- Ты не понял. Я ж тебе уже говорил. Где все копают, там мелочь. Ну, может, если повезет, и раньше не поймают, тогда на "Москвич" хватит. А тут - много золота. Очень много. А где-то рядом - и того больше. Россыпь, о которой никто не знает. Там не знают, - Старков неопределенно ткнул пальцем. То ли вверх, то ли на запад, где далеко-далеко стоял стольный город Москва. Помолчав, он продолжал: - Ладно, я тебе почему-то верю и врать не буду. Там, в Москве, кое-кто знает. Меня люди оттуда в это дело и вписали.
- А на кой черт им вы? У них же самих возможностей выше крыши…
- Ага. Придет какой-нибудь майор или капитан и скажет: товарищ начальник, разрешите снарядить экспедицию на Колыму, я хочу себе на старость золотишка прикопать. Ты ведь пойми, не все гэбисты честно на Родину работают. Кое-кто и на себя. А дело-то пошло вот отчего. Когда в начале пятидесятых стало ясно, что Сталин долго не протянет, там разные игры начались. В КГБ был полный бардак. Потом, когда Берия пришел, он хотел всех прищучить, да не успел. Его самого на луну отправили. Так вот, там разные люди в разные игры играли. Какие - этого никто никогда знать не будет. Но в том числе - и с золотишком. Я вот в своей геологической управе раскопал кое-какие бумажки. Крохи, но картину составить можно. В 1952 году на Колыму приезжала геологическая экспедиция. Жутко секретная. У них даже рабочие были свои. Я так понимаю - все с синими погонами. От наших они только технику брали. Велено было им давать все, что ни попросят. Искали они, я так понимаю, уран. Или еще какую чертовщину вроде этого. В этом районе. Не знаю, как там у них с ураном вышло, но, мне кажется, что россыпь-то эту именно они нашли. Мне Лозинский как-то по-пьяни болтал, что та экспедиция как-то грустно закончилась. Кто-то попал в американские шпионы, а кто-то - просто под машину. Так вот, я думаю, что эту россыпь кто-то себе прикрысил. А потом - потом много чего случилось. Так вот, я думаю, что новое поколение чекистов про все это пронюхало. И тоже решили свое дело открыть. Это не так давно все началось.
- А потом?
- А потом косяк вышел. Такой, какой всегда бывает. При всех властях и у всех народов. Дело-то мы поставили. Да вот только кое-кто решил себе урвать кусочек побольше. На сторону работать. Да только не те там люди, с которыми можно такие рамсы разводить. Вот и начался у нас Дикий Запад. Но это ничего.
Слушая, Кот ощущал странное чувство. Он и раньше замечал за собой, что чувствует, когда ему пытаются врать. Но это было смутное ощущение, очень смутное. Что-то вроде наития. Он даже расспрашивал об этом одного парня, студента-биолога, который подрабатывал вместе с ним на траулере. Но тот нес какую-то бодягу про подсознательное восприятие психомоторных проявлений. А по-русски объяснить ничего не мог. А Кот тогда уже достаточно пообщался с умными людьми, чтобы понимать - если человек не может что-нибудь объяснить попросту, то он сам ни хрена в предмете не сечет. Но дело не в этом, а в том, что сейчас у него это самое чувство заработало необычайно четко. Будто бы подкрутили настройку в бинокле. Буквально каждое слово Старкова просвечивалось через какой-то внутренний фильтр. На тему - врет или нет… Такое у Лехи уже бывало. В Африке - когда Мельников возил его на свои таинственные прогулки по африканским деревням. Так вот, Геннадий не врал. Но! О чем-то он очень уж сильно не договаривал. О чем-то серьезном и даже страшном. Но ведь не спросишь же его так, в лоб. Мол, товарищ шеф, что-то вы все ходите вокруг да около. И так узнал уже достаточно. Стоп. А сам Мельников-то… Может, он тоже использует меня втемную? От таких мыслей башка пошла кругом. "Нет, отставить, - сказал Леха себе. - Так ведь можно и крышей подвинуться. Лучше спать".
Глава 5
Чертовщину заказывали?
