Немного остыв после столь импульсивного разговора, я назидательно стукнул себя по затылку. Мне, дураку, следовало лишь установить дружеский контакт и прояснить степень осведомлённости француженки. Вместо этого, даже не узнав её имени, ввязался в какой-то глупый, никому не нужный спор. Зачем-то завёл речь о деньгах. А зачем? Отдал бы ей вторую папку с ксерокопиями бесплатно. Всё равно дубликаты? Глядишь в качестве ответного жеста доброй воли и мне бы что-нибудь перепало. Кто знает, какими сведениями в действительности располагает эта французская пигалица!
Вечерний этот разговор я вспоминал ещё не раз, даже прокручивал запись, но постепенно успокоился. Решил, что всё равно какая-то там русскоязычная девчонка из Франции, даже если вновь отыщет того старикана, не сможет провести поиски столь результативно, сколь может в данном вопросе продвинуться коренной россиянин. А в своих потенциальных возможностях я даже не сомневался. Ещё бы! Завзятый грибник, прекрасно ориентирующийся в любом незнакомом лесу, я был абсолютно убеждён в том, что поиски даже столь хитро запрятанного клада мне вполне по плечу. И дело было даже не в том, что меня невольно подзадорила конкурентка из Европы. Сказать честно мне и самому хотелось обогатиться не менее.
В то же время было предельно понятно, что я оказался в том же самом положении, что и Яковлев с Кочубеем полторы сотни лет тому назад. Было ясно одно, клад гренадера где-то лежит. Не менее ясно было и то, что ни в окрестностях Александрии, ни вблизи Цуриково его, скорее всего, не зарывали. Но тогда где же? Эта мысль, буквально въевшись в мои мозги, терзала их не хуже орла, что в своё время лакомился печенью Прометея. Я вставал с этой мыслью, ехал на работу и возвращался обратно, размышляя только о том, где проклятые французы припрятали моё золотишко.
И не только думал. Постепенно мои поначалу слабо структурированные и неконкретные мысли всё же обрели некоторую стройность и направленность. Появилось понимание того, что предмет моих изысканий следует знать гораздо лучше. В один прекрасный момент со всей очевидность стало несомненно, что следует изучить всю Отечественную войну от первого до самого последнего дня! Рассуждения мои базировались на некоторых чисто логических посылах. Первое. Сам господин Семашко, будучи наиболее активным участником производимых поисков, в закладке монет лично не участвовал. Гренадер же, поневоле опасаясь столь рьяного кладоискателя, мог с самого начала сливать тому заведомо неверные или, скажем мягче, слегка недостоверные сведения.
Будь я на его месте, я бы так себя и вёл. Ни в коем случае нельзя было заранее раскрывать карты и прилюдно указывать пальцем на то самое место, где лежали собственноручно припрятанные им денежки. Ведь стоило кому-либо из сопровождавших француза лиц прознать о том, что золото лежит в двух шагах от какого-то придорожного куста, как у гренадера могли начаться большие неприятности. И ему поневоле приходилось вести себя крайне осторожно. Так что весьма возможно, что он изначально насытил и свой рассказ, а заодно и карту некоей недостоверной информацией. И едва я утвердился в этой мысли, как весь мой кладоискательский энтузиазм начал рассыпаться в прах.
– Батюшки светы, – думал я, вновь и вновь перечитывая письмо посланника Панина, – так здесь же могло быть вовсе всё не так, как об это пишет уважаемый граф. Если гренадер в чём-то наврал Семашко, то тот, не будучи после войны в России, мог с чистой совестью передать его враньё слегка пообнищавшему Сапеге. А тот, по простоте душевной ввёл в заблуждение и Панина! Наш атташе в свою очередь сбил с толку главного контрразведчика империи – Бенкендорфа, который затем неправильно ориентировал и Яковлева. В результате случилось всё что случилось. Объект поиска так и остался в земле. И произошло это вовсе не потому, что наши офицеры плохо искали, а потому что в системе основополагающих сведений о спрятанных деньгах изначально присутствовала некая дезинформация. Короче говоря, все наши поиски изначально были обречены на неудачу!
С этой грустной вестью я и направился к Михаилу, ибо носить в себе столь удручающую догадку было просто невыносимо. Не зря же говорится о том, что если разделишь беду с другом, то головной боли становится меньше. Тот к счастью был один, но на лице его выражение так же было весьма грустным.
– Что же ты заранее не позвонил, – заявил он, мне едва увидев меня на пороге, – я бы тебя кое-чем озадачил.
– Что ещё случилось?
Да жена, понимаешь, на вечернем дежурстве осталась, а дома сразу питаться стало нечем.
– Так уж и нечем, – не поверил я, – в твоей-то берлоге? Да если хорошенько покопаться по углам, то у тебя солдата с ружьём можно отыскать.
