Ровно в пять часов зазвонил телефон.
– Сегодня работенка! – возбужденно прокричал Гарри Берджесс. – Только что жена нашего Ньюмана сообщила, что разговаривала с ним несколько минут назад. У него намечен поздний ужин с мифическим клиентом!
– Замечательно, Гарри. Держи все под контролем. Я буду здесь, в офисе.
– Хорошо. Скоро свяжусь!
Звонок Гарри возродил меня к жизни. Откуда ни возьмись появилась способность действовать. Ура, есть дело! И, что важнее, дело, которое мне по силам! Ощутив приступ зверского аппетита, я заказала в соседней кафешке сандвич и термос кофе. Ночь предстояла долгая.
Очередное сообщение поступило без пятнадцати семь:
– Он только что вошел в шикарный ресторан, неподалеку от своего офиса! Наблюдаю в бинокль, пока он за столиком один. Буду смотреть во все глаза, об изменениях доложу.
В восемь часов снова раздался звонок:
– Ньюман поужинал в одиночку. Он отъехал несколько минут назад, следую за ним.
Последний звонок поступил в начале десятого:
– Мы угодили в пробку. Но, похоже, мы на месте…
– Где именно?
Гарри продиктовал адрес в Бруклин-Хайтс.
Я кубарем скатилась по лестнице, выскочила на улицу, впрыгнула в машину и спустя сорок пять минут свернула на жилую улицу в респектабельном районе Бруклин-Хайтс. Здесь были как ухоженные особнячки на одну семью, в которых обитал нью-йоркский средний класс, так и дома на несколько семей. И машины, машины… Припарковаться было негде, поэтому я остановила машину рядом с черным "дацуном" Гарри. Он перебрался в мой "шевроле".
– Вот этот дом. – Гарри ткнул в особняк. Все окна были закрыты жалюзи, но между пластинками пробивался яркий свет. – Дверь нашему парню открыла дамочка. Довольно молодая, по-моему лет тридцати. В роскошном вечернем платье. Потом в дом вошло еще шесть-семь мужчин, все разряженные в пух и прах. Последний тип заявился со спутницей, очень приличной с виду.
– Дверь открывала одна и та же женщина?
– Пару раз я не смог разглядеть, так что не уверен. Но во всех остальных случаях та же самая.
– Что думаешь?
– Может, тут публичный дом высшего разряда? Меня так и подмывало проверить. Пойти туда, позвонить и спросить, нельзя ли воспользоваться телефоном. Но я не хотел ничего делать, пока не получу твоего согласия.
– Думаю, это отличная мысль. Действуй, Гарри!
Гарри вернулся через три минуты.
– Дверь открыла все та же дамочка. Говорю, мол, так и так, машина сломалась, нельзя ли позвонить в техпомощь? А она таким извиняющимся тоном: "Наш телефон неисправен, но на углу есть автомат".
– Ты что-нибудь разглядел?
– Ничегошеньки! Зато слышал сильный шум. Разобрать ничего не смог, но там явно творится что-то бурное. Хочешь, чтобы я остался до появления Ньюмана?
– Спасибо, Гарри. Дальше я управлюсь сама.
– Я бы не возражал, Дез. Честно говоря, мне самому любопытно.
– Я вовсе не против твоего общества, Гарри, но мне нужно твое место, чтобы поставить машину.
– Да уж, тут с парковкой плохи дела… Слушай, Дез, я тебе говорил, что ты шикарно выглядишь?
– Наверное, заботы мне к лицу. Но все равно спасибо, Гарри. Ты тоже отлично выглядишь. По-моему, даже поправился.
Гарри всегда был такой маленький и тощий, что в стародавние времена, когда он работал в полиции, его прозвали Щепкой.
– По-моему, за последний год я набрал килограммов семь. Мне это так надоело, только и делаю, что набиваю желудок. А ты, старушка, похоже, немного скинула со времени нашей последней встречи.
– Твоими бы устами… – вздохнула я и чмокнула его в жилистую шею. – А теперь поторопись, пока не подоспела дорожная полиция. Неохота штраф платить.
