С тоской посмотрела я на восток, туда, где не очень далеко проходила русская граница. Надеюсь, вторая визитка тоже не представляла для меня особой ценности. Задумавшись, я утратила бдительность, и подлец ветер немедленно этим воспользовался, выхватив из рук банковский счёт, на обороте которого я расшифровывала Болековы каракули. Как дикий зверь набросилась я на него, схватив вместе с песком и смолой. Вот интересно, я уже давно заметила, что смола, по всей видимости, самая продуктивная субстанция из всех имеющихся на земле. И сейчас вроде бы всего капельку подцепила, но её хватило, чтобы основательно вымазаться не только самой, но в придачу испачкать сумку, шариковую ручку и полотенце. Злость всегда действовала на меня освежающе, вот и сейчас я встряхнулась и сообразила, что лучше бы мне уйти наконец с проклятого пляжа. И вообще, на кой черт я устраивала это представление? Могла ведь сразу сесть в машину, которую оставила недалеко от бункера по ту сторону дюн, и в ней спокойно ознакомиться с инструкциями Болека. А потом уж для конспирации, так и быть, могла выкупаться в море, не понеся при этом никакого материального ущерба. Переутомилась я, видно…
Вернувшись к себе, я вымылась, переоделась в сухое, заварила кофе и наконец опустилась в кресло, чтобы спокойно обо всем подумать. А когда в дверь постучал Зигмусь, я покинула свою обитель через окно. Правильно я думала, окно мне действительно пригодилось…
* * *
К восемнадцати часам я объехала все три порта. Болек обнаружился в пассажирском, и то лишь благодаря тому, что небольшой прогулочный теплоход опоздал на целых четверть часа. Болек явно ожидал его прихода. Въезд на территорию порта машинам запрещён, и все происходящее я наблюдала издали, поэтому могла только видеть, но не слышать. Один из матросов спустился по сходням и передал Болеку тяжеленную сумку. Разглядеть всю сцену я не могла, заслоняли люди, я поняла лишь, что Болек получил обещанную передачу.
Поскольку не удалось прочесть всю записку, я не имела понятия, что же мне теперь следовало делать. Хорошенько запомнить моряка, передававшего сумку? Обратить внимание на кого-то из толпы? Проследить за Болеком? По нашим предположениям, передача должна содержать наркотики, являясь одним из звеньев преступной афёры.
Так я думала до тех пор, пока Болек не перенял посылку. Наркотики - не свинец и не платина, не могли они столько весить. Болек не притворялся, сумка оказалась страшно тяжёлой. Поднять её Болек сумел, но тащил с трудом, сгибаясь чуть ли не вдвое, и то и дело ставил на землю, чтобы сменить руки. Я решила пренебречь окружающими и все внимание посвятить Болеку.
Парень с трудом доволок неподъёмную ношу до своей машины, старенького "фиата". Тяжеленная, огромная сумка в него не поместилась. Из укрытия в некотором отдалении я наблюдала за действиями Болека. Оставив сумку без присмотра, - ничего удивительного, вряд ли на неё покусился бы какой вор, во всяком случае, далеко с ней не сбежал бы - Болек отправился на переговоры с рыбаками, возившимися неподалёку со своими лодками. Сговорился, одолжил у них небольшой прицеп, на котором те обычно возят улов, приладил к "фиату" с помощью одного из рыбаков, видимо хозяина прицепа, погрузил в него контрабанду и осторожно двинулся в сторону морского порта. Я двинулась следом.
А потом у меня закралось подозрение: возможно, тяжеленный багаж состоял из продуктов питания, поскольку Болек, проехав немного, остановил машину, стащил сумку с прицепа и, волоча по земле, скрылся с ней где-то на задах портового бара.
Почти полчаса я провела, любуясь на тамошнего кота, разъевшегося до того, что чуть не лопался от сытости. Самый счастливый из всех котов мира, он грелся на солнышке, будучи не в состоянии пошевелиться, лишь приоткрывая время от времени янтарные глаза, а его роскошная рыжая шерсть блистала в солнечных лучах. Не знаю, что бы я делала без этого кота, отрады для души и зрения, ибо все остальное во мне бушевало от бешенства из-за бесцельно потраченного времени. Кипя от ярости, так ничего и не узнав, вернулась домой.
