- Наливай, - быстро сказал Иванов. Он поднял стакан, посмотрел на свет, на секунду задумался и произнес:
- Вот так всю жизнь. Узнаешь человека - тысяча. Не узнаешь - сто. То есть - минус девятьсот. Фигурально выражаясь, конечно.
Он встал, выдохнул, будто собрался выпить, но передумал и одним движением резко перевернул фотографию, как последнюю карту в "очко". Жернавков и Кнабаух замерли.
Неожиданно рука со стаканом задрожала, и прозрачные капли запрыгали в тарелку с бутербродами. Иванов разом осунулся и поставил водку на стол.
- Старый стал, - оправдываясь, произнес он, и дрожащей рукой полез в карман, - ничего не вижу.
Петр Трофимович пристроил на носу большие очки в роговой оправе, поднес фотографию поближе, а затем вдруг бросил ее на стол, словно обжегся. Глаза, увеличенные толстыми линзами, засветились холодным пламенем. Он обвел взглядом замерших в ожидании собеседников и завопил:
- Ты дурак, Жернавков! И бандюга твой - дебил! Это же Витя "Хана"! Неплохо работает! - передразнил он особиста. -Забирай свои вонючие деньги, говнюк! - Он бросил через стол зеленую сотню. - Мне мало осталось, но умереть, я хочу своей смертью. Может, я подохну и от инфаркта. Но это не так больно и не так долго. Вы меня не видели. Я фотографию не смотрел. Тебе, Вова, я этого не прощу. Забудь мой телефон, - он повернулся к выходу, где уже напряглась охрана, как вдруг схватился за левый бок и неуклюже завалился на стул.
- "Скорую", быстро! - крикнул Жернавков подбежавшему администратору, а сам склонился над стариком. - Чего ты так разволновался-то, Петр Трофимович?
- Уйди, - прохрипел кадровик, - больше ничего не скажу. А вы меня ненадолго переживете, - его дыхание стало прерывистым и частым.
Кнабаух спокойно убрал в кошелек деньги и тихо сказал:
- Он правша. Значит, нитроглицерин в правом кармане. Посмотрите, Владимир Федорович.
Жернавков быстро нашел лекарство и сунул Иванову в рот две горошины. Через минуту старику стало немного легче, и его положили на пол.
- Лежи спокойно, Петр Трофимович. Ничего больше не говори.
Кнабаух, до того стоявший в стороне, вдруг подошел и тихо произнес в самое лицо старику:
- Ты скоро подохнешь, старый пень. Не бери греха на душу. Там, - Артур Александрович посмотрел вверх, - тебе будет хуже, чем здесь, если две души сейчас не спасешь. Тебе и легче стало ненадолго, чтобы ты, тварь, доброе дело успел сделать. Говори, сука, пока не поздно.
Резкий рывок оторвал Кнабауха от земли. Через мгновение он лежал на столе, а у лица маячило дуло пистолета. Крепкая рука Жернавкова сжимала горло Мозга.
- Ты, что, гнида уголовная? На особиста рот открыл?! Пристрелю, как собаку. И Паука твоего достану и пристрелю. По одному буду выслеживать и мочить по сортирам!
Кнабаух побледнел. Ему не хватало воздуха. Вдруг снизу послышался голос:
- Отпусти его, Вова, он прав. Вы, мальчики, даже не знаете, с кем связались. Если вы Вите перешли дорогу... пистолеты у вас есть. Лучше сами застрелитесь. - Иванов несколько раз глубоко вдохнул. - Как говорит твой знакомый мудак, - он кивнул в сторону Кнабауха, - я перед смертью врать не буду. Поверь, Вова, если надо будет, Витя придет в Большой дом, вырежет половину народа. И никто не заметит. Старая школа - "СМЕРШ". Остальные - лохи.
Петр Трофимович устал. Он замолчал, закрыл глаза, но дыхание стало ровным и спокойным. Через несколько минут приехала "скорая". Врачи, не суетясь, утыкали кадровика иголками в обе руки, переложили на носилки и вынесли его из кафе.
- Родственники есть? - на ходу оглянулся один из них.
Все промолчали.
- Ну-ну. Будут искать, передайте, увезли в Институт скорой помощи. Ничего страшного, оклемается.
- Вот видите, Владимир Федорович. Ничего страшного. А Вы меня удушить хотели. Или пристрелить? Вы просто на допросах работать не умеете. Психологов вам надо побольше в фирму.
