- Да помолчи же, наконец! Дальше тоже ехать на дипломатии, иначе он отправится в милицию. Если переживёт свою потерю, разумеется… Тут уж не придётся ждать снисхождения к подонку, то есть к тебе. Можно, конечно, все дело изобразить без тебя в главной роли, пожертвовать Баськой и Донатом. Беру это на себя. Баське все едино, а Донат и так выглядит лучше всех, почему-то майор его не учитывает. Видимо, сильно сомневается, принимал ли участие в авантюре, обвинить его можно разве что насчёт записки о Рябом…
Бледный Мартин размышлял над моим планом.
- Нет. Сваливать на других - свинство. Я должен все сделать сам…
- Вот дурак! Ведь выплывет, что вся катавасия затеяна не ради пользы государству, а из-за частных марок.
- В эту пользу государству и так никто не верит.
- Но никто не докажет и противного. Если все выложишь, прикончишь и Баську с Павлом, и Доната! Не имеешь права! Обрати внимание, мы стоим около больницы, телефон тут рядом, внизу, начнёшь выкидывать коленца, сразу вызову всех троих.
Мартин машинально взглянул на больничную дверь и снова тоскливым взглядом воззрился в пленэр улицы.
- Черт бы все побрал.
- В конце концов, они в пропаже виноваты, - злилась я.
- Ладно, - согласился Мартин через пять минут раздумий. - Я последняя скотина. Поехали, чем скорей, тем лучше.
Старый пан жил на втором этаже в старом доме. Я поднялась по мраморной лестнице и позвонила в дверь с двумя глазками. Мартин остался в машине. Долго никто не отзывался, я забеспокоилась. Представила, что вот-вот опять обнаружу труп, мне сделалось плохо, и я чуть не сбежала. К счастью, за дверью раздалось шарканье.
Старый пан не задал глупого вопроса "кто там?", он открыл дверь, не снимая цепочки, и долго разглядывал меня. И в самом деле старенький, маленький, сухонький, как соломинка. Спросил, по какому делу.
Я объяснила: знакомая Мартина, кое-что хотела бы обсудить, но в квартире, а не на лестничной площадке. Старый пан колебался. Я назвала себя и протянула паспорт.
- А-а-а! - обрадовался старичок. - Так это вы? Я много о вас слышал, пан Тарчинский рассказывал! Прошу вас, пожалуйста, только разрешите - паспорт все-таки проверю…
Я чувствовала себя не в своей тарелке и, вручив старому пану паспорт, обругала про себя Мартина последними словами. Вот дурень! Распространялся про меня, а я его всячески поносить собираюсь! Другой темы для разговоров не нашёл!..
Старый пан между тем проделал нечто весьма странное. Вернул мне паспорт, после чего выставил за дверь трубу с загнутым концом - нечто вроде перископа - и быстро повернул её в обе стороны: проверяя, нет ли кого на лестнице. Я оторопела. Не обращая на меня внимания, старичок удостоверился, что на площадке разбойников нет, спрятал перископ, снял цепочку и открыл дверь. Тщательно запер её за мной и тотчас же навесил цепочку. Я с сожалением отметила: в теперешней ситуации все его меры предосторожности нужны как рыбке зонтик.
- Прошу, прошу. Милостивая пани, позвольте дальше. Простите за скромный приём, но я только сегодня из больницы после тяжёлой болезни и передвигаюсь с некоторым трудом. Прошу вас, присядьте…
Приглашая меня войти, он извлёк из кармана бонжурки ключ, отпер дверь в комнату, впустил меня и жестом пригласил занять кресло возле большого довоенного письменного стола. Ещё в прихожей я заметила открытую дверь в другую комнату и удивилась, почему он пригласил меня не туда, а в столь оберегаемое помещение. Я вознамерилась уже сесть в кресло, но взглянула на стол и утратила способность двигаться, так и не присев в кресло.
На чёрной поверхности стола в специальных прозрачных конвертах лежали две маленькие марки. Одна красная, другая голубая. На каждой - хорошо знакомая голова королевы Виктории…
- Боже праведный, что это?! - Ошеломлённая, я не верила собственным глазам.
Старый пан подкатил к письменному столу столик на колёсиках, на котором что-то лежало. Я не обратила внимания, загипнотизированная двумя маленькими квадратиками. Старый пан, посапывая, устраивался в кресле за столом.
- Это марки, досточтимая пани, - ответил он добродушно. - Марки с острова Маврикий.
