Боже мой, но ведь это нонсенс! Полный абсурд! Убивать пассажиров одного купе… Но зачем? Почему?… Опять эти проклятые вопросы, они меня с ума сведут!
Предположим – только предположим! – что кто-то действительно поставил перед собой задачу убрать всех четверых, включая мою Ольгу Андреевну. Предположим, этот "кто-то" знает – или предполагает, – что попутчикам Айседоры Палискиене известна какая-то тайна первого убийства. Быть может, они и сами об этом не подозревают – до поры до времени, но когда эта пора придет, могут выдать убийцу. Однако он не хочет ждать, пока его выдадут, и принимает, так сказать, примитивные меры. Это я еще могу понять!
Но почему наш "мистер Икс" совершает первое убийство? Ведь не из ревности же, в самом деле! Это только моя дорогая сестренка может вообразить такую чушь. Похоже, она до сих пор в нее верит.
Минуточку, минуточку! Не стоит путаться в терминологии: под кодовым названием "мистер Икс" у нас проходит не убийца, а парень по имени Роман, за которым Жора с Ольгой поехали в Москву. А это совсем не одно и то же! Может быть… А может, все-таки – одно и то же, а?
Я честно попыталась преодолеть свой скептицизм в отношении Ольгиной версии и взглянуть на вещи непредвзято. И когда я это сделала, результат получился тот же самый: по совокупности всех имеющихся признаков Ромочка тянул разве что на опереточного злодея. Но никак не на настоящего!
Во-первых, он трус: Дрюне Старостину стоило его слегка припугнуть, и он спекся. Трус, пожалуй, способен на убийство в состоянии аффекта, но планомерно в течение недели уничтожать людей… Увольте! Да и не было там никакого особого аффекта.
Во-вторых, он трус самовлюбленный. Станет он вам рисковать своим комфортом ради острых ощущений, как же! Да он сразу умрет, если у него не будет возможности каждый день полировать ногти пилочкой и брызгать усы французскими духами. А на зоне такой возможности не будет, и он это прекрасно знает.
В-третьих, эпизод с нападением на меня – вернее, на меня как на мою сестру. Тут вообще Ромочка не тянет на убийцу: начиная с манеры разговора и кончая физическими данными душителя. Откуда, к примеру, человек из другого вагона мог знать, что Дрюня называл Ольгу "сестренкой"? Подслушал в ресторане? Едва ли: Оля говорила, сидел он довольно далеко от их столика и ретировался быстро. Роману вряд ли вообще было известно, как зовут попутчиков Айседоры: само собой, она его с ними не знакомила, а он об этом не просил…
Нет уж! Пусть они там, в столице, ловят этого Рому. Поймать его, конечно, надо. Но только затем, чтоб убедиться: он не убийца. А лично мне гораздо более подходящим кандидатом казался другой человек – тот, который ехал с Ольгой не просто "в поезде", а в одном купе. И который вчера в разговоре с предполагаемой жертвой выдал себя с головой!
Вот только мотив?… Мотив!
– …Ба! Вот так встреча, мадам!
От неожиданности я даже вздрогнула. Хотя вообще-то это прерогатива Ольги Андреевны.
Прямо перед моим столиком стоял невысокого роста мужчина в черном плаще и черной шляпе с широкими полями, из-под которой сверкали колючие глаза. Правильной формы крупный нос, "демонические" брови, сросшиеся на переносице, и реденькая каштановая бородка делали его похожим одновременно на Иисуса Христа и на Мефистофеля, и этот трагикомический контраст очень бросался в глаза. Еще мне бросилась в глаза рюмка коньяку, которую этот тип манерно держал между большим и указательным пальцами левой руки, и приклеенная к его физиономии улыбка. Кстати сказать, она вовсе не выражала радости приятной встречи.
Между тем, стоял странный субъект недолго. Не дожидаясь моей реакции, он по-хозяйски поставил рюмку на мою территорию, потом отодвинул свободный стул и плюхнулся по другую сторону стола, не сняв шляпы. Я вскинула брови.
– Простите, что я к вам без приглашения. Но согласитесь, что я имею на это право! Наша с вами последняя встреча была настолько "неформальной", что церемонии, как говорится, излишни. Помнится, вы покинули меня так неожиданно, не попрощавшись… Ну что, продолжим общение, мадам?
