- Да не наговаривай на себя! То есть я не в том смысле, что ты не женщина, а в том, что не такая уж и слабая и не такая уж беззащитная. Из "Макарова" сколько из десяти выбьешь?
- Ну десять, ну девять с половиной, ну так что ж с того? Меня мама для того, что ли, рожала, чтоб я в мужиков из пушки палила? Я ведь мужиков люблю. И жалею их. Даже этих наших клиентов.
- Жалеешь, как же! Видал я твоих пациентов... А не про тебя ли говорят, что ты и рукам волю даешь?
- Злые языки, Саша, наговаривают, - кокетливо протянула Романова, - хотя иногда стоило бы. Раньше-то оно легче было. Клиенты все наши понятные были. Убивец - так убивец. Насильник - так насильник. Вор - так вор. А теперь уж и не поймешь, кто бизнесмен, кто банкир, а кто чистый бандит. Сплошной коктейль. Они тут зачастую на допрос приезжают на "мерседесах" и "кадиллаках".
- Не прибедняйся, вон и ты на белом "форде", как барыня, раскатываешь.
- Так я ж начальница. Мне по штату положено. Ой, Сашок, сколько мне в последнее время всего сулили, знал бы ты! Что там "мерседесы"! Замок бы, наверное, построить себе могла. Из чистого золота.
- А зачем он тебе?
- Вот и я говорю: на фига козе баян? Мне и так хорошо.
Романова допила коньяк и сказала:
- Ты вот что, голубчик мой. Рвани куда-нибудь на хату пустую. Я б тебе свои ключи дала, да у меня полна коробочка. Ты кому-нибудь из своих позвони, кто на работе сачка давит, тебе в себя прийти надо. Душ там, мысли причесать. Я ж вижу, ты весь как ежик, даже из ушей иголки торчат. В себя придешь - в момент дуй к Меркулову. Договорились?
- Надо подумать... - Я уже знал, кому позвоню.
- Так, давай быстро думай, из моей машины можешь позвонить. Я тебя и подброшу куда надо.
- Спасибо, Шура, - с чувством сказал я и пошел звонить.
Деликатный Вася вылез из машины, предоставив мне возможность поговорить в одиночестве.
Верочка с двух слов меня поняла и только спросила, где нам встретиться.
- Выходи на Страстной бульвар, в тот его конец, который ближе к Пушкину, к Тверской. Я буду на белом "форде", - гордо сказал я. - Сколько минут тебе надо, чтобы дойти? Я с Александрой Ивановной в двух шагах. Только ничего не подумай...
- Да я и не думаю, Александр Борисович. Буду через десять минут.
Время до встречи еще оставалось, и мы решили перекурить. Романова, мастерски пуская колечки дыма в небо, мечтательно сказала:
- Эх, Сашок, глядишь, и мы когда-нибудь отдохнем.
- Покой нам только снится, - цитатой ответил я, с завистью разглядывая ее дымовые кольца.
Они были ровные, круглые и ловко вписывались одно в другое.
Когда мы подъехали, Верочка уже ждала в условленном месте.
- Что-то вы неважно выглядите, Александр Борисович, - вместо приветствия сказала мне Верочка.
- Ох, Вера Игоревна, ваша правда. - Я виновато потупил голову.
- В общем, так, Александр Борисович, - Верочка взяла инициативу в свои руки, - вот этот желтый ключ от верхнего замка, а вот этот серый - от нижнего. Когда будете уходить, запирайте только нижний на два оборота. А верхний сам захлопывается...
- Все понял, - начал было я, но она перебила.
Со стороны могло показаться, что это я подчиненный, а она - начальница. Женщины в делах житейских как-то сразу умеют перехватывать инициативу.
- В большой комнате направо увидите платяной шкаф. Откроете правую створку - там на второй полке сверху чистые полотенца. Все остальное - в ванной. На кухне сами разберетесь. Банки с чаем и кофе стоят на белом шкафчике. В холодильнике очень вкусный салат, фруктовый. Любите?
- Обожаю, - искренне ответил я, хотя не совсем понимал, о чем речь.
