и розетки с мороженым.
Мы его вежливо поблагодарили.
- А пидор у нас - Флажков, - сказал он вдруг.
И гордо удалился, покачивая на ходу своей "кругосветной" серьгой.
- Представляете?! Мы всю ночь напролет читали стихи! - Закатив глаза, Лара начала декламировать: - "И каждый вечер, в час назначенный…"
- Девичий стан, местами схваченный! - подхватил Журенко.
- Ментами, быть может?! - Я выразительно глянул на его подругу.
- Зря смеетесь. - Она невозмутимо зачерпнула из розетки подтаявшее мороженое. - Александр Блок, между прочим, был женат на дочери Менделеева.
Ее сравнение показалось мне более чем сомнительным.
- Не поверишь! - воскликнул Андрей. - Он чемоданы собирал!
- Ты-то собрал свой чемодан? - перевел я разговор в другое русло.
- Как договорились! - Журенко бросил на стол ключи и обнял Ларочку за плечи.
Собственно, ключи от его квартиры были тем, ради чего мы и встретились. Оставаться в "Лаокооне" я не хотел по соображениям личного порядка. Бордель, он и есть бордель. Прожить в нем более трех суток для меня являлось вполне достаточным испытанием. Существуют еще гостиницы, но гостиницам я почему-то не доверял. Почему-то мне думалось, что именно там меня в первую очередь начнут разыскивать люди Игоря Владиленовича. Ну, а поскольку связь моя с Журенко была кадровику превосходно известна, я резонно решил, что именно у Андрея меня станут ждать меньше всего. Следить за всеми квартирами в городе, где я вряд ли появлюсь, было накладно даже для такого укомплектованного и оснащенного аппарата, как частная разведка "Третьего полюса". Телефонируя Журенко, по той же причине я пребывал в уверенности, что номер его не прослушивается. Но вероятный риск сохранялся по-прежнему, а подставлять под пули товарища я решительно не желал. Выслушав мое нахальное предложение, Андрей без лишних вопросов согласился покинуть ради меня собственную квартиру. И теперь я даже знал почему.
- Андрей пока у меня поживет. Если вам так надо, - поглощая мороженое, на последней фразе Лара сделала ударение. - Я на Таганке снимаю комнату.
- На Таганке хорошо, - сказал я, отворачиваясь к окну.
Дождь усилился. Прохожие, даже те, что были под зонтами, спешили укрыться в ближайших магазинах. В подворотне напротив кафе собралось уже человек двадцать. Резкий порыв ветра вывернул у бежавшей мимо женщины красный с белыми горошинами зонтик спицами вверх, и тот сразу стал похож на гриб мухомор.
- Не отчаивайся! - Андрей хлопнул меня по плечу. - Все пройдет, как с белых яблонь дым! Лучше расскажи, что у тебя на личном фронте?!
- Без перемен. - Я закурил, стряхивая пепел в пустое блюдце.
О Марине я старался не думать. По крайней мере, до сегодняшнего утра.
Весь предыдущий день я провел в подземельях "Лаокоона", лежа на диване и просеивая в памяти скудную информацию, полученную в результате моего пробного захода на цель. Плевел в ней было явно больше, чем зерен. Но и зерна тоже присутствовали. Если, допустим, роль директора "Третьего полюса" Рогожина в охоте на мою персону оставалась пока за кадром, то Игорь Владиленович, безусловно, исполнял в ней партию старшего егеря.
Графология - наука более-менее точная. Предмет ее - изучение характера человека по почерку. В почерке Игоря Владиленовича легко читался характер весьма ретивого любителя-кинолога. Это принимая во внимание то, как он исправно стремился затравить меня своими "суками", к числу которых принадлежал завербованный для работы на органы еще в 70-х годах бывший совратитель малолеток, а впоследствии агент и провокатор Виктор Сергеевич Музыкант. Бригадная контрразведка Руслана, даром хлеб не евшая, быстро изобличила его по фотографии с удостоверения. Прочие дворняги из своры кадровика - Ланцет, убиенный Глыба и те, с кем я еще не знаком, - надо полагать, из того же контингента. Покинув ряды гэбэшников, Игорь Владиленович наверняка перетащил под свое крыло всех стукачей, сидевших у него на крючке по гроб жизни. Другое дело - Варан. Этот был из разряда специалистов, подготовленных, выражаясь их же казенным языком, для зачистки. И такой, скорее всего, в распоряжении начальника кадров "Третьего полюса" был не он один. "Кадры решают все!" Кому, как не Игорю Владиленовичу, руководствоваться проверенным сталинским лозунгом? Вот они и решают у него все, что хозяин планирует. А главное, стоят такие кадры куда дешевле, чем любая братва или те же действующие сотрудники спецслужб из продажных.