Голос его был похож на плач простуженной вороны. Так, все ясно: это псих. Значит, не надо его нервировать. Спокойнее, Полина…
– Разве мы с вами знакомы? Я что-то не припоминаю! – изрекла я самым приветливым тоном, на какой была способна.
Теперь брови вскинул незнакомец.
– Да полноте, мадам! Ни в жизнь не поверю, что у вас такая короткая память! Вот я, например, вас сразу узнал, хотя вы успели сменить имидж. Кстати, теперешний более удачен – это я вам говорю как профессионал!
Он приподнял свою рюмку и, дурачась, взглянул на меня сквозь густую коричневатую жидкость. Потом отхлебнул и зачмокал губами, смакуя напиток. Спокойнее, Полина, спокойнее!
– Значит, вы имиджмейкер?
– Имиджмейкер? Фи! Вы мелко плаваете, мадам. Как и этот коньяк! Хотя, в определенном смысле… Я "имиджмейкер" человеческих душ – вот так, пожалуй, будет ближе к истине.
– Стало быть, писатель? – обрадовалась я. Этот навязчивый шизик начал меня утомлять.
– Послушайте!
Мужчина со стуком опустил рюмку на стол.
– Может, хватит дурачиться? Вам прекрасно известно, кто я такой, мадам психоаналитик, или кто вы там на самом деле! Вы же хотели поговорить со мной тогда, на улице. Так валяйте: вот я, перед вами! Послушайте… Коньяка хотите? – неожиданно выпалил он.
– Спасибо, я не пью. Уж вы как-нибудь сами.
Кажется, до меня начинало потихоньку доходить!
– Ну, сами так сами. Я не гордый… теперь. Между нами говоря, вы абсолютно правы: коньяк дрянь. Послушайте! Может, вы думаете, что я потащу вас в участок, как тогда? Тем более что вот он, "участок" – через дорогу…
Мужчина нервно дернул бородкой и усмехнулся.
– Не бойтесь, мадам. Арчибальдов сыт по горло полицейскими участками! На всю, как говорится, оставшуюся жизнь. Между прочим, – он заговорщически наклонился ко мне, будто собирался сообщить большой-большой секрет, – я только что оттуда. Да! Вчера опять получил повестку. Следователь решил, что еще не все из меня вытряхнул. Что я скрываю от органов какую-то страшную тайну, ха-ха-ха!
И маленький черный человечек одним махом опрокинул в себя коньяк. Пока он говорил, у меня в мозгу лихорадочно крутились колесики и винтики. Ну конечно же: Арчибальдов! Если б не шляпа да не та неожиданность, с которой он свалился на меня в этой забегаловке, я его давно узнала бы. Так-так… Значит, моя милая сестренка уже успела дернуть тигра за усы! Ну, я ей… А ты, Полина Андреевна, теперь соображай, как выкрутиться из этой умопомрачительной ситуации с наименьшими потерями!
На мое счастье, режиссер не требовал от меня немедленного ответа. По-моему, ему вообще не нужен был собеседник – только слушатель.
– Я знаю: они меня подозревают. Меня, Александра Арчибальдова!
Оняростно дыхнулна менягустымиконьячными парами, от которых сразу защипало в носу.
– Они думают, это я убил Асю, Боже мой… Говорят, что у меня нет алиби. Сначала были "цветочки": странные вопросы, какие-то намеки, косые взгляды у меня за спиной… А сегодня мне прямо сказали, что из-за этого проклятого алиби я, видите ли, могу оказаться в сложном положении. Господи! Как будто это теперь имеет какое-то значение! Как будто мне может быть еще хуже, чем сейчас… Эй, шеф! Повторите!
Арчибальдов щелкнул пальцами, и официант поставил перед ним еще одну полную рюмку, которую тот тут же опустошил.
– А вы действительно рассказали им все, что вам известно? – спросила я осторожно.
– Господи, мадам… И вы туда же! Почему я должен доказывать всем, что я не рыжий?! Всем, всем: и милиции, и даже совсем незнакомым людям! Вот, смотрите – видите вы где-нибудь здесь рыжину?!!