3 мая 1966 года, Магадан
Капитан Мельников неспеша подошел к небольшому зданию, на котором красовалась табличка "Магаданская правда", рванул дверь и тут же погрузился в особую атмосферу всеобщего сумасшествия, которую можно встретить лишь на вокзале во время эвакуации или в редакции ежедневной газеты. Все куда-то бежали с таким видом, будто только что накопали какую-то сверхсенсацию - вроде высадки инопланетян в бухте Нагаево. Хотя какая может быть сенсация в провинциальной областной газете? Такая газета существует в основном для того, чтобы в нее заворачивать знаменитую местную красную рыбу и восполнять хроническое отсутствие в магазинах туалетной бумаги. Но так уж устроены журналисты, что там, где они собираются вместе, всегда дым стоит коромыслом. Причем в буквальном смысле слова. В курилку страшно было заглянуть без противогаза - и, несмотря на это, оттуда неслось бурное молодое ржание.
- Где материал на третью полосу о вчерашнем концерте? Вы меня режете без ножа! - орал кто-то голосом человека, за которого всерьез взялись специалисты из Святой инквизиции.
- Ты когда-нибудь напечатаешь фотографии или так и будешь ошиваться в курилке? - перекрикивал его другой.
- Ну нет Князева, нет его! Он на задание уехал! - жалобно стонала в телефон секретарша.
Мельников протолкался к двум молоденьким девушкам, которые, судя по их хихиканью, беседовали отнюдь не на производственные темы.
- Не подскажете, как мне найти Михаила Всеволодовича? - обратился к ним капитан.
Девушки поглядели на Мельникова так, будто он грязно приставал к ним на улице.
- А вы кто? Поэт?
- Да разве я похож на поэта? Я из Москвы приехал, для важной консультации.
Девушки тут же расплылись в улыбках. Видимо, нужного Мельникову человека здесь очень любили.
- Минуточку, я сейчас его позову. Вы извините, что мы с вами так грубо. Но очень уж его местные графоманы замучили, - пояснила одна из девушек.
Она метнулась в редакционные дебри - и вскоре вернулась с добродушным седым человеком с веселыми ласковыми глазами.
- Вот Михаил Всеволодович, к вам товарищ из Москвы.
- Здравствуйте, меня зовут Игорь Басков. Я из редакции журнала "Наука и религия". Мне сказали в Москве, что только вы сможете дать мне консультацию.
- Что ж, я польщен. Но здесь разговаривать невозможно. К тому же всегда после выходных ко мне приходит один пожилой стихотворец, от которого я очень хочу укрыться. Тут есть недалеко одно место…
"Басков" и Михаил Всеволодович вышли на улицу и направились к заведению под романтическим названием "Ассоль".
Собеседник капитана, товарищ Еськов, был очень своеобразным человеком. Он приехал сюда комсомольцем еще до начала великой стройки. Тогда здесь была лишь культбаза для якутов, где они учились грамоте, получали медицинскую помощь и, что главное, клянчили у мудрых белых людей огненную воду. В отличие от большинства комсомольцев-добровольцев, сбежавших после первой зимы, он здесь прижился. Работал в разных местах, облазил весь край, а потом осел в местной газете. И даже стал членом Союза писателей. Правда, с литературой у него не сложилось. Пока он писал рассказы про трудовые подвиги, все было хорошо. Но потом он перешел на сказки, и получались они какие-то жутковатые, нечеловеческие. Не годились они для воспитания советских детей. Дело в том, что Еськов всерьез увлекся собиранием якутских легенд. И не каких-нибудь там народных сказаний, а совершенно дремучих языческих преданий. На их основе он и строил свои произведения, но дело-то было даже не в этом. Раскапывая передвижения и связи Лозинского, Мельников выяснил, что тот незадолго до своего последнего отъезда тоже неоднократно бывал у Еськова. Что-то много было в этом деле антропологии и этнографии.
Они вошли в кафе. Судя по антуражу, оно было типично молодежным, такие с великим шумом в прессе открывались по всему Союзу пару лет назад. Идея была в том, чтобы вместо рассадников пьянства и дебоша создать заведения, где молодежь могла бы культурно отдыхать за мороженым и лимонадом. Но быстро выяснилось, что, во-первых, на мороженом и лимонаде финансовый план, хоть лопни, не сделаешь. А во-вторых, молодежь любит крепкие напитки не меньше представителей старшего поколения. В общем, все вернулось на круги своя.
