- Измайлов, давай я тебе неэротический массаж сделаю. Ты американские фильмы смотришь? Там все героини едины в порывах человеколюбия. Только узреют недовольного мужика, сразу хвать его за загривок и разминать, разминать. Через минуту и массажистка, и объект счастливы.
- Спасибо, Поля, в другой раз, - шарахнулся от меня опрометчиво приблизившийся было Измайлов.
- Напрасно. Я давно мечтала проверить, по-настоящему помогает или это художественный прием.
- Больше ничего из американского кино ко мне не приложимо?
- С гипсом исключительно из отечественного.
- Вот поэтому я и расстраиваюсь.
Он оттаял, можно было рывком переключаться на главное.
- Измайлов, прятала Нора Славу?
- Разумеется. Но ты зря сменила бодрящую тему. Я собирался подробно теоретически обсудить наши возможности, коим нога не помеха.
Он экзаменовал меня лукаво и откровенно. Какой ответ он сочтет правильным? "Бегом назад к бодрящей теме, она мне ближе, чем твое расследование". Или…
- Измайлов, людей все-таки убили.
- Мне хочется сказать тебе две вещи: "Приветствую твое равнодушие к теоретическим занятиям" и "Ты славная серьезная девочка". Выбери уж сама, что нравится.
У него со мной были те же проблемы, что и у меня с ним. Но я предпочла рисковать, а не предлагать ему версии на выбор. Впрочем, может, это у него профессиональное? Не стоит мне сейчас отвлекаться. Я легко похлопала его по руке:
- Похвастайтесь проведенной операцией, полковник.
- Борис просил передать тебе, что ты была на высоте. Закладывала меня Норе вдохновенно и убедительно.
- Я в восторге. Надеюсь, когда он играет роль друга человека, которого намерен посадить, у него получается не хуже.
- Лучше. Потому что убийцы, в отличие от прочих граждан, редко останавливаются на достигнутом. Их приходится останавливать разнообразными способами.
Измайлов не застревал в нравоучениях, я заметила. И теперь он принялся скупо и сжато рассказывать саму историю. Слава не порывался прыгать с балкона, а незатейливо вышел через дверь и направился к себе. Юрьев подхватил его под локоток и препроводил к Измайлову, после чего свистнул в окно Сергею.
- Все получилось по-соседски, - сказал Измайлов. - Этот бедолага до сих пор считает, что не потрать Нора столько времени на изобретение самых невероятных способов побега, он опередил бы моих ребят и комфортно переждал налет милиции дома.
- Значит, они с Норой меня не заподозрили? - уточнила я.
- Необходимо остаться для всех и каждого круглой отличницей даже через десять лет после окончания школы, да? - пригвоздил меня Измайлов. - Не волнуйся, никто в тебе не разочаровался.
Мне стало стыдно, будто он раздел меня и обнаружил не то белье. А на кого злиться? Либо всегда будь готова показать супербельишко, либо научись чувствовать себя неотразимой в любом. Первое дорого, второе глупо. Остается третье: не зевать, когда обнажают и тело, и душу. Отличный полковник мне попался, не расслабишься.
- Это он убил компаньонов?
- Твой любимый Балков думает, что он.
- А ничей ты?
- Так уж и ничей?
Говоря это, он встал с дивана, опершись на мои колени. Ну почему я вечно пролетаю с чулками и мини-юбкой и напяливаю брюки? Измайлов вздохнул и пересел в кресло напротив.
- Отчего это мы больше не сидим рядом?
- Оттого, что порознь спокойнее.
- Не поняла.
- Все ты поняла. Мне здесь удобнее включать магнитофон.
- Музыкой будем наслаждаться?
- Полина, я хочу…
Голос хриплый, щеки бледные, на "хочу" споткнулся и замялся. Честное слово, не прикрывай он так явно веками взгляд, я бы возликовала. Не старайся, милый, на сей раз не объегоришь.
- Врубить Чайковского на полную громкость - предел твоих желаний.
- Ты невыносима.