Когда Гарри уехал, я поставила кассету с Джони Митчелл и приглушила звук. Устроилась поудобнее, налила из термоса ароматного дымящегося кофе… Не для того, чтобы взбодриться, нет! От утренней апатии не осталось и следа. Каждый нерв дрожал как натянутая струна. Просто надо же чем-то заняться…
В машине было так тепло и уютно, что через полчаса я на всякий случай выключила печку. Хотя я не чувствовала себя такой энергичной бог знает с какого времени, все же начала беспокоиться, как бы ненароком не уснуть. Даже если превращусь в глыбу льда, ни за что не позволю себе включить эту штуку вновь.
Через пару часов в машине воцарился просто арктический холод, и я постепенно начала терять связь со своими конечностями. Тем временем поток людей, входящих в дом и выходящих из него, становился все полноводнее. Правда, выходило народу все-таки больше, чем входило. Вот сел в такси важный господин в фетровой шляпе. Затем на крыльце показались два человека помоложе. Подъехала на лимузине супружеская пара среднего возраста. Еще несколько машин явно искали место для парковки. К этому моменту даже пекинес болтушки Харриет смог бы сообразить, что там происходит.
И все же мне требовалось подтверждение. Получила я его всего за несколько минут до полуночи.
Из дома вышли два человека и направились прямо к моей машине. Я нырнула вниз и приоткрыла окно.
– Сколько раз я тебе говорил, – наставлял тот, что повыше, своего друга, – кости – это дрянная игра. И почему ты никогда не слушаешь добрых советов? В очко гораздо больше шансов выиграть. Ты вообще имеешь представление о теории вероятностей?
Игроки прошли мимо, я так ничего и не узнала о теории вероятностей, но зато услышала, практически из первых рук, чем же занимается вечерами Марк Ньюман!
Господи, когда же этот человек решит, что на сегодня хватит?! Я посинела и отсидела задницу. Кроме того, запас кассет с песенками иссяк, и мне ничего не оставалось делать, как предаваться размышлениям, – занятие, которое с недавних пор требовало от меня огромного напряжения.
Я вновь и вновь перебирала в уме четверку подозреваемых: Луиза, Альма, Джек Уоррен, Билл Мерфи. У каждого имелись причины желать смерти Нилу Константину. И ни у кого из четырех не было алиби. Благодаря удаче (и Эллен, конечно же) мне удалось доказать, что Луиза и Альма лгали…
И тут мои мысли обратились к Селене Уоррен.
В свое время я с превеликой неохотой исключила девушку из списка подозреваемых, по крайней мере из списка основных подозреваемых. Что было очень и очень глупо. Может, полиция и установила местонахождение Селены на конец октября, к полному своему удовлетворению подтвердив ее рассказ, но ведь и алиби дамочек Константин доблестные стражи порядка признали безупречными. Что касается Селены Уоррен, полиция проверила лишь тот факт, что она действительно улетела в Чикаго еще до убийства миссис Гаррити и вернулась домой девять дней спустя, наутро после смерти Нила Константина. Но откуда у них такая увеpeнность, что Селена не смоталась пару раз в Нью-Йорк? И, что более важно, откуда у меня такая уверенность?!
Конечно, все это лишь ни на чем не основанные построения. Но люди идут на куда большие усилия ради куда меньших целей. И я с удовлетворением вернула девушку в список главных подозреваемых, где она должна оставаться, пока я самолично не проверю ее алиби.
А может, Стюарт все-таки прав?.. Насчет того, что смена обстановки позволяет увидеть вещи под другим углом. Правда, я не была особенно уверена, что Бруклин-Хайтс и адский холод – это та самая смена обстановки.
Мысли мои снова вернулись к Селене. В памяти всплыли слова, сказанные тогда у Франни Эппингер… Всплыли и тотчас улетучились, не успев отложиться в сознании. Вот ведь дырявая голова! Еще в то утро, когда мы разговаривали с девушкой, я отметила что-то важное, но забыла записать в блокнот. И вот теперь, разумеется, фраза потерялась где-то у меня в голове.