Вытряхнув песок из одежды, я не смогла вытрясти его из волос, поэтому для успокоения решила вымыть голову. Косметические и парикмахерские процедуры всегда действовали на меня благотворно и не мешали думать, наоборот, весьма способствовали процессу мышления. Под успокаивающее урчание ручного фена я принялась всесторонне обдумывать дело Гавела, пока отодвинув на дальний план афёру с Болеком как излишне нервотрепную.
Итак, у меня появился подозреваемый. Один-единственный, на него ясно и недвусмысленно указывали показания всех опрошенных мною свидетелей. Глупость какая-то! Изо всех сил он старается привлечь к себе внимание: суетится, мечется, отчаянно жестикулирует, без передышки болтает, поднимает шум, а потом убивает Гавела. Полный кретин или человек, уверенный в своей безнаказанности? Возможна и такая версия: после обеда с Гавелом садится на самолёт и улетает, например, в Аргентину, где его ждёт потайное тёплое гнёздышко.
Колодзей мог соврать, мог сам прикончить Гавела, но трудно предположить, что он находится в сговоре со швейцаром, кельнером и барменшей, вряд ли владелица "Пеликана" набирала сотрудников из сплошных преступников, тем более что делала это ещё зимой. Не могла она знать ещё тогда, что в разгар сезона к ней в пансионат приедет Гавел и его придётся убрать.
Нет, слишком примитивно все это выглядит, наверняка в деле имеется второе дно, и я обязана до него докопаться. Только как?
В любом случае следовало разыскать этого единственного подозреваемого, пусть даже он и в самом деле смылся в Аргентину. Значит, следует продолжать розыскную деятельность, возможно, даже поселиться в "Пеликане", порасспрашивать людей, не исключено, кто-нибудь и видел подозреваемого, заметил, как тот садился в какую-нибудь машину, мог и номер запомнить, не все машины краденые, вдруг повезёт? Я сделала ошибку, не порасспросив об этом.
Или вот ещё, отпечатки пальцев! Наверняка подозреваемый их где-то на чем-то оставил, следовательно, надо отыскать. Если, например, впрыснул Гавелу яд или только поцарапал его, мог это сделать с помощью миниатюрного шприца. Зажал в кулаке и… Чушь, даже если это и так, выбросить его в укромном месте, раздавить, в порошок стереть, - никакой детектив в жизни не найдёт, не то что я, разве только какой специально выдрессированный полицейский пёс, и то не всякий. Думай, думай, на чем ещё преступник мог оставить отпечатки? Сидели за столом, посуда, приборы… И то и другое давно вымыли. Стул? На стуле могли сохраниться отпечатки его пальцев, да мне какая от них польза? Даже если и найдём подозрительного типа, не станет отпираться, - да, сидел на этом стуле, все видели, ну и что?
Да нет, нельзя так рассуждать, одёрнула я себя. Известно ведь, для идентификации человека отпечатки его пальцев просто необходимы, а уж там будем решать, для чего они. На каждом из ресторанных столиков стоит вазочка с цветами, пепельница. Эх, надо было спросить Колодзея, хватался ли тот припадочный за вазочку или пепельницу, может, передвигал по столу? Или вот зажимы для салфеток, уж к ним любой прикоснётся, если пользуется салфетками. Их не меняют, стряхнут скатерть, а вазочки, пепельницы, салфеточные кольца поставят опять на место. Правда, на них обязательно окажутся пальчики уборщицы, не страшно, под ними могут сохраниться и другие отпечатки.
Тут звякнуло оконное стекло. Обернувшись, я увидела, что в комнату лезет Болек. Легко перепрыгнул через подоконник и подошёл к столу. Я выключила фен и, оторвавшись от Гавела, переключилась на Болека.
- Я уж решил, если застукают, выдать себя за воришку, - мрачно произнёс Болек. - Вижу - в комнате никого нет, а вы в ванной. Ведь пани могла быть в ванной?
- Результаты налицо, - подтвердила я, указывая на свежевымытую голову. - Ох, если я из-за тебя не спячу, считай, просто чудо. Ну, рассказывай.
