- Говорите? То есть приказываете? Старикашка в кителе с медными пуговицами отдает приказы? И не подумаю. Я не слушаюсь таких, как вы. Ничтожество! Да вы в подметки не годитесь тем, с кем боретесь. Те, по крайней мере, делают, что обещают, и поджилки у них не трясутся. А вы нет! У вас за душой одни слова. Пустые слова. Банальности. Ну так ложитесь и подыхайте! И не смейте мне приказывать.
Вийер вскочил и, дрожа от ярости, закричал:
- Я сказал вам, хватит!
- Мне плевать на то, что вы сказали! Я с первого взгляда раскусил вас. Карлос помыкает и будет помыкать вами всегда. Вы были его холуем при жизни и останетесь после смерти!
Лицо старого солдата исказила гримаса боли. Несколько театральным жестом он вытащил из кармана пистолет, но в голосе его звучала настоящая угроза:
- Я убил за свою жизнь немало людей. При моей профессии это, как ни жаль, было неизбежно. Я бы не хотел убивать вас, но буду вынужден сделать это, если вы не прекратите пренебрегать моей волей. Оставьте меня. Ступайте прочь.
- Восхитительно! Мозг Карлоса, похоже, напрямую управляет вами. Вы убьете меня, и Карлос срывает банк! - Джейсон сделал шаг вперед. Это было первое его движение с той минуты, как он вошел в комнату. Борн увидел, как расширились глаза старого генерала. Пистолет в руке Вийера подрагивал, и тень его колебалась на стене. Одно легкое нажатие пальца - курок будет спущен, и пуля найдет цель. Ибо несмотря на чудовищное напряжение минуты, рука, сжимавшая пистолет, умеет обращаться с оружием и не дрогнет в нужный миг. Если только такой миг настанет. Борн вынужден был пойти на этот риск. Без Вийера все его усилия пропадут впустую. Старик должен был это понять.
- Ну же! Стреляйте! Убейте меня! - внезапно закричал Борн. - Исполняйте приказ Карлоса! Вы ведь солдат. Приказ есть приказ. Его нужно выполнять!
Руки Вийера заходили ходуном, костяшки пальцев, сжимающих оружие, побелели. Дуло пистолета поднялось, нацелившись прямо в голову Джейсона. И вдруг старый солдат прошептал:
- "Вы солдат… прекратите… немедленно…"
- Что? - переспросил Джейсон.
- Я солдат. Это мне сказал недавно человек, который вам дорог, - тихо произнес Вийер. - Она устыдила старого бойца, напомнив ему, кто он такой… кем был раньше. "Вы великий человек. Я верю в это…" У нее достало милосердия, доброты сказать мне это. Ей говорили, что я великий человек, и она поверила. Она ошиблась. Господи, как она ошиблась! Но я постараюсь. - Андре Вийер опустил руку, сжимающую пистолет, подчинившись с достоинством. С достоинством солдата. Великого человека. - Что я должен для вас сделать?
- Вынудить Карлоса лично отправиться за мной. - Борн перевел дух. - Но не здесь, не в Париже. И даже не во Франции.
- Где же?
- Вы можете помочь мне выехать из страны? Я вам объясню: меня разыскивают. Мое имя и словесный портрет переданы службам паспортного контроля по всей Европе.
- Вас разыскивают по ошибочному обвинению.
- По ошибочному.
- Я верю вам. У меня есть возможность это устроить. Точнее, у военного советника, который сделает все, о чем я его попрошу.
- Невзирая на фальшивые документы? И не спрашивая причин?
- Моего слова будет достаточно. Я это заслужил.
- Еще один вопрос. Ваш помощник, о котором вы говорили, - вы доверяете ему? Действительно доверяете?
- Я бы вверил ему свою жизнь.
- А чужую жизнь? Жизнь человека, который, как вы верно заметили, мне очень дорог.
- Разумеется. Но в чем дело? Вы хотите уехать без нее?
- Я вынужден. Она бы меня не отпустила.