- Да, еще в том же холодильнике на дверце есть бутылка водки, в белом шкафчике, на котором стоят чай и кофе, есть коньяк. Кстати, хороший, армянский. Из старых папиных запасов. Не стесняйтесь. А в комнате на серванте есть еще и вино.
- Верочка, дорогая, неужели я похож на алкоголика? - строго спросил я ее.
Она смутилась:
- Нет, конечно, что вы, Александр Борисович, я просто подумала... Ну вдруг вам понадобится.
- Ладно, уговорила. Если понадобится - стесняться не буду. Так и быть, - улыбнулся я ей вслед.
Она быстрыми шагами пошла к переходу. И вдруг я вспомнил, что не помню номера ее квартиры.
- Вера! - заорал я, кажется, на всю улицу. - Квартира, квартира номер-то какой?
- Пятнадцатый! - весело крикнула она и скрылась в переходе.
Что ж, сказал я сам себе, пятнадцать - число хорошее. И подбросил ключи на руке.
Холодный душ во все времена приводил меня в чувство. Или хотя бы в некоторое подобие чувства. Для усугубления процесса оздоровления я попеременно включал то горячую, то холодную воду, подставляя лицо колким струйкам. Наверное, я пробыл в ванной не менее часа. И это дало свои ощутимые результаты. Растираясь жестким махровым полотенцем, которое я нашел в точно указанном Верочкой месте, я был уже практически прежний, исходный Турецкий. Что и требовалось доказать.
Опять же на указанном месте я нашел чай и кофе и, чуть-чуть поколебавшись, достал бутылку коньяка.
Наверное, именно так чувствуют себя хорошо подготовленные профессиональные шпионы в чужой стране. Все вроде бы видишь в первый раз, но в то же самое время - все досконально знакомо и находится именно там, где и предполагалось.
Сварив крепчайший кофе, еще раз с искренним желанием взглянув на бутылку хорошего коньяка, я ее все же убрал. С глаз долой, подальше в шкаф. Потом вспомнил про загадочный фруктовый салат.
Это было что-то необычное. Насколько я разобрался, он состоял из кусочков банана, яблока, персика, крыжовника, красной смородины и чего-то мне не вполне понятного. Кажется, это зеленое с точками внутри называется киви. Немного поборовшись с совестью и совсем легко положив ее на обе лопатки, я доел весь салат.
С меня Верочке причитается авоська с заморскими фруктами.
Пройдя в комнату, я расположился в широком мягком кресле и включил телевизор.
И попал аккурат на криминальные новости. Вот уж поистине - везет как утопленнику!
Красивая дикторша бесстрастным голосом, то поднимая на зрителя огромные светлые глаза, то опуская их к тексту, рассказывала такие страшные вещи, что я даже удивился, почему эти новости доверили вести столь юному и хрупкому созданию.
Мужик с внушительным шрамом на щеке, оторванным ухом и вытекшим глазом, право же, смотрелся бы здесь гораздо более уместно. Дикторша сообщала:
- Оперативники РУОП Главного управления внутренних дел Москвы при обыске на квартире в подмосковном Калининграде обнаружили в тайнике четыре банки из-под импортного пива, а также подозрительные предметы, давшие милиционерам возможность предположить, что они имеют дело с искусно закамуфлированными бомбами.
Камера крупным планом показала пивные банки разного размера, от крышек которых тянулись, словно соломинки для коктейлей, электрические проводки.
Девушка продолжала таким нежным и трогательно-невинным голосом, словно рассказывала о посещении своей любимой старенькой бабушки:
Успехом закончилась совместная операция сотрудников РУОП и ФСК. В Балашихе оперативниками был задержан тридцатилетний местный житель. По оперативным данным, он систематически занимался хищением и сбытом огнестрельного оружия и боеприпасов. Осматривая квартиру задержанного, оперативники нашли там дробовой револьвер "Кольт-Питон", незарегистрированный пистолет "Вальтер" и помповое ружье "Мосберг" двенадцатого калибра с пистолетной рукояткой. Источник приобретения оружия устанавливается.
Я устроился в кресле поудобнее.
