* * *
В то же утро после происшествия в Сосновке я с радостью сообщила Луизе, что она может забрать свою статью. Луиза выразила желание прийти немедленно, еле-еле я уговорила ее подождать до вечера, мне хотелось все же немного потрудиться над Бельмоном, потому что приход Луизы уж точно выведет меня из себя, и работать потом станет невозможно. Луиза достала меня окончательно, вот уже в тихом Сосновском парке мерещатся мне страшные убийства немолодых элегантных женщин.
Работа над Бельмоном так меня захватила, что я совершенно не заметила, как прошел день. Заболели глаза, и я услыхала обиженные подвывания Горация. Когда пес его размеров и комплекции не лает, не рычит, а тонко подвывает, это странно, но я знала - так Гораций сообщает, что ему срочно и уже давно нужно прогуляться. Я взглянула на часы и ахнула Гораций имел полное право на меня обижаться.
- Прости меня, Гораций! - искренне расстроилась я.
"Что с тебя взять, с растяпы", - говорил его взгляд.
Хоть и выяснилось, что все, случившееся в Сосновке утром, мне показалось, желтую полицейскую куртку я почему-то не решилась надеть, а накинула мамин старый плащик, который она использовала, очевидно, с той же целью - для собачьих прогулок. Гораций так торопился, что даже обрадовался, что я не потащила его в Сосновку. Мы быстренько пробежались по пустырю возле дома и отправились домой. Возле лифта стоял мужчина - вроде бы я его уже видела на нашей лестнице пару раз, - очень аккуратный, весь отглаженный-отутюженный, коротко подстриженные светлые волосы с чуть заметной сединой, а лицо такое.., как бы обесцвеченное: очень светлые брови, очень светлые глаза.
Мой дуралей Гораций вообще-то не слишком игрив - все-таки возраст солидный, да и комплекция не та, и вообще ротвейлеры по природе своей скорее флегматики, но тут он то ли не догулял, то ли еще что ему привиделось, но только он вдруг с радостным лаем подбежал к этому белобрысому и встал грязными лапами на его девственно чистый светлый плащ. Сначала я онемела от неожиданности, потом потянула Горация за поводок, но пес стоял насмерть.
- Да оттащите же его! - прошипел белобрысый.
Не могу сказать, что он испугался, держался он спокойно, многие бы на его месте перетрусили: здоровенный ротвейлер, прыгающий лапами на грудь - это не для слабонервных. Пока я возилась, Гораций успел пару раз переступить лапами по плащу, и теперь белобрысый был вымазан основательно.
- Да что же это такое! - закричал он и оттолкнул Горация.
- Простите нас, Гораций вообще-то очень воспитанный, - каялась я, но голос мой звучал неуверенно.
- Я вижу, - с сарказмом отозвался белобрысый.
- Может, я смогу что-нибудь сделать с плащом? - неуверенно проговорила я.
- С плащом сможет что-нибудь сделать американская чистка, - наставительно произнес белобрысый.
Я хотела сказать, что оплачу ему чистку.
Потом посмотрела на плащ, и шикарные итальянские ботинки, они были абсолютно чистыми, хотя на улице грязновато после вчерашнего дождя. Стало быть, приехал на машине и оставляет ее на стоянке за домом.
Ну и черт с ним, не обеднеет, если лишний раз в чистку отдаст!
- Гораций, домой! - Я потянула пса по лестнице.
Пусть это белобрысый один едет на лифте, а мы, назло всем, пойдем пешком.
Не успели мы переодеться, то есть это я переоделась, а Гораций всего лишь снял ошейник и намордник, как раздался звонок.
Я чертыхнулась и глянула в глазок, и там увидела своего третьего мужа Олега. Сегодня, пожалуй, я не против была пообщаться с ним.
Я открыла дверь, и Олег сразу же попал в объятия Горация. Они обожают друг друга. Почему это делает Олег - понятно, он мучается угрызениями совести за то, что в свое время требовал Горация усыпить, поэтому очень к нему привязался, а вот почему Гораций так трепетно к нему относится - я в толк не возьму. Очевидно, у них духовная близость.
