- Анна Ивановна, - проворковал он баском и сузил свои хитрющие черные глаза, - у меня своеобразная служебная специализация…
- Знаем, знаем, что вы убийц ищете…
- Информированные, - улыбнулся Измайлов. И любой, кроме Анны Ивановны, не преминул бы в эту секунду задуматься, может ли дьявол улыбаться или ему по чину положено только хмуриться. - Анна Ивановна, боюсь, вы молодых соседей слишком настойчиво провоцируете. Когда один из них или все разом дозреют до попытки избавиться от вашей опеки, я займусь этими ребятами. Но не раньше. Не раньше, дорогая.
Анна Ивановна сначала сообразила только, что сегодня нас в кутузку не повезут. К утру даже до нее дошел смысл сказанного Измайловым. И на первой же прогулке она сообщила в своем "загонном клубе", как называла Нора сборища пенсионеров, сходящих с ума от нищеты и скуки, что Измайлов - коррумпированная дрянь, прожирающая в ресторанах взятки от Славы, Виктора и Верки.
- Это сколько же бедных людей на расстрел надо было обречь, чтобы до полковника дослужиться, - вопила Анна Ивановна. - Ох, мент, поганый мент. И смеет мне угрожать!
Таким образом нас, подъездных изгоев, стало шестеро. Но мы об этом еще не знали. И о том, что скоро столкнемся с опасностью покруче Анны Ивановны и что не все выживем, - тоже.
Глава 3
Я встаю в пять, приходится. Дело в том, что сын не просыпается раньше половины десятого. И за эти утренние часы я успеваю до обалдения побатрачить на поле, принадлежащем придирчивым и редко знающим, что им надо, заказчикам рекламы. Но, чтобы с головой ринуться в работу, я должна выполнить три обязательных условия: пятнадцать раз обежать вокруг дома, принять контрастный душ и выпить кофе. Иначе через полчаса попыток придать привлекательность всяким товарам и услугам меня начинает подташнивать и возникает упорная тяга ко сну, крепкому и спокойному, как жизнь без двигателя чужой торговли, коим и является оная, Боже меня спаси!
В ту прохладную апрельскую субботу я без энтузиазма наматывала третий круг, когда увидела нечто необычное. К нашему подъезду подкатили медперевозка и милицейский автомобиль. После какой-то суеты двое мужчин извлекли из фургончика блистающего свежими битами на правой ноге Измайлова и бережно поволокли на крыльцо. Я рванула вперед, словно за автобусом в цейтноте, и догнала неспешную процессию на втором этаже. Носильщики драгоценной для меня ноши стояли в растерянности, обсуждая, как отпереть дверь занятыми руками. Я храбро предложила свои услуги, пропустила мужчин вперед и решительно вошла за ними следом.
- Виктор Николаевич, что случилось?
- Ответ на твой вопрос знают все, включая тебя, - прохрипел он. - Поскользнулся, упал, очнулся - гипс.
- Я о вас позабочусь, - заявила я.
И подумав: "Не было бы счастья, да несчастье помогло", - решила не отступать с занятых моей влюбленностью позиций. Захлопнула дверь и сунула ключи в карман. Меня очень обрадовало то обстоятельство, что Измайлов не сказал: "Свободна. Обойдусь без тебя". А лишь когда мужчины уложили его в спальне на кровать и распрямились, я поняла, что вряд ли они все трое могли произнести больше одной фразы в час. Бледные лица, густо щетинистые щеки, глаза без выражения, погруженные в темно-лиловые круги, и вздувшиеся жилы на руках и шеях… Эти люди смертельно устали, устали так, как мне никогда не доводилось и, дай Бог, не доведется. А Измайлов еще и губы кусал, вероятно, от боли.
- Я буду на кухне, - твердо сообщила я. - Заварю чай.