- Вы должны ей как-то объяснить…
- Конечно. Скажу, что ухожу в подполье здесь, в Париже. Или в Брюсселе. Или в Амстердаме. В городах, где действует Карлос. Но ей обязательно нужно уехать. Нашу машину нашли на Монмартре. Люди Карлоса обшаривают каждую улицу, каждую квартиру, каждый отель. Теперь мы работаем с вами в паре. Ваш помощник вывезет ее в провинцию. Там она будет в безопасности. Так я ей объясню.
- Я должен задать вам вопрос: как быть, если вы не вернетесь?
- У меня в самолете будет время, - ответил Борн, стараясь, чтобы голос не звучал умоляюще. - Я запишу все, что произошло… Все, что помню. Записи отошлю вам - чтобы вы решили, как быть дальше. С нею. Она назвала вас великим человеком. Вы должны принять правильное решение. Берегите ее.
- "Вы солдат…" Даю вам слово. С ней ничего не случится.
- Это все, о чем я могу вас просить.
Вийер кинул пистолет на постель. Тот упал на покрывало между одеревеневшими ногами мертвой женщины. Старый воин отрывисто, презрительно кашлянул и, на глазах обретая прежнюю решительность и властность, произнес:
- К делу, мой молодой волк-одиночка. В чем состоит ваш план?
- Для начала: вы пребываете в состоянии коллапса, сильного шока. Как бы в помутнении рассудка выполняете приказы, которых не понимаете, но вынуждены подчиниться.
- Не так уж далеко от истинного положения вещей… - вставил Вийер. - По крайней мере до того, как молодой человек с честными глазами силой принудил меня выслушать его… Но как я оказался в этом состоянии? И почему?
- Вы знаете - помните - только одно: во время пожара по соседству к вам в дом ворвался какой-то человек и оглушил вас рукоятью пистолета. Вы потеряли сознание. А когда очнулись - обнаружили, что ваша жена убита, задушена, а на трупе оставлена записка. Именно то, что вы там прочитали, и лишило вас рассудка.
- И что там будет написано? - осторожно спросил генерал.
- Правда, - отозвался Джейсон. - Правда, которую вы никому никогда не позволите узнать. Кем она приходилась Карлосу и кем тот приходился ей. Убийца, оставивший записку, указал телефон, по которому вам смогут подтвердить то, что он написал. Убедившись, вы можете уничтожить записку и сообщить в полицию об убийстве. Но за то, что он открыл вам глаза - и убил потаскуху, которая в значительной мере повинна в смерти вашего сына, - убийца просит вас передать другую записку…
- Карлосу?
- Нет. Он пришлет посыльного.
- Слава Богу. Я не уверен, что выдержал бы, зная, что это он.
- Записка так или иначе попадет к нему.
- Что в ней будет сказано?
- Я напишу и покажу вам. Вы передадите ее человеку, которого он пришлет. В ней будет все точно взвешено: и сказанное и недоговоренное. - Борн перевел взгляд на распухшую шею убитой и спросил: - У вас есть спирт?
- Хотите выпить?
- Нет. Спирт для растирания. Духи тоже сгодятся.
- Спирт наверняка есть в аптечке.
- Принесите, пожалуйста. И еще полотенце.
- Что вы собираетесь делать?
- Оставить свои отпечатки пальцев вместо ваших. На всякий случай - хотя не думаю, чтобы вас заподозрили. Пока я это делаю, позвоните, куда вы хотели, чтобы устроить выезд из страны. Время дорого. Я должен находиться в пути, прежде чем вы свяжетесь с посыльным Карлоса. И уж подавно - прежде чем будете звонить в полицию. Они установят посты во всех аэропортах.
- Думаю, можно дотянуть до рассвета. Шок, как вы выразились. Но не дольше. Куда вы отправитесь?
- В Нью-Йорк. Вы сможете это устроить? У меня есть паспорт на имя Джорджа Уошберна. Комар носа не подточит.
- Тем легче мне. У вас будет статус дипломатической неприкосновенности. Зеленый коридор по обе стороны Атлантики.