Сначала Олег осмотрел собаку, потом взглянул на меня и произнес прокурорским тоном:
- У вас с Горацием некормленый вид.
В квартире не пахнет обедом. Вам надо нормально питаться.
- Ты пришел, чтобы читать мне нотации?
Насколько я знаю, у тебя теперь есть собственная жена, вот ее и воспитывай, - по привычке к пререканиям ответила я, но сегодня это звучало как-то не всерьез, а так, по-обыденному.
- Жена тут ни при чем, - спокойно ответил Олег, - я не могу оставить тебя без присмотра, я несу за тебя ответственность.
С этими словами он прошагал на кухню и начал ревизию припасов.
- Собака должна правильно питаться, - дудел он, - это же ротвейлер, ему мясо нужно.
- Ну, уж Горация-то я голодом не морю! - возмутилась я. - Пусть только попробует он тебе наврать.
- Важно не только кормить собаку, важно, как ты ее кормишь, - закончил Олег, вынимая из морозилки что-то трудно опознаваемое. Он любит оставлять за собой последнее слово. - Ладно, ты можешь пока заниматься своими делами, мы тут сами разберемся, позовем тебя, когда все будет готово.
- Что будет готово? - Я почувствовала, что хочу есть.
- Сегодня жаркое по-мексикански! Вот я принес все ингредиенты - лук, перец зеленый и красный, помидоры, а мясо у тебя есть.
- Послушай. Я не против жаркого по-мексикански, но неужели у тебя нет других дел, кроме как таскаться ко мне и проводить время на кухне? - не удержалась я. - Ведь мы вроде бы развелись…
- У тебя портится характер, - спокойно сказал он, не желая обидеть, а просто отметил очевидный факт.
- Да таю я, характер у меня и так всегда был скверный. Естественно, когда женщина разводится с первым мужем, говорят - бывает, когда со вторым - ужасное невезение, а вот когда уж с третьим - тогда говорят, что мужчины тут ни при чем, это у нее самой что-то не то. Так что я уж как-нибудь проживу одна со своим скверным характером, не нужно меня опекать. Конечно, если ты беспокоишься о собаке…
- Иди уж, не мешай готовить!
Я потащилась в комнату, обиженно бурча себе под нос. Когда я проходила по коридору, в дверь снова позвонили. Видимо, по рассеянности после разговора с Олегом, я открыла, даже не глянув в глазок. В квартиру тут же ввалились двое красномордых мужиков и еще более красномордая тетка за пятьдесят.
Не так давно, уже после смерти Валентина Сергеевича, эта компания уже приходила ко мне по поводу обмена. Но тогда я была начеку и разговаривала с ними через дверь.
Собственно, и разговора-то никакого не было, я просто послала их подальше.
- Ну что, девонька, надумала меняться? - без всякого вступления завела тетка старую песню.
- Не собираюсь я ни с кем меняться! - Я пыталась вытеснить их на лестницу, но силы наши были неравны. Они постепенно вдвигались в квартиру, нагло осматриваясь и не обращая внимания на мое сопротивление.
- Ты это, не больно-то фордыбачься! - угрожающе пробасил коренастый мужичок. - У нас, фиалка-магнолия, все схвачено! Лучше по-хорошему договоримся, а то, сама понимаешь, что будет!
- Не понимаю и понимать не собираюсь! И вообще, вон из моей квартиры! - Я попыталась сказать это громко и решительно, но получился только жалкий писк.
Второй мужик - рыхлый, толстый, но такой же красномордый - заглянул было в кабинет, но обернувшись на мой жалкий окрик, умиротворенным голосом произнес:
- Тише, тише, хозяюшка, горлышко-то не надсади! Ты вообще, я замечаю, здоровье не бережешь. С нами ссориться-то не надо, а то, неровен час, заболеешь! Были и такие, что с нами ссорились - так где они сейчас?
По больницам-госпиталям здоровье поправляют, если есть чего поправлять!
- Во-во! - поддержал его коренастый. - А у тебя, фиалка-магнолия, здоровьишко-то хлипкое, тебя пальцем ткни - ты и переломишься, так что лучше складывай-ка чемоданчики да готовься к переезду!
