- Хочу. Очень. Но их могут найти другие. Для меня есть вещи более или менее важные, и месть - среди них не главное. Главное - мы. Ты и я. Или - это только мое мнение? Мое чувство?
- Ты же знаешь, - он крепче сжал в руке стакан и посмотрел на нее, - я люблю тебя.
- Тогда бежим! - сказала она, повысив голос почти непроизвольно, и шагнула к нему. - Забудем все, забудем по-настоящему и бежим как можно скорее, как можно дальше! Давай!
- Я… я. - Джейсон запинался, наплывала какая-то пелена, мешала говорить, бесила. - Есть… вещи.
- Какие вещи? Мы любим друг друга, мы нашли друг друга! Мы можем уехать куда угодно, быть кем угодно. Ведь нас ничто не останавливает?
- Только ты и я, - повторил он тихо, пелена окутывала его, душила. - Я знаю. Я знаю. Но мне надо подумать. Так много надо узнать, так много выяснить.
- Почему это для тебя так важно?
- Просто… важно.
- И ты не знаешь почему?
- Да… Нет, я не уверен. Не спрашивай меня теперь.
- Если не теперь, то когда? Когда я могу тебя спросить? Когда это у тебя пройдет? И пройдет ли когда-нибудь?!
- Прекрати! - вдруг взревел он, швырнув стакан на деревянный поднос. - Я не могу бежать! Не хочу! Мне надо быть здесь! Надо узнать!
Мари кинулась к нему, положила руки на плечи, погладила по лицу, утерла пот.
- Вот ты и сказал это. Ты себя слышал, дорогой? Ты не можешь бежать, потому что чем ближе ты к разгадке, тем больше она сводит тебя с ума. И если бы ты убежал, стало бы только хуже. Ты бы не жил, а боролся с кошмаром. Я это знаю.
Он коснулся ее лица и посмотрел в глаза:
- Знаешь?
- Конечно. Но ты должен был сам это сказать, не я. - Она обнимала его, прижавшись щекой к груди. - Мне надо было вырвать у тебя эти слова. Как ни странно, я бы могла убежать. Сегодня же вечером села бы с тобой в самолет и полетела бы, куда скажешь, все бросила бы, ни разу не оглянувшись, и была бы счастлива как никогда в жизни. Но ты так не можешь. То, что таится - или не таится - в Париже, глодало бы тебя изнутри, и ты бы этого не вынес. Вот в чем дикая ирония, дорогой. Я бы смогла с этим жить, а ты нет.
- И ты бы просто все бросила? - спросил Джейсон. - А как же твоя семья, работа, все твои знакомые?
- Я не ребенок и не дурочка, - быстро ответила она, - как-нибудь устроилась бы, но не думаю, что это было бы совсем всерьез. Попросила бы длительный отпуск по состоянию здоровья и по личным причинам. Эмоциональный стресс, срыв. Всегда могла бы вернуться, в департаменте бы поняли.
- Питер?
- Да. - Она помолчала. - Мы перешли от одних отношений к другим, я думаю, более важным для нас обоих. Он был мне вроде непутевого брата, которому желаешь успеха, несмотря на его недостатки, потому что за ними скрывалась настоящая порядочность.
- Мне жаль. Мне в самом деле жаль.
Она посмотрела на него:
- Ты обладаешь такой же порядочностью. Когда занимаешься такой работой, как моя, порядочность очень много значит. Не кроткие наследуют землю, Джейсон, а продажные. И я полагаю, что расстояние между продажностью и убийством составляет один очень небольшой шаг.
- "Тредстоун-71"?
- Да. Мы были оба правы. Я хочу, чтоб их нашли. Хочу, чтоб они заплатили за то, что сделали. И ты не можешь бежать.
Он коснулся губами ее щек, волос и обнял ее.
- Мне надо бы прогнать тебя. Выставить вон из моей жизни. А я не могу этого сделать, хотя и знаю, что должен.
- Даже если бы ты это сделал, ничего бы не изменилось. Я бы не ушла, родной мой.
