Инсталляция "Гром аплодисментов" - четыре пары гипсовых рук, как будто аплодирующих в разных стадиях: вот ладони только занесены, вот сходятся ближе, вот, наконец, прижаты друг к другу, и снова расходятся. На огромном заднике - тёмный зрительный зал и далёкая сцена. Кресла зала заняты отрубленными головами с оскаленными ртами и вываленными языками. На сцене - понурая синяя лошадь.
- Это же совершенно новый взгляд на современный театр! - говорили возле "Грома аплодисментов". - Театр - единственное, что осталось, последний глоток воздуха, но это искусство для мёртвых умников! Головы неспроста. И языки немы, они уже ничего не смогут сказать. Они задохнулись от смрада сегодняшней жизни.
- А лошадь?
- Лошадь, по всей видимости, символизирует народ. Бессловесный народ, который ходит под ярмом!
- На сцене? - сомневался спрашивающий. - Народ?
- Вся сегодняшняя жизнь - перформанс, неправда! Мы все так или иначе находимся на сцене. Нет, эта Даша Жу - находка.
- А почему такой странный псевдоним?
- У неё фамилия Жукова, она не хочет никаких ассоциаций с женой миллионера, чтобы никто не подумал, что ей покровительствуют.
- А ей не покровительствуют? Совсем новое имя, и вот уже выставка на Волхонке!..
В зале переливался свет - красный с синими всполохами, и оператор в десятый раз проверял камеру, направленную на кресло с высокой резной спинкой в центре небольшого помоста. По креслу ходили красные блики. К подножию был брошен букет белых лилий.
Главное действующее лицо появилось совершенно неожиданно, как будто произошел акт материализации. Только что на помосте никого не было, и вдруг собравшиеся обнаружили прямо перед собой тоненькое, узкое, длинное, сверкающее и переливающееся существо.
- Я начну, - утвердительно сказало существо низким голосом.
В креслах удивленно смолкли, и из зала с картинами и инсталляциями потянулся народ, привлечённый неожиданным звуком.
- Этика в современном мире, - продолжало существо, покачиваясь в перекрестье лучей, - стала эпицентром философской рефлексии. Теоретические исследования Джудит Батлер, Джорджо Агамбена, Саймона Критчли и других мыслителей говорят именно об этом. Значимый философ Ален Бадью ратует за онтологический статус этики. Происходит процесс высвобождения субъекта из структур дисциплинарного общества, за переделы предустановленных иерархий и нормативных порядков. Сет Сигелауб утверждал, что "демистификация музея" и его эмансипация от институциональной инфраструктуры рождает новые формы отношений "творец и мир".
От говорящей невозможно было оторвать глаз. Она искрилась вся - от длинных ровных белых волос до носков туфель, выглядывающих из-под краешка длинного платья, и низкий ровный, почти без интонаций, голос удивительно не подходил общему сверканию.
Лекция продолжалась минут сорок - в зале опять начали перешептываться и покашливать, поглядывать на часы и на экранчики телефонов, копаться в сумках.
Художница перестала говорить так же внезапно, как и начала. Она просто замолчала, сделала шаг, наступила на белые лилии и сошла с помоста. Ей неуверенно зааплодировали. Вспыхнул свет.
Даша Жу провела рукой по белым волосам и неторопливо оглядела собравшихся. К ней подходили знакомые, хвалили лекцию, хвалили работы. В некотором отдалении маялся бородатый мальчик, по всей видимости, один из журналистов, не решавшийся к ней приблизиться, с диктофоном наготове.
- Прекрасно, - говорил пожилой иссохший юноша в розовом тюрбане, круглых зелёных очках и клетчатых лосинах. - Всё правильно! И лекция, и выставка. Я даже не ожидал. Ты молодец, подруга.
- Я молодец, - подтвердила Даша медленно, почти по слогам.
- И этот готический свет на тебе, на цветах! Очень хорошо продумано. И блёстки! Ты же их никогда не носила!
- Это для сцены.
- Понятно, понятно. Журналисты все в восторге, я там среди них потоптался немного. Жди завтра взрыва в Сети.
