Внутри склепа было не так уж темно - абсолютная темнота была бы не так неприятна. Слабый сероватый свет падал на ступени сквозь узкое окно на задней стене. Уэксфорд спустился по ступеням и оказался в помещении размером около десяти квадратных метров. Покойные Монфорты покоились не в гробах, упоминавшихся мистером Траппером, а в каменных саркофагах, лежавших на специальных постаментах. В центре располагался почти полностью высохший бассейн, до смешного напоминающий ванночку для купания. Он не мог себе представить, для чего был нужен этот бассейн. Приблизившись к саркофагам, Уэксфорд увидел, что они стоят в два ряда, а между ними узкий проход. Именно в этом проходе на сыром каменном полу и было обнаружено тело.
Уэксфорд слегка вздрогнул: в склепе ощущался запах разложения. Он не был уверен, что это был запах мертвых Монфортов - они уже давно превратились в пыль. Это был запах цветов, застоявшейся воды и веками не проветривавшегося помещения. Отвратительное место! "Ей было двадцать", - подумал Уэксфорд, надеясь, что девушка умерла быстро и не здесь. "Что правда и неправда? Одна сегодня, завтра может стать другая, а истинна лишь смерть".
Он повернулся к ступенькам и вдруг услышал над головой шум шагов по тропинке, посыпанной гравием. Конечно, это кто-то из служителей. Поставив ногу на нижнюю ступеньку, Уэксфорд стал смотреть на прямоугольник тусклого света, проникавший через дверь. Когда он был уже готов заговорить, чтобы сообщить о своем присутствии, в проеме появилось изможденное и суровое лицо его племянника.
Глава 3
То, что возникает в вашем сознании, либо совсем не соответствует действительности, либо искажает се, либо является лишь ее подобием.
Каждому знакомо ощущение, когда, оказавшись в неловком положении, хочется провалиться сквозь землю. "Более подходящего для этого места не придумаешь", - подумал ошеломленный Уэксфорд. Эта земля, "нашпигованная" смертью, наверное, уже не смогла бы принять никого. Однако не оставалось ничего другого, как подняться по ступенькам и держать ответ.
Говард, всматриваясь в полумрак, поначалу не узнал незваного гостя. Уэксфорд, неловко стряхивая с пальто паутину, вышел на тропинку. На лице племянника было неописуемое удивление.
- Боже мой, Рэдж, - произнес он, оглядывая дядю с ног до головы. Затем посмотрел на склеп, как будто подумал, что стал жертвой какого-то обмана, или словно это был не Уэксфорд, а какой-то похожий на него "кенбернит", или это было вовсе не Кенбернское кладбище. На осмысление всего этого у Говарда ушло несколько мгновений, и наконец он сказал: - Я думал, что ты хотел отдохнуть от всего этого.
Было глупо стоять здесь подобно провинившемуся школьнику. И вообще, нерешительность не была свойственна Уэксфорду, поэтому он быстро пришел в себя. "Я уже ловил преступников, когда этот парень еще соску сосал", - подумал он и довольно холодно произнес:
- Ты так думал? Не понимаю, почему. - Никогда не извиняться, никогда ничего не объяснять. - Не стану отвлекать тебя от работы. Мне нужно успеть на автобус.
Говард прищурился.
- Нет, - заявил он. - Ты на нем не поедешь. - Он всегда говорил ровным спокойным тоном. - Я этого не позволю. Если ты хотел осмотреть склеп, почему не сказал об этом вчера вечером? Я взял бы тебя с собой сегодня утром. Если ты хотел ознакомиться с материалами этого дела, тебе надо было только попросить об этом.
Было нелепо что-то доказывать на этом страшном холоде среди поваленных могильных плит, да и чувство собственного достоинства не позволяло Уэксфорду делать это, и все же он не мог оставить без ответа слова племянника - все его чувства выплеснулись наружу.
