- Полностью с тобой согласна, - поддержала её Боженка и закусила сырной палочкой. - А вообще-то Анюта серной кислотой брызжет и выдаёт все секреты. По её сведениям, Вертижопка своим малым тазом при непосредственном контакте любого мужика сделает - так его заведёт! Ну, разве что на какого извращенца напорется… А нормальный как минимум заинтересуется. Да что там говорить, все они одинаковы, а уж чего новенького попробовать - любого подмывает, от сопляка до старика.
Майка целых три секунды жалела, что Доминик не извращенец. Потом сообразила, что такое может передаться детям, и жалеть перестала.
- А откуда Анюте столько о ней известно?
- Ей ещё больше известно, сейчас всё расскажу. Они с детства знакомы, жили рядом, в одной школе учились, только в техникуме пути разошлись, но знакомство поддерживали. Вертижопка всегда способностями к эдакой специфической гимнастике отличалась, Анюта ей даже завидовала, ну да завистью сыт не будешь… Тут самое важное начинается, давай-ка допьём поскорей это вино. Нас ждёт напиток посерьёзнее.
Майка категорически не согласилась. Заглотать отличное вино в неприличной спешке? Да ещё из-за какой-то там Вертижопки?!
- С ума сошла! Я такой профанации не допущу! Эти пол… ну, почти пол-литра шабли спокойно подождут в холодильнике подходящего случая и будут выпиты с надлежащим уважением. А водка уже остыла и готова к употреблению, погоди, я на всякий пожарный селёдкой запаслась, маринованной. Не хочу напиваться к приходу детей.
- А где они сейчас? - полюбопытствовала Боженка, с энтузиазмом приняв поправку в меню.
- Как где? В школе. Потом у них всякие дополнительные занятия, а обедом их там накормят. Эго очень хорошая школа.
Боженка задумчиво свинчивала пробку с серьёзной бутылки.
- У меня в планах родить кого-нибудь, - не слишком уверенно призналась она. - В случае чего, замолвишь за меня словечко в этой школе?
- Нет проблем. Тогда тем более лучше в трезвом виде.
- Ладно, давай свою селёдку…
Хватило и четверти финской бутылки, а на двоих это никак нельзя назвать перебором, чтобы Майка поняла всё. Вертижопка, как ни странно, имела весьма разумную жизненную позицию. Действовала она очень последовательно, и ей не хватало только чуточку удачи.
- Она сразу Анюте заявила, а ведь едва семнадцать исполнилось, что молокососов она в гробу видала, - докладывала Боженка, а дожидавшееся своего выхода негодование пока притаилось под потолком. - Все они дураки набитые, неумёхи и ни фига у них нет, так чего ради них стараться, разве что форму шлифовать…
- И шлифовала? - прорезалось негодование с Майкиной помощью.
- Ещё как! По полной программе. На разной деревенщине тоже. Половина мордобоев в тех краях - её заслуга. А она преспокойно объясняла Анюте, что ей нужен богатый, с квартирой, с положением, при должности, но старая развалина тоже нежелательна. Лучше всего молодой, с образованием, разведенный и бездетный, и неплохо бы, чтоб ей нравился. Туго у неё шло. Всё чего-то не доставало, а прежде всего квартиры, как-то не попадались ей с богатыми родителями…
- Об этом я слышала, - прервала подругу Майка и рассказала Боженке, что узнала от Зютека. Тот не велел хранить тайну, а Боженка кивала головой, поддакивая:
- Правильно, всё сходится. Жилищные условия у неё доисторические, ещё времён недоразвитого социализма. Я бы оттуда давно дала дёру. Она тоже мечтает слинять, но слишком ленива, чтобы самой напрягаться, считает, что мужик должен. Что ты сказала?
Майка бормотала себе под нос.
- Да так, ничего. Вот, чёрт. Верный подход, я бы поддержала. И с этой целью наметила себе Доминика?! Вот ведь дебилка нереальная!