Даша кивнула.
В толпе появились чёрно-белые официанты с шампанским и крохотными тарталетками на кружевных салфеточках.
- Ещё и выпивка! Ты совсем молодец, Дашка!..
Она только улыбнулась.
Разговаривали о чём угодно, только не о Дашиных картинах и лекции. Говорили про выставку Серебряковой, про то, что в Музей личных коллекций привезли узбекских художников двадцатых годов, стоит сходить, это большая редкость, и странно для Пушкинского, логичней выставлять в музее Востока, про какую-то громкую премьеру, сопровождавшуюся, как водится, скандалом, а потому имевшую шумный успех. Когда Даша подходила, ей говорили, что она талант и умница, и продолжали о своём. Никто не расходился.
На каблуках, в облегающем, как чешуя, платье, с волосами, залитыми особым сверкающим лаком так, что невозможно было ни повернуть, ни наклонить голову, Даша устала до такой степени, что не могла как следует вдохнуть - всё время не хватало воздуха.
Она взяла у официанта с подноса бокал и поманила пальцем бородатого мальчика, который так и не решался подойти. Пока она смотрела, как он приближается, весь потный от волнения, кто-то, проходя мимо, опустил в её бокал красную розу.
Даша потрогала прохладные лепестки и усмехнулась.
- О чём вы хотите со мной поговорить?
Мальчик содрогнулся, принялся тыкать в диктофон и пробормотал, не поднимая глаз:
- Я бы хотел о… о радикальных художественных языках и практиках. Ведь то, что сегодня было… оно давно устарело, это формат позавчерашнего дня. Основные дискуссионные площадки давно уже в интернете. Или вы считаете, что дискурсивные выставки хоть и неэффективны, но всё ещё необходимы?
Даша вытащила розу из бокала.
- Это слишком серьёзный разговор для нашего вечера, - доверительно сообщила она мальчику. - Позвоните мне завтра часа в три, и мы обо всём договоримся.
- Конечно, конечно. - Мальчик кивнул и снова стал тыкать в диктофон. Вдруг взглянул на неё и выпалил: - Вы необыкновенная!..
Даша слегка кончиками пальцев коснулась его рукава - в поддержку того, что она необыкновенная, - и стала пробираться к выходу. Когда её нестерпимо сверкающее платье скрылось за скучными плечами и спинами, мальчик вдруг сообразил, что она не оставила телефона и завтра в три часа звонить ему некуда.
Он кинулся следом, но её нигде не было. Он искал долго и отчаянно, и не нашёл.
Закрыв за собой дверь в зал, Даша первым делом стянула шпильки, застонала от облегчения и быстрым шагом пошла по тёмному коридору к комнате, где оставила пальто и ключи от машины. Розу и туфли она несла в руке.
За окном промелькнула чья-то голова, на мгновение загородила свет. Светлана Ивановна поверх очков посмотрела на улицу. В эту секунду на библиотечном крыльце загрохотало и как будто что-то покатилось.
- Итить твою налево!..
Светлана Ивановна в волнении сдёрнула очки. После смерти директора она стала пугливой, соседки говорили, что у неё "нервоз".
- Прошу прошения, - громко сказал в дверях здоровенный молодой мужик. - Я у вас там цветочек уронил. Но уже поправил!..
Светлана Ивановна поднялась из-за своего стола в "абонементе" и спросила:
- Вы к нам? - И ещё зачем-то добавила растерянно: - У нас тут библиотека.
Затем, должно быть, что посетитель решительно был не похож на библиотечных завсегдатаев. Он оказался высок, широк в плечах, коротко стрижен. Кожаная куртка сидела на нём, словно он в ней родился.
- К вам, к вам, - сказал высокий. - Вы Светлана Ивановна? Сейчас вместо покойного Петра Сергеевича?
- Д-да, а что такое?
- Во-от, а я, стало быть, Хабаров Алексей Ильич, из Министерства культуры.
- Из Министерства… культуры? - тягостно поразилась библиотекарша и взялась за сердце. Из читального зала подошла Галя и встала в дверях.