- Попросить? - возмутился он. - Попросить тебя, когда ты совершенно устранил меня от всего, что касается твоей работы? Когда ты и Дениз сговорились не произносить об этом ни слова, словно родители, выключающие телевизор, когда на экране начинают показывать любовные игры. Я чувствую, когда со мной не желают иметь дела. Попросить!
В начале этого монолога лицо Говарда помрачнело, но теперь его губы тронула легкая усмешка. Он пошарил в кармане пальто, в то время как дядя стоял, прислонившись к склепу, демонстративно сложив руки на груди.
- На, прочти это. Оно пришло за два дня до твоего приезда. - Подбадриваемый желанием подтвердить свои намерения, Говард заговорил тверже: - Прочти это, Рэдж.
С подозрением Уэксфорд взял письмо. Без очков ему только и читать письма! Однако можно сделать вид… С листа на него уныло смотрела подпись Леонарда Крокера…
"Надеюсь, что могу положиться на ваш здравый смысл… Ваш дядя, мой близкий друг и пациент… Более всего он нуждается в полном отстранении от всего, что связано с работой в полиции… Не позволяйте ему в какой бы то ни было степени связываться…"
- Мы думали, что поступаем так, как лучше для тебя, Рэдж.
- Близкий друг! - взорвался Уэксфорд. - Чего он добился, вмешиваясь в мои дела? - Не имея привычки мусорить, теперь он забыл о ней и, смяв письмо в комок, швырнул его в кусты.
Говард расхохотался.
- Я разговаривал об этом с моим врачом, - сообщил он, - рассказал ему обо всем, что с тобой произошло, и он объяснил мне, - ты же знаешь, какие дипломаты эти врачи! - что на этот счет существует два мнения, и не будет ничего страшного, если ты не станешь изменять своим обычным вкусам и привычкам. И все-таки Дениз настояла на том, что мы должны придерживаться рекомендаций твоего личного врача. Кроме того, нам казалось, что ты этого хочешь.
- Я всегда считал тебя снобом, - отозвался дядя. - Так вот, ты и есть настоящий сноб.
- Правда? Но это никогда не было для меня оскорблением. - Говард прикусил губу, стараясь сдержать смех. - Ты представить себе не можешь, как я истосковался по настоящим беседам вместо этой болтовни о литературе, особенно теперь, когда мне не хватает людей, а работы - по горло. - Сдвинув брови, он очень озабоченно сказал: - Ты, наверное, замерз. Сюда идет мой сержант, так что мы сможем уйти от всех этих легендарных гробниц.
От "собора Святого Петра" к ним приближался коренастый незнакомец лет сорока. У него был беспечный, жизнерадостный и какой-то очень земной вид человека, совершенно нечувствительного к атмосфере кладбища, чего нельзя было сказать об остальных двоих. Говард представил его как сержанта Клементса, а Уэксфорда - как старшего инспектора, не упомянув, что он - его дядя, и не пытаясь объяснить его внезапное и, безусловно, неожиданное появление на месте преступления.
В компании таких внушительных особ сержант счел за лучшее не задавать лишних вопросов (может быть, причиной тому было и то, что он прочитал эпитафию Монфорта).
- Очень рад познакомиться, сэр.
- Мой дядя, - сказал Говард и через небольшую паузу добавил: - Он в отпуске, приехал из Сассекса.
- Полагаю, здесь все совершенно по-другому, сэр: нет ни зеленых полей, ни коров и всего прочего. - Клементс посмотрел на Уэксфорда с полной уважения и в то же время снисходительной улыбкой, а затем, повернувшись к суперинтенденту, доложил: - Я еще раз поговорил с Траппером, сэр, но у него больше ничего не удалось узнать.
- Ладно. Мы возвращаемся в машину. Пообедаем вместе с мистером Уэксфордом, а во время обеда я постараюсь убедить его позволить нам воспользоваться его интеллектуальными способностями.