Дикторша пошелестела бумажками, видимо только что, с пылу с жару, принесенными:
- Только что к нам поступили новые сведения о продолжающейся в Москве "нефтяной" войне. Сегодня утром ее жертвой стал господин Виктор Антонюк, глава фирмы "КБС". "Линкольн" предпринимателя, в котором находился сам Виктор Антонюк, водитель и два охранника, следовал по Ленинградскому шоссе в сторону Речного вокзала. В районе моста, недалеко от станции метро "Войковская" автомобиль предпринимателя стал обгонять вишневый "джип-чероки". Люди, находившиеся в "джипе", открыли ураганный автоматный огонь по автомашине предпринимателя. Господин Антонюк скончался до прибытия "скорой помощи", двое охранников и водитель в тяжелом состоянии госпитализированы. Преступники скрылись. Операция "Перехват" пока результатов не дала.
Камера показала Ленинградское шоссе и красивый белый "линкольн", притулившийся на обочине. Внешне машина не очень пострадала, только крупный план обнаруживал множество пулевых отверстий в окнах и дверях машины. Похоже, как всегда в такого рода делах, работали профессионалы.
Я выключил телевизор. Хотелось курить, но я подумал, что в комнатах, наверное, не курят. Поэтому пошел на кухню и, глядя во двор, как-то автоматически выкурил две сигареты подряд, прикурив одну от другой.
Голова, наконец, работала четко и ясно. Я даже, кажется, смог что-то вспомнить...
...резкие карамельные разводы вдруг стали блекнуть, приобретая оттенки палой листвы, военной формы и осенней коричнево-желтой грязи...
Два лица склонились надо мной. Я пытаюсь различить их черты, но они размыты, словно нарисованы на сыпучем песке…
Зато я вижу очертания, силуэты... Круглая голова с хохолком на макушке и возникшая вдруг рука, автоматически приглаживающая хохолок...
Первый силуэт уплывает, и на его место выдвигается второй, он склоняется ближе, ближе...
Вот сейчас я рассмотрю это лицо...
Но нет - серое пятно вместо лица... Человек отодвигается, и я вижу абрис его головы и плеч - узкая голова со странными ушами, прижатыми и заостренными кверху...
Какие-то звериные уши...
И вновь осенняя коричнево-желтая грязь заволакивает все вокруг...
...Итак, их было двое. Немного же я вспомнил, но все же... На женщин я, наверное, все же зря грешил. Очевидно, могли следить, и скорее всего следили в этой ситуации даже не столько за мной, сколько за Баби. Я вспомнил фельдфебельский взгляд бравой вахтерши. А сколько там крутилось народу кроме нее?
Ночь, проведенная в камере, сделала меня мнительным, не иначе. Честное благородное слово следователя, невинному человеку крайне вредно для душевного здоровья сидеть в тюрьме.
Но что я понял сейчас как нельзя более ясно, так это то, что нужно срочно лететь в Америку.
У меня уже созрел план сегодняшних действий. Как ни крути, а советское воспитание дает определенные плоды. Нас приучили к тому, что мир строго материален, что никакой такой инфернальщины не существует и существовать не может, потому я не мог поверить, что предметы, которые я видел собственными глазами, могут просто-напросто исчезнуть.
В конце концов, если легальные способы исчерпаны, то нужно прибегать к нелегальным. Главное - никого в них не посвящать преждевременно. Победителей же, как известно, не судят. А в случае неудачи вовсе не обязательно звонить о ней на каждом углу.
Пора было идти на ковер к Меркулову. Я уже собрал разрозненные кусочки себя в единое целое и был готов к боевому вылету.
Я давно знал удивительное свойство Меркулова. Когда его усталость переходила все мыслимые пределы, у него как будто бы появлялось второе дыхание.
Так, наверное, бывает у бегуна на длинные дистанции: казалось бы, сил у него больше нет и он должен просто рухнуть как подкошенный на глазах у жадной до зрелищ публики. Но нет: в какой-то краткий неуловимый миг щеки его розовеют, дыхание выравнивается, и вот он, уже свеженький, как парниковый огурчик, зеленый и в пупырышках, неостановимо несется к финишу.
