Когда мы остановились, пограничник постучал по крышке, попытался поднять ее. Водитель дал ему ключ, но мы сломали один зуб, так что он не пожелал поворачиваться в замке. Я слышал, как заспорили пограничники. Один настаивал на том, чтобы выбить замок выстрелом или вскрыть багажник ломом. Второй, постарше и уже, как мне показалось, порядком уставший, говорил, что знает водителя и уверен, что багажник пуст. Поэтому, мол, незачем портить автомобиль. Какое-то время дело шло к тому, что верх возьмет молодой. Я уже положил палец на спусковой крючок. Но в конце концов они нас пропустили.
Мы остановились в нескольких милях от границы. Водитель достал запасной ключ и выпустил меня из багажника. "Стен" я оставил на месте. Мы выпили бренди, фляжку они отдали мне. Я завернул крышку и сунул фляжку в кожаный рюкзак.
- Ты знаешь, куда идти, брат?
- Да.
- Хорошо. Об Анналии не беспокойся. Она в полной безопасности, и мы позаботимся о том, чтобы ей и дальше ничего не грозило.
- Хорошо.
- И не вини себя за случившееся. Есть же у тебя такие мысли? Ты думаешь, что твое прибытие послужило катализатором?
- Возможно.
- Восстание все равно бы произошло. Пар требовал выхода. Тодор знал, что ты не привез помощи из Америки. Он просто использовал тебя. Твое появление стало сигналом, кометой с небес.
Оно зажгло людей и придало им смелости. Но восстание началось бы и без тебя, хотя в этом случае мы не сумели бы добиться таких успехов.
- Успехов? Но мы... наши люди... их же изрубили в капусту.
- Ты ожидал, что мы победим?
- Нет. Разумеется, нет.
- Ты не принимаешь нас за дураков, которые рассчитывали на победу?
- Но...
- Репрессий мы не ждем. Белградское правительство далеко не глупое. Мы даже кое-что приобретем. Возможно, нашей автономии передадут дополнительные права, из Македонии уедут наиболее одиозные министры-сербы. Это один плюс. А другой состоит в том, что люди поднялись с оружием в руках, чтобы сражаться и умереть за родину. Наше движение питается кровью. Без крови оно хиреет и может сойти на нет. То была ночь нашего триумфа, брат. Мы храбро боролись, и ты стоял с нами плечом к плечу. В Болгарии ты в безопасности?
- Да.
- Ты знаешь страну?
- Дорогу я найду.
- Хорошо. Ты уверен, что не хочешь взять с собой "Стен"?
- Если меня арестуют, едва ли я смогу объяснить, как он ко мне попал.
- Это так. Но если тебя загонят в угол, он придется весьма кстати. Бой был жаркий, и мы вышли из него с честью.
- Это точно.
* * *
И я зашагал на восток, навстречу поднимающемуся солнцу. Ночь выдалась холодной, но лучи солнца быстро прогрели воздух, чистый и свежий. Вокруг зеленели холмы и поля, совсем как в Ирландии. Я не торопился и не опасался брошенных на меня взглядов. Одеждой я ничем не отличался от крестьян, работающих на полях или, как и я, шагающих вдоль дороги. Я знал, что в Югославии меня объявили в розыск. В последние минуты в Тетово, когда Анналия и я прятались в бомбоубежище, ожидая машины, которая вывезла бы нас из города, армейские громкоговорители требовали от местных жителей выдать американского шпиона. Югославы очень хотели арестовать меня, скорее всего, предполагали, что я бежал в Болгарию, но я сомневался, что они вышли на мой след. А попусту волноваться в такое прекрасное утро не хотелось.
Мне уже с трудом верилось, что революция действительно имела место и я принимал в ней непосредственное участие. За прошедшие годы я всякий раз жадно вчитывался в сообщения о восстаниях и переворотах, баррикадах, стрельбах снайперов с крыш, самодельных бомбах, жестокости и героизме, улицах, залитых кровью. Я читал показания очевидцев. Я понимал те ощущения, которые они хотели передать словами. Но чтение - оно всего лишь чтение.