Собеседники сели за столик, и к ним мгновенно подбежала официантка, заранее расплывшись в улыбке.
- Здравствуйте, Михаил Всеволодович. Что будете? Ваш любимый. Я приберегла для вас…
Вот ведь бывают такие светлые люди, которые у всех вызывают симпатию. Мельников это особенно остро чувствовал, так как по своей работе общался с людьми несколько иного склада.
- Здравствуй, здравствуй, Инночка. Да, принеси-ка мне грамм двести коньячку. А вы, Игорь, как вас по батюшке?
- Да бросьте, я еще молодой. Мне того же, пожалуй.
Коньяк появился мгновенно.
- Ну, я вас слушаю.
- Дело вот какое. Тут нам сдал рукопись некий товарищ Лозинский, ваш земляк. Он сказал, что у вас консультировался. Знаете, тема нас очень заинтересовала, но он как-то так непонятно и запутанно все изложил… А его спросить мы не можем, он в командировке.
- Лозинский? Да, конечно. Да только вот тут скорее уж "Религия и наука". А если точнее - религия и научная фантастика. Но вы правы - это очень интересная тема. И довольно загадочная. Дело в том, что она вовсе не якутская.
- То есть?
- Знаете, я всю жизнь собирал якутские легенды, изучал их верования. Старался залезть в глубину. Ведь якутов в подавляющем большинстве крестили. Шаманов почти не осталось. А у тех были свои, сокровенные, знания, которые непосвященным не раскрывали. Почти все это исчезло. Остались крохи… Так вот, эта легенда ну никак в их представления не укладывается. Это как если бы в глухой вологодской деревне вам рассказали сказку, напоминающую сказания народов Африки.
Мельников аж вздрогнул.
- А вы хорошо знакомы с африканским фольклором?
- Ни в коей мере. Я ведь не ученый. Я фольклорист-любитель. Так вот, в этой сказке речь идет о неком Подземелье смерти. Или Пещере смерти. Но какие в Колымских горах пещеры? И дальше тоже неясно. С одной стороны, эту пещеру создали злые духи или боги. А в другом варианте: Те, Кто был раньше.
- Но ведь раньше здесь никого не было!
- Именно. Да и якуты пришли на Колыму лишь в шестнадцатом веке. Так вот, тот, кто сумеет проникнуть в эту пещеру, обретет великую мудрость и великую силу. Но это будут уже не люди. А люди должны оставаться людьми, раз уж они такими созданы. Поэтому каждого, кто к ней приблизится, ждет смерть. Эта легенда связана еще с одним верованием. О том, что где-то бродят некие таинственные люди - то ли шаманы, то ли еще кто, которые хранят некое знание. Но как можно бродить по колымским лесам?
- А где вы ее услышали?
- Первый раз я слышал ее в молодости, когда работал здесь, на культбазе. Ее мне рассказал один пьяный якут. Вы, может, скажете - что взять с пьяного? Так нет, этот якут чуть ли не впервые в жизни видел белых. А до этого ни с кем, кроме своих, не общался. А что у пьяного на языке - это всего лишь его подсознание, если позволите употребить термин осуждаемого у нас Фрейда. Сам по себе человек ничего такого придумать не способен.
- А второй раз от кого?
- От русского геолога. Это было в тридцать шестом. Его привезли сюда, в больницу, умирающим. А у меня там работал знакомый врач. Этого геолога подобрали якуты, которые ехали в поселок за солью.
- Где?
- Кто ж знает? Они остановили машину, привезли больного в местную больницу, где его не приняли - вот он и попал в Магадан. Так вот, по дороге они почему-то рассказали ему эту легенду.
- Странно.
- Еще бы! И вот еще что. Этот геолог перед смертью бормотал совсем странные слова: "Это чума. Это золотая чума".
Мельников еще долго уточнял всякие детали, но ничего нового больше не услышал. Получил приглашение заглядывать и вышел из кафе в полном обалдении.