Гремят фанфары, приветствуя победителя. Девушки бросаются на шею, предварительно осыпав чемпиона цветами небывалой красоты.
Все отличие Кости от этого бегуна лишь в том, что никакого финиша в общем-то не предвидится. В лучшем случае - промежуточные. И зрителей нет, и аплодисментов, и цветов. Хотя цветы у Меркулова как раз-то и есть - кактус на подоконнике.
- Заходи, заходи, лефортовский узник. - Меркулов протягивал мне руку, встав из-за стола.
- Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой, - с пафосом продекламировал я школьный стишок.
- Мы тебя из этой самой темницы сырой едва выцарапали. Пришлось нашего и. о. задействовать, и с директором СВР Маковым доверительную беседу иметь. Они же меня предупреждали...
- О чем предупреждали?
- Да на совещании в Администрации Президента. Они там спаянной группой сидели - все их начальство. После окончания ко мне подошел зам. Макова, Митирев Игорь Евгеньевич, и так прозрачно стал намекать, чтобы мы не совали нос в это дело. И прищемленный тобою украинскому разведчику нос припомнил. Все-то они знают, все-то понимают. В одном, правда, прокололся. Советовал тебе не пить с цэрэушниками водку.
- Так я ж не пил! - Я был искренне возмущен.
Именно так я ему и ответил. А он же мне посоветовал не обижаться, если у тебя, а следовательно, и у меня будут маленькие неприятности. Я почти уверен, что это дело с американкой ими подстроено. Зачем они девку-то убили?
- Не зачем, а почему. У нее был дневник Самюэля Спира. В котором, насколько она успела мне сказать, приоткрывалась некая тайна Нормана Кларка. Нет, ты представляешь, Костя, ведь мне и этот американский цэрэушник советовал в Кларка не лезть. Что ж это за человек был такой, что в сокрытии его тайн заинтересованы и наши, и американцы? И еще хрен знает кто.
- Понятно, что эта провокация была сработана грубо, но их цель была изолировать тебя хотя бы на время. Поэтому тебя и засадили в Лефортово, все-таки это их вотчина, как ни крути. Так ты говоришь, дневник?
- И дневник, и перевод дневника. За этим-то я и пришел к Баби Спир.
- Дневника там найдено не было. Ни дневника, ни перевода.
- В этом я и не сомневался. В общем, так, Костя. Надо срочно лететь в Штаты. Мне и Ломанову. Во-первых, я знаю, что разгадку тайны надо искать в городе Блу-Бей под Чикаго. Кроме того, там надо найти сестру Баби, может быть, она помнит какие-то важные подробности из дневника. Да и со смертью Спира не все ясно. Я постараюсь найти то частное сыскное агентство, которое работало на Спира, когда тот пытался разузнать о финансовых махинациях Рути и Кларка в его фонде.
- Убедил, убедил. Когда хотите лететь?
- Как только будут готовы документы.
- Я думаю, если не будет особых препятствий со стороны американцев, то визы вам будут готовы завтра. Если вдруг возникнут сложности, то я свяжусь с МИДом. Вряд ли этот цэрэушник так уж сильно сможет помешать. Надеюсь, завтра вечером вы уже будете в самолете. Занимайся своими делами, я обо всем распоряжусь. Если все будет нормально, приедете завтра. Получите паспорта с визами и деньги на расходы.
- Спасибо, Костя.
Мы пожали друг другу руки. Во взгляде Меркулова промелькнуло сочувствие.
Перво-наперво надо было позаботиться о машине.
Так как осуществление моего плана держалось в строжайшей тайне, в которую был посвящен только один человек, то есть я, я не мог воспользоваться услугами дяди Степы. Моя же машина осталась в Беляево у подъезда. Если за мной следят, то машина эта - вроде как визитная карточка. К тому же хотя я и решил для себя, что ни Марина, ни Люба не повинны в моих неприятностях, но окончательной уверенности у меня не было.
Рисковать же я не мог - на это у меня просто не было времени.
Я даже не рискнул звонить по телефону из прокуратуры. Наверное, это глупо, но я уже опасался чуть ли не собственной тени.