С трудом сдерживаясь, Жернавков сжал кулаки и заорал прямо Кнабаух в ухо:
- У нас не фирма, шакал! У нас Комитет государственной безопасности, - отчеканил он каждое слово, намеренно произнося забытое, но гордое название.
От его тона Мозгу стало страшно. Впервые за все время общения с Жернавковым он ощутил, что этот человек убьет его, не задумываясь, и понял, как близок был к смерти.
- Я вас понимаю, Владимир Федорович. Давайте как-то попытаемся все забыть и успокоиться. - Он поднял с пола фотографию и присмотрелся. - Надо же! А с виду - обычный дедушка.
На снимке все так же улыбался милый старикан в очках, с мусорным мешком в руках, а в дверях его провожала грязная старушенция.
Глава 24
МАФИЯ НА ПРОВОДЕ
Малый невоенный совет состоялся на кухне у Виктории Борисовны.
Профессор Файнберг ел жареную картошку с солеными грибами, хозяйка пила чай вприкуску. Кусковый рафинад она легко разгрызала крепкими зубами.
На повестке дня стоял один вопрос - как изъять камень у оперуполномоченного со страшной фамилией Потрошилов. Профессор был настроен по боевому и порывист. Виктория Борисовна оставалась спокойна и холодна.
- Итак, что мы имеем? - Файнберг ткнул в ускользающий по тарелке рыжик, но не попал и облизал пустую вилку. - В сто восьмом отделении милиции, у капитана Потрошилова лежит искомый талисман. Он ему совершенно не нужен.
- Согласна, - поддержала его Виктория Борисовна, внимательно наблюдая за охотой на скользкий гриб.
- Наш чернокожий друг вне себя от горя. Дети Нигерии рыдают в нищете. Мы, как честные люди, естественно, не находим себе места...
- Согласна, - повторила хозяйка.
Рыжик был по-прежнему неуловим. Виктору Робертовичу удавалось не проткнуть вилкой собственный язык.
- Ага! Значит, все очень просто. Приезжаем, объясняем ситуацию, забираем камень!
- Несогласна, - Виктория Борисовна положила в рот кусок сахара и с громким хрустом разгрызла, запив большим глотком чая. Сладко причмокнув, она пояснила:
- Витя, когда дело касается внутренних органов, ничего простого не бывает. Ты это должен знать и без меня. Тем более речь идет о Потрошилове.
- Но почему? Ты его знаешь?
- А как же. Последний... Дон-Кихот.
Услышь такие слова в свой адрес сам Альберт Степанович, он, несомненно, по простоте душевной, принял бы сравнение с благородным идальго за комплимент. На самом деле, судя по интонации, имя рыцаря печального образа звучало как синоним дегенерата.
Профессор догадался без подсказок и понимающе спросил:
- Что, настолько плох?
- Даже хуже. Держу пари - все запротоколировано, обмеряно, взвешено и сдано куда полагается. В случае визита к оперуполномоченному нас будут долго допрашивать, а могут и посадить.
Виктор Робертович задумался, выбирая из многих совершенных за последние дни прегрешений самое криминальное. Выбор был велик, и он уточнил:
- А за что?
Виктория Борисовна, перегнувшись через стол, сказала тихим таинственным шепотом:
- За хищение... золота партии... Например. Капитан мыслит глобально. Мелочи его не интересуют.
Несколько минут прошло в глубоком молчании и напряженном размышлении. Молчал Файнберг, размышляла - его соседка. Наступившая пауза сопровождалась ловлей скользкого рыжика среди колечек лука, под аккомпанемент скрежета зубов о рафинад. Профессор принял радикальное решение - взял ложку и сгреб все с тарелки в рот, Виктория Борисовна запила мелкую сахарную крошку остатками чая и решительно сказала:
- Ладно! Сыграем так, чтобы мент сам захотел отдать булыжник...
* * *
Альберт Степанович напряженно работал. Решая поставленную себе задачу, он вычерчивал план-схему розыскных мероприятий. Груда бумаг, нуждающихся в доработке и оформлении, лежала мертвым грузом на краю стола; Ему было не до этого. Сыщик шел по следу.
Чертеж в основном состоял из кружков, квадратов и стрелок между ними. Особенно выделялся несколько раз обведенный многоугольник с загадочной надписью: "Там пук". Алик вспомнил удручающий результат проб гипса из травмпункта и грустно произнес:
- Там, действительно - пук!
В это время заворчал телефон. Регулятор громкости у древнего аппарата отсутствовал. В часы напряженного мыслительного процесса истошно дребезжащий агрегат приходилось закутывать в пальто. Нехотя оторвавшись от схемы, Алик сунул руку внутрь, куда-то под воротник, доставая трубку:
- Капитан Потрошилов. Слушаю.