Юридические конторы располагались на бульваре Шапель. Зал для заседаний с рядами книжных полок напоминал скорее театральную декорацию, чем учреждение. Все было тщательно подобрано, каждая вещь на своем месте. Здесь заключались сделки, а не договоры. Что касается самого юриста, то седая эспаньолка и серебряное пенсне на орлином носу не могли скрыть натуры хапуги. Он даже настаивал на том, чтобы беседа велась на английском, которым он владел скверно, чтобы потом иметь возможность заявить, что его неверно поняли.
Разговор вела большей частью Мари, Борн доверил это ей как клиент своему финансовому советнику. Она кратко изложила суть поручения: перевести банковские чеки в боны на предъявителя с выплатой в долларах, деноминацией в пределах от двадцати до пяти тысяч долларов. Юрист должен был затребовать в банке, чтобы каждую серию разбили На тройки со сменой международных поручителей в каждом пятом лоте сертификатов. Юрист понял: Мари так усложняла набор выпусков этих бонов, что проследить их становилось невозможно для большинства банков или брокеров. С другой стороны, эти банки или брокеры не имели бы никаких дополнительных трудностей или издержек: выплаты гарантировались.
Когда раздраженный бородач готов был завершить телефонный разговор со столь же раздосадованным Антуаном д’Амакуром, Мари остановила его жестом:
- Простите, но мсье Борн настаивает на том, чтобы мсье д’Амакур включил сюда также двести тысяч франков наличными, из них сто тысяч должны быть приобщены к бонам и сто тысяч получит мсье д’Амакур. Он полагает, что эта вторая сотня тысяч будет разделена следующим образом: семьдесят пять тысяч - мсье д’Амакуру и двадцать пять тысяч - вам. Он понимает, что остается в большом долгу перед вами обоими за ваши советы и дополнительные неудобства, которые он вам причинил. Нет необходимости говорить, что особой записи о разделе суммы не требуется.
Раздражение и беспокойство юриста при этих словах сменились подобострастием, какого свет не видывал со времен существования версальского двора. Все было исполнено в соответствии с необычными - хотя и вполне понятными - требования мсье Борна и его уважаемого консультанта.
Для бонов и денег мсье Борн передал кожаный чемоданчик. Его доставит вооруженный курьер, который покинет банк в 2.30 пополудни и встретит мсье Борна в три часа ровно на мосту. Высокочтимый клиент удостоверит свою личность небольшим кусочком кожи, вырезанным из обшивки чемоданчика; будучи приложен к этому месту, он должен совпасть с недостающим фрагментом. В дополнение к этому будет произнесен пароль: "Господин Кёниг шлет привет из Цюриха".
Так были оговорены детали операции. Впрочем, одна из них была разъяснена консультантом мсье Борна.
- Мы признаем, что требования карты должны быть соблюдены буквально, и предполагаем, что мсье д’Амакур так и поступит, - заявила Мари Сен-Жак. - Однако мы признаем также, что расчет времени может быть благоприятным для господина Борна, и склонны ожидать, что по меньшей мере это преимущество будет ему обеспечено. Если же он его не получит, то боюсь, что я как полномочный - хотя в данный момент и анонимный - член Международной банковской комиссии буду принуждена доложить о некоторых нарушениях банковских и юридических процедур, лично мною засвидетельствованных. Я убеждена, что этого не потребуется, всем нам хорошо платят, - n’estce pas, monsieur?
- C’est vrai, madame! В банковском деле… действительно, как в самой жизни… время решает все. Вам нечего опасаться.
- Я знаю, - сказала Мари.
Борн почистил канал глушителя. Потом осмотрел магазин и обойму. Оставалось шесть патронов. Он был готов. Запихнув оружие за пояс, он застегнул пиджак.
Мари не видела, что он взял пистолет. Она сидела спиной к нему на кровати и разговаривала по телефону с атташе канадского посольства Денни Корбелье. Над пепельницей поднимался сигаретный дым. Мари дописывала в блокнот полученную от Корбелье информацию. Закончив, она поблагодарила его и повесила трубку. Две-три секунды она сидела неподвижно, все еще держа в руке карандаш.