Высокий приблизился к "абонементу". Чёрная кожаная сумка болталась у него на боку, ремень через всю грудь, как пулемётная лента. Покопавшись во внутреннем кармане, он извлёк оттуда удостоверение и сунул Светлане Ивановне.
- Прислали разобраться с вашими потерями! - объявил он как-то даже весело. - У вас ведь тут потери произошли?
Светлана Ивановна, приставив очки к носу, посмотрела на удостоверение.
- Из хозяйственного управления, - пояснил мужик доверительно и крепко уселся на стул. - У нас как узнали, что на вас налёт был, так начальник и решил, что нужно на месте разобраться. Что с фондами, что с единицами хранения. То-сё, пятое-двадцатое.
- Почему же нас-то не предупредили? - вымолвила Светлана Ивановна и оглянулась на Галю. - Мы бы подготовились!..
- Да не нужно готовиться, - уверил мужик добродушно. - Вы мне покажете каталоги, карточки, проведём ревизию убытков, подпишем актик, да и все дела. Министерство потери компенсирует.
- Какое к нам внимание в Москве…
- А сейчас всем библиотекам внимание, - заверил Хабаров. - Говорят, библиотечное дело народу самое необходимое, а толком никто работу не ведёт!
- Как это, никто работу не ведёт? - вскинулась Светлана Ивановна. - Что значит - не ведёт?! Да у нас в библиотеке что ни суббота, то мероприятие культурное! И писатели у нас выступают, и всякие интересные люди, конкурс стихов недавно провели, "Поэты Черноземья" называется!..
- Да я не об этом, - энергично возразил Хабаров. - Я как раз о том, что с финансированием того, денег мало отпускают! А вам фонды восстанавливать надо! Вот я о чём!..
- Так вы не ревизор?
- Да какой я ревизор! - Он расстегнул свою сумку и вынул бумагу с синей печатью в файловой папке. - Тут всё написано.
Светлана Ивановна уселась и принялась читать, а гость в это время оглядывался по сторонам заинтересованно.
- Здесь он помер-то, да? Директор ваш?
Светлана Ивановна горестно подтвердила - да, здесь.
- В этом самом месте?
- Вот тут он лежал, когда я вошла. - И она показала, как лежал Пётр Сергеевич. - И уже холодный совсем!..
- Вы только не волнуйтесь, - издалека сказала Галя.
- Господи, как вспомню!.. Главное, замок открыт был, на одной дужке болтался. Но мне и в голову не могло!.. Я вошла, а ту-ут! - И она развела в разные стороны руками. Щёки у неё покраснели и набрякли. - Тут живого места нет, всё перевернуто, перекинуто, стеллажи сдвинуты! Мы уж потом, как милиция разрешила, целый день по местам всё расставляли, да и сейчас до конца не разобрались.
Хабаров сочувственно кивал.
- А много единиц похищено?
Библиотекарша вздохнула и посмотрела на него поверх очков.
- Да мы еще… не поняли, - выговорила она неохотно. - Так вроде… Всё на месте. Перепорчено много - журналов, газет, все подшивки распотрошили сволочи эти!..
- А их что, много было?
- Да весь архив за последние десять лет тут был, в абонементе!
- Да не архив! Сволочей много было?
Галя оглянулась на читальный зал и подошла к столу.
- Не знаем мы, - сказала она. - Светланочка Ивановна, выпейте таблеточку, а?.. Я сейчас водички, а вы пока таблеточку найдите. Или я вам найду!
- Разве нам кто чего скажет? - говорила Светлана Ивановна, задыхаясь, пока Галя разыскивала "таблеточку". - Кто мы такие? Пустое место, библиотекари! Кто тут шуровал, как Петрушу убили, ничего мы не знаем! Сколько их было, налётчиков, что им у нас понадобилось - всё тёмный лес. Вот у вас там, в министерстве, небось кругом охранники понаставлены, так просто не войдёшь, культура на замке, а у нас что?.. У нас и замков-то не было никаких, только что на входной двери, и сигнализацию поставить так и не собрались!
Галя принесла чайник и кружку, Светлана Ивановна попила немного, отдышалась.