Одна моя знакомая женщина как-то поехала в Калифорнию и по пути завернула к Большому каньону. Потом она рассказывала мне: "Господи, Ивен, ты в это не поверишь, я словно смотрела кино". Возможно, именно так мы воспринимаем окружающий нас мир. Жизнь становится особенно зримой, когда имитирует искусство. Восстание в Тетово напоминало роман или фильм, и у меня уже складывалось впечатление, что я где-то читал о нем или видел на экране. До этой ночи я стрелял только в тире на Таймс-сквер. А тут - в людей и видел, как они умирали. Но от охватившего меня изумления не осталось и следа. И едва верилось, что такое произошло со мной наяву.
Атакующий кулак правительственных войск пробил нашу оборону. Тодор и еще несколько десятков человек погибли. Какой-то период времени вылетел у меня из памяти. Мы отступали, стреляли, снова отступали. Желания бежать у меня не возникало. Я считал себя обязанным бороться до последнего вздоха. Но Анналия решила, что я должен бежать, и буквально вытащила меня из боя. Сначала упрятала меня и мой кожаный рюкзак в подвале-бомбоубежище, потом вывезла меня из Тетово.
- Ты хотела, чтобы твой брат погиб, - заметил я. - Так почему тебе нужно, чтобы я спасся?
- По той же причине.
- Не понял.
- Тодор должен умереть в бою. А ты должен спастись. Мы не хотим, чтобы ты попал в плен к врагу. Ты - наш американец, загадочный, романтичный. Правительственные войска, зная, что ты с нами, не сумеют тебя схватить. И наши люди будут жить надеждой, что придет день, когда ты вернешься и вновь поведешь их за собой. Тебя надо спасти!
Она сопровождала меня до фермы к юго-востоку от Тетово, но отказалась ехать со мной в Болгарию. Заявила, что ей ничего не грозит и она не может оставить свой народ. Ее место, мол, здесь. На ферме, когда остальные пили на кухне горький кофе, она попросила меня подняться с ней наверх, где пожелала отдаться мне. Настояла на том, чтобы я овладел ею.
Пожалуй, в нашем совокуплении не было ни любви, ни животной страсти. И еще меня удивил крик, сорвавшийся с ее губ в тот момент, когда она, по моему разумению, должна была испытывать наивысшее наслаждение: "Сына! Дай мне сына для Македонии!"
Надеюсь, я не подкачал.
* * *
Мне потребовалось время, чтобы добраться до Софии, но там я нашел и кров, и хлеб. Меня приютил священник Греческой ортодоксальной церкви, который жил на улице Кожевников, что меня в немалой степени позабавило. На это совпадение я указывать ему не стал, потому что не представлялся. Меня направил к нему член ВРО, который также состоял и в Обществе левой руки. Я и раньше слышал об этой организации, но практически ничего о ней не знал. Как выяснилось, возникло оно несколько столетий тому назад, чтобы сохранить христианство в Оттоманской империи. В конце девятнадцатого столетия Общество не брезговало и террористическими актами, если они приносили прибыль. Я где-то прочитал, что Общество давно распалось, но подобная информация часто оказывается ложной. Как и некролог Марка Твена, слухи о кончине экстремистских организаций частенько оказываются сильно преувеличенными.
Однако тот факт, что я мало чего знал об Обществе левой руки, значительно затруднял нам общение. Политические взгляды отца Грегора оставались для меня загадкой, поэтому я предпочел не делиться с ним и своими. Мой приятель из ВРО предупредил, что я пробуду у священника восемь часов, после чего другой его друг отвезет меня на юг, к турецкой границе.
Первые часы прошли достаточно легко и быстро.
Домоправительница отца Грегора поджарила отличный шашлык, из подвала появилась бутылка "токая". Потом мы сидели в гостиной отца Грегора и играли в шахматы. Силы оказались неравными, и после трех моих поражений игру мы закончили. Действительно, я не мог оказать ни малейшего сопротивления.