Болек повалился на стул. Похоже, его не особенно взволновало моё душевное состояние.
- Я, пожалуй, сяду, - сообщил он, что было явно излишним. - Устал зверски. Вы знаете, есть такие детские машинки, электронные, на полупроводниках, ими управляют на расстоянии?
- Знаю, есть такие игрушки, и не только машинки, а всякие там зайчики, медвежатки, слоники. Зачем они тебе?
- Зайчики мне ни к чему, а вот игрушечную лодочку ещё несколько недель назад мне велели немного переделать, чтобы стала подводной. Ведь вы знаете, я по электронике спец, можно сказать, собаку съел. И увеличить.
- Чтобы поместился один человек?
- Нет, один медведь. Бамбуковый медведь, панда.
- Болек, дорогой, может, чайку выпьешь? - как можно спокойнее спросила я. - Или ещё чего? У меня и пиво есть. Просто стакан водички? Тебе необходимо успокоиться, несёшь Бог весть что и руки дрожат.
Болек открыл бутылку пива, отхлебнул, но не успокоился.
- Да нет, я в своём уме. Игрушечный медвежонок, размером с пятилетнего ребёнка. В моей лодочке поместится. И сдаётся мне, это будет фаршированный медвежонок. Сидит он, значит, в лодочке и плывёт по морским волнам. Теперь уже не так следят за теми, кто приближается к границам территориальных вод, можно плыть совершенно открыто хоть до самой границы, а потом пустить подводную лодочку и управлять ею на расстоянии пяти километров. А там, в пяти километрах, в своих территориальных водах плавает себе шведская яхточка, вылавливает мою лодочку с медведем - и большой привет. Никаких прямых контактов, люди выловили из моря, что там плавало, каждый имеет право, никаких подозрений, а яхточек этих там прорва…
До меня начинало постепенно доходить.
- Погоди, выходит, там, в порту, тебе доставили…
- ..лодочку, правильно.
- Это одноразовое предприятие.
- Медведь одноразовый, а вот что поплывёт в следующий раз - не знаю. Может, и зайчик…
- Господи, смилуйся над нами, - только и могла произнести я.
И сразу в моем воображении узрела вдруг Выдру, нежно прижимающую к груди медвежонка панду. А рядом с ней Северина Вежховицкого, шефа преступной группы.
- Погоди! - не своим голосом заорала я, хотя Болек и не собирался никуда уходить. - Погоди! Это что же, такой урожайный год на медвежат панд?
Болек не понял.
- В магазинах игрушек или в живой природе? - осторожно поинтересовался он.
Теперь не поняла я и не знала, что ответить. Какое мне дело до живой природы? И откуда знать, что делается в игрушечных магазинах? Дошло, наконец.
- Да пошёл ты… Тут, в Крынице, их что, множество сшивается?
- Понятия не имею, раздобывать медведя - не моё дело, мне уже готового дают. А что?
Сверкнувшая было в голове мысль так бы быстро и погасла, не оставив следа, только неясное ощущение - вот-вот поймаю её за хвост. Попробую воспроизвести отдельные этапы ассоциаций: Болек сказал об игрушечном медвежонке, набитом наркотиками, такого же точно медвежонка панду держала в объятиях Выдра, а рядом сидел босс, и в самом деле, очень крупный. Медвежонок, не босс, так что бы это значило? Выдра в одной шайке с Северином?..
- Видела я такого медведя у одной моей знакомой, - не очень понятно информировала я парня.
- Живого? - спросил совсем сбитый с толку Болек.
Ну прямо "толковала рыба с раком, а петрушка с пастернаком, а цыбуля дивовала, что петрушка толковала…" Нет, там танцевали, а не толковали, ну да все равно.
- Окстись, я же говорю о плюшевом.
- И пани видела плюшевого медвежонка панду у какой-то девочки?
- Какой там девочки, в том-то и дело, что у взрослой бабы.
- И что?
- И баба держала его на коленях, что ей очень мешало есть, ну да это на неё похоже. А рядом с ней сидел твой босс. Мелькнула у меня мысль, что вот сейчас все станет понятно, да дудки! Ничего не понятно.
