Он не хотел, чтобы незнакомец умер, по тысяче причин. Но особенно важной была одна.
Когда все закончилось и жизненные показания остались стабильными, доктор Джеффри Уошберн вернулся к своему химическому и психологическому продолжению, к своей бутылке. Он напился и не стал выводить себя из этого состояния, но он не переступил черту. Он все время четко осознавал, где он и что собирается делать. Явный прогресс.
Теперь в любой день, в любой час незнакомец может очнуться от забытья: взгляд станет осмысленным, невнятное бормотание оживит застывшие губы.
В любую минуту.
Первыми пришли слова. Их поднял в воздух раннеутренний ветерок с моря, освеживший комнату.
- Кто здесь? Кто в комнате?
Уошберн сел на кровати, осторожно спустил ноги на пол и встал. Чрезвычайно важно сейчас не производить лишнего шума, любой звук или неосторожное движение может напугать незнакомца, повлечет за собой психологическую регрессию. Следующие несколько минут надо провести так же тонко, как и те хирургические манипуляции, которые он уже выполнил; врач в нем был готов.
- Ваш друг, - сказал он тихо.
- Друг?
- Вы говорите по-английски! Я так и думал. Американец или канадец, да? Во всяком случае, зубы вы лечили не в Англии и не в Париже. Как вы себя чувствуете?
- Не очень…
- Придется некоторое время потерпеть. Вам нужно опорожнить кишечник?
- Что?
- Сходить на горшок, старина. Затем здесь и стоит эта посудина. Слева от вас, белая. Конечно, когда мы успеваем вовремя.
- Простите.
- Не извиняйтесь. Совершенно нормальная функция. Я врач, ваш врач. Мое имя - Джеффри Уошберн. А ваше как?
- Что?
- Я говорю, как вас зовут?
Незнакомец повернул голову и уставился на белую стену, исчерченную солнечными лучами. Затем снова обернулся, голубые глаза остановились на докторе.
- Не знаю.
- Господи!
- Сколько можно повторять, это потребует массы времени! И чем дольше вы будете сопротивляться, чем больше себя мучить, тем хуже.
- Вы пьяны.
- Как обычно. Это к делу не относится. Если вы будете слушать, я смогу вам кое-что подсказать.
- Я вас слушаю.
- Нет, не слушаете. Вы прячетесь в свой кокон. Еще раз прошу, выслушайте меня.
- Я слушаю.
- Вы пребывали в коме достаточно долго и во время забытья говорили, вернее бредили, на трех языках - английском, французском и еще каком-то чертовом гнусавом наречии, скорее всего - восточном. Следовательно, вы - полиглот, а значит, в любой части света - как у себя дома. Какой язык для вас наиболее удобен, естествен?
- Наверное, английский…
- Так, это мы выяснили. А какой неудобен?
- Понятия не имею.
- У вас не раскосые глаза. Вероятно, тот восточный.
- Похоже на правду.
- Тогда возникает вопрос: почему вы говорите на нем? Откуда знаете? Постарайтесь вспомнить. Попробуйте на ассоциациях. Я записал несколько слов. Вслушайтесь в них. Воспроизвожу как услышал, фонетически. Ма-ква, там-куан, ки-сах. Ну-ка первое, что пришло на ум?
- Ничего.
- Отличный результат.
- Какого черта вы от меня хотите?
- Чего-то. Чего-нибудь.
- Вы пьяны.
- Это мы уже обсудили. И вынесли постановление. Кроме того, я спас вашу чертову жизнь. Пьян я или не пьян, я - врач. И когда-то очень хороший.
- А что случилось?
- Пациент задает вопросы?
- Почему бы и нет?
Уошберн помолчал, глядя в окно на залив.
- Я был пьян. Утверждали, что я погубил двух пациентов на операционном столе, потому что был пьян. Один еще сошел бы мне с рук. Два уже нет. Закономерность они видят 16 очень быстро, храни их Господь. Никогда не доверяйте нож такому человеку, как я, и прикройте это благопристойностью.