- В Доминика она влюбилась, - заявила Боженка тоном, который заткнул рот даже распоясавшемуся негодованию. - Не успела тебе сказать, слишком остро реагируешь.
- Вовсе я не реагирую, просто у меня время от времени проблёскивает…
- Проблёскивай тише, в смысле не так ярко, а то я сбиваюсь, а хотела всё по порядку. Пока суть да дело, лопухнулась она здорово, я тут подсокращусь, а то до утра не кончу, одного такого она надыбала, ребёнка и беременную жену - по боку, а тут облом, оказалось, что квартира и прочее имущество женино. Другой коньки отбросил, сердце не выдержало, сразу после любовных утех, а следовательно, все сопутствующие обстоятельства потеряли значение. Третий, или который там по счёту, не важно, сам из себя был звезда, поп-идол, артист, девиц, на всё готовых, вокруг - вагон и маленькая тележка, а Вертижопка - средненькое диво, позволил ей присоединиться к гарему, не больше. Уж она уработалась вдрызг, а тут такое разочарование. Ты глянь, сплошной мартиролог получается. Что это у нас так пусто, плесни малость. Не селёдка, а чистая амброзия!
- Положено с нектаром, - буркнула Майка, наполняя рюмки.
Боженка вздохнула, подкрепилась закусками и продолжила:
- Переключилась тогда на техническую интеллигенцию. Художественная надежд не оправдала, хоть заработки там повыше, но и требования тоже. Терялась в толпе, ну, может, и не терялась, задок у неё единственный и неповторимый… Это не моё мнение, мужское!
- Я тебя и не подозреваю.
- Но в этих артистических кругах, как на конкурсах красоты, сама знаешь: мало что красавица, а ещё им скажи, когда была битва под Грюнвальдом, да кто такой Сократ…
- Эк, ты загнула! Сократом их не пытают, максимум Элвисом Пресли…
- Думаешь?
- Или: были ли сто лет назад мобильники?
- Вот я и говорю, зад задом, а каждому подавай умную беседу. А из неё собеседница, как из меня балерина. А в технических кругах народ поскромнее, Сократа мало кто помнит, скорей уж Архимеда или Пифагора..
- Ты собиралась покороче, - строго осадила Майка разболтавшуюся подругу.
- Точно. Погоди, о чём, бишь, я…
- О Вертижопкиной невезухе.
Боженка посмотрела на полную рюмку, опрокинула её, кивнула и вернулась на правильный путь:
- Так вот, каждый раз промахивалась, ну так ей и надо, ведь разбивала семьи. Как минимум три семейные пары с детьми развела, правда, две из них снова сошлись, стоило только мужику потерять из виду это бешеное веретено. Последним на неё запал Зютек…
- Предпоследним, - сухо поправила Майка.
- А… Ну правильно… Но ведь ты же ему развода не дашь?
- Не дам.
- Значит, опять она обломается. И в этот раз хуже всего, потому как в Доминика она влюбилась. По Анютиным словам - насмерть, окончательно и бесповоротно.
- Так, чтобы цепляться за него и без квартиры? - поинтересовалась Майка все так же сухо и горько.
- Нетушки. Не настолько. Анюта говорит, что она вообще не думает, а только хочет. А сколько в этом хотении смысла, до неё не доходит. Погоди, это ещё не всё. Ты ведь не знаешь, он с ней на прогулках встречался.
- Что?
- На прогулках с детьми.
Майка почувствовала, что внутри у неё всё переворачивается:
- Он с ней встречался, когда гулял с детьми?!
- Ты так дословно-то не воспринимай! - заволновалась Боженка. - Честно говоря, это не он встречался, а она его подкарауливала, и так получалось, что куда б они ни пошли, везде на неё натыкались, а уж она крутила прямо пыль столбом. Анюта говорит, специально его выслеживала!
- Постой. Перед моими детьми?
- Что?
- Перед моими детьми задом крутила?
Произнесено это было таким тоном, что Боженка перепугалась.