- Жалко Петю, - сказала она с сердцем. - Хороший мужик был, понимающий.
Хабаров смотрел на неё внимательно.
Он был уверен, что первый визит в тамбовскую библиотеку имени Новикова-Прибоя объяснит ему хоть что-то, но очень быстро стало понятно: никаких объяснений с ходу он не найдёт.
…Начнём работать.
- Девушки, - сказал он, и обе на него уставились. Он через голову стянул ремень сумки-патронташа, - вы мне местечко отведите поближе к каталогам, я и приступлю. У меня на всё про всё дня, ну, три!.. И не обращайте на меня внимания, только покажите, что где стоит.
- Не обращайте, - пробормотала Светлана Ивановна. - Как же!.. Из министерства, а мы - внимания не обращайте!.. Галь, много у тебя там народу-то?
- Как всегда. Маша романы любовные читает, и дядя Дима пришёл газеты посмотреть. Дорого стало выписывать.
- Хотите в читальный зал? Там тихо и места много.
- Мне бы лучше в кабинет Петра Сергеевича. Или здесь. Разворовали абонемент, а не читальный зал, правильно?
Вскоре всё устроилось. Хабаров притащил свободный стол, весь занозистый и испещрённый надписями "Гоголь дурак", "Пушкин - солнце русской поэзии", а также сердцами, пронзёнными кривыми чернильными стрелами. Стол он установил возле окна за стеллажами, сходил в кабинет Петра Сергеевича и приволок оттуда каталожные ящики.
Библиотекари помогали ему устраиваться.
Хабаров уселся за стол, придвинул к себе ящики и стал вынимать карточки.
- А что электронный каталог?
- Есть, есть, как не быть. Только он не полный. Года три назад принялись составлять, у нас тем летом студенты из библиотечного техникума на практике были. А потом практика у них кончилась, а у нас всё руки не доходят.
- И компьютеров не хватает, - тихонько сказала Галя. - Который год обещают читальный зал полностью оснастить! Вы бы там, в министерстве, поговорили.
- А мы с вами докладную записку составим, - откликнулся Хабаров бодро. - Я доставлю, куда следует.
Они ему мешали.
Вскоре Светлану Ивановну отвлекли - явились две тётки за новыми детективами, а Галя ещё некоторое время маячила поблизости.
Оторваться от Хабарова она не могла, хоть и сердилась, и заставляла себя вернуться на рабочее место. Мужчина, как из телевизора. В библиотеке она таких и не видела никогда!.. Особенно хорошо он улыбался - кривоватой залихватской улыбкой, белые зубы сверкали, светлели ореховые глаза, и весь он становился своим, будто давно знакомым, неопасным. Так бы и смотрела целый день, как он карточки раскладывает. Или через голову стаскивает ремень сумки, а потом приглаживает волосы большой красивой рукой!..
Она и не ушла бы, но Светлана Ивановна, проводив читательниц, начала покашливать за стеллажами, а потом позвала Галю, и когда та подошла - как во сне, - велела заняться делом.
- Он же из Москвы! - говорила Светлана Ивановна грозным шёпотом. - А ты возле него торчишь, делать тебе нечего! Напишет, что у нас штаты раздуты, сократят всех!
Оставшись в одиночестве, Хабаров продолжал копаться в карточках.
Фотографии с места происшествия он видел - тело лежало возле стола на спине, никаких следов борьбы или насилия. Впрочем, от чего умер директор библиотеки, должен сказать эксперт, сейчас гадать не имеет смысла. От этого окна - Хабаров оглянулся - ничего не видно, кроме книжных стеллажей. Сигнализации никакой нет.
…Нет, тайник не может быть здесь. Нужно искать где-то ещё. Библиотека крохотная - домик в саду, - внимательно осмотреть помещения не составит труда.
Замок, висевший на ржавом гвозде справа от входной двери, Хабаров осмотрел первым делом, ковыряясь на крыльце с перевёрнутой геранью. Замок был ни взломан, ни сорван. Или у пришельцев - пришельца! - был ключ, или открыл замок сам директор.
