Посетители-железнодорожники оказались приезжими; их документы свидетельствовали, что путейские инженеры прибыли в столицу из Малороссии на похороны своего бывшего начальника, который когда-то начинал с ними в Полтаве, да быстро пошел в гору: был переведен в столицу. Скончался от сердечного приступа. В момент выстрела сидели отвернувшись, убийцу не видели. На азиата обратили внимание, когда по пришествии направлялись к столику, больно уж желтолиц да узкоглаз, похож на японца, а потом за разговорами о нем забыли.
Морской офицер, поигрывая кортиком в черных ножнах, проявил не меньшую словоохотливость. В связи с ситуацией на Дальнем Востоке их выпуск накануне спешно был произведен из гардемаринов в мичманы, но так как полное обмундирование еще не поспело, новоиспеченный офицер пользовался перед отправкой на фронт последней возможностью насладиться мирной жизнью. Молодой человек принадлежал к хорошей фамилии. Звали его Павел Игнатьевич Та-волжанский. Мичман имел овальное бритое лицо, лишь над верхней губой щетинились пшеничного цвета усики. Зеленые глаза его поблескивали сердитыми рыжими искорками. Из бледных губ, созданных для нежных признаний и поэзии, вылетали жесткие командирские фразы.
- Я, скажу откровенно, наблюдал за убитым. Он мне показался подозрительным. Уверен, он кого-то ждал.
- А как здесь оказались вы, господин Таволжанский? - поинтересовался Вирхов.
- С горя, - лапидарно ответил моряк, - из-за того, что отправка на фронт задерживается. Захотел выпить, а в "Лейнер" заглянул, чтобы было потом что вспомнить о столичной жизни. Ресторан-то не последний. Эх, быстрее бы отправили, а там мы уж покажем этим евреям!
- Каким евреям? - Вирхов недоуменно шевельнул плоскими белесыми бровями.
- Сам читал, - отрапортовал Таволжанский. - Пишут, что японцы - потомки евреев, из колена Израилева. Из тех, что по Мидии странствовали, да и добрели через азиатский материк до Тихого океана.
- Какая чушь, - не сдержался Вирхов.
- А я ни одного живого японца не видел, - виновато признался Таволжанский. - Думал, этот азиат - японец, и наблюдал за ним. Если не суждено вступить с врагом в открытый бой немедленно, может, в тылу удастся обезвредить тайного неприятеля?
- Должен вас разочаровать, милостивый государь, - вступил в разговор закончивший осмотр доктор Коровкин. - Погибший не японец.
Так как и фотограф, и эксперты закончили свою работу, Вирхов отпустил растерянного мичмана Таволжанского и вместе с Терновым и доктором Коровкиным направился к трупу.
- Пуля попала прямо в сердце, - вполголоса доложил доктор. - Пульс отсутствует. И самое странное - у погибшего нет ушей. Отрезаны.
Вирхов бросил недоверчивый взгляд на доктора. Клим Кириллович осторожно отвел от щеки покойника смоляную вислую прядь. Там, где следовало располагаться ушной раковине, у покойника был безобразный багровый шрам, посередине его зияло круглое отверстие.
- Дикари, варвары, - пробурчал Вирхов и, спохватившись, поправился: - А может, сектант какой-нибудь?
- В правом кармане убитого имеется документ, - доложил один из экспертов. - На имя мещанина Ерофея Вей-Так-Тао. Китаец. Православный. Российский подданный.
- Ничего не понимаю! - Вирхов внимательно разглядывал лицо мертвого китайца: худое, желтоватое, с приоткрытым ртом. - Одежда приличная. Портмоне дорогое.
- А как вы думаете, Карл Иваныч, каков мотив убийства? - встрепенулся Тернов.
- Пока очевидного мотива не выявлено, - осторожно ответил Вирхов. - Убийство произошло на моих глазах. Грабеж исключается. Если убийца из эсеров, все выглядит глупо. Зачем ему убивать китайца безухого? Эсеры охотятся на представителей власти, служащих ненавистному режиму. Им губернаторов подавай.