Чертовщины становилось все больше и больше. Самое-то главное в том, что чертовщина эта была завязана на людей, которые занимаются отнюдь не сбором легенд. И, как сумел передать наш крот в той конторе, именно из отдела ФБР, который занимается тем, чего нет и быть не может. С этими людьми Мельников встречался. Именно из-за них он когда-то потерял единственную женщину, о которой мог сказать, что любит ее. Точнее, ведь и не потерял… И в то же время… Впрочем, хватит об этом.
На квартире Мельникова ожидали Прохоров и новый сотрудник - капитан Мильке.
- Товарищ капитан! Все выяснили, - с порога налетел на него первый.
- Стой. А ну по порядку. Капитан, докладывайте вы.
Одутловатая физиономия капитана имела довольно кислое выражение. Кто служил - тот поймет. Не очень-то приятно подчиняться человеку равного с тобой звания. Тем более, что и работа у него выдалась… Но он старательно и четко доложил о проделанной работе.
Мильке прислали из Москвы в помощь. Он прибыл совершенно легально, снабженный поручениями что-то там проверять в бумагах местного Комитета. Задача была простая - обнаружить нужные сведения, ничем не выдавая интереса к ним. Потому что в местном Комитете Мельников уже никому не верил.
И вот два дня подряд Мильке старательно делал вид, что изучает груды разных покрытых пылью архивных дел. Мельников ему сочувствовал от всей души. Потому как из всех работ самая трудная - изображать бурную деятельность, ровно ничего не делая. Впрочем, нет, капитан свою задачу выполнил.
- Я выявил тех, кто служил непосредственно с Лозинским в пятьдесят втором году. Место это странное. Спецлагерь. Для его тогдашнего звания - маловато. Вот здесь…
Мильке развернул карту и ткнул пальцем в кружок, который Мельникову ничего не говорил. Но это был тот самый заброшенный поселок, который проезжали Кот со Старковым.
- Из всех его бывших сослуживцев в Магаданской области на сегодняшний день проживает лишь Матвей Александрович Чигирь. По адресу - поселок Ортукан, улица…
- Теперь ты, - обратился капитан к Прохорову.
- Виктор Павлович Башилин сегодня отправил в Москву телеграмму. Главпочтамт, до востребования. Текст: "ВАНЯ ОПАЗДЫВАЕТ ДВА ДНЯ ТЧК ЖДИТЕ ИЗВЕСТИЙ". В Москву я уже сообщил. Будут пасти.
- Худо дело. У них есть связь. А у меня с Котом - нету…
4 мая 1966 года, Ортукан
Дверь небольшого, но опрятного домика открыла весьма привлекательная женщина бальзаковского возраста.
- Добрый день. Могу я поговорить с Матвеем Александровичем?
- Ой, знаете, его сейчас нету. - Тут хозяйка, видимо, сразу оценив, что человек неместный, предложила: - Можете здесь подождать, а если хотите, сходите к магазину. Это через две улицы отсюда, вон в ту сторону. Он там долго задерживается… - В последних словах слышалось сожаление, но легкое, без злости.
Мельников решил прогуляться до магазина. Пройдя по указанному маршруту и свернув за последний угол, он увидел картину маслом. Возле магазина, обычной бревенчатой халупы, бушевали страсти. Двое парней, из тех, кого называют амбалами, нападали на сухощавого седого гражданина. Впрочем, нападали - это, пожалуй, слишком громко сказано. То есть шума и криков было гораздо больше, чем реальных действий. Впрочем, искалечить такие герои могут вполне всерьез.
Некоторое количество зевак с удовольствием наблюдало за происходящим.
- Да ты, да я!.. - орал один из нападавших, размахивая кулаками. Его вид и произношение свидетельствовали о том, что он совсем недавно променял цветущие земли Украины на холодную, но денежную Колыму. Наконец, наоравшись, он пошел в атаку. Но лишь только сунулся слишком близко - получил удар в лоб. Ну, хоть в кино снимай - очень точный и правильный удар, такой, что нападавший рухнул как подкошенный.