…О пришельце или пришельцах тоже покамест ничего не известно. Вполне возможно, что нападение на библиотеку - декорация, представление.
В то, что Петра Сергеевича мог убить случайный человек или даже несколько случайных людей, Хабаров не особенно верил.
Время от времени он вставал из-за стола, выдвигал книги, как бы сличая названия с каталогом, прикидывал, откуда именно и что именно видно. С разных ракурсов он изучил сутулую спину Светланы Ивановны, её зелёную шаль с кистями, громадную сумку, прислонённую к тумбочке, старенький компьютер, открытый на одной и той же странице, запасные туфли со стёртыми каблуками и плетёную мусорную корзину на полу.
…Происшествие в библиотеке - случайность, хулиганство или целенаправленная охота? Кто охотник, и откуда он пришёл? Почему директор библиотеки никого не предупредил, если понял, что за ним охотятся? Или он не понял?…
Хабаров выбрался из-за стола - Галя моментально возникла в дверях читального зала и встала как вкопанная, и Светлана Ивановна оглянулась. Возле её стола болтались прыщавый мальчишка в кривых очках и худая бледная девочка с жидким хвостом на затылке.
- Вы мне Сапковского ещё на той неделе обещали, - гундосил мальчишка и поддёргивал очки. - А "Экспансию" вернули? Или опять нету?..
- Я покурить, - шепнул Хабаров библиотекарше.
На крыльце он зажмурился - день был яркий, холодный и ветреный, какие бывают только в апреле, словно в ожидании праздника, - прикурил, из-за сложенных ковшиком ладоней наблюдая за садом и дорогой.
Никого.
Не спеша Хабаров сошел со ступеней, постоял немного и двинулся вокруг библиотеки.
Возле каждого окна он останавливался и оглядывался по сторонам - как бы любуясь яблоневым садом.
За штакетником прошли женщины с сумками, громко разговаривая о выпускном вечере у какой-то Веронички и о том, что при нынешних ценах колбасы скоро не на что будет купить, не то что выпускное платье, а родительский комитет на подарки и стол собирает по полторы тыщи рублей, совсем обалдели!..
Хабаров проводил их глазами и пошёл дальше.
Под водосточной трубой стояла ржавая бочка, наполненная коричневой водой, дверцы в подпол были распахнуты и подпёрты половинками кирпича, а над подполом ещё одно окошко.
Он уловил движение и почуял опасность раньше, чем всё случилось. Всё же он был очень хорошо подготовлен!..
Хабаров прыгнул, покатился - нараставший рокот мотоцикла на мгновение смолк, - и он оказался в чёрной пасти подпола. Раздался короткий свист и несколько сухих щелчков. Опоры под ногами не было, Хабаров висел на руках.
Фью-ить, фью-ить, просвистело отчётливо. Алексей считал секунды - раз, два, три… Долго стрелять, прицеливаться невозможно - улица, белый день, и цель, то есть он, Хабаров, пропала из зоны видимости.
Вновь взревел мотоцикл.
Хабаров подтянулся, раскачался, выбрался из подпола, прикрываясь отсыревшей деревянной дверцей - щит из неё был никуда не годный.
Из бочки в двух местах с журчанием уходила вода - пуля пробила её насквозь.
Стрекотание мотоцикла стремительно отдалялось.
Хабаров отряхнул испачканные колени, вытер ладони о деревянную стену дома, оглянулся - женщины продолжали громко разговаривать, но уже где-то вдалеке, слов было не разобрать.
Всё началось и закончилось за несколько секунд. Хабаров голову мог дать на отсечение, что никто ничего не видел и не слышал.
Вода лилась на дорожку и на стену дома.
Хабаров поднатужился, немного подвинул бочку так, чтобы ему не попадало на джинсы, присел и поковырял пальцем стену.
В воздухе коэффициент сопротивления СХ примерно 0,1, ну, может быть, 0,2. В воде - приблизительно! - в тысячу раз больше. Вязкость и кавитацию можно не учитывать. Потеря скорости огромная. Пуля наверняка застряла так, что её легко можно вытащить.