Через несколько минут ко мне заглянули двое здоровых и сказали, что больной моментально заснул. Я набухала в чашки по шесть чайных ложек сахарного песка, залила горячей заваркой и подвинула им. Они пили стоя, а я бестактно их разглядывала. Один был высоким, тонким и атлетичным, как фигурист, брюнетом. Очень молодым. Второй, чуть постарше, - рыжим круглоголовым крепышом среднего роста. Мятый пиджак топорщился на нем, как на боксере-тяжеловесе. "Интересно, - подумала я, - почему везде, где людей специально не подбирают по внешности, оказываются вот такие сочетания - толстого с тонким, высокого с низеньким? Так и подмывает поразмыслить о закономерности стремления к усредненности…" На самом деле меня это ничуть не занимало: так, дань привычке забивать голову самой, чтобы этого с ней, пустой, не делали другие. Ребята еле держались на ногах, и нам предстояло быстренько решить вопрос моего пребывания здесь.
- Меня зовут Полиной, - проявила я инициативу. - Я - соседка Виктора Николаевича. Мы с ним друзья.
Разумеется, я привирала. Но ведь Измайлов спас меня. Неужели после этого я не имею права считать его другом?
- Борис Юрьев, - представился "фигурист".
- Сергей Балков, - подхватил "боксер".
- Полковник теперь долго будет отдыхать, - властновато и резковато для теряющего сознание от переутомления объявил мне Борис. - В два часа мы привезем ему лекарства, костыли и продукты. Благодарим вас за помощь…
Ну нет, требования сдать ключи я дожидаться не стала. Давай, не самая бездарная рекламщица на свете, хоть раз в жизни успешно разрекламируй себя.
- Виктора Николаевича нельзя оставлять без присмотра. Вдруг он тоже чаю запросит, - безжалостно кивнула я на пустые чашки ребят. - А к его пробуждению надо будет сварить чего-нибудь горячего. У вас сегодня выходной? Вы сможете это сделать? Или обеспечите ему сухомятку?
Борис неуверенно уставился на мою спортивную экипировку. Зато Сергея упоминание о домашней еде проняло:
- Да-да, Полина, покормите его хорошенько. Он почти двое суток питался сигаретным дымом.
- Но полковник ничего… - словно очнулся Борис.
- Вам необходимо поспать, иначе вы вряд ли сможете быть полезными Виктору Николаевичу, - сердито тявкнула я на несносного упрямца.
- Пошли, Боря. На кого еще оставлять мужчину, как не на домовитую хорошенькую соседку, - попытался улыбнуться Сергей.
- Если вы в чем-нибудь сомневаетесь, я могу принести паспорт, сводить вас к себе, - обиженно дожала я.
- Ладно, до четырнадцати ноль-ноль, - решился Борис.
Я умею ценить поддержку. Поэтому тронула Балкова за рукав и прошептала: "Спасибо, Сережа". "Чего там, лишь бы полковнику уход организовать", - громко и строго ответил Сергей. Да, характеры у них обоих могучие.
Прежде всего я отправилась к Измайлову. Он действительно спал, но это больше походило на забытье: кулаки сжаты, лицо насуплено. Потом вернулась в кухню и заглянула в холодильник. Отлично, этот человек на еде не экономил. Конечно, видно было, что он одинок: на полках преобладали консервы. Но и для приготовления нормального обеда провизии тоже хватало. Впрочем, насчет одиночества я вдруг засомневалась. Ему за сорок, это очевидно. Работа у него чумовая, он на ней днюет и ночует. Тогда почему его дом обставлен так модно и красиво? Ни единой лишней вещи, но та, что есть, отменного качества. Зачем ему музыкальный центр, подходящий для выпендривающегося в среде меломанов юноши? И чистота везде потрясающая. Так, сразу после обеда надо устроить в своем жилище генеральную уборку: шторы постирать, кафель отмыть… В общем, по сравнению с этим мужским обиталищем у меня - конюшня. Одна радость, что пока не авгиева. Нет, не похоже, что он обходится без подруги. Вон веничек из раскрашенных перьев - картины и книги обметать. Не то что мужчина, три четверти женщин на такой не раскошелятся, привыкнув к тряпке, если не перед кем хвастаться. Зато не откажутся получить в подарок. Хотела бы я взглянуть на даму сердца, которой полковник обустроил быт. Приуныв, я открыла тумбочку для обуви и не обнаружила тапочек маленького размере. А единственная зубная щетка в ванной вернула меня с пути, ведущего к депрессии. В сущности, пусть сюда хоть топ-модель заявится. Я всего лишь сердобольная соседка, платящая добром за добро.