- Где пани их видела?
- В ресторане "Пеликана".
- И этот заср.., паршивый босс рядом?
- Ага, наверное, проживает там, я не успела проверить.
Болек надолго замолчал. Автоматически откупорил вторую бутылку пива и попытался влить её содержимое в один стакан, я еле успела выхватить из-под стола пляжную сумку.
- Мог оказаться тот самый, - наконец заявил он. - Я имею в виду - медведь. Дал бабе подержать, он мужик рисковый. Сначала баба подержит, потом передадут мне.
- А когда его тебе доставят?
- Не знаю. И каким образом - тоже не знаю. Возможно, подбросят прямо мне домой.
- А хотя бы знаешь, что потом с ним делать?
- Знаю. Отнести в порт и засунуть в лодочку.
- А если кто свистнет?
- Не свистнет, они проследят.
- Выходит, ты только знаешь, что внутри большие ценности, сам не увидишь. Понесёшь открыто?
- Нет, велели завернуть во что-нибудь. Туг в мою дверь стукнули и, не дожидаясь разрешения, распахнули. В комнату ворвался Зигмусь. Холера, принесла его нелёгкая, совсем забыла о нем!
- Привет-привет! А я ждал-ждал… Ах, моё почтение, очень-очень рад познакомиться! Много-много слышал о вас, надеюсь, пани Иоанна вам обо мне сказала? Сказала? Деловые-деловые люди всегда-всегда найдут общий язык! Очень-очень рад!
Болеку с трудом удалось высвободить руку из пламенных пожатий Зигмуся. Хорошо, что он и до того сидел с остолбенелым выражением, теперь точно так же взирал на щебечущего Зигмуся.
А тот набросился на меня:
- Как ты можешь-можешь оставлять квартиру незапертой? Каждый-каждый может войти! А у тебя мои-мои материалы!
- Так ведь каждый не знает, что они у меня! - неловко оправдывалась я.
Зигмусь легко отвязался от меня, сейчас ему было гораздо важнее пообщаться с Болеком. И он накинулся на беднягу.
- Вы наверняка слышали-слышали обо мне, интересное предложение! Столько-столько возможностей, условия-условия обсудим. Пан не откажется от своего шанса-шанса! Ну и что скажете, что скажете?
У Болека на лице было написано, что поначалу он ещё пытался понять, что от него требуется, но очень скоро капитулировал и совсем отказался от попыток разобраться в происходящем. Я не успела Болеку ни слова сказать о Зигмусе, а тот явно принял его за богатого Яцека ну и набросился на парня со свойственными ему энергией и бесцеремонностью. Внезапно припомнив, по какому случаю Яцек оказался на курорте, Зигмусь спохватился, придал лицу соболезнующее выражение и вскочил со стула.
- Ох, извините меня, начинать надо было-было-было.., примите и прочее, такое горе-горе, искренне пану соболезную.
- Благодарю, - все с тем же отупелым выражением на лице бессознательно ответствовал Болек и опять вырвал руку у энергичного незнакомца.
Решив, что приличия соблюдены, Зигмусь вернулся к делу.
- Ну так что скажете, что скажете?
- Ничего! - опять же рефлекторно ответил Болек. В глазах Зигмуся метнулся ужас, и он так порывисто бросился к несчастному парню, явно намереваясь опять завладеть его рукой, что Болек поспешил добавить из чувства самосохранения:
- А впрочем…
Похоже, и меня оглушил натиск Зигмуся, потому что я не сразу смогла прийти на помощь Болеку. Впрочем, кузен болтал не переставая, не давая вставить слова. Нет худа без добра, у меня появилось время подумать, и я решила не выводить его из заблуждения. Ведь Зигмусь не из тех, кто заблуждается, наверняка в своей ошибке он тут же обвинил бы меня, а в Болека все равно вцепился бы: кто он, что здесь делает, чего это я с ним в таком тет-а-тёте? А потом долгие годы пилил бы меня за то, что я его ввела в заблуждение и поставила в дурацкое положение перед незнакомым человеком. Наверняка сделала это из вредности, я такая, кому-кому, а уж ему это прекрасно известно. И наверняка не ограничился бы тем, что стал меня грызть, тут же поднял бы шум на всю округу, засыпал телеграммами близких и дальних родственников, а также государственных деятелей. И я в своём безудержном воображении узрела Сейм, погребённый под бумажными кипами его жалоб, ведь наш уважаемый законодательный орган занимается главным образом разбором именно таких идиотских проблем.