Уложив фигуры в коробку, отец Грегор спросил, говорю ли я по-английски.
- Я бы с удовольствием поговорил по-английски. В разговорном языке практика необходима, а в Софии мне говорить на английском не с кем.
- Я знаю английский, отец Грегор, и буду рад говорить с вами на этом языке.
- Вот и хорошо. Еще вина? - он наполнил наши бокалы. - Через час у меня будет праздник. Наверное, мне следовало сказать, что через час вы разделите со мной мой ежедневный праздник, если будет на то ваше желание. В девять часов начинается передача радиостанции "Свободная Европа". Вы часто ее слушаете?
- Нет.
- А я вот никогда не пропускаю. А по завершении этой программы начинается передача "Радио Москвы", специально для Болгарии. Я ее постоянный слушатель. А "Радио Москвы" вы слушаете?
- Нечасто.
- Ага. Тогда, думаю, вам понравится. Так интересно сравнивать эти две радиопрограммы. Из одного мира словно переносишься в другой, и ни один из этих миров не имеет практически ничего общего с тем образом мира, каким он видится из Софии. Вы здесь впервые?
- Да.
- Жаль, что вы не можете задержаться. В городе есть своя прелесть, знаете ли. Почему-то Болгарию воспринимают страной грубых крестьян, которые доят коз, едят йогурт и живут по сотне, а то и больше лет. Никто не обращает внимание на удивительную архитектуру Софии и на кипящую в городе деловую жизнь. Я родился на ферме в десяти милях от Софии и прожил здесь почти всю жизнь. Но немного попутешествовал. Во время войны. Человек должен повидать другие края. Расширить кругозор. Вы понимаете мой английский?
- Да. Вы очень хорошо говорите.
- Какое-то время я пробыл в Лондоне. А также в Париже и Антверпене. А потом вернулся в Софию. Многих моих друзей мое решение удивило. Они не понимали, что заставляет меня вернуться в этот, по их мнению, скучный захолустный город. Наверное, вы тоже задаетесь этим вопросом?
Я пробормотал что-то невразумительное.
- С возрастом понимаешь, что один город не так уж и отличается от любого другого. А тут мой дом, тут похоронены мои предки, так что куда мне еще возвращаться, как не сюда? Как я понимаю, ваш путь лежит в Турцию?
- Да.
- В какое-то определенное место?
- В Анкару.
- О да. Я побывал там много лет тому назад, но ничего не помню об этом городе. Собственно, я оказался там в таком же положении, что и вы - здесь. В город я приехал, а осмотреть достопримечательности не успел. Грустно, знаете ли. Побывать в городе и ничего там не увидеть. А туристы, с другой стороны, могут осмотреть достопримечательности, но отстраненно, поскольку достопримечательности эти не имеют никакого отношения к их обыденной жизни. Вы согласны?
Я согласился. И вспомнил о своем путешествии по Андорре, в телеге под соломой.
К тому времени, когда началась программа радиостанции "Свободная Европа", я не узнал ничего нового об Обществе левой руки. Мы сидели в библиотеке, среди стеллажей с книгами, выстроившихся вдоль всех четырех стен, и он настраивал древний коротковолновый приемник. Я подумал о рекламных роликах американского телевидения, крестьянских семьях, застывших в темноте, одним ухом ловящих голос свободы, а другим прислушивающихся к шорохам за дверью, в ожидании резкого стука, появления агентов секретной полиции, избиений, вырванных признаний, пули в затылок. Но мы сидели в удобных креслах, с бокалами вина, так что даже сама мысль о секретной полиции казалась абсурдной.
По ходу программы отец Грегор то и дело хохотал.
Мужчина он был высокий, крупный, и от его смеха дрожали стены.
- Чудесно, - вырывалось у него. - Изумительно, - и библиотеку сотрясал очередной взрыв хохота.
Но меня куда больше заинтересовали два информационных сообщения.
В первом речь шла о восстании в Македонии.