- Он не знает про Питера, - сказала она, повернувшись к Джейсону, - это странно.
- Очень, - согласился Борн. - Я думал, ему станет известно одним из первых. Ты сказала, что они там проверяли, с кем Питер говорил по телефону. Он заказал разговор с Парижем, с Корбелье. Казалось бы, это должны были проследить.
- Это я даже не принимаю во внимание. Я думаю про газеты, про телеграф. Питера… его нашли восемнадцать часов назад, и что ни говори, а он был заметным человеком в канадском правительстве. Его смерть уже сама по себе была бы событием, насильственная - тем более… Но о ней не сообщили.
- Позвони сегодня вечером в Оттаву. Узнай почему.
- Позвоню.
- Что тебе сказал Корбелье?
- Ах да. - Мари заглянула в свой блокнот. - Номер машины, что была на улице Мадлен, ничего нам не дает - ее взял напрокат в аэропорту де Голля некий Жан-Пьер Лярусс.
- Джон Смит, - перебил ее Джейсон.
- Вот именно. Больше повезло с телефонным номером, что дал тебе д’Амакур, но он не видит, какое это может иметь отношение к чему бы то ни было. Да и я, по правде сказать, не вижу.
- Настолько странно?
- Думаю, да. Это частная линия, принадлежит дому моделей на Сент-Оноре, "Ле Классик", "Классики".
- Дом моделей? Ты имеешь в виду студию?
- Наверняка там есть и студия. Но в основном это магазин элегантной одежды. Вроде дома Диора или Живанши. В торговле, по словам Корбелье, он известен как дом Рене. Это Бержерон.
- Кто?.
- Рене Бержерон, модельер. Этим бизнесом он занимается уже многие годы, все время на пороге решительного успеха. Я про него знаю потому, что моя портниха копирует его модели.
- Ты записала адрес?
Мари кивнула.
- Почему Корбелье не знает про Питера? Почему никто не знает?
- Может быть, выяснишь, когда позвонишь. Вероятно, все объясняется просто разницей во времени. Не успели поместить в здешние парижские утренние выпуски. Я посмотрю в вечерних газетах.
Вспомнив про тяжелый предмет у себя за поясом, Борн решил надеть пальто.
- Я иду к банку. Послежу за курьером до Нового моста.
Надевая пальто, он понял, что Мари его не слушала.
- Хотел тебя спросить: эти парни носят униформу?
- Кто?
- Банковские курьеры.
- Это относится к газетам, но не к телеграфным агентствам.
- Прошу прощения?
- Разница во времени. Газеты могли не успеть, но телеграфные службы должны бы уже все знать. А в посольствах есть телетайпы, там тоже должны знать. Джейсон, об этом не сообщили.
- Вечером позвонишь. Я пошел.
- Ты спрашивал про курьеров. Носят ли они униформу?
- Хотелось бы знать.
- Обычно носят. И еще они водят бронированные грузовички, но это я оговорила особо. Если будет использован грузовичок, то его должны поставить за квартал от моста, куда курьер пойдет пешком.
- Я слышал, но не вполне понял, зачем все это.
- Курьер при бонах - для нас не самое лучшее, но без него нельзя - банковские правила безопасности. А фургон просто слишком заметен, его легко проследить. Ты не передумал, может быть, возьмешь меня с собой?
- Нет.
- Поверь мне, все будет как надо. Эти двое ворюг не могут допустить сюрпризов.
- Значит, тебе незачем быть там.
- С тобой с ума можно сойти.
- Я спешу.
- Знаю. Без меня ты управишься быстрее. - Мари встала и подошла к нему. - Я понимаю. - Она потянулась к нему, поцеловала в губы и вдруг поняла, что у него за поясом оружие. - Ты чего-то опасаешься?
- Простая предосторожность. - Он взял ее за подбородок и улыбнулся. - Это ведь куча денег. Нам может хватить их надолго.
- Это хорошо звучит.
- Куча денег?