- Еще как выносима. Более того, удобна своей нетребовательностью, пока нечего требовать.
- Учел. Но я хочу, чтобы ты послушала рассказ Ивнева. Там есть кое-что, касающееся известных тебе событий. Только одна просьба: будь сдержанной, что бы он ни нес.
Похоже, прослушивание предстояло трудное. Надо как-то реагировать на предупреждение? А вдруг Измайлов играет со мной? Это не полунамеки на грядущий секс, не изучение приблудившейся юродивой, это угроза. Однако я не из пугливых, полковник. Я храбрилась, но и предположить не могла, что наплел про меня Слава Ивнев.
Он сразу заявил, что никого не убивал. А дальше понеслось. Полина в открытую соблазняла Виктора, предлагая сделать из его однокомнатной и своей двухкомнатной приличную квартиру. Нет, Вера и Нора ни сном ни духом, потому что Полина притворяется клинической идиоткой, являясь на деле опытной кровожадной хищницей. Страдалец Витек не чаял отвязаться от липучки. С Верой чуть ли не у нее на глазах трахался, чтобы отстала. Бесполезно. Она его зазывала к себе и заставляла часами развлекать ее сына.
- И зачем ей это понадобилось?
Я различила неприязненный голос Балкова и прослезилась от благодарности.
- Маньячка, любила, - пояснил Слава.
- Сергей, - последовал оклик Измайлова.
Видимо, Балков подчинился, потому что после паузы Слава продолжил, сбавив тон. Он-де сам свечку не держал, но Виктор жаловался постоянно. Поговаривал о смене квартиры. Тут уж и Измайлов не выдержал:
- Вы начали с интимных подробностей жизни Артемьева, Ивнев. А я просил вас вводить нас в курс дела по порядку.
- Просто брат твердил, что Полина ревнива и может его пришибить.
- И что же так подогрело ее патологическую ревность?
- Он собирался признаться ей, что решил расписаться с Верой и сделать себе двухуровневую фатеру, им же только потолок пробить. Верка хоть и базарная баба, зато без хвоста. Вдруг Витек признался Полине?
- Кузен-то, пожалуй, зациклся на расширении, - вступил Балков.
- Почему нет, если женщины с жилплощадью на шее виснут?
- Ивнев, - вдруг сказал кто-то устало и медленно, - ты чем питаешься? Сам обдристался по уши, и еще в тебе осталось навалом?
Я вытянулась в струнку, пытаясь угадать говорившего. Нет, не угадать, а поверить, что это Борис Юрьев. Он же продолжал:
- Я приму на веру все, что угодно. Но не бросающуюся на задохлика Артемьева разведенную по собственной инициативе Полину.
- А что, только замужние и покинутые бросаются на мужиков?
- Нет, но я тебе фамилию мужа скажу, - ласково посулил Борис.
"Не надо", - хотелось завопить мне. Но Юрьев фамилию произнес. Раздался мужской присвист. Тишина.
- Это Витек все врал, - убежденно, почти фанатично затараторил Слава. - Он такой был, если что-то в руки сразу не плыло, мог и присочинить. Ой, а не ее муженек его заказал?
- Пачкаться бы не стал, - отрубил Борис.
- Тогда я сначала начну, - откашлялся Ивнев.
- Резани правду-матку, - благословил его Юрьев.
- Выключи, пожалуйста, - попросила я Измайлова.
Он щелкнул клавишей.
- Я не преследовала Виктора, все было наоборот.
- Не переживай, - участливо посоветовал Измайлов. - Ты еще не привыкла к тому, что тебя выдумывают такой, какая ты выгодна? И веришь в умение мужиков благородно сносить отказы во взаимности? Я собирался лишить тебя удовольствия прослушивания этой части. Но тебе действительно пора взрослеть.
- Но Виктор и Слава - не Анна Ивановна, они современные люди!
- Смешная ты, Поленька.
- Я обязана была отчитаться, с кем жила раньше? Я должна поклясться, что не имела отношения к делам мужа?