- Несмотря на то, что я англичанин? Паспорт британский…
- В качестве представителя НАТО. Советник по своим каналам оформит вас членом англо-американской делегации, участвующей в военных переговорах. Вам предоставлено будет право экстренного выезда в Соединенные Штаты - якобы для получения дальнейших указаний от своего руководства. Обычная практика, этого достаточно, чтобы беспрепятственно и быстро пройти через обе службы паспортного контроля.
- Отлично. Я посмотрел расписание. В семь утра есть рейс "Эр Франс".
- Им и полетите. - Генерал помолчал, шагнул к Джейсону и спросил: - Но почему в Нью-Йорк? Откуда у вас такая уверенность, что Карлос последует за вами туда?
- Два разных вопроса. На каждый свой ответ. Я должен заманить его туда, где он устроил так, что на меня пала тень подозрения в убийстве четверых мужчин и женщины… Один из убитых, видимо, был мне очень близок…
- Не понимаю.
- Я тоже пока не до конца понимаю. Но время не терпит. Я все напишу в самолете. Мне необходимо доказать, что Карлос знал. Знал один дом в Нью-Йорке. Где все и произошло. Они должны убедиться: он знал. Верьте мне…
- Я верю. Тогда второй вопрос: зачем ему следовать туда за вами?
Джейсон снова взглянул на мертвую женщину.
- Инстинкт, быть может. Я убил единственного человека на земле, которого он любил. Если бы на месте ее была та, другая, и Карлос ее убил, - я бы достал его из-под земли.
- Может быть, он человек более практического склада. Вы ведь, кажется, сами мне это внушали?
- Есть и другая причина, - отозвался Борн, отводя взгляд от трупа Анжелики Вийер. - Он ничего не теряет, но может сорвать банк. Никто не знает его в лицо, а он знает меня. Однако ему неизвестно мое душевное состояние. Он отрезал меня от жизни, изолировал, превратил в такого, каким я не должен был быть. Возможно, он в этом даже чересчур преуспел. Не исключено, что я тронулся рассудком. Видит Бог, убить ее было безумием. Угрозы мои безрассудны. Насколько безрассуден я сам? Безрассудный, безумный - значит, охваченный паникой. С таким можно справиться.
- Ваша угроза в самом деле безрассудна? С вами действительно можно справиться?
- Не знаю. Уверен лишь в одном: выбора у меня нет.
Выбора и впрямь не было. В конце пути он вернулся к тому, с чего начал. Найти Карлоса. Поймать Карлоса. Каин вместо Чарли, а Дельта вместо Каина. Человек и миф наконец соединились, воображаемые образы и действительность слились воедино. Другого пути не было.
Прошло десять минут после разговора с Мари. Он лгал ей и слышал в ее голосе тихое смирение. Это означало, что ей необходимо подумать. Она не поверила ему - но верила в него. У нее тоже не было выбора. И он не мог утишить ее боль: не оставалось времени. Все уже завертелось, Вийер внизу звонил по прямому проводу военному советнику Франции, чтобы человек с фальшивым паспортом мог выехать из страны под прикрытием статуса дипломатической неприкосновенности. Меньше чем через три часа этот человек в воздухе над Атлантикой отметит годовщину собственной казни. В этом крылся и ключ ко всему - и западня. Это был последний безрассудный его поступок, ибо безумие определялось датой.
Борн стоял возле стола и, положив ручку, перечитывал слова, которые написал на бумаге с меткой убитой. Эти слова раздавленный горем, безутешный старик должен был прочесть по телефону неведомому связному, который в ответ потребует передать ему эту бумагу и доставит ее Ильичу Рамиресу Санчесу:
"Я убил твою суку, твою шлюху и вернусь за тобой. В джунглях, где семьдесят одна улица. В джунглях, которые непроходимее Тамкуана, но в которых ты не заметил одну тропинку. Тайник в подвале, о котором ты не знал, - как не знал обо мне в день моей казни одиннадцать лет назад. Об этом знал другой человек, но ты убил его. Неважно. В этом тайнике хранятся документы, которые освободят меня. Или ты думал, что я согласился стать Каином, не позаботившись о прикрытии? Вашингтон не осмелится меня тронуть! Будет справедливо, что в самый день смерти Борна Каин получит бумаги, которые обеспечат ему долгую жизнь. Ты оклеймил Каина. Теперь я мечу тебя. Я вернусь - и ты последуешь за своей шлюхой.