– Ты уж скажешь! – недовольно сморщился Воркунов, пропуская меня вовнутрь. Сам посмотри, в холодильнике хоть шаром покати!
– Ну и посмотрим, – присел я около старенькой "Бирюсы", – но бьюсь об заклад, у тебя тут еды на маленький банкет.
Пространство его холодильника и в самом деле представляло собой некую охлаждённую пустошь, но кое-где, по углам, можно было отыскать частички былой роскоши. Четверть пакета молока, пара яиц, одинокая сосиска. В самом дальнем уголке отыскался крохотный кусочек сливочного масла и брусочек совершенно окаменевшего сыра.
– Что я говорил, – присел рядом со мной Михаил, – погрызть совершенно нечего!
– Наоборот, – указал я на отложенные в сторону находки, – на приличный ужин вполне достаточно. Мука у тебя найдётся?
– Есть немного, – указал он на висящую над холодильником полку.
– Тогда мы спасены! – перенёс я найденные продукты на стол. Сейчас мы с тобой сделаем классический мексиканский омлет.
– Почему это мексиканский? – подозрительно прищурился Михаил.
– Потому, что даже бедные мексиканцы могут его себе позволить! – отпарировал я.
Без долгих рассуждений поставил сильно закопчённую сковородку на плиту и зажег под ней газ.
– Учись студент, – бросил я в неё огрызок масла, – как готовят настоящие повара.
– Покажи, покажи своё искусство, – хмыкнул он, ставя рядом со мной полупустой пакетик блинной муки.
Не отвечая, дабы не утратить концентрацию, я пересыпал две ложки муки в миску, разбил туда же оба яйца, и залил всё это месиво небольшим количеством молока. Размешав полученное тесто вилкой, я накрошил сосиску, после чего пересыпал розовые мясные кружочки в начавшую скворчать сковородку.
– Дел на две минуты, – прокомментировал я свои действия, – так что готовь тарелки и режь хлеб!
Пока Михаил исполнял мои распоряжения, я вылил тесто в сковороду и прикрыл её крышкой.
Во время простецкого ужина, большую часть которого бойко смолотил мой друг, я поделился своими последними "достижениями" в области расследования "Дела № 31".
– Я что-то подобное подозревал с самого начала, – плотоядно облизнул Михаил вилку. Уж очень много подозрительных личностей сгрудилось вокруг слишком скользкого предмета. Золото, – прищёлкнул он пальцами, – оно такая штука, кому хочешь снесёт голову! Было бы трудно ожидать, что все участники данной истории были постоянно честны как кающиеся грешники на исповеди. Однако в основе своей данная история, несомненно, несёт в себе рациональное зерно.
– Вот именно, зерно! – с максимально возможным сарказмом отозвался я. И где нам с тобой искать это самое крохотное зерно? И главное как, если у нас на руках заведомая "деза"? Ты сам-то смотрел на карту? Ты видел, на каких громадных пространствах требуется отыскать совершенно крохотный по размерам предметик! В своё время даже полковник генерального штаба отступился, потратив на поиски целый год! А ведь за его плечами была вся мощь Российской империи, а не наши с тобой хилые зарплаты!
– А кто сказал, что задача проста? – сделал большие глаза Михаил. Сразу было понятно, что решить её вот так, на "шарапа", не прокатит! Скажу больше, тому, кто в большой науке решает задачки подобного рода, тому в городе Стокгольме потом Нобелевские премии вручают. При большом стечении важного народа и с выплатой неслабых премий. И если нам удастся её решить, то считай, что мы с тобой тоже в нобелевские лауреаты выбились. И кстати выплаты тоже будут, и ничуть не хуже!
– Но вряд ли нас по этому поводу пригласят в Стокгольм, – уже более спокойно отшутился я.
– Мы сами туда приедем, – беззаботно хохотнул в ответ Воркунов, – без приглашения. Ведь премиальные мы уже получим и без того! Вот и поедем их там прогуливать.
Мы ещё некоторое время посмеялись над нашим незавидным положением, но именно с того вечера, с того непритязательного ужина начался новый этап в разработке секретного "Дела императорской его Величества канцелярии". Теперь я никуда не торопился, трезво понимая, что Нобелевскую премию кавалерийским наскоком не заработаешь. Наступил период кропотливого сбора сведений обо всех перипетиях сильно позабытой в современной России Первой Отечественной войны.
Работа, которая поначалу представляла нечто вроде прочтения старинного романа, очень скоро превратилась в полноценное и полномасштабное научное исследование. Вначале я перечитал всё, что нашёл по этому предмету в ближайших библиотеках. Но этого оказалось явно недостаточно. Следующим шагом была запись в Историческую библиотеку, где получил доступ к настоящим исследованиям и научным рефератам, скопившимся в её архивах за много лет.