Я посмотрела на часы: половина седьмого, можно звонить. Взяла из комнаты переносную трубку, устроилась в кухне и набрала родительский номер.
- Мама, ты не заберешь малыша на выходные?
- Заберу и больше не отдам, - легко пообещала мама, ничуть не шокированная моей просьбой в такой ранний час.
Они действительно любят внука. Особенно папа. Он бурно хотел сына. И появление в семье наследника воспринял как заслуженную милость небес к себе. Меня, девчонку, держал в ежовых рукавицах. А его, мальчишку, балует. И наслаждается. Но не об этом речь. Мама классный организатор. Велела мне переодеться, подкраситься и дожидаться ее, не тревожа малыша.
- И, пожалуйста, изволь тщательно причесаться. Ты вечно бродишь с неукрощенной гривой… Нет, не далекая от искусственности, а элементарно лохматая. Когда я приеду, можешь отправляться по своим неотложным даже до приличного времени делам. Я накормлю ребенка завтраком, соберу и увезу. Без тебя слез будет меньше. Скажу: "Маму в редакцию вызвали". Но учти, дети растут быстро, и скоро этот номер у нас проходить перестанет.
Мы так и поступили. В девять часов я вновь отперла дверь квартиры полковника и всерьез занялась готовкой. Рассольник, мясо в горшочках, пироги с капустой и яблоками, кисель. Если бы я не стеснялась безудержно расходовать чужие запасы, наверное, разогнавшись, состряпала бы три обеда на выбор. Но приходилось сдерживать себя. Пока я привела в порядок подразгромленную в ходе творческих поварских экспериментов кухню, огромные напольные часы Измайлова пробили два. Балков с Юрьевым не опоздали. Ввалились порозовевшие, выбритые, симпатичные, бухнули на стол три громадных пакета и коротко доложили:
- Молочные продукты, овощи-фрукты, мясо.
- А лекарства и костыли? - недовольно спросила я.
- Сержант доставит через сорок минут.
- Через сорок минут или минут через сорок?
Меня всегда злили самоуверенность и категоричность. Что за страсть у людей назначать конкретные сроки, не учитывая возможность всяческих неожиданностей. Моя сварливость их изумила.
- Через сорок минут сержант привезет костыли и лекарства, - мирно повторил Сергей Балков. - Плюс-минус минута.
Тут из спальни донесся весьма зычный зов полковника. Но теперь, вооруженная ножом и лопаточкой, командовала здесь я. И парни отправились к полковнику только после того, как получили указание готовить его к приему вкусной и здоровой пищи. Когда я вкатила в спальню сервировочный столик (в доме имелся и такой), мужчины затаили дыхание. Балков завистливо ухнул. Юрьев сдержался, но явно из последних сил. Даже Измайлов ненадолго онемел. И вместо того чтобы изгнать меня, самозванку, к чертовой матери, малодушно простонал:
- По какому случаю банкет?
- Вам выпить надо, - высказалась я.
- Бар в соседней комнате, - не осмелился отказаться Измайлов. - Дверца вращается, не теряйся.
Я отлила из бутылки три рюмки водки в хрустальный графинчик и закончила сервировку. Тут уж и Борис Юрьев взвыл.
- Полина, забери их в кухню и накорми, - сжалился Измайлов. - Только без спиртного. Они парни холостые, вряд ли им часто удается вкусно поесть.
- Пошли, - позвала я.
Сергей тронул меня за рукав и прошептал: "Спасибо, Поля". "Чего там, лишь бы полковник был доволен", - рявкнула я. Мы втроем захохотали. Измайлов глянул на нас, как на сумасшедших.
- Не волнуйтесь, - успокоила я его.
- Вот что мне в ней нравится, так это умение кого угодно рассмешить, - пробурчал Измайлов.
Я было воспрянула духом по поводу "нравится", но вспомнила свой злосчастный видок при последней нашей встрече в подъезде. Здорово же я его тогда насмешила, получается. Какой, однако, ехидный тип этот полковник,
Ребята уминали рассольник. Я разбирала сумки, чтобы не терять времени. Из первой я извлекла двадцать пачек творога. Двадцать!!! Вероятно, даже спина моя каким-то образом выразила потрясение.