Дельта "
Джейсон опустил листок на стол и подошел к трупу. Спирт уже успел высохнуть, все было готово. Он наклонился и аккуратно установил пальцы там, где раньше отекшее горло сжимали руки другого.
Сумасшествие.
Глава 34
Небо на шпилями церкви в Леваллуа Перре, на северо-западе Парижа, стало светлеть. Начиналось холодное мартовское утро. Моросивший всю ночь дождь сменился туманом. Несколько пожилых женщин, возвращающихся с ночной уборки из центра города, входили и выходили, одной рукой держась за перила, а в другой сжимая молитвенники, чтобы начать - или завершить - свои труды молитвой, прежде чем удастся улучить несколько бесценных часов сна перед очередным днем, наполненным заботами о хлебе насущном. Вместе со старушками входили и выходили потертого вида мужчины - больше пожилые, но порою на удивление молодые. Запахивая воротники пальто и сжимая в кармане бутыль, они надеялись в тепле храма продлить благодатное забвение, чтобы скоротать еще день жизни.
Но один старик отличался от этих словно в полусне движущихся людей. Он спешил. Его морщинистое, болезненно-желтое лицо выражало неохоту, даже страх, но он без колебаний поднялся по ступенькам к двери и прошел мимо мерцающих свечей в глубь церкви. Час для исповеди был неподходящий, но старый нищий направился прямиком к исповедальне, отодвинул занавеску, закрывающую вход в ближнюю кабинку, и проскользнул внутрь.
- Ангелюс Домини… - произнес он.
- Принес? - дрожащим от ярости полушепотом спросил священник, чей силуэт различался за шторкой.
- Да. Он сунул ее мне точно в трансе, рыдая, и велел, чтобы я убирался. Записку Каина, предназначенную лично ему, он сжег и сказал, что, если только хоть что-нибудь всплывет, он будет все отрицать. - С этими словами старик передал исповеднику сложенный листок.
- На ее бумаге!.. - сдавленно воскликнул человек в рясе, сквозь шторку можно было различить, как он поднес к глазам руку с листком.
- Помните, Карлос, - взмолился нищий, - посыльный не отвечает за весть, которую принес. Я мог бы отказаться разговаривать с ним по телефону. Мог бы ничего вам не передавать.
- Как? Почему?
- Лавье. Он "вел" ее до Парк Монсо, потом их обеих до церкви. Я видел его в Нёйи-сюр-Сен: я говорил вам об этом…
- Знаю. Но почему? Он мог использовать ее как угодно! Против меня! Почему он сделал это?
- Ответ в его записке. Он рехнулся. Его загнали в угол. Это случается, я сам был тому свидетелем. Человек ведет двойную игру, все его связные убраны, и некому подтвердить данное ему задание. Он между двух огней, и с обеих сторон жаждут его смерти. Возможно, он дошел уже до того, что сам уже не знает, кто он такой.
- Знает… - с тихой яростью прошептали за шторкой. - Подписавшись "Дельта", он дал мне это понять. Нам обоим известно, откуда взялась эта кличка, откуда взялся он сам.
Помолчав, нищий заговорил вновь:
- Если это правда, он опасен для вас. И он прав: Вашингтон не станет его трогать. Быть может, его и не признают официально, но палачам скомандуют: отставить. И даже, глядишь, обеспечат кое-какими благами в обмен на молчание.
- Ты имеешь в виду бумаги, о которых он говорит?