Мне захотелось как следует шандарахнуть свою глупую голову о приборную панель, но к тому времени я так заморозилась, что, наверное, все равно ничего не почувствовала бы. "Не беспокойся, ты вспомнишь, обязательно вспомнишь!" – заверила я себя. Но почему-то эти заверения прозвучали не слишком убедительно…
Марк Ньюман вышел из этого вертепа незадолго до часа ночи. Слава богу, один!
До квартиры я добралась лишь в начале третьего. Скинула одежду и завалилась в постель, слишком измотанная, чтобы даже подумать о чистке зубов. Заснула я почти сразу, но перед этим успела помучиться, пытаясь вспомнить слова Селены Уоррен.
Проснулась я внезапно. За окном только-только нарождался рассвет. Тусклый утренний свет просачивался в комнату.
Я широко распахнула глаза, чувствуя, как уголки губ растягиваются в широченной улыбке. В голове моей отчетливо звучал голос Селены Уоррен…
Глава двадцать седьмая
От новости, что ее муж оказался всего лишь заядлым игроком, Бланш пришла в неописуемый восторг.
– По правде говоря, увидев, что он выходит из казино один, я испытала такое чувство, словно кто-то нежданно-негаданно сделал мне подарок.
– Ты верный друг, Дез!
– Дружба тут ни при чем. Я просто трусиха. Если бы твой благоверный вышел с женщиной, мне пришлось бы сообщать тебе об этом, а от одной этой мысли меня бросало в дрожь.
Повесив трубку, я подумала, что временами – хотя и не так часто, как хотелось бы, – работа сыщика приносит удовлетворение.
Ладно, пора переходить к своим проблемам. Следующий звонок я сделала в одну телефонную компанию – там у меня давным-давно есть осведомительница, что, согласитесь, при моей работе просто необходимо. Девушка пообещала добыть мне нужные сведения, и сразу после обеда раздался звонок. Полученная информация окончательно убедила меня, что самое время снова побеседовать с Селеной Уоррен.
Селену я разыскала в художественной галерее. Мне не составило труда договориться с ней о встрече на вечер.
Девушка открыла дверь сразу же. Одета со вкусом: темно-синие брюки и зеленовато-синий свитер, что чудесно шло к ее синим глазам и темным, до плеч, волосам. Похоже, Селена вполне оправилась после смерти любовника, по крайней мере внешне.
– Пройдемте на кухню, – предложила она.
Я проследовала за ней через гостиную весьма шизоидного вида. Новые стулья ядовито-изумрудного цвета стояли по обе стороны потрепанного оливкового диванчика. До блеска отполированный антикварный комод красовался на потертом грязновато-коричневом ковре. Некогда белые стены потемнели от грязи, кое-где краска свисала клочьями, создавая не самый удачный фон для многочисленных картин Нила Константина.
– Мы как раз взялись за ремонт, когда Нил… когда Нила убили, – объяснила Селена со следами печали в голосе.
Сидя за кухонным столом, я попивала отличный кофе, лакомилась ореховым рулетом и разве что не обвиняла Селену Уоррен в убийстве.
– Может, вы проясните мне кое-что, – начала я.
– Конечно.
– Помните, вы сказали, что каждый день в девять часов вечера звонили Нилу из Чикаго?
– Не помню, что говорила, но это чистая правда.
– Каждый день?
– Да, каждый день.
– Но в телефонной компании нет информации о звонке на этот номер из Чикаго в понедельник двадцать второго.
– Это какая-то ошибка, – медленно проговорила Селена, побледнев. – А, вспомнила… Нил предупредил в воскресенье, что в понедельник вечером его не будет, поэтому я и не звонила. Совсем об этом забыла.
– Он вам не сказал, куда собирается?
– Я не спрашивала.
Что ж, рисковать так рисковать.
– В тот понедельник вас видели в Нью-Йорке. – Импровизировать нужно как можно более правдоподобно. Но мне-то врать не привыкать.
– Это неправда!