- Конечно, мы воспользуемся ими, - откликнулся сержант и последовал за ними к выходу с кладбища.
"Великий князь", маленький старый паб, в который Говард повел дядюшку, стоял на углу извозчичьего двора на Кенберн-Вейл.
- Не знал, что в Лондоне еще остались такие места, - сказал Уэксфорд, оглядывая панели, отделанные льняным полотном, деревянные лавки с высокими спинками и старинные окна. Обстановка была домашней и напоминала постоялые дворы с картин Помфре или Стоуэртона.
- Поблизости таких мест действительно нет. Кенберн - не Утопия. Не кажется ли тебе, что вид из этого окна вызывает в памяти то, о чем Гуд написал в одном из неопубликованных стихотворений:
Ах, трястись на груженой повозке
Средь цветущих холмов Кенберн-Вейл.
- Что будешь есть, Рэдж?
- Мне много нельзя.
- Если кусочек холодной утятины и салат? Здесь очень вкусно готовят.
У Уэксфорда немного кружилась голова, но он не мог позволить себе так легко сдаться. То, что происходило между ним и Говардом, было торжеством взаимопонимания и дружбы над недоразумением, и если теперь ему предоставлялась возможность снова "вгрызаться" в настоящую полицейскую работу, то почему бы не сделать то же самое и с утятиной? Предлагавшийся в меню набор блюд был настолько широк и соблазнителен, что просто слюнки текли. Уэксфорд выбрал самые низкокалорийные - тонко нарезанную говядину и холодный рататуй - и с удовлетворенным видом откинулся на спинку лавки. Даже высокий стакан яблочного сока, который предложил ему Говард с уверениями, что он изготовлен из лучшего сорта яблок из Суффолка, не смог омрачить его настроения.
С самого начала пребывания в Лондоне Уэксфорда не оставляло ощущение некоторой потери собственной индивидуальности, знакомое каждому человеку, находящемуся на отдыхе, за исключением, конечно, закаленных путешественников. И вместо того чтобы его собственное уэксфордовское "я" возвращалось по мере его привыкания к этому городу, он чувствовал, как оно продолжало исчезать, и на кладбище он, наконец, понял, что утратил его окончательно. Это был страшный момент. Однако теперь он в большей степени ощущал себя самим собой, чем все предыдущее время. Сейчас ему было так же легко и приятно, как когда-то в "Оливе и голубке", где они бывали с Майком и за обедом обстоятельно обсуждали какое-нибудь дело, только теперь руководителем был Говард, а сам Уэксфорд выступал в роли Майка. Однако он не имел ничего против этого. Мог даже совершенно спокойно смотреть на огромный, почти на всю тарелку, стейк, запеканку с почками, молодым картофелем и кабачками, обжаренными в сухарях, которые с аппетитом поглощал Говард.
Первые пять минут они ели, пили и говорили о произошедшем недоразумении, затем Говард повел прямой и ясный разговор, протянув дяде моментальный снимок.
- Это единственная фотография девушки, которая есть у нас. Конечно, могут появиться и другие. Снимок лежал в ее сумочке. Вообще-то довольно необычно, когда кто-то носит с собой собственную фотографию. Возможно, это связано с какими-то дорогими сердцу воспоминаниями. Где и когда она была сделана, нам не известно.
Снимок был слишком светлым и нечетким для опубликования в газете. На нем была красивая тоненькая девушка в платье из хлопка и тяжелых, совершенно неподходящих туфлях. На месте лица - бледное пятно. Уэксфорд подумал, что ее не смогла бы узнать даже родная мать. На заднем плане виднелись запыленные кусты, кусок стены с парапетом и что-то похожее на столб для веревки, на которой развешивают белье.
Уэксфорд вернул снимок Говарду и спросил:
- Гармиш-Террас далеко отсюда?