Объём добываемых фактов и сведений был столь велик, что возникла настоятельная необходимость наладить их классификацию и хранение. Чтобы не допустить дублирования и не упустить что-то важное, я принялся тщательно конспектировать добытую информацию, любовно занося её в специально для этого приобретённую общую тетрадь. И надо сказать что постепенно, всё глубже и глубже погружаясь в перипетии той далёкой войны, я задним умом начал понимать, что шла она вовсе не по тому накатанному официальными историками руслу, по которому её преподают в школе. И там затевались свои подковёрные схватки, плелись хитроумные правительственные заговоры и коварные интриги, совершались глупейшие промахи и творилось явное предательство! Если одни участники тех событий действительно бились, что называется не щадя своего живота, то другие под шумок набивали карманы и открыто попустительствовали врагу. И это происходило не столько в строевых частях, сколько в самых верхних эшелонах российской власти!
Это поначалу было мне совершенно непонятно, и только вспомнив печальный опыт Второй мировой с её массовым дезертирством, мародёрством и преступным поведением партийных верхов, я понял, что всё в нашем мире вертится по кругу. Вроде бы, какое мне было дело до поведения отдельных военачальников царской России? Я кто, маститый историк, или военный аналитик в области древних баталий? Нет, обычный доморощенный кладоискатель, и вроде бы делать какие-либо далеко идущие выводы мне было не с руки. Но вот что удивительно. Именно самый поверхностный анализ боевых действий Первой Северной армии, привёл меня к настоящему прорыву в поисках.
Глава седьмая: Научные изыски дилетанта
Впрочем, это событие произошло много позже, а поначалу я всё ещё был зациклен на идее о том, что захоронение ценностей произошло именно во время отступления могилёвского гарнизона. В пользу этой версии говорило, прежде всего, то немаловажное обстоятельство, что именно в этом регионе основная дорога, наиболее пригодная для отступления, шла именно вдоль правого берега Днепра. Мало того, на многих участках она проходила вдоль берега на удалении от пяти до двух километров, что, в общем и целом, отлично укладывалось в расстояние, указанное на исходной карте. К тому же именно в том районе активно действовали крупные кавалерийские соединения русских войск, которые своим внезапным налётом могли создать условия для вынужденного и поспешного захоронения кассового золота.
Могу со всей ответственностью рассказать о том, как мне в тот момент представлялась вся цепочка событий связанных с исчезновением пресловутых 8-и бочонков. Итак, 17 декабря (по новому стилю) 1812 года командир могилёвского гарнизона получил приказ из штаба Наполеона с указанием выступить в поход не позже 18-го и двигаться в направлении Орши, с тем, чтобы добраться до неё не позже 21 декабря. Приказ гарнизонному начальству был вполне понятен, и даже ожидаем. Уже неделю назад были собраны и уложены походные припасы, трофеи и денежная касса. Оставалось всё это добро погрузить на стоящие рядами повозки, брички и фургоны, после чего выдвинуться единой хорошо охраняемой колонной в указанном императором направлении.
И вот ранним, ранним утром, едва над крышами Могилёва забрезжил рассвет, гарнизонная колонна выступила в свой последний поход. Впереди, как водится во всех армиях мира, бодро гарцевало боевое охранение, затем вышагивала рота охраны, за которой тянулись все остальные обозы. Дробно грохотали по камням старинной дороги: денежная касса, повозки с трофеями, немногочисленная артиллерия, зарядные ящики, штабные повозки, провиантские фуры, и т. д., и т. п. День прошёл без особых происшествий и в декабрьских сумерках колонна, отшагав около 20 вёрст, добралась до селения Добрейка. Здесь имелось всё нужное для полевого ночлега. Удобный съезд на обочину, многочисленные крестьянские хаты и чистая вода для лошадей. Но конечно же вся колонна в селении не поместилась, и головной его части пришлось ночевать в небольшом придорожном лесочке у развилки дорог.
По современно карте легко проследить направление этой дороги. Она вела (да и сейчас ведёт) в деревню Моховое, а далее в селение Требушки. И поначалу я был вполне убеждён, что на французском плане именно эта дорога обозначена нашим гренадером как дорога "B.D.". Отметил он её только потому, что эта была единственная развилка, встретившаяся ему на пути к месту захоронения бочонков. Почему же он написал, что эта боковая дорога ведёт именно на север? – вот та единственная неувязка, которая не давала мне спать спокойно. Ведь на самом деле, данный отрезок дороги, уходящий куда-то влево, вёл строго на запад! Я долго размышлял над этим моментом. Прикидывал так, и этак, пытался понять логику действий гренадера. Но в конце концов решил элементарно простить малограмотного француза. Компаса в кармане он наверняка не имел, и в полевых условиях ориентировался исключительно по солнцу. Вот именно здесь в его расчёты вполне могла вкрасться роковая ошибка!