- Нет. Нам. - Мари нахмурилась. - Депозитный ящик с гарантией.
- Ты разговариваешь в non sequiturs.
- Нельзя держать ценные бумаги на сумму больше миллиона долларов в номере парижской гостиницы. Нужен депозитный ящик.
- Мы можем сделать это завтра. - Он направился к двери. - Пока меня нет, поищи этот салон в телефонном справочнике и позвони туда по обычному номеру. Узнай, до которого часа он открыт.
С заднего сиденья такси Борн через ветровое стекло наблюдал за входом в банк. Водитель мурлыкал себе под нос и читал газету, довольный авансом в пятьдесят франков.
Мотор такси работал, на этом настоял пассажир. В правом заднем окне появился бронированный фургон. Его радиоантенна поднималась над центром крыши, как заостренный бушприт. Фургон остановился на площадке для служебных машин, прямо напротив такси, в котором сидел Джейсон. Над пуленепробиваемым стеклом двери правого крыла зажглись два красных огонька. Включили сигнальную систему.
Борн подался вперед, не сводя глаз с человека в униформе, который, выйдя из боковой двери, пробирался через толпу на тротуаре ко входу в банк. Он перевел дух: человек в униформе был не из тех троих хорошо одетых мужчин, что приходили вчера в банк Валуа.
Через пятнадцать минут курьер вышел из банка с кожаным чемоданчиком в левой руке, правая лежала на незастегнутой кобуре. На боковой обшивке чемоданчика была ясно видна вырезанная прореха. Джейсон нащупал кусочек кожи в кармане сорочки. Эта примитивная комбинация могла бы сделать возможной жизнь вдали от Парижа, вдали от Карлоса. Если бы такая жизнь существовала и он мог бы принять ее, забыв о жутком лабиринте, из которого не находил выхода.
По рукотворному лабиринту можно бежать, ощупывать стены, само прикосновение означает какое-то движение, пусть и вслепую. А в его лабиринте нет ни стен, ни проходов. Только воздух и клубящийся во тьме туман, который он видел по ночам, открывая глаза и чувствуя, как пот струится по лицу. Почему это всегда воздух, и тьма, и небесные потоки? Почему он куда-то падает по ночам? Парашют. Почему? Потом явились и другие слова. Он не знал, откуда они, но они были, он их слышал:
Что остается, когда теряешь память? Лицо или личина, мистер Смит?
Прекрати!
Бронированный фургон вошел в поток машин на улице Мадлен. Борн тронул водителя за плечо:
- Едем за этим грузовичком, но чтобы между нами было две машины, - сказал он по-французски.
Водитель встревоженно обернулся:
- Мне кажется, вы сели не в то такси, мсье. Берите назад ваши деньги.
- Болван, я из компании бронированных автомобилей. Это спецзадание.
- Простите, мсье. Мы его не упустим. - И водитель устремился вперед, в единоборство за место в потоке.
Фургон выбрал ближайшую дорогу к Сене по переулкам. На набережной Рапе он повернул влево к Новому мосту. Потом, примерно, как определил Джейсон, в трех или четырех кварталах от моста, снизил скорость, словно курьер увидел, что прибудет навстречу раньше назначенного времени. Но, подумал Борн, он и так опаздывает. Было без шести минут три, и времени едва хватало на то, чтобы припарковать машину и пройти пешком оговоренный квартал до моста. Почему же тогда фургон замедлил ход? Замедлил? Нет, он остановился! Почему?
Пробка? Бог ты мой, конечно, пробка!
- Остановитесь здесь, - сказал Борн водителю. - Скорее тормозите!
- В чем дело, мсье?
- Вы везучий человек, - сказал Джейсон, - моя компания заплатит вам дополнительно сотню франков, если вы просто подойдете к кабине этого фургона и скажете несколько слов водителю.
- Что, мсье?
- Скажу откровенно, мы его испытываем. Он новичок.
Хотите сотню?
- Просто подойти к кабине и сказать несколько слов?
- И все. От силы пять секунд, потом возвращаетесь и едете по своим делам.