Ладно. С Игорем Владиленовичем мы разобрались. Вернее, еще разберемся. Сейчас мне о другом думать следовало. "Шеф уже наверх доложил, что его убрали!" - сказал Варан в гараже своим подельникам. Где у них этот самый "верх" и кто на нем сидит - вот основной вопрос моего бытия. И доколе я не сыщу на него ответа, не будет мне покоя ни днем ни ночью.
На периферии моего сознания шевелились еще некто Галемба, упомянутый случайно при первом допросе экспедитором, и начальник охраны банка Шибанов, замешанный в эту историю каким-то боком. И Марина, разумеется.
На Петровско-Разумовском она так и не появилась.
- Зато Егоров опять пришел! - сообщил возбужденно по телефону мой сосед. - Они с Шилобреевым о судьбах искусства спорят! Хочешь послушать?!
В трубке зазвучали приглушенные голоса.
- Постимпрессионизм! - возмущался участковый. - Постимпрессионизм все обгадил! Постимпрессионизм и постэкспрессионизм!
- Что ты заладил, как попугай, - гудел в ответ басом Шилобреев, - "пост" да "пост"! В карауле, что ль?! Кутилин! Где у тебя огурцы?!
- Пока Дега был жив, совсем другая планка стояла! - Егоров грохнул чем-то тяжелым по чему-то деревянному.
- Дега?! Это который?! - Авангардист захрустел огурцом. - БэГа, может?! Борян Гребенщиков?! Так он еще жив, чего и тебе желает!
- Слыхал?! - снова прорезался голос Кутилина. - Сань, Сань! Погоди! Полина-то, слышь, совсем с катушек слетела! Комод из окна сбросила на машину Бурчалкина! Представляешь?! Комод с полтонны весит! В психушку ее увезли!
Не дожидаясь, пока Юра мне перескажет все местные новости, я повесил трубку.
На ужин Серик приготовил мне котлету по-киевски с жареным картофелем. В сауне дым стоял коромыслом: башибузуки праздновали освобождение какой-то Гири. Возможно, впрочем, что это был он, а не она. Тем не менее банщик, памятуя о наказе Руслана, успевал и для меня выкроить минуту-другую.
- Сам Князь приехал! - сообщил Серик, забирая грязную посуду из номера. - Теперь до утра гулять будут!
"Князь у них приехал, ядрена крыша!.. Не вертеп, а дворянское, в натуре, собрание!.."
- Александр! - вернула меня в кафе-мороженое интеллигентная жрица любви. - Не желаете с нами шампанского выпить?!
- С удовольствием. - Я загасил в блюдце сигарету.
- Шампанского три бокала! - подозвав официанта, распорядился Журенко. - Да покрепче!
- И водки сто пятьдесят, - добавил я.
- За прекрасных дам! - произнес Андрей незатейливый тост, когда бокалы были наполнены.
- Почему это ты говоришь обо мне во множественном числе? - нахмурилась Лара.
- Тогда за кавалеров! - тут же нашелся Журенко.
Мы чокнулись и выпили.
- Сегодня вечером Андрей ведет меня в консерваторию. - Лара достала из сумочки губную помаду и подправила свою "боевую раскраску". - На "Лебединое озеро".
- Лебединое озеро в зоопарке, - буркнул я в ответ.
- Ну, нам пора! - Журенко поднялся из-за стола и пошел рассчитываться с официантом, застрявшим у стойки бара.
- Да не напрягайся ты так, филолог, - ехидно сказала Лара. - Я пока отличаю цаплю от сокола. При южном ветре, само собой.
"Ай да куртизанка! - Я мысленно улыбнулся. - Здорово она умыла меня! Нет, повезло все-таки Андрею! Определенно повезло!"
- Ты еще остаешься? - спросил мой друг, возвращаясь к столику.
- Побуду немного, - кивнул я. - Спасибо за квартиру.
- Я тебя умоляю! - Журенко обнял Лару. - Пользуйся! Да, у меня там на кухне кран не работает, и лампочка в туалете перегорела!
- Чао! - Лара взмахнула рукой, и они, счастливые, исчезли под дождем.