Тем временем беседа Зигмуся с Болеком приняла более конкретный характер.
- Так ведь, так ведь? - восторженно токовал Зигмусь. - Для электроники и одних суток хватит? Вот-вот, и я того же мнения, того же мнения. А согласно моему проекту полиграфия сделает громадный-громадный шаг вперёд…
Болек не имел о полиграфии ни малейшего понятия, но теперь это ему уже не мешало. И он со знанием дела заявил:
- Но сначала надо все данные ввести в компьютер.
- Именно-именно, в компьютер! - с энтузиазмом подхватил Зигмусь. - Большой-большой современный компьютер!
- Большой, - согласился Болек. А чего ему упорствовать?
- Все дело в финансах-финансах, а вы располагаете…
Болеку уже море было по колено.
- Располагаю.
- Ну так за дело! У меня материал готов-готов! Стол содрогнулся, когда Зигмусь грохнул на него свой чемоданчик. Тут я решила, что пришла пора вмешаться.
- Ну как ты не понимаешь, неловко сейчас говорить о делах, - вполголоса произнесла я, выдавив из себя столько мягкого укора, сколько получилось. - Человек о похоронах думает, а ты…
Зигмусь опять вернулся на грешную землю и даже немного покраснел. Бедный Болек, услышав мои слова, что явственно отразилось на его лице, окончательно офонарел. Ах, да, правильно, ведь я же ему ни словечка не успела сообщить ни о смерти Гавела, ни о приезде Яцека! Такая сразу заварилась каша, до того ли?
- Вернёмся к этому вопросу через пару дней, - поспешила я закончить, не давая им вставить слова, ещё не то вставят… - Не сейчас. И кроме того, я голодна, хотелось бы пообедать.
- Пообедать? - возмущённо воскликнул Зигмусь, дорвавшись до слова. Похоже, он обрадовался возможности сгладить неловкость, переменив тему. - Какой обед может быть в эту пору?
- Ну все равно, пусть ужин.
- Ужин тоже давно кончился, - упорствовал пунктуальный Зигмусь. Я разозлилась.
- Пусть в пансионатах время ужина прошло, что с того? Я сегодня так толком и не ела. Имеет человек право поесть?
Зигмусь не мог не признать права на еду, но последнее слово должно было остаться за ним.
- Хорошо, тебе надо поесть. - И обратился к Болеку:
- Извините, пожалуйста, а когда похороны?
- В понедельник, - не моргнув глазом ответил Болек.
- Выходит, через три дня?
- Нет, не в этот понедельник, а в следующий, - твёрдо стоял на своём Болек.
- В такую жару?.. - усомнился Зигмусь.
- Меры приняты, - туманно пояснил Болек.
- Понятно, понятно, - согласился Зигмусь. - Здесь?
- Что здесь? - не понял Болек.
- Похороны здесь? - пояснил свой вопрос Зигмусь.
Туг уж Болек не мог справиться самостоятельно и украдкой глянул на меня. Я чуть заметно покачала головой. И Болек решился:
- Нет, в Молдзях.
Теперь ошарашен был Зигмусь. Не знаю, слышал ли он когда-либо о каких-то Молдзях, во всяком случае неуверенно выдавил из себя:
- Ах, в Молдзях. Понятно-понятно… А почему?! И совсем неожиданно для меня Болек ответил с большим достоинством:
- Там наш фамильный склеп!
Зигмусь отпал. Никому не известные Молдзи с фамильным склепом до того ошеломили его, что он без сопротивления распростился с нами, когда мы все вместе покинули мою квартиру, и не вернулся больше к своей гениальной работе. Признаться, и мне Болек основательно заморочил голову своими Молдзями. Хорошо, что, выходя, я машинально взглянула в зеркало, иначе ушла бы в бигудях.