- Нет и нет.
- Кто-нибудь после откровений о прошлом осмелится ко мне прикоснуться?
- Найдется смельчак, не все боятся фамилий.
- Ты знал?
- Нет, это был козырь Бориса.
- Ты меня презираешь?
- Восхищаюсь. Уйти от таких деньжищ.
- Лжешь?
- Не привык.
- Измайлов, полковнику милиции нельзя с женщиной…
- Женщине, полковнику милиции, не стоило бы. Продолжим?
Продолжим. Как я продолжаю всякий раз, добравшись до конца.
И вновь зазвучал голос Славы Ивнева. Они, трое сокурсников, поддались очарованию задумки Коли Муравьева о собственном деле. Скинулись, оформились, вгрызлись в работу. Как часто бывает, генератор идеи оказался самым бедным. Далее по возрастающей поднимались Виктор, Петр и Слава. Через полгода вылезло наружу, что Петру Коростылеву и Коле Муравьеву сухомятка рутинного труда противопоказана, и они запивают его водкой. К ним съезжались толпы заказчиков, чтобы за российскую бутылку сорокаградусной получить то, что стоило нескольких ящиков импортного спиртного, если уж измерять цену в поллитровках. Фирма несла убытки, и Слава постановил: или парни кодируются, или прощаются с коллективом. Они согласились лечиться.
- Останови запись, - снова сказала я.
- Невмоготу?
- Я выложу тебе кое-что. Возможно, не в струю, но все равно. Слишком свят Слава в собственной редакции.
- Поля, только щади мое целомудрие.
- Меня бы кто когда пощадил.
- Ну, в знак солидарности выдюжу. Приступай.
Глава 15
Несколько лет назад мне предстояло писать о кабинетах анонимного кодирования. Их развелось так много, что только феноменальная жажда сивухи у неизбалованного сластями народонаселения могла спасти его от соблазна поголовной и одномоментной завязки. Не мудрствуя с антитабачным вариантом, я придумала посетить форпост здорового образа жизни в трогательном образе девушки, отчаявшейся в одиночку справиться с проблемами неразделенной любви и алкогольной зависимости. Я позвонила по первому попавшемуся в газете номеру, выяснила, что сначала надо в течение пяти дней подвергаться рефлексотерапии, а на шестой кодироваться в группе. Я совершенно по-свинячьи хрюкнула, услышав о стоимости услуг. Но членораздельно сообщила алчному человеку на другом конце провода: "Здоровье дороже". Потом я робко поклялась себе не спиваться и регулярно лечить кариес. Если здоровье и было дороже кодирования и протезирования зубов, то не намного.
В понедельник я отправилась. Поликлиника, в которой приютился кабинет, была пуста, как брошенный за ненадобностью спичечный коробок. Я минут десять провела в одиночестве, а потом ко мне присоединились мужчина и женщина. Им было лет по тридцать, стаж вкалывания в семье уже придал им черты добросовестных мастеровых, не самая дешевая одежда претендовала на что-то, но я не поняла, на что именно.
Январский денек случился не из безмятежных. Ночной буран наделал завалов и заносов, нарвал проводов. Транспорт впервые на моей памяти имел уважительную причину для отсутствия и вовсю ею пользовался. Мы с вновь прибывшими сговорились не терзаться понапрасну: наверное, доктор откуда-то продирается к нам сквозь непогоду и ее последствия, чтобы помочь вернуться к детской трезвости и оценить божественный вкус напитков типа лимонада. Дождемся.
Женщина пала под бременем тишины, скуки и любопытства первой.
- Вы насчет родственника консультироваться или как? - спросила она меня.
Не опробовать на ней свою легенду было грешно. Но, видимо, я по неопытности перестаралась. Потому что женщина, выслушав перечень моих симптомов, почерпнутых в мутном кладезе взятого у приятеля напрокат учебника наркологии, восхитилась:
- Ни за что бы про вас не догадалась. Так свежо выглядите.
- Французская косметика, - заскромничала я.