- Да ну тебя, не перед детьми, а перед Домиником. А что?
- Ничего. Только я ему ясно сказала, если втянет в это дерьмо детей, очень пожалеет. Пригрозила ему, что убью гадину. По всему видать, придётся…
Боженка сорвалась с места, схватила бутылку и поспешно наполнила рюмки. Одну сунула Майке прямо в нос:
- На. Глотни, только сразу. Давай, давай!
Майка выпила, иначе Боженка силком вылила бы ей рюмку хорошо, если в глотку, а скорее, куда попало. Пока она закусывала оливкой, Боженка вернулась в своё кресло и добровольно проделала подобную операцию.
- Ты горячку-то не пори, попадёшься. Гниду прикончишь, а за человека сядешь!
Майка какое-то время молчала, преодолевая жуткие внутренние ощущения. Руки чесались разгромить всё вокруг, попадись ей сейчас Доминик…
Пока же под рукой была Боженка, пытавшаяся её успокоить:
- Ты только в голову не бери. Анюта говорит, дети её даже не заметили. И Доминик долго не замечал, очень долго, практически до сейчас, в смысле, пока до него на ощупь не добралась, в смысле, пришла в непосредственное соприкосновение.
- Не попадусь, - с мрачным упорством сказала Майка, какой-то частью серого вещества усваивая информацию о невнимательных детях. - Я решила: не стану её рубить топором посреди улицы при всём честном народе. Сделаю это коварно и исподтишка. Всем известно, какие мы, женщины, коварные.
Боженку такой поворот успокоил:
- Судя по Вертижопке, уж точно…
Перед уходом она проинспектировала оставшееся в бутылках количество спиртного, чтобы знать, с чем, если что, приходить в следующий раз.
* * *
В исковом заявлении о расторжении брака, изящный черновик которого Доминик вручил Майке вместе с неослабевающей надеждой на её помощь и просьбой хотя бы прочитать, содержались сведения, из ряда вон выходящие.
Взявшись за чтение из чистого любопытства, Майка вынуждена была подавить в себе множество самых разнообразных чувств, оставив только сострадание.
- И ты вместе со своим гениальным адвокатом - где ты откопал этого недотёпу? - воображаешь, что я нечто подобное могу подписать? Как это понимать? Я заставляла тебя делать работу по дому, а супружеские обязанности… - сексуальные, полагаю? - соглашалась выполнять только после того, как ты, к примеру, вымыл посуду или постирал бельё? Правильно? А, может, занавески? После того как ты до блеска отдраил окна и развесил свежепостиранные занавески, я милостиво изволила улечься с тобой в постель? Не проще было бы написать, что у меня тяжёлое психическое расстройство и мне необходимо лечение в закрытой клинике?
Доминик превратился в один колоссальный знак вопроса.
- Чтоб использовать мужика сразу после отвратительной и тяжёлой физической работы, надо и в самом деле чокнуться, - пояснила Майка предельно вежливо. - Таких глупых женщин на свете нет. Принудительное лечение обязательно, иначе в дальнейшем могут последовать преступные деяния, уголовно наказуемые.
Безотносительно к своим чувствам Доминик человеческую речь слышал. А что ещё хуже, воспринимал. Хотя ужасно не хотел ни слышать, ни понимать.
Аккуратно положив документ на стол, Майка решила дожидаться реакции Доминика. Своё она уже высказала, бешенство умудрилась скрыть. Теперь его очередь. Пусть попробует притвориться, что не взбешён.
Доминику на безнадёжные попытки потребовалось секунды три. Затем он издал такой рык, что разбудил не только своих детей, но, скорее всего, и соседей, которым хватило такта и опыта, чтобы активно не реагировать. В отличие от детей.
Несмотря на то что Доминик, прорычавшись весьма колоритным сочетанием общеупотребительных выражений, как печатных, так и нет, в свойственной холерикам манере тут же и успокоился, за дверью детской раздался шум, и на пороге гостиной возникло проснувшееся потомство. И Томек, и Кристинка не скрывали осторожного любопытства.