- Нет, но какова дерзость! - возмутился доктор. - Заявиться средь бела дня в ресторан и хладнокровно убить человека!
- Я даже оружие вынуть не успел, - виновато признался Вирхов. Он отводил глаза и не решался сказать, что его друг, король петербургских сыщиков, со страху сиганул на пол и повалил тезку.
- У меня есть идея. - Тернов нагнулся к Вирхову и быстро-быстро зашептал: - Не исключено, что китаец состоял в отряде боевиков, но предал своих товарищей. Вот они и порешили его устранить.
Вирхов поморщился:
- Если так, то не миновать объяснений с охранкой. Как только пронюхает Третье отделение о смерти этого Ерофея Вей-Так-Тао, тотчас засуетятся, если китаец, действительно, был провокатором.
- Но в моей идее есть рациональное зерно? - Тернов напрашивался на начальственное одобрение.
- Есть, Павел Миронович, есть, - миролюбиво согласился Вирхов. - Но на вашу идею можно придумать двести других, и все с рациональными зернами.
- Не думаю, что это так просто, - возразил Тернов.
- А я думаю, - отрезал Вирхов. - Вот вам с ходу первая. Убийца - резидент японской разведки. Убитый - агент разведки российской, прибыл с Дальнего Востока с опасными для японцев сведениями. Поэтому и убили его.
- А при чем здесь ресторан "Лейнер"? Немецкий ресторан? - удивился Тернов.
- А ни при чем, - ответил Вирхов. - Могли убить и в другом месте. Случайность.
- Но господин Таволжанский говорил, что китаец, похоже, кого-то ждал, - заметил доктор. - Не убийцу же?
- Вполне возможно, - Вирхов поморщился. - Жертву сюда могли заманить тысячью разных способов.
- Что же делать? - расстроился Тернов. - Неужели и этот преступник уйдет от возмездия?
Эта реплика напомнила Вирхову, что совсем недавно он был свидетелем спектакля, в котором банальный убийца Трифон Кошечкин предстал перед присяжными в виде ангелоподобного существа. Значит, все-таки оправдали.
- Труп в покойницкую, - раздраженно распорядился Вирхов, заканчивая дознание. - Материалы допросов, Павел Миронович, срочно проверить. Выяснить местожительство жертвы. Произвести осмотр. Выявить круг знакомых.
- Все сделаю, Карл Иваныч, не беспокойтесь, - закивал Тернов. - Всю картотеку пропашу. Все перепроверю.
- Вам, дорогой Клим Кириллович, огромное спасибо за помощь, - следователь повернулся к доктору Коровкину. - Извините, что извлекли вас из теплого дома. Мой сердечный привет вашей милой тетушке.
- Всегда рад вам услужить, дорогой Карл Иваныч, - пожал руку следователю доктор. - А то бы заехали. Сегодня у нас бараньи котлетки, форель запеченая.
- В другой раз обязательно, - через силу улыбнулся Вирхов. - Да надо бежать по горячим следам, ищейка ведь я царская. Жаль, что в шахматы играть так и не научился.
Доктор живо представил собаку, сидящую на стуле у шахматной доски с резными фигурами, и тихо рассмеялся. Карл Иваныч явно был чем-то обижен.
- Напрасно вы смеетесь, Клим Кириллович. - Следователь подходил вместе с доктором к дверям. - Мое дело ищейское: идти по следу и ловить. А выпускать убийц на свободу - это уже другая профессия.
Доктор промолчал.
На улице мужчин охватила январская тьма и снежные колючие потоки.
- Нам в одну сторону, - проворчал Вирхов, подзывая извозчика, стоящего неподалеку. - Высадите меня у Шахматного клуба.
Извозчик не заставил себя ждать. Он повернул заснеженное бородатое лицо к седокам, спрыгнул с козел и откинул суконную полость, приглашая мужчин сесть.
Доктор Коровкин не стал медлить, но Вирхов не полез за доктором в сани.
- А ну-ка, братец, оскалься! - грозно велел он извозчику.