Хочу напомнить всем и каждому, что с достаточной точностью ориентироваться по небесному светилу можно только в определённое время дня, и только в определённое время года. С беднягой-гренадером российское зимнее солнце сыграло воистину злую шутку. Всякому известно с детства, что солнечный диск опускается за горизонт на западе. Ведь верно же! Это вроде элементарно просто, однако действует далеко не всегда. Если ориентироваться на точку восхода или захода, то можно значительно ошибиться. Данный способ определения сторон света хорош только весной и осенью. А зимой и летом такая ориентировка даёт заметный сбой. И наибольшей величины ошибка достигает в моменты летнего и зимнего солнцестояния. Но, судя по легенде, именно в такой момент гренадер и пытался сориентироваться по странам света. Потому он и написал впоследствии, что дорога "B.D." ведёт на север. Казалось бы, незначительная и явно неумышленная с его стороны ошибка, но меня она долго сбивала с толку. Исходя из заведомо ошибочной ориентировки, отражённой гренадером в исходной карте, получалось, что Днепр в данном регионе течёт не с севера на юг (как в действительности), а с востока на запад! Вот так, пытаясь объяснить одну чужую ошибку, я невольно совершил другую.
Но продолжу свой рассказ о последнем походе войск могилёвского гарнизона. 19 декабря обоз продолжил своё движение. Из Добрейки гужевые колонны подтянулись к развилке, объединились с охраной, после чего дружно направились к цели по почтовой дороге (трасса "B.С."). Командованием обоза предполагалось в этот день достигнуть города Шклов, в котором планировалось провести вторую ночёвку. Примерно в 2 часа дня, едва голова походной колонны миновала деревню Большая Комаровка (слева от тракта, на карте обозначена как "а") и приблизилась к мосту, переброшенному через полноводную речку Ульянка (на плане "E"), как на противоположном берегу реки появились запыхавшиеся кавалеристы из боевого охранения.
– Впереди, примерно в двух верстах от реки, навстречу нам по дороге двигается отряд казаков! – доложил командир охранения. Подозреваю, что вслед за ними наличествуют более значительные силы противника, – добавил он, – уж очень они себя уверенно чувствуют, а ведь тех русских не более десятка!
Командир, возглавлявший передовую обозную колонну, призадумался. Положение у него, мягко говоря, было довольно неприятное. Неизвестные силы противника фактически перерезали единственную твёрдую дорогу, а его артиллерия и наиболее боеспособные части несколько отстали от обоза с ценностями. Свернуть куда-то в сторону было совершенно невозможно, почва совершенно раскисла, и было ясно, что тяжелогружёные кассовым золотом и трофеями повозки мгновенно увязнут в глине, полностью застопорив всё движение. А казаки вот они – десять, пятнадцать минут, и они будут здесь!
Здесь, конечно же, можно задать один каверзный вопрос. И наверняка найдутся люди, которые захотят его задать. Вопрос этот таков: – Откуда известно, что почва раскисла? Во всех фильмах освещающих тему войны 1812-го года показывается только глубокий снег вокруг и жуткий холод. Откуда же я взял, что в это время земля оттаяла? Ларчик открывается просто. Выяснилось, что вдолбленная в наши головы, казалось бы, очевидная информация, зачастую бывает не совсем достоверной. Подтверждения добыла Наталья Воркунова, случайно заскочившая на книжную ярмарку в поисках книжки по технике вязания. К счастью она не ограничилась только темой рукоделия и прошлась по другим прилавкам. Результатом её любопытства стала покупка только что вышедшая в свет книги с многообещающим названием "В поисках сокровищ Бонапарта". Нечего и говорить о том, что через два дня я уже держал её в руках. И на страницах с 207-й по 209-ю я отыскал очень интересные исторические свидетельства о той далёкой войне. Вот они, читайте!
19 Ноября
"19-го на рассвете около 7-и часов была тревога; за городом показались казаки и заставили бежать 5–6 тысяч отставших солдат, которые ворвались в город с криком: "К оружию! Неприятель!".
Гвардия приготовилась к битве. Они готовились отбивать нападение тысяч двадцати человек; всё ограничилось дюжиной казаков.
Капитан артиллерии 1-го корпуса, Караман, не имея больше ни канониров, ни пушек, потеряв своих лошадей и свои вещи, пришёл к нам просить убежища. Я дал ему одежду, генерал Нарбон – лошадь. Мы едим рис и шоколад – это событие! Остатки артиллерии переместили за ручей. 19 ноября утром подморозило, и вновь настала гололедица".