Приятный мужской голос ответил после небольшой паузы:
- Здравствуйте. Мы с вами незнакомы, однако нам необходимо встретиться по важному делу.
- Какому? - насторожено спросил сыщик.
Виктор Робертович, сидевший у себя в гостиной со стаканом минералки в руках, к любопытству собеседника отнесся с пониманием:
- Резонный вопрос. Речь идет о разоблачении наркомафии. Если Вас интересуют подробности, мы могли бы встретиться на нейтральной территории...
Виктория Борисовна подмигнула профессору и изобразила бурные аплодисменты, переходящие в овации.
Повесив трубку, Алик заметался душой и телом. Пока тело билось в тесноте кабинета, среди сдвинутых столов и массивных сейфов, бессмертная душа капитана Потрошилова искала компромисс между жаждой славы и страхом смерти. Метания закончились синяком на бедре и звонком маме.
Бывший педагог - Валентина Петровна Потрошилова - "расколола" сыщика моментально. Чуткое материнское сердце, плюс опыт помогли сразу почувствовать всю вопиющую неуместность первого же вопроса.
- Как твое здоровье, ма?
За все время службы любящий сын звонил домой два раза. Оба случая были экстренными - либо срочная командировка, либо забытый дома, вместе с бутербродницей, пистолет. Причем об оружии он вспомнил только проголодавшись.
- Что произошло, Альберт? - вопросом на вопрос ответила мама, не утруждая себя перечислением заболеваний, полученных в борьбе за народное образование.
Лгать маме капитан Потрошилов не умел:
- Меня пригласили на встречу!
Мысль о любовном свидании Валентине Петровне в голову не пришла, как нереальная. Подключив фамильную способность к дедукции, она спросила о самом главном:
- Чего ОНИ хотят?
Альберт Степанович маминой прозорливости не удивился.
- Говорят - разоблачения наркомафии, - несмотря на напряженность момента, он чувствовал радостное возбуждение. Не зря он шел по следу пропавших наркотиков, преодолевая цинизм и недоверие сослуживцев!
Оптимизм Алика передался и матери:
- Мы на верном пути, Альберт. Главное - не спугнуть!
Капитана Потрошилова не боялись даже голуби, нагло клевавшие что угодно прямо у него под ногами по дороге на работу.
- Это исключено, ответил он.
- Не бойся, я тебя прикрою. Где встреча?
Немного подумав, Алик решил, что маму никто ни в чем не заподозрит, даже при большом желании. Тем более отказаться от помощи и одновременно сохранить семью нерушимой было невозможно.
- Кафе "Черная моль" у Финляндского вокзала. В пятнадцать часов...
Надежный союзник в борьбе с мафией - подмога неоценимая. Время одиночек давно прошло.
- Буду, - четко сказала в трубку Валентина Петровна, - и помни - никаких уступок!
Глава 25
КАКТУСЫ ОБЛЕТЕЛИ
У легендарного Финляндского вокзала, не боясь ничего, а главное - никого, работали наперсточники. Разбитной парень в залихватской кепке, надетой козырьком назад, сидел на корточках перед перевернутым лотком из-под хлеба и громко выкрикивал:
- Подходи, погляди! Угадал - деньги взял! Денег нет - читай газету, инженером будешь к лету!
Пластмассовые стаканчики мелькали в ловких руках. Между ними катался поролоновый шарик. Из кармана кожаной китайской куртки каталы торчали сторублевки, готовые перекочевать в руки любого подошедшего счастливчика. Вокруг него кружком стоял народ, периодически делая ставки "по маленькой" и регулярно проигрывая. И лишь одному человеку неизменно везло. Звали крупного неулыбчивого мужчину Германом Семеновичем Пименовым, а веселого парня над ящиком - Константином Стрижаком.
Сотрудники службы наружного наблюдения ФСБ увлеченно работали "под прикрытием". Настоящие владельцы точки и инвентаря глухо сидели в местном отделении, ожидая перемены участи в худшую сторону. Еще один участник операций вяло бродил с подносом и салфеткой по залу кафе "Черная моль", изображая официанта. Форменная бабочка терла старшему лейтенанту Бондаренко шею, а чаевые грели карман дурацкой темно-фиолетовой жилетки. Время шло, "наружка" все глубже вживалась в образ, но объекты наблюдения на запланированную встречу не спешили.