Тот сверкнул глазами, кудлатая, огромная борода его разъехалась, обнажив несвежие редкие зубы. Подобно острому кинжалу блеснул длинный клык.
- Так-так. - Вирхов угрожающе надвинулся на опешившего возницу и схватил его за отворот тулупа: - Вот ты, голубчик, и попался. С час назад был здесь?
- Был, ваш сияство, - недоуменно ответил тот.
- Кого привозил?
- Фамилию не знаю, но человек достойный, обходительный. Думал забрать здесь друга, да не застал. Один и поехал в тиятр Пассаж.
- Пассаж! - взъярился Вирхов. - Не хватило ему театральных эффектов здесь! Откуда вез ты его сюда?
- Из Шахматного клуба, ваш сияство, - с готовностью ответил мужик. - Да я сомнительных личностев не вожу. Я на хорошем счету.
- Зачем же ты сюда вернулся и простаиваешь? - не поверил Вирхов. - Кого ждешь? Да и стоишь порядком - вон лошадь-то вся околела.
- Сам дивлюсь, - возчик пожал могучими, распирающими тулуп плечами и вжал голову в воротник, видимо, понимая, что влип в неприятную историю. - Энтот-то, из тиятра, сказал ворочаться сюда, друга его ждать, тот, мол, щедро заплатит. Я вас его другом и полагал…
Доктор Коровкин решил напомнить следователю о своем присутствии:
- Он дал описание друга или назвал его фамилию?
Вирхов отпустил отворот овчинного тулупа. Губы следователя уже не двигались, руки в тонких перчатках закоченели. Он со злобой смотрел на бандитскую рожу с кудлатой бородой.
Обрадованный возвращенной свободой движений извозчик отвернулся от своего мучителя и, оборотившись к спокойному седоку, ответил на его вопрос самым неожиданным образом:
- Велено ехать к "Лейнеру", дождаться господина Вирхова. Так и сказал - господин Вирхов тебе щедро заплатит!
ГЛАВА 4
Господин Икс с трудом выпроводил последнего из Бурбонов. Он запер за посетителем дверь и с сочувствующим видом подошел к Марии Николаевне Муромцевой. Девушка, записав со слов посетителя все необходимые данные, убирала в ящик стола письменные принадлежности.
- Прошу вас не беспокоиться, дорогая Мария Николаевна, дело, кажется, простое. Человек в нервическом перевозбуждении. Состояние хроническое. Вероятно, пьет. Посему не исключены слуховые галлюцинации. Удивительно, как ему чертики по углам не мерещатся. Видно, до белой горячки еще не дошел.
- Вы сможете как-то уладить эту историю? - безучастно поинтересовалась Мура.
- Разумеется. Все хлопоты беру на себя. А что касается Орлеанской девственницы….
- Глупая выдумка. Для таких, как Холомков. Интересно, откуда Холомков узнал, что я занимаюсь сыскной деятельностью?
- Думаю, он этого не знает, - поспешил утешить хозяйку Бричкин.
- Но почему же Холомков послал этого Бурбона в наше бюро?
- Забавляется, наверное. О бюро узнал из объявления в газете. Не отправил же он Бурбона к Фрейбергу - знает, что гонорар король петербургских сыщиков берет немалый, а неизвестное бюро дешевле. Таков, полагаю, был ход его мыслей. Когда я служил в артиллерии…
Но Марии Николаевне некогда было выслушивать воспоминания своего помощника, оставившего армию по причине слабого сердца. Она направилась к вешалке, за шубкой.
Бричкин на удивление резво подбежал, чтобы проявить усвоенную с юности галантность.
- Не знаю, смогу ли завтра заехать, - сказала Мура, - все так быстро меняется. Может, из-за войны и занятия отменят. Но вы самостоятельно справитесь с этим Бурбоном, Софрон Ильич?
- Не извольте сомневаться. Если возникнет необходимость вашего участия или совета, пришлю записочку. Но пока что завтра, с утречка, когда будет посветлее, обследую жилище этого королевского отпрыска.