И мысленно похвалила себя за то, что в погоне за пущим эффектом не живописала, как вылакала с лютой похмелюги лосьон, разбавив минералкой и закусив брикетом пудры.
Долг платежом красен. Печальная история моего падения в ликерный омут заставила ее рассказать свою, то есть мужа. Она не испрашивала у него разрешения или хотя бы согласия на выгребание подноготной, а мужчина не пытался ее остановить, только кривился.
На директора фирмы, где ее муженек курьерствует, она не походила. Я опасалась родственного скандала, однако вскоре мужчина начал поддакивать. Он с друзьями завел собственное дело. Он пахал. Все, абсолютно все неподъемными веригами висело на нем. Он погибал от усталости, в то время как его заважничавшие партнеры целыми днями где-то шлялись, раздобывали какие-то побочные деньги и заглядывали в офис лишь для того, чтобы запустить загребущие ручонки в кассу, изъять оттуда наличку и, если он был там, бросить: "Я должен". А если он отсутствовал, то и ничего не бросать. Он пробовал их остановить, но только наштамповал себе врагов. И тогда вспомнил, что размышления о категориях преступления и наказания можно прервать водкой. Осуществил и сразу удачно. Одна загвоздка, жена восстала против избранного им метода. Она предложила другой. После работы он покупал вино или шампанское, цветы, какие-нибудь конфеты. И дома, уложив детей, они устраивали ужин при свечах, судя по фигуре жены, обычную обжираловку, но что делать, она прекрасно готовила. На короткий срок мужчину это утешило. А бизнесмена продолжало грызть пренебрежительное отношение партнеров. Уже было очень больно, уже лилась кровь, как в трубочку при анализе, уже безысходность затмевала недавние надежды на спасение. Он по-прежнему приносил в дом все необходимое для романтических трапез. Только предварял явление семье заходом в бар и снимал ставший привычным состоянием стресс коньяком. Там, а не у несколько подраздутого психологами семейного очага, расплачиваясь за дорогое пойло и презентуя бармену сдачу, он чувствовал себя равным приятелям. Нет, гораздо более одаренным, порядочным и перспективным, чем они. Да вот незаметно для себя он стал перебирать. Жена задалась вопросом, почему его развозит после ритуального бокала шампанского и он засыпает за столом, презрев упоительное любовное продолжение озаренного свечами чревоугодия? Отговариваться хроническим переутомлением долго не пришлось. "Если не можешь по-человечески, то есть со мной, бросай совсем", - сказала супруга. И приволокла к врачу.
- Видишь, Измайлов, - допекала я полковника, - нельзя однозначно утверждать, что Муравьев с Коростылевым плохие, а Ивнев хороший.
- Мне пригодится то, что ты рассказала, Полина, - вежливо, но равнодушно выдавил он из себя. - Дослушай пока Ивнева, сделай одолжение, а я переварю информацию.
- Включи магнитофон, всеядный.
Из общих денег Слава оплатил решающую схватку с зеленым змием и Петра, и Коли. Через полгода Муравьев принялся за старое. А Коростылева и убили закодированным, он потом сам повторил процедуру. Коля вообще очень своеобразно участвовал в жизни "коллектива". Когда Петр угомонился с возлияниями, Муравьев начал подзуживать Виктора. Дескать, с нами, младшими партнерами, не считаются, нам не со всякой сделки перепадает и тому подобное. Призывал к бунту, свержению Славы, разделу предприятия. Этот парень был носителем смуты, даже не носителем, а распространителем. Он остро болел и заражал окружающих. Коля Муравьев хлебал ведрами, его терпели. Ему словно удовольствие доставляло, что с ним возятся, предлагают лечиться, уговаривают не губить себя и дело. Продержались еще полгода, потому что Виктор назло Петру и Славе перескакивал на сторону Коли, как только речь заходила об избавлении от этого подарочка безобразницы-судьбы. Муравьев внешне был сибаритом: полный, розовый, самодовольный, отмытый до блеска. А внутренне он был безвольным слабаком и трусом. Из тех, о ком шушукаются: "Мухи не обидит". Значит, обидит себя, да еще как. И когда Петр и Слава, спровадив Виктора с очередной подругой в Прагу, объявили Коле, что надо выметаться, сопротивления сотрясатель артельных основ не оказал. Потребовал назад долю. Ему ее отдали, даже не вычтя нанесенный пьяным усердием ущерб. Больше никто не видел его и не слышал о нем.