- Это чтобы перелом скорее срастался, - пояснил Сергей.
- Я предупреждал, что разумнее купить препараты кальция, - отмежевался от него Борис и для пущей важности добавил: - Таблетированные.
- И таблеток сержант купит, - прогудел крупномасштабно-хозяйственный Балков. - Но творожок с маслом и медом - это же верняк.
Я с детства испытываю отвращение к творогу. Поэтому после слов Сергея впала в апатию. Охваченная какой-то зудящей ленью, я все-таки продолжила ревизию. И с ужасом обнаружила десять пачек сливочного масла и трехлитровую банку меда.
- Тут на целое травматологическое отделение.
- А наш полковник десятерых стоит, - гордо проворчал Балков.
Я мысленно пересчитала известные мне блюда из творога: ватрушки, вареники, королевская ватрушка, - и мученически вздохнула.
- Я хотел загрузиться ананасами, бананами, киви, чем-нибудь экзотическим, - не дожидаясь, когда я открою вторую сумку, объяснил Борис. - Но он уперся…
- Полковник тебе не обезьяна. А бананы податливые, в них зубы вязнут, - неуступчиво огрызнулся Сергей. - Яблоки, груши - мужские фрукты.
Видимо, они начали ругаться еще на рынке и теперь искали во мне арбитра. Нет, голубчики, вы обречены на ничью.
- Крупная морковь. И молодцы, что про капусту и лук вспомнили, - елейно похвалила я.
И взялась за последний пакет.
- Полковник не обезьяна, полковник - собака, - прокомментировал Юрьев.
Я торопливо стала вышвыривать содержимое. Ах, вот в чем дело. На дне, под куском вырезки, лежали прекрасные бульонные косточки.
- Боря до сих пор не ведает, из чего варят суп, - не удержал шпильку Волков.
- Ты, Сережа, часом не кулинар?
Тираду Бориса прервал звонок в дверь.
- Плюс-минус минута, - передразнила я. - Полчаса всего прошло, а ваш сержант тут. Наверняка чего-нибудь не раздобыл.
Стоило мне повернуть диск замка, как дверь рывком распахнулась. Меня отбросило к стене. Ребята вскочили. Через порог, как кенгуру в мультфильме, перепрыгнула Верка. С норовящими покинуть орбиты глазами, вопя: "Виктор Николаевич, миленький, спасите, помогите", - она ткнулась в кухню и комнату, потом метнулась в спальню. Мы бросились за ней. "Господи, а не Верка ли тут хозяйничает?" - успела все-таки взбрыкнуть во мне старушка-ревность.
Глава 4
Верка ничего не соображала. Она продолжала молить о спасении и шмыгать красным носом даже тогда, когда Измайлов поинтересовался, кто, собственно, так ее напугал. Тяжелое копыто ревности уже дырку проделало в моей утихомирившейся было душе. Поэтому я демонстративно выкалила столик с тарелками, стаканом, рюмкой и графином. Пусть видит, что я здесь по делу. По личному делу, между прочим. Полковнику пришлось отдать должное: следов еды и питья в посуде при визуальном осмотре не обнаруживалось. Разве что при химическом анализе… Обожаю, когда мужчины благодарно-много едят. Пропустить что-нибудь занимательное я не боялась: Верка орала благим матом. Обычно ей удавалось справляться со своими многочисленными нахлебниками самостоятельно. А теперь, вероятно, нарвалась на агрессивного молодца, который отказался покидать понравившийся дом и защищает свою потребность бездельничать в нем кулаками.
- Полина, принеси, пожалуйста, Вере воды, - крикнул Измайлов.