- Это кто здесь так разошелся? - послышался в коридоре негромкий, но решительный голос Олега. - Кому там дверь входную не найти?
- А ты кто такой умный? - повернулась на голос красномордая тетка.
- Я! - ответил Олег.
Он стоял в проеме кухонной двери с достаточно решительным видом, а рядом находился Гораций и рычал негромко, но мощно, как двигатель гоночного автомобиля.
- Это еще кто у тебя тут? - поинтересовался коренастый, но без прежней агрессивности в голосе.
- Муж, - коротко, но злорадно ответила я.
- Какой муж, фиалка-магнолия? Нету у тебя никакого мужа!
- Справочки навели? - ядовито поинтересовался Олег. - Я вот тоже справочки навел. Так вот, Костя Орловский о вас и слыхом не слыхал, и очень заинтересовался, кто это у него тут самодеятельностью занимается. Ему вашу внешность в ярких красках описали, и он обещал разобраться…
При этих словах красномордых словно ветром сдуло. Я удивленно огляделась - от них не осталось и следа, и дверь сама собой закрылась. Не приснились ли они мне вообще? Но нет, вон мой бывший благоверный стоит, надувшись и сейчас опять будет воспитывать.
- Ты что же это делаешь? - похоже, он разозлился всерьез. - Знаешь ведь, в какое время живем, а пускаешь черт те кого! В глазок лень глянуть?
- Да я в твоем присутствии расслабилась! Обычно я такого себе не позволяю!
- Господи, какое легкомыслие! Я теперь тебя вообще боюсь одну оставить…
Очень мне не понравился его тон. Как будто я уж совсем выжила из ума. Но вместо того чтобы скандалить, я решила быть спокойной.
- Тебя жена не заждалась? - невинно поинтересовалась я. - Домой не пора тебе?
- Домой пора, - согласился Олег, - но насчет жены это еще неточно, возможно, я передумаю.
- Или она, - поддакнула я, - хотя ведь у тебя же чертова прорва достоинств…
- И не надейся от меня избавиться, - строго сказал Олег, - я чувствую за тебя ответственность.
- Перед обществом? - начала было я, но потом мне надоела наша перепалка и я спросила, чтобы переменить тему:
- А откуда ты знаешь Костю Орловского?
- Какого Костю? - Он искренне удивился.
- Ну ты же сам сказал только что этим, красномордым… Что Костя Орловский про них ничего не знает…
- А, это! - Олег рассмеялся. - Константин Орловский - художник начала прошлого века, и он действительно про этих краснорожих ничего не знал, и теперь уже, конечно, не узнает. Но это - чистая психология, действует на такую шантрапу безотказно. Видно же по ним, что мелкое жулье, ничего серьезного…
Все-таки у Олега масса достоинств, несмотря на то, что он ужасно любит меня воспитывать. Жаркое по-мексикански сделало бы честь шеф-повару ресторана "Метрополь". Возможно, поэтому я с Олегом и развелась - на фоне его бесчисленных достоинств у меня начал развиваться комплекс неполноценности…
Олег ушел, провожаемый потоком благодарностей, и не успела я запереть за ним дверь, как явилась Луиза. Сегодня она была непривычно тихая и как-то странно крутила головой, как будто не могла избавиться от навязчивого воспоминания. Я же, радуясь, что это последняя наша с Луизой встреча, была сегодня достаточно любезна.
- Вот ваша статья, - я протянула Луизе три листочка, сколотых скрепкой.
- Да-да, конечно, - рассеянно поблагодарила она. - Но если у меня еще возникнут вопросы, я вам позвоню.
Мы постояли немного, помолчали, я рассматривала ее исподтишка. Сегодня на Луизе были серые брючки и желтые тапочки.
А пиджачок тот же самый, от костюма, пестренький, и в этаком прикиде очень она напоминала курочку Рябу. Я уже не скрывала, что жду, когда она уйдет. А Луиза вдруг оживилась, затараторила:
- Мне было так приятно сюда приходить, в этот кабинет, где мы так плодотворно работали с Валентином Сергеичем… С этой квартирой у меня связаны самые лучшие воспоминания.., и так далее.