- Вы позволите?! - Лохматое существо в застиранных джинсах, не дожидаясь моего ответа, подхватило освободившиеся стулья и растворилось вместе с ними в шумной компании сверстников.
"Достойный ты был мужчина, Иван Ильич, земля тебе пухом. - Я выпил водку. - Хотя какая, к ляду, земля?! Замуруют тебя в стену колумбария, и сделается твоим последним пристанищем керамическая ваза. Назвать емкость, где отныне будет покоиться твой прах, урной да не повернется ничей язык! В урну мы положим того, кому там вместо тебя лежать положено! И это я тебе обещаю!"
Накануне я навел справки в казино "Медный сфинкс" и выяснил, что кремация Штейнберга должна состояться сегодня в десять утра. А в 9.30 мы с Проявителем уже дежурили напротив нового Донского кладбища в его видавшем виды "Москвиче".
На мою просьбу о содействии в предстоящей операции Матвей Семенович откликнулся с неожиданным энтузиазмом и решительно отказался от всякого вознаграждения.
- Тут речь о деле, молодой человек! - рассердился он, как будто это я с него деньги требовал. - Тут вам не фабрикация! Понимать надо! Привыкло твое поколение все рублем измерять! А талант?! Вы-то знаете ему цену?! Молчите?! Ну так я тебе вот что скажу: или ты работаешь, или нет!
- Работаю, - согласился я.
И мы с Проявителем ударили по рукам.
Машины парковались у кладбища одна за другой. Многие высаживали пассажиров и тотчас отъезжали. При таком наплыве народа, кто где и кто чей, разобраться было трудно.
- Пойду осмотрюсь, - сказал я, надев шляпу, Матвею Семенычу.
Он кивнул, сосредоточенно изучая сквозь видоискатель мощного фотоаппарата с телескопическим объективом прибывающую публику.
Шляпу и долгополый черный плащ, равно как и парик с усами, ссудил мне Проявитель. В его хозяйстве этого добра было предостаточно. Гримерная, я думаю, далеко не каждого театра обладала тем выбором средств для изменения внешности, какой имелся в арсенале подпольного фотографа.
Нелепый этот маскарад раздражал меня до крайности. Я чувствовал себя каким-то персонажем комедии дель арте, из тех напомаженных ловеласов, что проникают в дома чужих жен по веревочной лестнице. Но так я имел возможность попасть на кладбище без риска быть узнанным кем-либо из тех, кто искал меня сейчас по всему городу.
У меня были все основания подозревать, что покойный управляющий находился при жизни в самых тесных отношениях с прямым заказчиком моей ликвидации. Иначе откуда он знал еще задолго до нынешних событий о том, как они будут развиваться? Откуда он мог все предвидеть и так заблаговременно предостеречь меня от надвигающейся угрозы? То, что Иван Ильич был моим тайным покровителем и доброхотом, не вызывало сомнений. Сомнения скорее вызывала мотивация. Причины такого ко мне отношения оставались для меня абсолютно неясны. Вся эта предыстория с "золотой фишкой", так долго не дававшая мне покоя, была затеяна, разумеется, им, чтобы вытащить меня на свою территорию под любым предлогом. И предлог он, надо признаться, нашел убедительный. Сильный предлог, учитывая мою прошлую склонность к азартным развлечениям. Даже выигранные мной деньги, я чувствовал, были предусмотрены в его раскладе, хотя выиграл их, несомненно, я сам. Деньги эти он мог мне запросто не отдавать. И тем более не хлопотать об их переводе на мой счет в зарубежный банк. Он знал, Иван Ильич, что без денег я никуда не поеду, и сомневался, поеду ли я куда-нибудь с деньгами. На что он, собственно, рассчитывал, пытаясь спасти меня таким образом? На то, что я умнее, чем оказался на самом деле? На то, что я, не требуя с его стороны объяснений - а ведь я их действительно не захотел услышать, но совсем по иной причине! - последую данному совету? "Есть люди, - сказал он тогда, - включившие вас в свою сумасшедшую и смертельно опасную игру…" Значит, люди, а не человек. Не один человек. В том, что их, по образному выражению Штейнберга, "сумасшедшая игра", элементом которой я как бы являюсь, смертельно опасна, - я уже успел убедиться. Это мне уже дали понять в полной мере. Идем дальше…
- Осторожней! Смотри, куда прешь, торопых-потемкович! - Шагая по аллее между могилами, я задел плечом служащего в линялой спецовке.