Дипломатия, Мартин, афёра - все тут же вылетело у меня из головы. Я готова была упасть перед старичком на колени, умоляя разрешить мне рассмотреть марки поближе. Оторваться от них у меня не хватало сил. Ноги подогнулись, я наконец плюхнулась в кресло и тут же вскочила снова.
- Настоящие? Настоящие "Маврикии"?.. И оба - однопенсовик и двухпенсовик?.. Чистые?..
- Все правильно, дорогая пани, чистые. Знаменитые "Маврикии" с ошибочной надпечаткой post office. Я вижу, вам не чужд интерес к маркам? Представьте себе, оба "Маврикия" со времени выхода в свет являются собственностью моей семьи. Прошу вас, хотите посмотреть?..
Кроме слов "Боже милостивый", я ничего не могла произнести. Зато уж "Боже милостивый" повторяла без конца. Владелец этих сокровищ, этой святыни обрадовался такой реакции непомерно, вручил мне лупу, выразил чрезвычайное удовлетворение по поводу встречи с родственной душой. И мы вместе с набожным благоговением созерцали плоды самочинной выходки губернаторши XIX века с острова Маврикий.
- Дорогая пани, вы застали меня за осмотром коллекции, я, будучи в больнице, очень соскучился по моим маркам, - сообщил конфиденциально старый пан, которому легче было оторваться от созерцания чуда, чем мне. - Очень приятно рассмотреть коллекцию в обществе столь тонкой ценительницы филателистики. Если, конечно, вы ничего не имеете против того, дабы посвятить этому занятию немного времени.
Немного!.. Не колеблясь, я посвятила бы неделю! Старый ангел в человеческом облике выдвинул ящик и начал вынимать плотные конверты. Я забыла закурить, пошла красными пятнами, начала задыхаться - под впечатлением то и дело забывала вдохнуть воздух. Передо мной лежали небывало прекрасные марки в идеальном состоянии, без подклеек и с печатями экспертов! Мир испарился из моей памяти.
- Как вам удалось не испортить марки наклейками? - спросила я ошеломлённо, рассматривая пустяк - "Колумбов" стоимостью в семьсот фунтов. - Это же такая редкость!
- Мой светлой памяти покойный дед, к счастью, не свершил подобного святотатства, - с чувством ответствовал старый ангел. - Кажется, у него попросту не было кляссера. А мой светлой памяти покойный отец мало интересовался коллекцией и продолжал хранить её в конвертах. Я же занялся марками уже во времена, когда от наклейки марок в альбом отказались.
- Слава богу! А эти "Маврикии"? Они ведь, кажется, не учтены в каталоге?
- Совершенно справедливо изволили заметить, пока ещё нет. Это единственные марки без печати экспертизы. Но их происхождение вне сомнений, и в надлежащее время марки вызовут сенсацию.
- Представляю себе!.. И вы не боитесь хранить дома коллекцию, да ещё на виду, и впускаете чужих людей!
- Каких чужих людей?
- Как - каких? Меня же вы впустили?!
- Милостивая пани, вы особа не посторонняя! Вы сами видели, я весьма осторожен и человека чужого не впущу. К тому же мне столь недолго осталось жить… хотелось бы натешиться моими марками, а показать их особе, коей я доверяю, исключительно приятно! Одно из немногих удовольствий, ещё оставшихся мне, и, верно, уже последнее, - созерцать эти великолепные марки вместе с человеком, умеющим их оценить!
- Мне вы доставляете поистине огромное удовольствие! Так приятно ваше доверие, не понимаю только, откуда вам известно…
- Я очень стар и знаю людей. Прошу лишь об одном: не рассказывайте о моих сокровищах.
- Ну конечно же, боже праведный! Ведь любой мошенник может обокрасть вас!
- Все может статься. Уже не раз пытались… Пока что я в безопасности, все уверены, что коллекция сохраняется в другом месте. В моё отсутствие кто-то проник в мой дом и все обыскал. Ничего не нашёл.
- А где же были марки? - спросила я с интересом, уставившись в многочисленные варианты первой польской марки, и вдруг до меня дошло, о чем спрашиваю и на что смотрю. Я поперхнулась, онемела, мне сделалось нестерпимо жарко.
Старый пан лукаво посмотрел на меня.