- С какой стати я должен был под него подлаживаться? - длил какой-то давний спор Слава. - С чего было на меня дуться? Если я внес больше, значит, мне положен костюм с галстуком, а Кольке синий сатиновый халат. Не к станку же поставили. Руководить. Только не в офисе, а в цехе. Я тоже не секретутку в конторе обольщал. Я в поте лица…
- Ивнев, не тяните резину, оставьте своих Муравьева с секретуткой в покое, - велел Балков. - Или вы кого-то из них в убийцы прочите?
- Я уже любого готов прочить. Я домой не могу вернуться. Как представлю, что надо по подъезду идти, мурашки по коже.
- Да, подъезд, будь он неладен… Ивнев, что-нибудь посущественнее есть?
- Есть, - дрогнул голосом и, возможно, не только им, Слава. - Последние месяцев пять нам угрожали по телефону. Я поэтому и скрывался. Витьке тоже советовал, но он послал меня. Ему бы только по соседкам шастать. Мы ведь не в курсе были, что наш Петр кое-что у Веры позаимствовал. Когда после его смерти все открылось, Витек решил: Веркины дружки разобрались.
- Вот оно как, - протянул Измайлов, будто заявление Славы его обрадовало. - Давайте-ка поподробнее, Ивнев.
- Сначала мужик звонил в офис. Культурно просил меня, Петра или Виктора. Стоило секретарше передать трубку, как этот шизик хрипел, причем натужно, нарочно хрипел: "Скоро тебя убьют". И все. А буквально за неделю до смерти Петра он достал меня и Виктора дома.
- Коростылеву домой звонили?
- Нет, он бы не утаил.
- Вашей матери звонили?
- Нет, говорю же, только сюда, однажды и недавно.
- Кстати, Ивнев, а кто так ловко подобрал вам с братом квартиры именно в этом доме?
- Петр. Он, когда у Веры отирался, навел справки и мосты. И сразу предупредил, что гостем будет редким из-за брошенной бабы. Собственно, впервые за полгода и рискнул.
- Ладно, не будем отвлекаться. Кроме "Скоро тебя убьют", ничего не произносилось?
- Ни звука.
- Всем троим одно и то же?
- Да.
- Убью или убьют?
- Убьют.
- Как насчет конкурентов? Фирм по изготовлению дверей и решеток, подобных вашей, хоть пруд пруди. И пруд этот тихий. Зато магазинчики даром не даются.
- Какое там даром, вы же не дети. Все о'кей с магазином.
- Обиженные, на камни брошенные клиенты и партнеры имеются, Ивнев?
- Партнеров нет, мы люди честные, с репутацией. Как от Кольки избавились, так пять лет без проблем. А капризные клиенты вытягивают жилы и выматывают душу до победного. Пока не добьются за свои кутарки небывалого качества, не отвяжутся. Вроде всем угодили. Может, не сразу, но всем.
- Скажите, Ивнев, когда вы в первый раз услышали угрозу, что подумали?
- Псих, подумал. Мы с Петром и Витей уже перебирали и конкурентов, и партнеров, и заказчиков. Даже замужних баб. Одного знакомого рогоносец на железный забор, как простынку, вывесил. Месяц реанимации. Да личных врагов припоминали.
- И что с последним фактом?
- Никого, кто бы стал стучать по башке тяжелым предметом.
- Судя по всему, вы действительно должны быть третьим трупом, Ивнев, - окрылил Славу Сергей Балков. - Может, использовать вас в качестве наживки?
- Спятили? - взвизгнул Ивнев.