Я нарочно зевнула и демонстративно поглядела на часы.
- Ой, какой дождь сильный пошел! - воскликнула Луиза, поглядев в кухонное окно. - Ну, раз сильный, то скоро пройдет, а то я зонтик забыла.
- Наоборот, он затяжной, теперь до утра, - возразила я, надеясь, что наглость Луизы все же имеет пределы, и она не попросит оставить ее ночевать. Луиза же, обежав на прощание, как она говорила, всю квартиру, нашла в дальней комнате Горация и опять принялась тискать его уши. У меня возникло сильнейшее желание, чтобы Гораций наконец озверел и покусал ее как следует, но я тут же подавила эту мысль, потому что представила, что после Гераниевой трепки Луиза прикинется нетрудоспособной, станет меня шантажировать и вообще никогда не уберется из моей квартиры.
Гораций с трудом высвободился и ретировался под диван. Луиза, внимая моему суровому взгляду, побрела в прихожую.
- Скажите, Лариса, - она посмотрела на меня осмысленным взглядом, - а вы никогда…
- Никогда! - заорала я, потеряв терпение. - Луиза Семеновна, мне надо работать!
С вашими поисками я угробила кучу времени… И теперь, получив требуемое, вы не уходите, а продолжаете рыскать по квартире. Что вам еще…
- Ох, простите, - Луиза не дала мне договорить, опять засуетилась и начала тараторить:
- Ну как же я в такой дождик, у вас не найдется плащика какого-нибудь старенького, в дождь все равно не видно… Вы с собачкой в чем гуляете? Ах, это, - и не успела я и слова вымолвить, как мерзкая тетка схватила мою оранжевую курточку с надписью на спине "Морская полиция Лос-Анджелеса" и напялила ее на себя.
- Вы не беспокойтесь, я завтра занесу.
Вы ведь дома работаете, так я уж без звонка, - донеслось уже с лестницы.
Я жутко разозлилась, не из-за куртки, а из-за того, что Луиза припрется завтра. Зачем она ко мне ходит? Что ей нужно? Ишь как засуетилась, когда я прямо обвинила ее в том, что она рыщет по квартире. Причина может быть только одна. Судя по всему, умом она не блещет. И монография, конечно, если она ее пишет, двигается с трудом. И нахальная тетка решила под предлогом поисков старой статейки пошарить в материалах Валентина Сергеича, надеясь, что я, не разбираясь в химии, оставлю ее одну и она сможет хапнуть, что плохо лежит. Только так можно объяснить Луизины набеги на нас с Горацием. Ладно, еще раз потерпеть, и все кончится.
Завтра я ее даже в прихожую не впущу, пускай куртку под дверь просовывает.
* * *
Невысокая худенькая женщина в ярко-оранжевой куртке с надписью на спине "Морская полиция Лос-Анджелеса" закрыла за собой дверь подъезда и торопливо зашагала к автобусной остановке. Она выглядела настолько озабоченной, что не сразу заметила, как сильно идет дождь. Только ощутив на лбу холодные капли, она очнулась и накинула капюшон. На остановке никого не было, автобус только что ушел. Женщина расстроенно огляделась и заметила неподалеку телефонную будку. Она бросилась туда и, увидев исправный телефон-автомат, хоть и устаревшего образца, облегченно перевела дух. Она набрала номер по памяти, никаких записей, как ее учили.
- Это Луиза, - прошелестела она в трубку, не дожидаясь, пока там скажут "Алло". - Понимаете.., сегодня я столкнулась с чем-то странным… Что-то не так…
Она замолчала, слушая строгую отповедь, и не заметила, как дверь будки легко приоткрылась. Женщина краем глаза отметила какой-то блик на стекле, хотела повернуть голову, но из-за накинутого капюшона этот маневр не удалось сделать достаточно быстро. Рука в черной перчатке зажала ей рот, вторая рука натянула капюшон почти до подбородка. Трубка выпала из ослабевших пальцев и закачалась на шнуре. Свободной рукой убийца подхватил трубку, обернул металлический шнур вокруг худой шеи женщины и коротким резким движением затянул его. После этого он вытряхнул содержимое потертой сумки и переложил себе в карманы. Потом он послушал немного, как из трубки доносятся короткие тревожные гудки, усмехнулся и аккуратно надавил на рычаг.