- Дома, стоящие на этой улице, выходят тыльной стороной на кладбище, только напротив того места, где мы с тобой были. Очень неприятное место: эти уродливые дома были построены еще в 1870 году для городских торговцев, которые не могли тратить по полторы тысячи в год на дворец на Куинс-Гейт. Теперь в них в основном сдаются в аренду комнаты или, как их для приличия называют, "квартирки". Убитая девушка около двух месяцев снимала там комнату.
- Чем она зарабатывала себе на жизнь?
- Работала регистратором в пункте проката телевизоров. Магазин называется "Ситансаунд" и находится на Ламмас-Гроув. Эта улица идет налево от Кенберн-Серкус и тоже огибает кладбище. Очевидно, чтобы сократить путь, девушка ходила на работу через кладбище. Почему ты так на меня смотришь?
- Просто подумал, каково это - ходить в таком месте каждый день.
- Здешние жители это часто делают. Они уже не обращают внимания. Представляю, как бы ты удивился, увидев, как летом многие молодые мамаши гуляют здесь днем с детишками.
- Когда и как она умерла? - поинтересовался Уэксфорд.
- Предположительно, в прошлую пятницу. У меня нет пока полного медицинского заключения, но она была задушена ее собственным шелковым шарфом.
- В прошлую пятницу… и никто не сделал заявления о ее исчезновении?
Говард пожал плечами:
- На Гармиш-Террас, Рэдж? Лавди Морган не жила вместе с родителями в каком-нибудь фешенебельном пригороде. На Гармиш-Террас приезжают и уезжают, и каждый занят только своим делом, и никто не задает лишних вопросов. Подожди, сержант Клементс еще расскажет тебе об этом.
- А что известно о ее дружках?
- Насколько нам известно, у нее никого не было. Тело опознала особа по имени Пегги Поуп, домоправительница, проживающая по адресу: Гармиш-Террасе, 22. Она сказала, что у Лавди не было друзей. Лавди приехала в Кенберн-Вейл в январе, но откуда - об этом никто не знает. Когда она обратилась к миссис Поуп насчет квартиры, то дала ей адрес в Фулхеме. Мы проверили его. И дом, и улица, которые она указала, там были, но она никогда там не жила. Хозяева дома - пара молодоженов, которые никогда не сдавали комнаты в аренду. Итак, нам пока не известно, откуда она приехала, да и кем она была на самом деле.
Заинтриговав своего слушателя (как, впрочем, и сам Уэксфорд умел делать, прибегая бесчисленное количество раз к этому способу), Говард отошел за сыром и крекерами. Он вернулся с еще одной порцией яблочного сока для дяди, который чувствовал себя настолько удовлетворенным, что послушно выпил его.
- Она жила на Гармиш-Террас; жила одна, тихо и спокойно, - продолжал Говард. - В прошлую пятницу, двадцать пятого февраля, как обычно, пошла на работу, а в обеденный перерыв вернулась домой - она иногда делала так. Миссис Поуп полагала, что после перерыва Лавди вернулась на работу, но на самом деле девушка этого не сделала, а позвонила менеджеру "Ситансаунд" и сказала, что заболела. Менеджер был последним, кто разговаривал с ней. - Говард замолчал, затем продолжил: - Возможно, она сразу пошла на кладбище, а может быть, и нет. Ворота на кладбище ежедневно запираются в шесть часов; в пятницу их заперли как обычно. Кстати, Клементс тоже иногда ходит домой через кладбище. В пятницу он как раз был там и разговаривал с Траппером, который закрыл за ним ворота ровно в шесть. Нет нужды говорить, что он ничего особенного не заметил; кроме того, его маршрут проходил довольно далеко от склепа Монфортов.
Возникшую затем паузу Уэксфорд воспринял как намек на то, что можно задать умный вопрос, и он задал его:
- Как вы узнали, кто она такая?
- Ее сумочка лежала рядом с ней в склепе и была набита информацией: ее адрес был на счете из химчистки, моментальная фотография тоже лежала там. Кроме этого, в сумочке был листок бумаги с двумя номерами телефонов.