- Это было необходимо?
- Что именно?
- Напиваться.
- Да, черт побери! - тихо сказал Уошберн, поворачиваясь от окна. - Было и есть. А пациенту не пристало судить врача.
- Простите.
- И еще эта ваша дурацкая привычка все время извиняться. Это напыщенно и совсем не натурально. Никогда не поверю, что вы по натуре человек уступчивый.
- В таком случае, вы знаете обо мне нечто, о чем я понятия не имею.
- Совершенно верно. О вас я знаю предостаточно. Но почти все это лишено какого бы то ни было смысла.
Больной выпрямился в кресле, расстегнутая рубашка распахнулась, обнажая бинты на груди и животе. Сложил перед собой руки, так что проступили вены на худых мускулистых предплечьях, спросил:
- Вы имеете в виду что-то, о чем еще не шла речь?
- Да.
- То, что я говорил в коме?
- Да нет. Ваш бред мы уже обсудили. Языки; основательное знание географии - города, о которых я ничего или почти ничего не знаю; то, что вы упорно не называли никаких имен, вы хотели их назвать, но все же не назвали; ваша склонность к противоборству: атаки, отступления, засады, погони - всегда яростные и неистовые. Мне даже приходилось привязывать вас, что поделаешь, раны еще не затянулись. С, этим мы покончили. Есть еще кое-что.
- Что вы имеете в виду? Что еще? Почему вы мне раньше не говорили?
- Потому что речь о вашем теле. О внешней оболочке, так сказать. Не уверен, что вы готовы принять и переварить новую информацию.
Незнакомец откинулся на спинку кресла, раздраженно нахмурившись:
- А об этом не пристало судить врачу. Я готов. В чем дело?
- Хорошо, тогда начнем с внешности. К примеру, ваше лицо.
- А что с ним?
- Вы родились с другим лицом.
- То есть как?
- Под увеличительным стеклом всегда заметны мелкие шрамы на коже - следы хирургического вмешательства. Вас переделали, старина.
- Переделали?
- У вас крутой подбородок, берусь утверждать, что на нем была ямочка. Ее убрали. В верхней части левой скулы - у вас высокие скулы, вероятно, славянские предки несколько поколений назад - микроскопические следы хирургического рубца. Осмелюсь предположить, что была удалена родинка. У вас английский нос, когда-то чуть более выступающий, чем теперь. Его слегка утоньшили. Ваши очень резкие черты смягчили, характер скрыли. Понимаете меня?
- Нет.
- Вы привлекательный человек, но ваше лицо узнаваемо скорее по тому, к какой категории оно относится, а не само по себе.
- Категории?
- Да. Вы типичный белый англосакс, каких видишь каждый день на лучших крикетных полях или теннисных кортах. Или в баре у Мирабель. Эти лица почти неотличимы одно от другого, не правда ли? Все на своем месте, зубы ровные, уши не оттопыриваются - ничто не нарушает гармонии, все правильно и несколько пресно.
- Пресно?
- Пожалуй, более подходящее слово "испорчено". Определенно уверенный в себе, даже высокомерный, вы привыкли поступать своевольно.
- Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
- Тогда смотрите. Измените цвет волос, изменится и лицо. Да, есть следы выцвечивания, краски. А уж если надеть очки или усы отрастить, вы - другой человек. И с возрастом та же история: я полагаю, вам лет тридцать пять - тридцать восемь, но вы можете стать старше лет на десять, а можете - на пять моложе. - Уошберн замолчал, наблюдая за собеседником, словно раздумывая, стоит ли продолжать. - Теперь об очках. Неделю назад вы прошли несколько тестов на остроту зрения, помните?
- Конечно.
- У вас стопроцентное зрение, и в очках вы не нуждаетесь.
- Я и не думаю, что когда-нибудь носил очки.