– Боюсь, что правда. Послушайте, Селена, полиции я еще ничего не сказала. Прежде хотела дать вам возможность объясниться. Надеюсь, мне не придется сообщать властям об этом обстоятельстве.
Последовала пауза.
– Хорошо, – тихо согласилась, девушка. – У меня были личные дела в Нью-Йорке… Убедившись, что с мамой все в порядке, я договорилась с сиделкой, чтобы она присмотрела за ней до вторника, а сама улетела в Нью-Йорк… Но к чему все это? Нила ведь убили лишь через неделю…
– Все так. Но Агнес Гаррити убили как раз двадцать второго, между полуночью и двумя часами.
– Агнес Гаррити? Я эту женщину даже не знала.
– Возможно. Но тот, кто застрелил Нила, застрелил и миссис Гаррити.
– В этом нет никакого смысла! Я уверена, что Нил тоже не был с ней знаком. Какое отношение может иметь смерть этой женщины к смерти Нила?
– Именно это я и пытаюсь выяснить. Селена, вынуждена спросить вас, какое именно личное дело заставило вас вернуться в Нью-Йорк. – Девушка тотчас ощетинилась, и я быстро добавила: – Это вовсе не праздное любопытство, поверьте! Я должна решить, могу оставить это обстоятельство между нами или нет…
– А вы не пойдете в полицию?
– Нет, если будет ясно, что ваше возвращение в Нью-Йорк не имеет никакого отношения к убийствам.
– Хорошо. Я вернулась, чтобы сделать аборт. Вы, наверное, потрясены? Знаете, иногда это единственный выход…
– Я вовсе не потрясена и не осуждаю вас. Честное слово! Но почему вы не подождали до своего возвращения или не сделали аборт в Чикаго?
– Очень просто. Еще до отъезда в Чикаго я посетила частную клинику здесь, в Нью-Йорке. Врач осмотрел меня тогда и сказал, что срок беременности слишком мал, и назначил операцию на двадцать второе. Мне не хотелось менять дату без крайней необходимости. Кроме того, я доверяла доктору Питерсу…
– Сколько времени вы пробыли в клинике?
– Несколько часов.
– А потом?
– Потом поехала к Франни и провела у нее всю ночь. Это она подыскала мне клинику, и она пошла со мной, когда… когда…
– Поэтому в тот вечер вы позвонили Нилу от Франни, а он решил, что звонок был, как обычно, из Чикаго?
– Да… – Селена произнесла это слово почти шепотом.
– Ребенок был его?
– Конечно, его! – внезапно разъярилась девушка.
– Простите. Я не хотела вас обидеть. Просто стараюсь понять…
– Даже если я скажу вам, почему сделала аборт, вы все равно вряд ли поймете!
– И все же попытайтесь. Это может оказаться очень важно.
– Не понимаю почему. К убийствам мои проблемы не имеют никакого отношения, ни к одному, ни к другому. – Селена испытующе посмотрела на меня, словно выражение моего лица могло помочь ей принять решение. – Да какая разница, – сказала она со вздохом, обращаясь сама к себе. – Сейчас это уже не имеет значения…
Через секунду-другую последовал еще один вздох. И она начала рассказ:
– Видите ли, Нил постоянно твердил, чтобы я развелась и вышла за него. Я любила его сильнее, чем кого-либо в своей жизни, и, думаю, в конце концов мы бы поженились. Но я была не готова к браку… Если бы Нил узнал о ребенке, он взялся бы настаивать на своем с удвоенной силой… А я просто не могла… пока не могла, не знаю, как объяснить… Поэтому я и сделала то, что сделала. – Она судорожно сглотнула. – Вы наверняка считаете, что я взбалмошная и эгоистичная…
– Ничего подобного! Должно быть, решение далось вам нелегко, – сочувственно проговорила я.
– Извините, – ответила девушка, борясь со слезами… и проиграв в этой борьбе. Она уронила руки на стол, уткнулась в них лицом и беззвучно зарыдала.
Минуты две я смотрела, как она плачет, потом спросила:
– С вами все в порядке?