Поэтому к Сереге Полуяну я свалился как снег на голову посреди жаркого лета. Серега работал в металлоремонте на Пятницкой. Был он мастером наивысочайшего класса, мог из простой железки смастерить инструмент на любой, даже самый взыскательный вкус.
Я знал его так много лет, что толком и не помнил, где же мы когда-то познакомились - то ли на хоккее в Лужниках, то ли в пивной на Сталешниковом. Но что пиво способствовало нашему знакомству, это я помнил точно.
Я выбрал довольно хитрый маршрут. Вместо того чтобы ехать до "Новокузнецкой" или "Третьяковской", я сначала добрался до "Полянки". Для профилактики сменил пару поездов, вскакивая и выскакивая из каждого в тот момент, когда двери уже закрывались. Никого за мной, похоже, не было.
Я пересек Полянку и углубился в замоскворецкие переулки и проходные дворы, вспоминая по ходу рекомендации В. И. Ленина о том, как через проходные дворы уходить от царских ищеек. К сожалению, любимый Ильичом вариант маскировки с применением различных меховых шапок и кепок был неприемлем. Уж больно погода была неподходящая.
Е-мое! Я аж чуть не подпрыгнул, забыв о том, что должен выглядеть предельно незаметным. Ведь на этой разнесчастной Пятницкой живет Люба.
Ничего, я зайду с черного хода, который в Серегиной мастерской обычно не запирается. Тем более, что мастерская все же находится в начале Пятницкой, а Любин дом - в самом ее конце.
От армянских предков у Сереги осталась только фамилия. Ни скуластое лицо, ни самый обычный российский нос картошечкой, ни светло-пшеничные брови и усы не напоминали о южной родине его прадеда. Об армянском языке и алфавите он знал не больше меня.
Зато очень любил говорить в моменты наивысшего пивного энтузиазма: "Мы, армяне, народ горячий". И голубые глаза его и впрямь разгорались невероятным южным жаром.
- Ексель-моксель! Кого я вижу! Это ж Саня! - заорал Полуян на всю мастерскую.
Какая ж тут на хрен маскировка: Серегины возгласы гулко раздались не только в подсобке, но и в помещении приемной и, кажется, даже на улице. Я прижал палец к губам. Серега меня тут же понял и поманил пальцем в глубину мастерской.
- Ты при машине? - взял я сразу быка за рога.
- Саня, обижаешь, когда ж я без нее был? Как часы работает.
- Когда сможешь освободиться?
- Да хоть сейчас. Мертвый сезон. Колян до вечера и без меня досидит. А что случилось? Тебя куда подвезти? Или помочь чем?
- Помочь, помочь. И подвезти. Дачу брать будем.
Я улыбнулся, чтобы Серега сразу не слишком-то испугался. Но говорил я чистую правду. Правду, и только правду.
Серега расплылся в невероятно широкой и счастливой улыбке:
Я наконец сел по-человечески.
- Да, двигатель у тебя знатный...
- Ты давай, Саня, как-нибудь мне свою пригони. Мы с тобой вдвоем за день все сделаем. Не машина будет - самолет. Идет?
- Идет. Расплачиваться пивом?
- Само собой!
Мы уже ехали по Рублевке.
- Слушай, Саня! - Серега говорил как бы весело, но в то же время и вполне серьезно. - Ордера у тебя, как я понимаю, нет?
- Нет, - честно ответил я.
- А если нас повяжут?
- Вся ответственность на мне. К тому же почему это нас должны повязать?
- Ну, мало ли...
- Не дрейфь, Серега. - Я похлопал его по плечу. Я, конечно, понимал, что его слегка подставляю. И даже не слегка. Но другого выхода у меня не было. С другой стороны, я, конечно, смогу его отмазать в случае чего. Просто этого случая не должно быть в принципе. Как такового.
Я рассчитывал, что в разгар рабочего, хоть и летнего дня на даче никого не должно быть. По оперативным данным, жена Филина пребывала на курорте в Греции, а сам Филин в это время обычно бывал в Москве и возвращался на дачу не раньше семи-восьми вечера, а то и вовсе только в выходные.