- Тогда почему я обнаружил следы несомненного использования контактных линз?
- Не знаю, ерунда какая-то…
- Позвольте предложить объяснение?
- Рад буду услышать.
- Не ручаюсь. - Доктор вернулся к окну и отсутствующе взглянул во двор. - Существуют специальные контактные линзы, не влияющие на зрение, а только изменяющие цвет радужной оболочки. А некоторые глаза больше других подходят для таких приспособлений. Обычно серые или голубые: у вас нечто среднее. При одном освещении серо-карие, при другом - голубые. Тут природа вам благоволила: перемены были невозможны, но они и не потребовались.
- Не потребовались для чего?
- Для того, чтобы изменить вашу внешность. Очень профессионально, должен сказать. Визы, паспорта, водительские удостоверения - все переделывается, если нужно. Цвет волос - от блондина до шатена. Цвет глаз - можно подделать и цвет глаз - зеленые, серые, голубые? Возможности широчайшие, согласитесь. И все в пределах этой узнаваемой категории, в которой лица сливаются, повторяя друг друга.
Больной с трудом поднялся, опираясь на руки, задерживая дыхание.
- Возможно и то, что это большая натяжка, а вы глубоко заблуждаетесь.
- Но есть следы, отметины. Это свидетельства.
- Истолкованные вами - с большой дозой цинизма. Предположим, меня заштопали после аварии. Вот вам и объяснение операции.
- Только не той, которую сделали вам. Окраска волос, удаление ямочек и родинок не относятся к восстановительным процедурам.
- А вы почем знаете? - сердито сказал неизвестный. - Разные бывают аварии, разные процедуры, вас там не было, вы не можете знать наверняка.
- Хорошо! Рассердитесь на меня. Вы это слишком редко делаете. А пока будете злиться, подумайте. Кем вы были? Кто вы сейчас?
- Торговый представитель одной из международных компаний, специализирующийся на торговле с Востоком… Возможно… или преподаватель иностранных языков. В каком-нибудь университете. Тоже возможно.
- Прекрасно, остановимся на чем-нибудь одном. Выбирайте!
- Я… нет, не могу. - Он беспомощно смотрел на доктора.
- Потому что сами не верите ни одной из ваших версий.
Человек покачал головой.
- Нет. А вы?
- Нет, - ответил Уошберн. - И объясню почему. Те знания, что вы перечислили, предполагают сидячий образ жизни, вы же обладаете телом, привычным к сильным физическим нагрузкам. Нет, я не хочу сказать, что вы профессиональный спортсмен, вы и не солдат, но у вас высокий мышечный тонус, хорошо тренированные и довольно сильные руки. В иных обстоятельствах я решил бы, что вы - чернорабочий, вынужденный по роду деятельности таскать тяжести, или рыбак, весь день занятый сетями, канатами и тросами. Однако ваш объем знаний, осмелюсь сказать, ваш интеллект исключает подобные возможности.
- Почему мне кажется, что вы хотите меня к чему-то подготовить? К чему-то другому.
- Потому что мы работаем вместе, плотно и напряженно, уже несколько недель. Вы уловили мою манеру.
- Значит, я прав?
- Да. Я хотел проверить, как вы примете то, что я вам только что рассказал. Хирургические операции, волосы, контактные линзы.
- И как я справился?
- С вопиющим спокойствием. Пора, больше нет смысла откладывать. Откровенно говоря, мне самому не терпится. Пойдемте.
Уошберн провел пациента за собой через гостиную в небольшую комнату, оборудованную для приема посетителей. Достал древний проектор, с проржавленным, растрескавшимся корпусом.
- Мне прислали его из Марселя, - сказал он, устанавливая аппарат на тумбочку и всовывая вилку в розетку. - Не чудо техники, но сгодится. Задерните, пожалуйста, шторы.
Человек без имени и памяти подошел к окну и опустил жалюзи, в комнате стало темно. Уошберн включил проектор, на белой стене высветился квадрат. Доктор достал кусочек целлулоидной пленки, заправил его в проектор.