- Ничего страшного, всё в порядке, - сказала Майка, прежде чем те успели задать вопросы. - Папе для разрядки просто необходимо иногда рявкнуть. Если подавлять стресс, можно и в депрессию впасть, поэтому уж лучше пусть порычит, чем заболеет. Идите спать и не обращайте внимания.
- А ещё рычать будет? - с надеждой спросил Томек, а Кристинка сладко зевнула.
Майке ужасно хотелось свалить ответ на Доминика. Сколько можно делать ему поблажек, пусть сам выкручивается! А ещё бы заорать, не хуже него, швырнуть об пол сахарницу, невзирая на то, что потом придётся заметать сахар, запустить в дурью башку пепельницей, и пусть "скорая" выколупывает окурки… Она чуть не задохнулась от ярости, но сдержалась, проявив чудеса материнской ответственности.
- Нет, - успокоила она разочарованных отпрысков. - На сегодня папа ресурс уже выработал, принял лекарство, с него хватит. Марш в постель. Завтра поговорим.
Доминик наконец-то отмер, кашлянул и поддержал жену:
- Да. Вы спать, а мы выпьем чаю.
И сам же этот чай заварил. У Майки тряслись руки, и она подумывала, не подкрепиться ли противным коньяком. Или гораздо менее противной водкой. Нет, Доминик алкоголя не любит, не дай бог, ещё прицепится и найдёт аргумент для развода.
Муж поставил стаканы на стол и сел.
- Мне нужен развод, - произнёс он сухо, понизив голос. - Что мне делать? Я мог бы взять вину на себя, но тогда иск должна подать ты.
Майка горячо пожалела, что сдерживалась:
- А я не подам, поскольку не вижу за тобой никакой вины, дорогой мой муженёк.
- Чепуха. Видишь…
- Ничего подобного. У тебя научилась закрывать глазки и ничего не видеть. По мне, так ты просто - ангел!
Доминик напряжённо вглядывался в Большой атлас животных, стоявший на книжной полке вверх ногами. Тигриная морда в таком положении выглядела странно.
- Я хочу развода, - проворчал он. - Мне нужен развод!
- А зачем, собственно? Откуда такая необходимость?
- Я тебя разлюбил. Хочу жениться на другой.
- Зачем?
- Как зачем? Чтобы всё было… Чтобы урегулировать все вопросы. Чтобы не находиться в двусмысленном положении.
В Майке проклюнулось и дало буйные побеги железобетонное упрямство. Откуда взялось требование развода, она слышала от Боженки и Зютека, но они могли соврать, напутать, преувеличить, просто ошибаться или излагать свои предположения. Доминик же был лицом непосредственно заинтересованным, и ей требовался ответ от него самого. Он хоть отдаёт себе отчёт, что причина его проблем - Вертижопка, или настолько одурел, что даже не понимает этого?
- Недвусмысленное положение у тебя уже более десяти лет, - безжалостно напомнила Майка. - Законная жена проявляет чудеса толерантности. Ничто не мешает твоим самым что ни на есть тесным контактам с пленительной девицей. Можешь, к примеру, отправиться с ней в коротенький отпуск и наслаждаться райским блаженством тактично, без шума и пыли, никого не компрометируя и не делая из себя посмешища.
- Нет.
- Это почему же?
- Она не… Не каждая… Это не…
- Понятно. Virgo intacta?
В глазах Доминика рядом с протестом и бешенством промелькнула искорка собачьей тоски. Но Майка не поддалась:
- Интересно, каким чудом этот Зютек Мештальский умудрился этого не заметить в течение двух лет…
Доминик вскочил, схватил стул, замахнулся, минуту подержал тяжёлый предмет на весу, затем осторожно опустил на место и сел. Майка слегка обеспокоилась. Неужели Вертижопка настолько изменила его характер? Хотя, нет… а если и так, то к худшему, до сих пор муж мебелью не кидался. Но ведь поставил же на место. Просто чудо, что сдержался!