С этими словами главреж сорвал шляпу и продемонстрировал мне макушку, на которой отчетливо просвечивала лысина. Без шляпы вид у него был совсем беззащитный, и мне стало жалко беднягу.
Напрочь игнорируя тот факт, что мы находимся в помещении, Арчибальдов с остервенением нахлобучил свой головной убор обратно.
– "Все, что вам известно"! А с чего вы взяли, что мне вообще хоть что-нибудь известно?! В том-то и дело, что мне ничего не известно! Ни-че-го! В субботу утром я, как обычно, пью свой кофе, потом ухожу на репетицию. Но не успеваю я войти в свой кабинет, как тут же набегает куча народу в погонах. Мне сообщают, что Ася убита сегодня утром в поезде, и выворачивают меня и весь театр наизнанку. А я даже не знал, что она возвращается именно сегодня, понимаете?! И ни о каком Романе знать не ведал, будь он трижды неладен! Зато теперь о нем болтает весь театр – спасибо нашей доблестной милиции! Поймать настоящего преступника – нет, это извините. А вот опорочить честного человека, нагадить ему в душу, когда там и без того тошно – это пожалуйста! Нет проблем!
Дрожащими руками режиссер вытащил из кармана пачку сигарет (слава Богу, не "Космос", а "Кент"), и закурил – с третьей или четвертой попытки.
– Значит, вы не догадываетесь, кто и за что мог убить Айседору?
– Ни малейшего представления! Это и есть самое ужасное, понимаете? Асю убили, а я сижу здесь… Ах ты, черт! Извините меня.
Спохватившись, Арчибальдов наконец-то протянул мне пачку и чиркнул зажигалкой. Несколько секунд мы молча курили, и я обдумывала дальнейшую линию поведения.
Наконец режиссер вернулся издалека в нашу действительность. Внимательно всмотрелся в мое лицо своими умными печальными глазами.
– Вы извините меня… Вас как зовут?
Я назвала свое настоящее имя. Раз он спросил – значит, Ольга тогда не представилась ему, или представилась не полностью.
– Извините меня за все, Полина Андреевна. Прошлый раз я вел себя безобразно с вами, хотя… Честно говоря, вы и сами виноваты, чего уж там…
Эх, дорого бы я дала за то, чтоб узнать, что там у них вышло в прошлый раз… Но я не провидец, а потому приходилось импровизировать.
– Это точно: оба были хороши! Забудем, Александр Валерьевич.
– И сегодня наговорил вам лишнего: нервы ни к черту, понимаете… Следователь завел, а тут вы мне попались под горячую руку – ну, вот и понесло… Спасибо, что выслушали мою болтовню.
Вертя между пальцев пустую рюмку, Арчибальдов как-то неуверенно поглядывал на меня: как будто хотел что-то добавить, да не решался. Я пришла ему на помощь.
– Не стоит благодарностей, Александр Валерьевич. Можете не сомневаться: все, что я тут услышала, останется между нами.
– Спасибо еще раз. Может, все-таки выпьете чего-нибудь?
– Нет, благодарю. Не под настроение.
Не объяснять же ему, что у меня аллергия на алкоголь!
– Ну, а я, с вашего позволения, еще закажу – последнюю. Бог любит троицу.
Ему принесли заказ. Приняв еще пятьдесят граммов, главреж, казалось, совсем успокоился. Теперь он выглядел совершенно трезвым.
– Вот теперь я готов выслушать вас, Полина Андреевна. Кажется, вы говорили, что лично заинтересованы в деле моей… в деле Айседоры. И вы хотите, чтобы убийца понес заслуженное наказание. Я ничего не путаю?
– Нет-нет, вы абсолютно правы. – Я вовремя подавила готовый вырваться вздох облегчения. – И я хотела… э-э…
– Да-да, я помню! Вы просили у меня помощи, а я облаял вас, как самый последний дурак. Подумал, что вы журналистка или еще что похуже… Так вы действительно психолог?
– Н-ну… Порой приходится сталкиваться с такими запутанными жизненными ситуациями, что я и сама в этом сомневаюсь! Но к журналистике никакого отношения не имею – это уж точно.