Уэксфорд вопросительно поднял брови:
- Вы конечно же позвонили по этим номерам?
- Безусловно. С этого практически начали. Первым был номер отеля "Бейсуотер" - довольно крупного и исключительно респектабельного заведения. Там нам сказали, что они давали объявление на замещение вакантной должности дежурного регистратора, и Лавди Морган откликнулась по телефону, однако она им не подошла - как они говорили, слишком робкая и застенчивая; кроме того, у нее не было необходимого опыта работы.
Вторым был номер компании "Нортберн пропертиз" в Вест-Энде - эта компания особенно хорошо известна в Ноттинг-Хилл и Кенберн-Вейл, откуда и ее название. Они также давали объявление о работе - на этот раз нужна была телефонистка. Лавди подала заявление, и ей назначили собеседование, которое состоялось в конце позапрошлой недели, но они так же не собирались брать ее на работу. Вероятно, она была плохо подготовлена - не разбиралась в специальной телефонной системе, которую использовала эта фирма.
- Она хотела сменить работу? Кто-нибудь знал, почему?
- Думаю, хотела побольше зарабатывать. Возможно, нам удастся получить какую-нибудь информацию об этом и о ее образе жизни вообще от миссис Поуп.
- Это женщина, которая ее опознала? Домоправительница?
- Да. Мы подождем и выпьем кофе или ты хочешь прямо сейчас отправиться на Гармиш-Террас?
- Да бог с ним, этим кофе! - ответил Уэксфорд.
Глава 4
Впрочем, когда продвинешься дальше, то понемногу все смягчается Погода менее сурова, почва от зелени приятнее..
Гармиш-Террас представляла собой прямой серый и отвратительный "каньон" с семиэтажными домами по обеим его сторонам. Все эти дома, соединенные друг с другом, были с совершенно одинаковыми плоскими фасадами, но из-за выдающихся вперед подъездов с колоннами их пропорции оказались нарушены (как и в случае с "собором" на кладбище). Видимо, их соорудили не в самый счастливый период в истории архитектуры: создатели этих проектов еще не приспособились к неоготическому стилю и пытались усовершенствовать стиль георгианский.
Все это, наверное, не было бы так очевидно, если бы делались хоть какие-то попытки поддерживать дома в порядке. Глядя на них с тяжелым сердцем, Уэксфорд тщетно пытался обнаружить хотя бы один свежевыкрашенный фасад. Штукатурка на стенах растрескалась, а на колоннах, в тех местах, где стекала вода, образовались полосы. Фундаменты были загромождены мусором и отделялись от мостовой разломанной изгородью, местами "залатанной" проволочной сеткой. Вместо деревьев стоял длинный серый ряд счетчиков платной стоянки автомобилей - целая улица, ведущая в тупик, где высилась церковь из красного кирпича.
Людей почти не было - только какой-то сикх в чалме волок мусор к ступенькам, ведущим в подвал, старушка катила тележку, наполненную, как казалось, "трофеями" с распродажи дешевых подержанных вещей, да брела беременная молодая негритянка в ярко-синем, как оперение зимородка, плаще, который был единственным ярким пятном на этой улице. Ветер сдул листы газетной бумаги из мешка сикха, закрутил и понес вверх в серое небо; он играл густыми и курчавыми волосами негритянки, которая, следуя моде, предприняла трогательную попытку отрастить их. Уэксфорд с горечью подумал о тех чернокожих людях, которые, наверное, надеялись на лучшую обещанную им жизнь, а вместо нее получили лишь горечь от совершенно непристойного существования на Гармиш-Террас.
- Неужели кто-то может жить здесь по собственной воле? - спросил он, обращаясь к сержанту Клементсу. Пока Говард изучал в машине отчет, он вызвался быть руководителем, гидом и, если понадобится, защитником.