- С собой в больницу не брал. Любителей марок, дорогая пани, много, очень много. За мной постоянно следили. В больнице скрупулёзно обыскали все мои вещи. На следующий же день. Но я это предвидел - хе-хе! - старый воробей, меня на мякине не проведёшь: известно, на что люди способны из-за денег…
Я глазела на него, все ещё не владея ни одним из пяти органов чувств. Старый пан прямо-таки лучился гордостью.
- Так вот, я сделал вид, что передаю коллекцию в другие руки, - продолжал он конфиденциально. - Разработал два варианта. Мне сообщили, что делалась попытка подкупить секретаршу нотариуса, хитростью, кажется, добрались даже до семейных драгоценностей, хранящихся у него. Это был первый вариант. А вторая ложная тропа вела к нашему молодому приятелю. Рассказываю об этом, потому что оба варианта не актуальны. А на самом деле я тщательно запаковал все в большую пачку и отослал на своё имя по адресу больницы. Заказной бандеролью.
Ко мне наконец вернулся голос, и я хрипло простонала:
- Господи Иисусе!.. И вы не побоялись, что потеряется?! Пропадёт где-нибудь в больнице?!
- Я надеялся на то, что на почте в это время не случится пожар, - ответил лукаво старый пан. - В больнице, получив посылку, я попросил главного врача положить в сейф пакет со старыми фотографиями и дневником моего друга… Больничный сейф - самое безопасное место…
У меня не было ни слов, ни голоса, ни мыслей, ни чувств. Двое убитых, схваченный преступник, чудовищная контрабандная авантюра, паника на чёрном рынке - все из-за выкраденного у Мартина депозита, который преспокойно лежал в больничном сейфе под наблюдением владельца!..
* * *
Когда я вышла от старого пана, был уже поздний вечер. Мартин сидел в машине совершенно зелёный. Не проронил ни слова, не взглянул на меня. Да, необходимо его подготовить и рассказать все осторожно и деликатно…
- На твоём месте я не отказывалась бы от наследства, - начала я осторожно и деликатно. - Феноменальные марки!
Мартин неподвижно смотрел прямо перед собой.
- Слышишь? Все в порядке. У старого пана к тебе ни малейших претензий за доверенную коллекцию. Он к тебе хорошо относится.
Мартин, не шевелясь, открыл рот и издал короткий хриплый звук. Я испугалась.
- Боже мой, успокойся же наконец, все в порядке! Не понимаю, что спёрли у тебя, но коллекция вся у него. Полностью. Я и задержалась потому, что посмотрела все марки. Клянусь, оставленный у тебя пакет - просто очередной камуфляж. Не расстраивайся, я ему не сказала, что этот пакет исчез, но марок там не было.
Зеленоватая бледность на лице у Мартина для разнообразия сменилась яркой краской. Медленно, с усилием он повернулся ко мне.
- Ничего не понимаю, - выдавил хрипло. - Ты, кажется, что-то говоришь?..
С ангельским терпением я повторила всю историю трижды. Достала из багажника бутылку минеральной воды и повторила в четвёртый раз. Под влиянием воды и моих уверений Мартин наконец начал походить на живого человека. В пятый раз он уточнял подробности, задавая вопросы, - голос к нему вернулся. В шестой раз рассказывать то же самое я отказалась.
- Совсем дошёл? Ты ведь уже наизусть знаешь каждую деталь! Я сама обалдела от бесконечного повторения. Хватит, довольно!
- Это же прекраснейшая повесть на свете, - торжественно возвестил Мартин. - Хоть и завертелась из-за этих марок сумасшедшая карусель! Господи, как я упьюсь… Наконец-то меня перестанут мучить угрызения совести!
- В общем, да… Всех перестанут мучить…
- Да нет, я другое имею в виду. Меня ещё страшно мучило, что я впутал в нашу афёру невинного старичка. Хорош невинный старичок!..
Я смотрела на него вопросительно - что-то тут не клеилось. Мартин пояснил.
- Ну, ты понимаешь - почерк свой человек не изменит, хоть бы встал на голову. Все эти посылки надо же было адресовать. Особенно от Вишневского. И представь себе, все адреса писал истинный виновник переполоха - наш невинный старичок, коварно обманутый мной. Большинство адресов написал гуртом. Естественно, никому не пришло в голову искать отправителя в больнице…
* * *
И в результате оказалось - я все-таки сказала майору чистую правду. Проклятое наследство вовсе не пропало, и потому не было иных причин всей этой безумной кутерьмы, кроме блага государства…