Арчибальдов удовлетворенно кивнул.
– И слава Богу. Не знаю, чем я могу помочь… Если б мог, я бы давно уже помог. Самому себе помог бы, Полина Андреевна! Это так ужасно – чувствовать, что ты ничего не можешь. Вы меня понимаете?
– Вполне.
– Хочу вас спросить… Вам, конечно, известно про нас с Асей?
Разве я могла ответить – "нет"? Он бы все равно мне не поверил!
– Да, я понимаю: вы же ехали с Асей из Москвы, она вам рассказала, бедняжка… Значит, вам должно быть понятно, почему я больше всего на свете желаю упрятать ее убийцу за решетку. Конечно, я предпочел бы публичную казнь на площади, как в средние века, но сие от меня, увы, не зависит. Я любил эту женщину! Я ее и сейчас люблю… Но вам-то, Полина Андреевна, – зачем вам это нужно? Ведь для вас Ася – совсем посторонний человек. Ответьте мне!
Моему мысленному взору предстала взволнованная физиономия сестренки, отмеченная печатью высокого вдохновения. Я гордо выпрямилась над остывшей чашкой кофе.
– Что мне вам ответить, Александр Валерьевич? Разве только одно: людям свойственно испытывать разные чувства – не только любовь. Дружба, симпатия, жажда справедливости или мести…
– Мести?
– А почему вас это удивляет? Ведь вы сами мечтаете отомстить убийце Айседоры! Кстати, на первом убийстве он не остановился. Вы, должно быть, знаете от следователя, что вчера вечером этот гад опять пытался задушить женщину? Так вот: это была я!
Как интересно: разыгрываю роль собственной сестры, но при этом иногда все-таки приходится говорить правду!
Это сообщение произвело на моего собеседника сильнейшее впечатление, и мы немного поговорили о вчерашних событиях – благо, эту тему я знала не понаслышке.
– Вот теперь мне все ясно, – подытожил режиссер. – Вы мужественная женщина, Полина Андреевна! Честно говоря, при первой встрече вы произвели на меня другое впечатление, но теперь я вижу, что был кругом не прав! Но я не понимаю одного: что мы с вами можем сделать? Если даже милиция пока не может напасть на след убийцы!
Пожалуй, пришло время раскрыть перед ним все карты.
– Александр Валерьевич, буду с вами откровенна. Дело в том, что у меня есть некоторый опыт в раскрытии разных запутанных преступлений. Конечно, я не хочу переоценивать свою скромную роль…
И я коротенько изложила Арчибальдову концепцию своего участия в "разных запутанных преступлениях". Не забыв, кстати, упомянуть и о том, что "в отдельных случаях" я делаю это по просьбе третьих лиц и не отказываюсь от "скромного" вознаграждения за свои детективные услуги – разумеется, если они приводят к желаемому результату.
Умолчала я только об одном: что вознаграждение – как и работу по оказанию детективных услуг – мы обычно делим пополам с родной сестрой Ольгой Андреевной Снегиревой. Зачем, в самом деле, запутывать бедного творческого деятеля еще больше? У него и так голова пошла кругом, когда он узнал, что очаровательные сыщицы-любительницы бывают не только в бульварных романах!
– Черт побери! Если бы мне еще час назад сказали, что мне придется обратиться за помощью к частному детективу, я поднял бы этого человека на смех. А теперь, когда познакомился с вами поближе… Что ж, я готов заплатить за то, чтобы убийца Аси был найден и уличен. В разумных пределах, конечно.
– Вы сами это сказали, Александр Валерьевич. Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я вымогаю у вас гонорар. Возможно, милиция все сделает быстрее, и к тому же бесплатно…
– Ерунда. Милиция только сажает бесплатно, моя дорогая Полина Андреевна. Может, и за Асю они кого-то посадят, я даже в этом не сомневаюсь. Только вот я не буду уверен, что посадили того самого, а не повесили это дело на какого-нибудь случайного бедолагу. Так что о материальной стороне мы с вами, считайте, договорились. Что еще от меня требуется?
– Только несколько ответов на мои вопросы – и ничего больше. Само собой, ответы должны быть совершенно откровенными, даже если вам не очень понравятся вопросы. Уверена, это не займет много времени.