Квадрат мгновенно заполнили увеличенные буквы.
"ГЕМАЙНШАФТБАНК"
БАНХОФШТРАССЕ, ЦЮРИХ
НОЛЬ-СЕМЬ-СЕМНАДЦАТЬ-ДВЕНАДЦАТЬ-НОЛЬ-ЧЕТЫРНАДЦАТЬ-ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ-НОЛЬ
- Что это? - спросил человек без имени.
- Смотрите. Вспоминайте. Думайте.
- Похоже на банковский счет.
- Верно. Название банка и его адрес. Вписанные от руки цифры заменяют имя владельца и по всей видимости являются сигнатурой владельца счета. Обычная процедура.
- Где вы это взяли?
- Извлек из вас. В буквальном смысле слова. Этот негатив был трансплантирован вам под кожу бедра. Справа. Числа вписаны вашей рукой, это ваша сигнатура. Можно отправляться в Цюрих.
Глава 2
Они выбрали имя Жан-Пьер. Никого не удивит, никого не заденет. Обычное имя для такого местечка, как Пор-Нуар.
Из Марселя пришли наконец выписанные Уошберном книги, шесть томов, различные по формату и толщине: четыре на английском, два на французском, медицинские работы о поражениях головы и головного мозга. Сечения мозга, сотни незнакомых слов, которые нужно было усвоить и понять. Затылочная и височная доли, кора головного мозга и соединительные ткани мозолистого тела, лимбическая система, особенно гиппокамп и сосковидные тела - все это отвечало за память. В случае повреждения наступала амнезия, потеря памяти.
Там были описаны эмоциональные стрессы, вызывающие истерию и афазию, которые тоже могли привести к частичной или полной потере памяти. К амнезии.
Амнезия.
- Никаких правил, - сказал темноволосый человек, протирая глаза, уставшие в тусклом свете настольной лампы. - Прямо геометрическая шарада, можно собрать из разных элементов. Физических, психологических - или и того и другого понемножку. Может быть постоянной, может - временной, полной и частичной. Никаких правил!
- Согласен, - сказал Уошберн, потягивая виски в кресле напротив. - Но я думаю, мы приближаемся к тому, что произошло. К тому, что, как мне кажется, произошло.
- Что же? - опасливо спросил незнакомец.
- Вы сами сказали: и того и другого понемножку. Хотя слово "понемножку" плохо вяжется со словом "обширный". Обширный шок.
- Какой обширный шок?
- Физический и психологический. Они были связаны, переплетены - две стороны человеческого опыта, два раздражителя.
- Сколько вы приняли сегодня?
- Меньше, чем вы думаете. Это к делу не относится. - Уошберн взял со стола пачку скрепленных листов. - Это ваша история с того дня, как вас выловили в море и доставили в мой дом. Физические травмы свидетельствуют о том, что обстоятельства, в которых вы оказались, предполагали психологический стресс с последующей истерией, вызванной девятичасовым пребыванием в воде, что усугубило психологический ущерб. Темнота, легкие, которым не хватает воздуха, - это орудия истерии. Все, что ей предшествовало, должно было быть стерто из памяти, чтобы вы могли справиться, выжить. Я понятно излагаю?
- Как будто. Голова сама себя защитила?
- Не голова, а сознание. Заметьте, это важное различие. К голове мы еще вернемся, но назовем ее иначе - мозг.
- Хорошо. Сознание, а не голова… которая есть мозг.
Уошберн в задумчивости перелистал страницы.