– Да, – всхлипнула Селена, поднимая голову. – Иногда на меня находит. – Она рассеянно взяла платок, который я ей протянула, вытерла слезы и аккуратно высморкалась. – Господи, как же ужасно, что Нила убили… Поверьте, нет ничего страшнее, когда любимый умирает такой нелепой и неестественной смертью… Но я вынуждена жить с таким тяжелым грузом на совести, и ответственность за свой поступок несу только я. После аборта я потеряла покой. А теперь, когда Нила нет, чувствую себя совсем плохо…
– Не корите себя. Вы…
Селена не дала мне договорить:
– Все в порядке. Просто нужно время.
– Я хотела бы побеседовать с вашей подругой Франни, и мне понадобится адрес врача, – мягко сказала я.
– Сейчас запишу.
– Селена, пожалуйста, проясните еще одну вещь, – продолжила я, стараясь быть как можно деликатнее, но при этом понимая, что мои вопросы словно соль на раны. Но не задать их я не могла.
– Что именно?
– В понедельник двадцать девятого, в ночь накануне смерти Нила, вы позвонили ему гораздо раньше обычного, в девятнадцать часов сорок одну минуту. И звонили вы не от своей матери.
– В тот вечер я пошла за продуктами. Для мамы. Я ведь возвращалась домой, и следовало сделать запасы для нее. После похода по магазинам я собиралась встретиться с подругой в кафе. Я подумала, что в девять часов поблизости может не оказаться телефона, а мне не хотелось, чтобы Нил волновался… он всегда за меня очень волновался. Поэтому когда я увидела рядом с супермаркетом телефон, то и позвонила.
– Вы находились в районе аэропорта?
– Я находилась от него по меньшей мере в сорока пяти минутах езды. А почему вы спрашиваете? В Нью-Йорк я прилетела только в среду утром. Вы можете проверить в компании "Американ эрлайнз".
– Я не спорю с тем, что в среду в семь часов утра вы вылетели из аэропорта О'Хейр. Но вполне возможно – заметьте, я говорю лишь о возможности, – вы летали в Нью-Йорк и в понедельник вечером. Вылетели, например, восьмичасовым рейсом, в аэропорт Ла-Гуардиа прибыли в одиннадцать тридцать по нашему времени… В этот поздний час дорога до дома заняла бы на такси минут тридцать, а после… гм… столкновения с Нилом вы вполне поспели бы на ночной рейс в Чикаго.
– И что затем я сделала? Развернулась и полетела обратно в Нью-Йорк?
– В теории это вполне возможно, Селена.
– Безумие какое-то! Чтобы я всю ночь летала взад и вперед… И ради чего? Я любила Нила! Вы не представляете, как сильно я любила Нила. Все это просто смешно!
– Должна признать, прежде чем заводить этот разговор, мне следовало провести предварительную работу. Но вы же сами рассказали, на какие ухищрения пошли ради аборта. И я могу представить, что ради двухсот тысяч долларов можно пойти и не на такое.
– Но я этого не делала! Я не могла убить Нила. Он значил для меня все!
– Я не утверждаю, что вы убили Нила. Я лишь говорю, что с логической точки зрения такая возможность существует. Совесть не позволяет мне исключить вас из числа подозреваемых, пока я все не проверю. Надеюсь, вы понимаете.
– Наверное, вы имеете право делать свою работу, – недовольно ответила Селена. – Но пока вы не выясните правду, никто об этом не узнает?
– Не узнает. Без крайней необходимости. Обещаю. У меня остался только один вопрос…
Она стоически восприняла эти слова:
– Задавайте.
– Альма знала, что ее отец получил наследство?
– Полагаю, Нил с ней поделился, но определенно сказать не могу. В моем присутствии он ничего не говорил. Альма ясно дала понять, что не питает ко мне теплых чувств, поэтому наше общение было минимальным.
– А ваш бывший муж? Вы не намекали ему о наследстве? Я имею в виду, до убийства Нила…
– Нет, конечно. С какой стати?
– Вы уверены?
– Абсолютно!
Зная преданность Селены Джеку Уоррену, другого ответа я и не ждала.