Бричкин, подав Муре шубку, прихватил с вешалки и свое пальто, считая не лишним вывести хозяйку на улицу. Он дождался извозчика, запомнил номер и только тогда вернулся в бюро.
А юная владелица сыскного агентства не долго раздумывала о последнем Бурбоне, затерявшемся в российской столице. Она спешила домой, ибо предполагала, что там уже порядком беспокоятся из-за ее отсутствия.
Укутанный в белые одежды город, несмотря на холод и колючий снег, как никогда казался ей уютным. Мягкий, приглушенный свет фонарей рассеивал тьму; костры на перекрестках, как островки тепла, охраняемые надежными стражами в занесенных снегом шинелях, сулили приют бездомным и случайным прохожим. Ничего не изменилось из-за того, что Россия вступила в войну с далекой Японией, разве что народу на улице больше чем обычно в это время суток.
Дом на Васильевском, где квартировало семейство профессора Муромцева, встретил ее приветливым подмигиванием окон, расчищенной дорожкой у подъезда.
В прихожей Мура испытующе глянула в лицо горничной Глаше. Помогая барышне снимать пальто и меховые ботиночки, Глаша укоряюще качала головой.
Действительно, к обеду младшая профессорская дочь припозднилась, и папенька, по словам Глаши, изволил гневаться, что из-за нее обед задержали. Наскоро приведя себя в порядок, Мура скользнула в столовую, походя чмокнула отца за ухом, в кудлатую голову, села за стол, быстренько налила себе суп из заботливо подвинутой матерью супницы.
- Надеюсь, ты не намерена сбежать на фронт? - сурово спросил у нее отец.
- Зачем ты так, Николай Николаевич? - с мягкой укоризной отозвалась профессорская супруга Елизавета Викентьевна. - Маша девушка разумная, не легкомысленная.
Профессор недовольно фыркнул:
- Брунгильда тоже рассудительная. А собирается с концертами на Дальний Восток. Ублажать японцев моцартовскими сонатами.
Старшая его дочь, имевшая успех как пианистка и в Петербурге, и на гастролях в Европе, густо покраснела и низко опустила пышную золотистую головку к тарелке с телячьей котлеткой. Длинные ресницы увлажнились, слезинка упала на тушеную капусту.
- Я только говорила, что наши консерваторки высказывали сегодня такое мнение, - дрожащим голосом возразила красавица. - Ехать никуда не собиралась.
- Николай Николаевич, молодежь у нас воспитана в патриотическом духе, первая реакция ее на известие о боевых действиях чрезмерно воодушевленная, - увещевала Елизавета Викентьевна, с сочувствием поглядывая на дочерей и в то же время понимая крайнее напряжение своего супруга. - Нельзя осуждать детей за это.
- Я и не осуждаю, - пробурчал профессор. - У нас в университете молодежь тоже устроила сходку. Наслушался я пламенных речей на сто лет вперед. Не пугаться желтой тучи, поднимающейся на Дальнем Востоке! Не уходить из Маньчжурии - дважды отступали перед Константинополем, и что из этого вышло? России предназначено выполнить культурную миссию в Восточной Азии: защитить интересы Европы на Дальнем Востоке, как и в период монголо-татарского ига!.. Но с глупостями спорить бесполезно. Безыдейная, безразумная война, дележ шкуры чужого медведя! Ничего путного из нее не выйдет - не обольщайтесь! Погубят только людей.
Над столом повисла тишина. Выдержав паузу, Мура поинтересовалась:
- А не было ли телефона от Клима Кирилловича?
- Нет, - с готовностью отозвалась Елизавета Викентьевна. - Я тоже беспокоилась: не отправился ли доктор в Военное министерство? Позвонила Полине Тихоновне. Она сообщила, что ее Климушка срочно выехал по приглашению Карла Иваныча Вирхова.
- На место преступления? - Мура оживилась.
- Да, доченька, в ресторане "Лейнер" убийство, - пояснила мать.
- Счастливый Клим Кириллович, - завистливо протянула Мура, - и господин Вирхов тоже. У них настоящие преступления, а у меня… Одни сумасшедшие.