Я даже не пошевелилась. Я, расправив плечи и дыша полной грудью, секунд тридцать неподвижно переживала триумф. Ах, как это он по-свойски, подчеркивая, что я знаю, где у него вода, где чашки. Конечно, вода текла из крана, а чашки стояли на видном месте на подносе. Но полминуты расслабленности и блаженного идиотизма были прекрасны. Я принесла необходимый атрибут истерики и подала Верке. Чашка запрыгала у нее в руках, как живая. Я перехватила ее, уже летящую к полу, и забеспокоилась по-настоящему. Верка не нервная институтка, с чего ее так трясет-то? Одета аккуратно, явно для выхода, спиртным не благоухает… Тут Сергей Балков выступил из угла, где они с Борисом Юрьевым скромно зрительствовали, невысоко приподнял Верку, слегка тряхнул, словно копилку, - зазвенит - не зазвенит, и кинул в кресло. И настала тишина.
- Рассказывай, Вера, - велел полковник.
- Я пришла, а он сидит возле двери, - глухо и отстранение сказала Верка. - А я его полгода не видела, клянусь. Но все равно эта сука, Анна Ивановна, и вообще все соседи знают, что он ко мне ходил. Виктор Николаевич, я…
В голосе Верки опять забулькали слезы.
- Угрожал? - перебил ее Измайлов.
Однако у Верки совершенно несвоевременно начал проясняться взгляд.
- Виктор Николаевич, так вы загипсованный, вы на больничном? Вы не работаете? Ой, я несчастная, ой, невезучая, - снова заголосила она.
- Молчать, - гаркнул Измайлов, - отвечать на вопрос: угрожал?
- Нет, - надсадным шепотом сообщила Верка. - Никому он грозить не может. Уже. Мертвый он.
Профессионалы от дилетантов отличаются скоростью протекания реакции соединения со своим делом. Верка еще недопроизнесла "мертвый", а Бориса Юрьева и Сергея Волкова уже не было в квартире.
"Так, - подумала я, - это тянет на анекдот. Сейчас Измайлов спасет Верку, и она в него тоже влюбится. Что мой хулиган по сравнению с ее мертвецом. Ничего-то мне в жизни легко не дается, даже полковник со сломанной конечностью". И вдруг сквозь эту навязчивую чушь пробился смысл Веркиных фраз. В нашем подъезде, возле ее двери, восседает труп. Настоящий? Черт, да какой же еще? "Слава Богу, я отправила ребенка к родителям", - сработал во мне материнский инстинкт. Рефлекторно я плюхнулась в кресло рядом с Веркой, обняла ее за плечи и тихо спросила: "Страшно было, когда нашла?" Верка не вздрогнула, а дернулась.
- Полина, на минутку, - позвал меня из прихожей размеренный, гудящий голос Балкова.
Мне уже было не до триумфаторских замашек. Я испуганно поднялась, мельком взглянула на Измайлова и пошла на зов. Причем торопиться мне не хотелось. Сергея я нашла в кухне.
- Вот лекарства, вот рецепты, вот костыли…
Он так буднично перечислял необходимое Измайлову, что я поняла: никакого трупа нет, все Верка навыдумывала. Я повертела головой в поисках сержанта. Но мы с Бажовым были вдвоем.
- Так что там случилось? - машинально спросила я.
- Убийство там случилось, - флегматично отозвался Волков. - Нам без тебя, Полина, сегодня не обойтись. Уведи эту девушку в зал, одну не оставляй. Мне надо доложить полковнику.
- Костыли захвати, вдруг ему встать понадобится.
- Зачем? У него режим постельный, - возмутился моим предположением Сергей.
- Ты в туалет сам не ходишь и другим не советуешь? Извини, право слово, - взорвалась я.
- Охо-хо, - невольно по-мальчишечьи хихикнул Банков, - насколько женщины сообразительнее мужчин.
Мне бы уже тогда прикинуть, каково быть связанной с ними, постоянно пребывающими в аду человеческих преступлений. Но я ничего, кроме ответственности за данное поручение, не испытала. Впервые в жизни судьба пускала меня во всамделишную тайну, страшную тайну. Нам ли, насмотревшимся ужастиков и криминальных драм, пасовать. Тяготы участия в событиях, по печальным результатам которых впоследствии пишут сценарии, не укладывались в моем обывательском сознании. Если бы мне сейчас удалось выловить золотую рыбку, о которой мечтает мой сын, я бы попросила одного: чтобы ничего происшедшего не произошло. Но еще длилось "тогда", и я отправилась выманивать Верку из полковничьей спальни.