- Не отчаивайтесь, болгарские борцы за свободу, - вещал молодой женский голос. - Каблуку коммунизма не затоптать ростков стремления к независимости. Прошлой ночью македонские патриоты восстали против правительства так называемой Народной Республики Югославии. Вооруженные лишь палками да камнями, мужчины, женщины и дети встали на ноги и сбросили цепи, вступили в неравный бой, чтобы освободиться от оков экономического рабства, - голос упал на октаву. - И вновь грубая сила тирана задула искру революции. Вновь будапештское чудовище пожрало надежду народа. Вновь пролилась кровь на улицах страны, стонущей в объятиях русского медведя, - голос окреп. - Европейцы, свободные европейцы, равняйтесь на македонских героев! Почва свободы унавожена их кровью. Они погибли не напрасно! Ваш день, день всего человечества обязательно придет!
Отец Грегор смеялся и смеялся.
Позднее в той же программе я услышал собственные имя и фамилию и едва не выронил бокал из рук. На этот раз говорил мужчина.
- Очередная русская провокация угрожает миру, - объявил он. - На этот раз в ход пошел шпионаж, грязный прием, изобретенный и взятый на вооружение Москвой. Банде преступников, руководимой Ивеном Майклом Таннером, американским гражданином, польстившимся на золото коммунистов, удалось выкрасть все схемы береговой и противовоздушной обороны Великобритании. Мы думали, что все ключевые секреты этой благородной европейской страны находятся за "железным занавесом" на пути к Москве.
Однако надежда еще не потеряна. Как выяснилось, Таннер направляется в маленький городок на северо-востоке Турции, где должен встретиться с резидентом советской разведки. Удастся ли его перехватить? Свободные люди, миролюбивые люди на всей земле молятся за то, чтобы это произошло...
Комментатор продолжал вещать о русском шпионаже, но я его уже не слушал. У меня разболелась голова, вспотели ладони. Я украдкой глянул на отца Грегора. Тот не обращал на меня внимания, поглощенный передачей. И продолжал смеяться.
Схемы береговой и противовоздушной обороны... как их могли украсть в Ирландии? А если их украли в Англии, почему этот высокий мужчина перебежал с ними в Ирландию? На кого он работал? И почему? Кто...
Комментатор переключился на другую тему, а мне удалось частично ответить на свои вопросы. Скорее всего, схемы украли ирландцы, а высокий мужчина обокрал их в Дублине. Вот почему не британская разведка, а ирландская полиция вышла на его след, попыталась арестовать, а в конце концов убила.
Кем он был, на кого работал - эти вопросы по-прежнему оставались без ответа. Впрочем, ответы эти особого значения не имели. В отличие от содержимого моего кожаного рюкзака. Меня не волновало, откуда взялись эти схемы, кому предназначались. Тревожило другое: теперь весь мир знал, что они у меня, а направляюсь я в Балыкезир.
Но как они могли об этом прознать? Возможности были. Допросить Китти, Доланов, Эстебана, хотя ему я вроде бы о Балыкезире не говорил. Опять же, в своей квартире я оставил карту Турции, на которой обвел Балыкезир синими чернилами. Я не сомневался, что мою квартиру обыскали с добрый десяток раз и уж кто-то да обратил внимание на синий кружок. Китти, наверное, говорить с ними не стала, из Доланов они точно ничего не вытрясли, Эстебан, разумеется, разболтал все.
"Радио Москвы" добавило мне забот. Правда, о краже британских секретов не упоминалось ни единым словом. Но события, в эпицентре которых я оказался, не прошли незамеченными и для этой радиостанции.
"Выполняя намеченный план нагнетания напряженности, агенты Центрального разведывательного управления попытались нарушить созидательную жизнь в одном из самых миролюбивых социалистических государств Восточной Европы. На этот раз их жертвой стала братская Югославия. Играя на межнациональных противоречиях и временных экономических трудностях, группа агентов ЦРУ, руководимая Ивеном Майклом Таннером, предприняла попытку фашистского переворота в Республике Македония, закончившуюся полным провалом. Тайком переправив через границу тонны оружия, подготовленные Вашингтоном, террористы сумели захватить несколько македонских деревень. Но усилиями местного населения и присланных ему на помощь армейских подразделений вылазка фашистских выродков была подавлена, волна насилия остановлена. И теперь простые люди вновь могут спокойно трудиться на полях и заводах".