Некоторое время оба молчали. Доминик сдался первым:
- Нет. К твоему сведению, я не сплю с Эмилькой.
- С какой Эми… а-а! И кто тебе мешает? Уж никак не я!
- Как раз ты. Не соглашаешься на развод… А она бы хотела… То есть я бы хотел…
- Соберись с силами и честно признайся, что она отказывает в благосклонности, как элегантно выражается небезызвестный тебе Зютек, пока ты с ней не распишешься. Поскольку тебе отсутствие подписи, знаю по собственному опыту, никогда не мешало. А значит, именно она настаивает на разводе, да?
- Да, - признал Доминик мужественно, с отчаянием и на свою погибель.
Будь в Майке ещё хоть малейшая тень сомнения, не пойти ли, вопреки всему, на уступки этому болвану, чёрт побрал бы её окончательно и бесповоротно. Выходит, они все, Анюта, Боженка и Зютек, говорили правду, не Доминик выдумал эту сепарацию от семьи, а коварная ведьма с её вертлявой задницей. Воспользовалась примитивнейшим способом: взять мужика на воздержание, а этот кретин недоделанный дал себя развести как последний дебил!
Ну, так Вертижопкиной заднице придётся долго ждать…
- Что ж, чрезвычайно благородно с её стороны, - похвалила Майка со всей возможной убеждённостью, которую только смогла из себя выдавить, а свежеполученная пища для мести ей в этом только поспособствовала. - Мне даже совестно при таких обстоятельствах напоминать тебе о деньгах.
- О чём?
- О деньгах. Конечно, отвратительно и страшно прозаично ввиду таких высоких отношений.
Своим заявлением она так огорошила Доминика, что тот даже не понял сказанного:
- Деньгах? Каких деньгах?
- На дом и семью. Ты, надеюсь, не забыл, что с некоторых пор ты распоряжаешься финансами и должен выделять необходимую сумму? Праздники через десять дней, подарки, дети кое-что сэкономили, но, похоже, рассчитывают на небольшую прибавку, счета лежат у тебя на письменном столе, возможно, ты не заметил. Ну, и остальные члены семьи…
- Какие остальные?
- Доминик, не нервируй меня! Не прикидывайся недоумком! Ты же не разводишься, чёрт тебя дери, со своими родителями, сестрой, я уж о зяте не говорю! Верти… то бишь… твоя благородная Дульсинея не требует, надеюсь, чтобы ты превратился в сироту из приюта?!
Доминик был совсем удручён. Занятый собой и вожделенной Вертижопкой, исковым заявлением, которое и без Майкиных комментариев не казалось ему идеальным, он ни на что иное не отвлекался. И вдруг с вершин, конечно, не блаженства, но уж, во всяком случае, сильных переживаний и глубоких чувств он рухнул на землю. Майка оказалась настоящим чудовищем Нет, он, разумеется, не мог её винить ни в приближении Рождества, ни в самом факте существования семьи, ведь, в конце концов, это была его семья… на минуту он пожалел, что всё же не сирота… Но зачем же напоминать! Да так жёстко, так мерзко!
А Майка была занята Домиником, а не собой. И поэтому свистопляску в его мозгу читала как бегущую строку на экране, и притом крупным шрифтом.
- А не напомни я, - отрубила она - выглядел бы ты законченным уродом и хамом, и сам бы потом имел ко мне претензии - почему не напомнила. Кстати, в этом году, позволь заметить, Сочельник празднуем у твоей мамочки. Твоей! Родной! Может, чёрт возьми, кроме этого закрутившего твои мозги долбаного зада, в тебе осталось хоть что-то человеческое?
Доминик не был членом правительства и вообще политиком, поэтому понятие человеческого было для него существенным и важным. При этом он пребывал в глубочайшем убеждении, что ни в чём этой человечности не нарушает, ничего в ней не меняет и вообще ни коим образом ей не угрожает. А противная Майка била по его убеждениям, что в твой бубен.