* * *
Рано утром в мою дверь опять кто-то требовательно позвонил. Ну что же это такое, не квартира, а проходной двор. Помня наставления Олега, я глянула в глазок и сурово спросила:
- Кто там?
- Городская телефонная сеть, - не менее сурово ответил невысокого роста крепенький такой дядечка.
- Что - прямо-таки целая сеть? - осведомилась я. - И вся - в мою квартиру?
- Еремеев Юрий Павлович, - представился дядечка и сунул к глазку книжечку удостоверения.
Линза глазка исказила изображение, так что разобрать что-либо было невозможно, но уверенность и напор Еремеева производили впечатление.
- И что же вам, Юрий Павлович, нужно конкретно от меня?
- На вашем номере повышенная подсадка. Есть предположение, что у вас избыточное сопротивление. Нужно проверить телефонную проводку в квартире.
Я в таких вещах абсолютно не разбираюсь, он мог сказать мне совершеннейшую чушь, я бы и поверила. Но нельзя в конце концов до такой степени не доверять людям… Все же человек на работе. Помня об Олеге, я накинула цепочку и приоткрыла дверь.
- Покажите еще раз удостоверение.
Он послушно просунул удостоверение в щель, я прочитала:
- Еремеев Юрий Павлович.
Действительно, Юрий Павлович. А сверху странички напечатано: "Городская телефонная сеть".
- Хорошо, заходите.
Еремеев зашел в квартиру и огляделся.
- Где у вас телефон?
- В квартире два аппарата, один - в коридоре, второй в кабинете.
- В кабинете? - Мне показалось, что в глазах мастера зажегся излишний интерес. - Вот с кабинета я и начну.
В коридор, позевывая, вышел Гораций.
Мне сразу стало как-то спокойнее, однако этот мастер прореагировал на Горация совершенно не так, как все остальные посетители.
Обычно люди при виде здоровенного ротвейлера пятятся и спрашивают, не злая ли собака, или демонстрируют показное дружелюбие, чтобы скрыть внутренний страх. Еремеев же бросил на Горация оценивающий взгляд и как-то неприятно ухмыльнулся - мне показалось даже, что в этой ухмылке он чуть заметно обнажил клыки, как собака при виде противника… И Гораций, старый ленивый обжора, вздрогнул и попятился. Ах ты, несчастный трус! Защитник, называется! Не видать тебе мяса, как своих купированных ушей, переведу на овсянку!
- Хороший ротвейлер, - спокойно прокомментировал Еремеев, - крупный. Только перекормленный и стареет.
В его оценке мне послышалась скрытая угроза: "Стареет… Перекормленный… В общем, не защитник".
- Покажите, где у вас кабинет.
Я провела его в кабинет и встала, скрестив руки на груди.
- Вы занимайтесь своими делами, - бросил в мою сторону мастер, - я тут сам разберусь.
- Ничего, ничего, я посмотрю. Я люблю смотреть, как другие работают.
Он перевернул телефонный аппарат и глубокомысленно посмотрел на него снизу.
Потом подергал провод, прошел вдоль него до стены и потыкал пальцем в розетку. Покосился на меня, я всячески демонстрировала внимание - мол, все вижу, ничего не утаишь от моего взгляда.
Мастер вынул отвертку, снял крышку розетки, потыкал внутри отверткой и опять закрыл крышку. Снова покосился на меня:
- Вы мне водички не принесете попить?
В горле пересохло. Самой простой - из-под крана.
"Ага!" - подумала я.
Хочет меня из кабинета выпроводить.
Так вот фиг тебе!
- Зачем же из-под крана? Из-под крана вредно, там всяких примесей много - хлор, фтор, тяжелые металлы. Вот, возьмите минеральной.
Я открыла маленький бар тут же в кабинете и достала бутылку минеральной воды "Бонаква".
Еремеев сдержанно поблагодарил, отпил один глоток и поставил стакан на стол.