На последующие полчаса, предварительно подкрепившись свежей порцией кофе и пиццей, я сама влезла в шкуру следователя. Арчибальдов хмурился, но отвечал честно. Я узнала массу подробностей из жизни Айседоры Палискиене, в том числе самых интимных, но таких, что могли бы пригодиться в расследовании – очень мало. И ни одной, которая была бы в состоянии пролить свет на причину убийства! Видя, что я заметно приуныла, "подследственный" от расстройства заказал еще коньяку.
– Александр Валерьевич, ну пошевелите же вы мозгами! – взмолилась я не слишком корректно. – Как хотите, но я не верю, чтобы не было ни одной зацепки! Ведь именно вы, а не кто другой, были самым близким для Айседоры человеком. Может, вы просто не придаете значения какой-нибудь мелочи, а именно она и есть "ключик" к разгадке убийства!
– Полина, вы требуете от меня невозможного! Мы с Асей, хоть и жили в последнее время вместе, оставались все-таки достаточно "автономными" личностями. Я допускаю, что она посвящала меня далеко не во все тонкости своей духовной жизни. Точно так же, как и я ее – в свои, между прочим… Ярчайший пример – вот этот самый Роман, о котором я не имел ни малейшего понятия, но который тем не менее был в ее жизни. Вот видите: чужая душа – потемки!
Главреж театрально развел руками.
– Погодите, Александр Валерьевич. Вот мы с вами рассуждаем о тонкостях духовной жизни, а все дело-то, может быть, в каком-нибудь бытовом пустяке! Давайте оставим на время философские материи и обратимся к банальной версии ограбления. Милиция с самого начала отмела ее как несущественную, и на то были основания: все личные вещи покойной оказались на месте. Убийца не тронул ни деньги, ни драгоценности…
– Господи, да что там было трогать-то?! Одни бриллиантовые сережки в ушах да перстенек – мои подарки… Но вы правы: это единственное, чем он мог поживиться.
– А может, все-таки не единственное? Может, у Айседоры было нечто более ценное, чем эти камушки и несколько сотен рублей? Подумайте! Ну… Какие-нибудь ценные рукописи, письма… Антиквариат?
– Да нет, что вы! Какой там антиквариат… Ася бредила евродизайном с пластиковой мебелью и с фотоэлементами в унитазе – пардон за натуралистическую подробность!
– Ладно, черт с ним, с антиквариатом! Акции? Облигации? Ценные бумаги?
– Да какие там…
Внезапно Арчибальдов вытаращил глаза и поперхнулся коньяком.
– Господи! Лотерейный билет!!!
Я тоже вытаращила глаза.
– Какой еще билет?!
– У Аси был билет внутрибанковской валютной лотереи. Знаете, есть такая, очень престижная: билеты в основном распространяются среди своих работников, и только малая часть поступает в открытую продажу. Процент выигрышей очень высок.
– Знаю, знаю! Значит, у Палискиене был при себе такой билет? Но я о нем впервые слышу!
– Ну конечно, потому что я о нем совершенно забыл! И только сейчас, когда вы заговорили о ценных бумагах, до меня дошло, что в описи ее вещей никакого билета не было. Этот билет мне презентовал один знакомый банкир, ну, а я подарил его Асе – на счастье. Господи, неужели это из-за него ее убили?! Не может быть…
Я тоже готова была воскликнуть: "Не может быть!" – хотя совсем по другому поводу. После постоянно выпадавших "зеро" я уже не верила в удачу!
– Билет был выигрышный? – спросила дрожащим голосом.
– Да откуда я знаю? Тираж должен был состояться как раз в те дни, когда Айседора затеяла эту дурацкую поездку в Москву. Она сказала, что возьмет билет с собой и проверит в столице: она, мол, не хочет терять ни дня своего счастья. Бедняжка!
Арчибальдов быстро надвинул шляпу на глаза.
– Нам обоим и в голову не пришло, что это может быть опасно, – закончил он совсем глухо. – Ни Ася, ни я, конечно, не верили ни в какой выигрыш. Просто дурачились…
– И вы не знаете, успела ли она проверить билет?