Метнувшись вперед, седой ударил второго ногой под колени. Тот рухнул на спину. "Сейчас добьет", - решил капитан. Но седой повел себя иначе. Подскочив к упавшему, он от всей души отоварил того по почкам.
- Я что вам, сявкам, говорил, а? Не слышу! - и вдарил второй раз. - Забыл, сучара? А говорил я вам, чтобы не выдрючивались, не куражились, людей не пугали. Понаехало тут козлов. Ты землю свою позоришь, понял? - Последовал еще один удар. - Я тебя спросил, ты понял? Когда я спрашиваю, мне отвечать положено.
- Понял, дядько…
- Ладно. И чтобы вели себя тихо.
Седой спокойно зашел в магазин. Мельников пошел вслед за ним. Уже по манере драться и выражаться ему стало ясно, что этот человек либо бывший крутой зэк, либо охранник, набравшийся от своих подопечных всякого разного. Когда же в полутьме магазина Мельников увидел его глаза, то убедился - перед ним все-таки бывший Вохровай. В тех, кто служил в лагерях в нижних чинах при Сталине, осталось что-то такое, неповторимое. Эдакая жесткость и непреклонность. Такой никогда не сомневался, что охраняет врагов народа и что давить их надо без пощады. Вот он и давит до сих пор всех, кого полагает таковыми.
- Что ж это тут у вас происходит? - спросил Мельников. Задавая вопрос, он сознательно усилил в голосе "гебистские" нотки, и седой это услышал, почувствовал своего.
- Да так. Приехали тут бульдозеристы по контракту с Ивано-Франковска. Насосались, клопы, вина, решили себя показать. Вы, мол, москали, мы вас всех тут построим. А мне за Украину обидно, что о нас подумают. И так нас тут бандеровцами кличут. Вот из-за таких… А так у нас, товарищ, все тихо.
- Вы Матвей Александрович?
- Я самый.
- Дело у меня к вам.
- Так пойдемте в хату…
Говорил Чигирь очень чисто, без малейшего акцента, четко выговаривая все звуки.
Они вошли в уже знакомую капитану хату. Множество салфеток и полотенец, идеальная чистота. Дверь в спальню была приоткрыта, и Мельников увидел высокую кровать с горой подушек.
- Сейчас я насчет обеда соображу.
Чигирь вышел из комнаты и отдал какие-то распоряжения хозяйке. Как можно было ожидать, на столе появилась громадная кастрюля наваристого украинского борща. Правда, вместо традиционной бутыли мутной самогонки стояла емкость со спиртом.
- Ну, давайте, для аппетиту, - хозяин поднял стакан.
Он из деликатности, не сказал: за знакомство. И имени не спросил. Да уж, дисциплина. А Мельников, отхлебнув спирт, почему-то подумал: вот, иностранцы говорят, мол, в России много пьют. А побывали бы они на Колыме! Где сто пятьдесят спирта принимают для аппетита.
- У вас тут как где-нибудь на Полтавщине.
- Да уж. Разрываюсь я. Вот сплю - и по ночам снятся мне вишневые сады и белые хаты. Просыпаюсь - думаю: поеду, куплю себе домик и буду себе работать каким-нибудь начальником склада. А вот недавно в отпуск приехал - так, поверите ли, через неделю назад потянуло, не могу я без этой земли.
Когда дохлебали борщ и выпили по второй под сало, Мельников достал из кармана удостоверение.
- Матвей Александрович, я все знаю. Вы человек надежный. Потому-то я к вам и обратился.
Благодушное выражение, пребывшее на лице Чигиря во время обеда, тут же исчезло. Теперь это был солдат, готовый выполнить любой приказ. Вот сейчас прикажи ему - он бы и под танк с гранатой, и сотню зэков положил бы из пулемета.
- Мы собираем материалы о майоре Лозинском.
- Добрались до этого гада! Ну, слава богу. Лучше поздно, чем никогда. А то мне всегда, глядя на него, было стыдно за наши органы.
- Поконкретнее, пожалуйста.
- Много я сказать не могу. Да только был он такой… Неправильный был человек. Жирел на горбу заключенных. Я понимаю, они враги народа. Но их послали, чтобы этот край осваивать, а не для того, чтобы на этого вот работать.
- А чем вы там занимались?