- Здесь собрано все, что удалось о вас узнать. Обычные медицинские данные: дозировка, время, реакция - но в основном сведения другого рода. Слова, которые вы используете, слова, на которые вы реагируете; фразы, которые вы употребляете, - когда я могу их записать, - как сознательно, так и те, что вы произносили во сне и пока находились в коме. Даже то, как вы ходите, как говорите или напрягаетесь, когда испуганы или видите что-либо вас интересующее. Вы полны противоречий: вы почти всегда подавляете кипящую в вас глубинную ярость, но она продолжает бурлить. Время от времени вас терзают какие-то болезненные раздумья, но вы редко даете волю гневу, который должна вызвать боль.
- Сейчас вы этого дождетесь, - перебил собеседник. - Мы уже сто раз обсуждали слова и фразы…
- И еще будем, - подтвердил Уошберн, - раз это приносит плоды.
- Я не знал, что есть какие-то плоды.
- Не личность и не занятия. Но постепенно обнаруживается, с чем вам удобнее и естественнее иметь дело. Это слегка пугает.
- Почему?
- Могу продемонстрировать на примере. - Доктор отложил папку с историей болезни, подошел к допотопному комоду и достал большой автоматический пистолет. Пациент напрягся. Уошберн принял к сведению его реакцию.
- Я никогда не пользовался этой штукой, честно говоря, смутно представляю себе, как это делается, но раз уж я здесь живу, оружие мне необходимо. - Он улыбнулся, потом вдруг без предупреждения бросил пистолет собеседнику. Легко, точно, профессионально тот подхватил оружие.
- Разберите его. Прямо сейчас.
Человек без имени посмотрел на оружие. Затем молча приступил к работе. Руки двигались спокойно и уверенно: менее чем за тридцать секунд пистолет был полностью разобран. Закончив, он вопросительно поднял глаза.
- Поняли, что я имею в виду? Среди множества ваших талантов - несомненное знание армейского вооружения.
- Армия? - вновь со страхом спросил пациент.
- Маловероятно, - ответил Уошберн. - Когда вы пришли в себя, я говорил вам о зубах. В армии так не пломбируют, поверьте. И, разумеется, косметическая операция совершенно исключает подобную возможность.
- Тогда что же?
- Не стоит задерживаться на этом. Лучше вернемся к тому, что с вами случилось. Мы остановились на сознании, помните? Психологический стресс, истерия… Не физическая травма, а психологическая нагрузка. Я достаточно ясно выражаюсь?
- Продолжайте.
- Как только шок проходит, исчезают и нагрузки, поскольку нет угрозы психике. Когда это случится, ваши навыки и способности вернутся. Вы вспомните определенные поведенческие модели, возможно, это произойдет совершенно естественно, ваши реакции будут инстинктивными. Но всегда останется некий пробел, брешь в сознании, и это, по всей видимости, необратимо. - Доктор замолк, вернулся к креслу, сел, выпил и устало закрыл глаза.
- Продолжайте, - прошептал неизвестный.
Уошберн открыл глаза, остановив взгляд на пациенте.
- Вернемся к голове, которую мы назвали мозгом. Который, как физический орган, состоит из огромного количества клеток и взаимодействующих компонентов. Вы читали книги: лимбическая система, ткани гиппокампа и зрительных бугров, мозолистое тело, особенно технология лоботомии. Малейшее изменение может повлечь существеннейшие сдвиги. Это и случилось с вами. Вы перенесли физическую травму. Как будто поменялись местами элементы, физическая структура стала иной. - Уошберн снова замолчал.
- И… - настаивал пациент.
- Спад психологического напряжения позволит - уже позволяет - вашим способностям и навыкам вернуться к вам. Но не думаю, что вы когда-нибудь сумеете связать их со своим прошлым.
- Но почему? Почему нет?
- Потому что каналы, в которых жила информация о прошлом, претерпели изменения. Физически преобразовались настолько, что перестали функционировать как прежде.
Пациент не шевелился.
- Ответ в Цюрихе, - сказал он.
- Еще рано. Вы еще не готовы, не достаточно окрепли.
- Я окрепну.
- Обязательно.
Шли недели, продолжались словесные упражнения, росла стопка бумаг на столе, восстанавливались силы пациента.