- Эй! Джигит от денег не бежит! - завопил Стрижак проходившему мимо кавказцу в дорогой дубленке. - Ставишь штуку - снимешь две, будет на войну в Чечне!
Кавказец притормозил, уставившись на нахального наперсточника. Тот продолжал крутить стаканчики по фанере, не умолкая ни на минуту:
- Угадал - горя не знал! Домой, на Кавказ, машину пригнал!
Толстый волосатый палец отлистнул от пухлой "котлеты" пятисоток две бумажки:
- Э, дарагой, зачэм дразнишь, да? Здэсь шарик!
Стрижак перевернул пустой стаканчик щелчком пальцев.
- Ставка удваивается! Кто видел, где шарик?! Вот вы, мужчина, - он ткнул Пименова в район колена, - ставьте две - отдам четыре, будем жить с Кавказом в мире!
Герман Семенович оторвал взгляд от входа в кафе и посмотрел вниз. Где находится кусок поролона, было неизвестно. Впрочем, можно было и ошибиться. Все равно казенные деньги оставались в группе. Но сделать ставку он не успел.
- Зачэм, слышишь, да? Я играю, - джигит в "пропитке" отсчитал две тысячи и протянул их Стрижаку. - Эта давай!
Под вторым стаканчиком тоже было пусто.
Через десять минут "на войну" денег не осталось. Пименов подозрительно посмотрел на подчиненного. Тот пожал плечами и заорал, перекрикивая толпу и дребезжащие неподалеку трамваи:
- Новая игра - лучше лото, пришел с деньгами, ушел без пальто!
Кавказец пощупал было "пропитку". Ощупывание окончательно испортило настроение. Глаза гостя города на Неве начали вращаться, как колесо обозрения. Затем налились какой-то мутно-красной жидкостью. Пименов укоризненно посмотрел на подчиненного и со вздохом подошел поближе.
- Ти слишишь, ара, где мои...
- Все он слышит! - сквозь дым торчащей изо рта папиросы громко произнес Герман Семенович. - Еще играть хочешь?
Чтобы увидеть, кто это сказал, игроку пришлось поднять вверх свое лицо кавказской национальности. То, что он там увидел, ему не понравилось. Джигит плюнул в грязный снег и быстрым шагом ушел к вокзалу. Вслед ему понеслось:
- Кручу, верчу - запутать хочу!
Герман Семенович издал негромкий шипящий звук, подавая сигнал группе. Возле "Черной моли" начали появляться странные люди...
Первой у входа возникла женщина в темных очках и огромном парике. Солнца в этот час в Питере не было. И не ожидалось минимум до апреля. Она прошлась перед кафе взад-вперед и стремительно нырнула под арку. Во дворе женщина пробыла недолго. Пименов наблюдал за процессом со всевозрастающим удивлением. С пристрастием изучив близлежащие ларьки и припаркованные машины, дама в парике одним прыжком оказалась на крыльце "Черной моли". Напоследок она еще раз внимательно осмотрела площадь и скрылась в кафе. Герман Семенович наклонил голову и сказал себе за пазуху:
- Третий, вошла женщина. Пригляди за ней, эт'самое.
После безуспешных поисков мафии на улице Валентина Петровна Потрошилова прошлась по залу, вглядываясь в лица посетителей. Не обнаружив ничего подозрительного, она прокралась к свободному столику у дверей и замерла в ожидании под присмотром официанта Бондаренко.
Второй подозрительный субъект появился со стороны троллейбусной остановки. Между поднятым воротником и надвинутой на глаза широкополой шляпой торчали только острый кончик носа и темные очки. Солнца в городе по прежнему не ожидалось. По дороге он ни с того ни с сего заглянул во внутренний дворик, где находился служебный вход "Черной моли". Затем субъект приступил к изучению ларьков и машин. Герман Семенович замер на месте, наблюдая за его лихорадочными метаниями. Попетляв между лотком с пирожками и одиноким заснеженным кустом, человек в шляпе юркнул в "Черную моль". Пименов закашлялся, скрывая рвущийся наружу смех, и пробормотал в микрофон:
- Внимание, Третий. "Шпион" в шляпе. Контролируй.
Тем временем игра в "наперстки" шла своим чередом. Вид лейтенанта Стрижака заставил Германа Семеновича тоскливо застонать. Константин вошел в раж. Он уже не тратил сил на заводные рекламные вопли и двигался как автомат. Глаза его сверкали лихорадочным блеском. Снизу раздавалось только приглушенное бормотание:
- Делаем ставки, господа. Если шарик не нашел, развернулся и ушел!