- Неужели еще один объявился? - скривился в усмешке профессор Муромцев. - Рассказывай, кто таков.
- Бедный господин утверждает, что он последний из Бурбонов. Владеет страшной тайной об Орлеанской девственнице.
Профессор побагровел, вилка в его руке воинственно сверкнула.
- Над тобой просто кто-то издевается! Какой-то розыгрыш! Мне кажется, испанские Бурбоны крепко сидят на троне: что-то не слышал, чтобы им пришел конец! Да и остальные, хоть и без трона, благополучно здравствуют в Европе.
- И чего же хочет твой Бурбон? - мягко скорректировала мужа супруга.
- Говорит, у него в доме бродят призраки. Шаги раздаются, стуки, звуки странные. - Мура сосредоточенно копалась в тарелке с телячьей котлеткой, сменившей тарелку с супом.
- Надеюсь, ты к нему не отправишься, - утвердительно заметил профессор.
- Конечно нет, папочка, - вздохнула юная владелица детективного бюро, - Софрон Ильич сам справится. Но самое худшее - я ощущаю себя совершенно бесполезным созданием. Кому сейчас, в такой исторический момент, нужна история? Кому какое дело до Орлеанской девственницы и моего любимого средневековья?
Брунгильда ласково взглянула на сестру и подхватила:
- И я, Мурыся, так же себя чувствую. Почему мы такие бесполезные?
Дочери профессора Муромцева так жалели себя, что на их глаза навернулись слезы. Утерла краешком фартучка набежавшую слезинку и бесполезная для войны Глаша.
- Прекратите истерику! - властно потребовал профессор. - Замуж вам пора. Враз о всяких глупостях забудете.
Девушки обиделись на неожиданную реплику отца, грубо пресекшую их патриотический порыв, и застыли с оскорбленным видом над опустевшими тарелками.
Но долго предаваться печали им не пришлось: элегическую грусть прервал звонок во входную дверь.
- Может, это наш Клим Кириллович? - примиряюще предположила Елизавета Викентьевна.
- Наконец-то, - злорадно бросил профессор. - Избавит меня от дамских припадков. Да и вам брому даст.
Но в следующую минуту надежды профессора рухнули. В дверях возникла Глафира и, прикрыв за собой тяжелые дубовые створки, громко зашипела:
- Господин Муромцев, к вам генерал Фанфалькин. Прикажете принять?
Женская часть семейства Муромцевых растерянно переглянулась. На немой вопросительный взгляд отца барышни пожали плечами: фамилия ничего им не говорила.
- Интересно, - процедил профессор и через секунду добавил: - Приму. Проведи в гостиную.
- Ты уверен, что это безопасно? - жалостливо спросила мужа Елизавета Викентьевна.
- А в чем опасность? - поднимаясь и отбрасывая салфетку, осведомился глава семейства.
- Как же, - торопливо продолжила его супруга, - совершенно неизвестный нам человек, может, самозванец, может, террорист под видом генерала…
- Собирается меня застрелить? За что? - У профессора от негодования зашевелились волосы на макушке.
- Ты не знаешь современную молодежь! - Елизавета Викентьевна остановиться не могла, ее охватила необъяснимая тревога. - Да ныне среди студентов столько злобных фанатиков; застрелить могут и за несданный экзамен или кого подослать. А вдруг ты кого-нибудь сегодня обидел во время сходки? Не сдержался, наговорил лишнего?
- Хватит, сидите тихо, - бросил профессор, подходя к дверям.
- Как же сидеть тихо? - В отчаянии профессорская жена прижала пальцы к губам: - Я чувствую, в наш дом вошла беда. У меня интуиция.
Профессор прожег супругу взглядом, глубоко вздохнул, раздув ноздри, и вышел.
- Мамочка, не тревожься, - зашептала Мура, - у нас просто нервы на пределе.
Елизавета Викентьевна с надеждой обратила взор к младшей дочери. Ради успокоения любимой мамы та была готова на все.
- Я потихоньку послушаю у дверей?