Я налил в бокал вина. Похоже, в Балыкезире меня ждал торжественный прием. Англичане, ирландцы, русские, турки, американцы... и, разумеется, таинственная организация, агенты которой выкрали документы.
Вот когда я задумался, а не следовало ли мне остаться дома? Писать диссертации, а не разыскивать золотые клады.
- Может, зря я так восторгаюсь этими программами, - отец Грегор отпил кофе. - Но очень уж они забавные. К примеру, события прошлой ночи в Македонии. Вы заметили, сколь разнятся точки зрения радиостанций? Интересно, какая из них ближе к истине.
Радио давно молчало. Я не мог сосредоточиться на разговоре с отцом Грегором. Мысли мои занимали две проблемы. В Турцию, похоже, попасть невозможно. Также невозможно и выбраться из Турции.
- Я обратил внимание, что и та, и другая радиостанции упомянули одного человека. Но в разных ипостасях. Некоего мистера Таннера.
- Вы правы.
- Смех да и только.
- Я...
Он улыбнулся.
- А может, покончим с этим маскарадом? Если только я не сильно ошибаюсь, а такое возможно, мне представляется, что вы и есть тот самый Ивен Майкл Таннер, которого они упоминали. Это так?
Я промолчал.
Его глаза весело сверкнули.
- Жизнь многообразна, мистер Таннер. Вскоре после войны меня поставили перед выбором. То ли и дальше ездить по свету, то ли вернуться в Софию, можно сказать, уйти на покой. Я выбрал второй путь. Как я и отмечал, многим мое решение показалось странным. Мне вот вспомнилась одна американская песня. О том, как трудно удержать на ферме парней, побывавших во Франции. Есть такая песня?
- Вроде бы.
- Вот и хорошо. Но я принял решение. Причины, полагаю, значения уже не имеют. Будем считать, что руководствовался я инстинктом самосохранения и здоровым прагматизмом. Хотя вы, полагаю, заметили, что жизнь не обходит меня стороной. Друзья обо мне помнят. Еще глоток кофе.
- Если вас это интересует, я сразу заподозрил, кто вы. Мне сказали, что вы - член ВРО, так что я подумал о Македонии. Потом узнал, что вы принимали участие в восстании. И мы говорили по-английски. Я вас проверял, знаете ли. На болгарском вы говорите лучше, чем я на английском. Практически без акцента. А вот по-английски вы говорите с американским акцентом. И я пришел к вполне логичному выводу, что вы - американец. А по ходу радиопередачи наблюдал за вашей реакцией на сообщения о ваших деяниях. Наверное, из меня получился бы неплохой детектив, но вас, насколько я понимаю, сие не интересует. Короче, я знаю, кто вы. Вы действительно направляетесь в Анкару? Или "Свободная Европа" не ошиблась?
- Я направляюсь в маленький городок. Как они и сказали.
- Ага. У вас там есть друзья?
- Нет.
- Вы там никого не знаете?
- Никого.
Он почесал подбородок.
- Как я понимаю, вы едете туда по важному делу.
- Да.
- Могу я задать вам деликатный вопрос?
- Разумеется.
- Вы можете не отвечать на него. Естественно, можете и солгать. Эта поездка в Турцию сулит вам финансовую выгоду?
Я замялся. Он терпеливо ждал. Наконец, я признался, что рассчитываю получить выгоду.
- Речь идет о значительной сумме?
- Более чем.
- Я так и думал. Полагаю, вы предпочтете не называть мне города, в который направляетесь? Почему нет? Оно уже известно всему миру.
- Балыкезир.
- Не слышал о таком. На северо-востоке?
- Да.