- А тут ничего такого нет? Мне лишние неприятности ни к чему.
- Моя фирма одна из самых уважаемых во Франции. Вы видели наши фургоны повсюду.
- Я не знаю…
- Все, забудьте. - Борн взял за ручку дверцы.
- Какие слова?
Джейсон вынул купюру.
- "Господин Кёниг. Привет из Цюриха". Сможете запомнить?
- Кёниг. Привет из Цюриха. Что тут такого? А вы? За мной?
- Верно.
Они быстро пошли к фургону по правой стороне узкого прохода в потоке, а слева от них машины то трогались с места, но останавливались. Фургон - это ловушка Карлоса, подумал Борн. Убийца купил себе людей среди курьеров - водителей бронированных фургонов. Одно-единственное имя и место встречи, переданные по рации, могли принести недовольному своим жалованьем водителю большие деньги. Борн. Новый мост. Только и всего. Этот курьер заботился не столько о том, чтобы скорее прибыть на место, сколько о том, чтобы дать солдатам Карлоса время добраться до Нового моста. Движение в Париже известно какое, опоздать может каждый. Джейсон остановил таксиста, держа в руках еще четыре двухсотфранковые банкноты, шофер так и прилип к ним взглядом.
- Мсье?
- Моя компания готова проявить щедрость. Этого человека, допустившего грубые нарушения, следует призвать к порядку.
- Что, мсье?
- После того как скажете "Господин Кёниг. Привет из Цюриха", просто добавьте: "План изменился, у меня в такси человек, который должен с вами увидеться". Поняли?
Взгляд водителя вновь обратился к банкнотам.
- Какие проблемы? - И он взял деньги.
Они дошли до фургона. Спиной Джейсон прижался к стальному борту машины, правая рука под пальто сжала пистолет. Таксист подошел к кабине и постучал по стеклу.
- Эй, кто там! Господин Кёниг. Привет из Цюриха! - прокричал он.
Стекло опустилось на один-два дюйма, не больше.
- В чем дело? - проорали в ответ. - Вас надо было встретить у Нового моста.
Таксист был не дурак, к тому же ему не терпелось смыться.
- Не меня, осел! - рявкнул он, перекрывая гул окружающего, опасно близкого потока машин. - Я тебе сказал то, что мне велели сказать! План изменился. Тут один человек говорит, что ему надо тебя видеть!
- Скажи ему, чтоб поторопился, - сказал Джейсон, показав последнюю пятидесятифранковую бумажку водителю.
Таксист взглянул на купюру и обернулся к курьеру:
- И, поторопись! Если не вылезешь немедленно, потеряешь работу.
- Теперь ступай отсюда! - велел Борн.
Таксист повернулся и, ухватив банкноту, побежал к своей машине.
Борн остался на месте, внезапно встревоженный тем, что расслышал сквозь какофонию гудков и стреляющих моторов на перегруженной мостовой. Из фургона доносились голоса, но не одного человека, кричащего по рации, а двоих, орущих друг на друга. Курьер в фургоне оказался не один, с ним был еще кто-то.
- Он так сказал. Вы же слышали.
- Он должен был подойти к вам сам. Должен был показать себя.
- Что он и сделает. И предъявит клочок кожи, который должен точно совпасть с дыркой! Вы что, думаете, он станет все это проделывать посреди мостовой, забитой машинами?
- Мне это не нравится!
- Вы заплатили мне за то, чтоб я помог вашим людям найти кого-то, а не для того, чтоб я потерял работу. Я пошел!
- Вы должны встретиться на Новом мосту!
- Пошел на фиг!
Послышались тяжелые шаги по металлическому полу фургона.
- Я тоже иду!
Дверь открылась, Джейсон встал за ней, по-прежнему держа руку под пальто. Напротив него детское лицо прижалось к стеклу машины: глаза сощурены в щелочки. Юные черты перекошены в безобразную маску в явном намерении подразнить и напугать. Все усиливающийся звук сердитых сигналов, сопровождаемый ревом моторов, заполнил улицу. Движение окончательно остановилось.