- Да. В прежние времена - в Берлине, Праге, Вене - такие бумаги называли "окончательным расчетом". Борн употребляет смягченную формулировку, "прикрытие". Это контракт, заключаемый между ответственным за проведение операции и агентом, которым последний может воспользоваться в том случае, если операция сорвалась, ответственный убит и у агента не остается иного выхода. В Новгороде вас этому не учили. У русских такой подстраховки не предусмотрено, хотя советские перебежчики всегда на ней настаивали.
- Стало быть, они делали разоблачения?
- До некоторой степени. Обычно называли тех, кого использовали. В любом случае не следует смущаться. Смущение губит самые удачные карьеры… Впрочем, не мне вам об этом рассказывать. Вы блестяще воспользовались этим приемом.
- "В джунглях, где семьдесят одна улица…" - прочитал вслух Карлос, и полушепот его теперь обдавал ледяным спокойствием. - "В джунглях, которые непроходимее Тамкуана…" На этот раз казнь будет приведена в исполнение. Из этого Тамкуана Джейсон Борн живым не уйдет. Каким бы именем он ни назвался - Каин умрет. Как и Дельта, за все, что он сделал. Анжелика - я даю тебе слово! - Произнеся клятву, убийца перешел к практической стороне дела. - Вийер хотя бы приблизительно может вспомнить, когда Борн ушел от него?
- Он не знает. Я же сказал: он в шоке и не способен соображать.
- Неважно. Первые утренние рейсы отправляются в Соединенные Штаты в течение часа. Он летит одним из них. Я буду в Нью-Йорке тогда же, когда и он, и на этот раз не промахнусь. Мой нож, острее бритвы, будет ждать его там. Я освежую ему лицо. Американцы получат своего Каина без лица. Безликим! И тогда они смогут называть его Борном, Дельтой - как им будет угодно.
На столе Александра Конклина зазвонил телефон с голубой полосой. Приглушенный звонок звучал как-то зловеще. Телефон этот напрямую связывал Конклина с компьютерным центром и банками данных. Однако ответить на звонок было некому.
Хромая сильнее, чем обычно, из-за новой палки, которую он получил в Джи-2 в Брюсселе и к которой никак не мог привыкнуть, хозяин кабинета устремился к телефону и с досадой отшвырнул неудобную обнову. Глаза его были красны от недосыпания, он тяжело дышал. Ответственный за ликвидацию операции "Тредстоун" находился на пределе истощения.
Едва успев добраться с военного аэродрома Эндрюз Филд в Мэриленде к себе в Лэнгли, он запустил шифровки в десяток секретных служб - в Вашингтоне и за океаном, - чтобы распутать безумный клубок событий, произошедших за минувшие сутки. Он распространил всю, до крупицы, информацию, которую смог выжать из своих архивов, по всем постам в Европе и поднял на ноги агентов вдоль оси Париж - Лондон - Амстердам. Борн жив и опасен. Он пытался убить эмиссара из Центра. И теперь он мог находиться в любой точке в десяти часах лета от Парижа… Необходимо было перекрыть все аэропорты и вокзалы, привести в действие все подпольные разведсети. Найти его. Убить!
- Да? - Конклин, доковыляв до стола, схватил трубку.
- Говорит компьютерная номер двенадцать, - напористо произнес мужской голос на том конце провода. - Мы можем кое-что сообщить. Во всяком случае, других данных на этот счет не имеется…
- Господи, да говорите же! Что там у вас?
- Фамилия, которую вы нам назвали. Уошберн…
- Что там?
- Некто Джордж Р. Уошберн получил сегодня утром право безвизового вылета из Парижа в Нью-Йорк рейсом компании "Эр Франс". Уошберн довольно распространенная фамилия. Это мог оказаться бизнесмен со связями. Однако поскольку в компьютерных данных значилось, что у него дипломатический статус консультанта НАТО, мы решили справиться в государственных службах. Там о нем ничего не слышали. Среди участвующих в военных переговорах с Францией, ни в одной из делегаций, нет человека по фамилии Уошберн.
- Тогда как, черт возьми, ему обеспечили зеленый коридор? Кто дал ему дипломатический статус?
- Мы навели справки в Париже. Это оказалось нелегко. Судя по всему, организовано все было лично военным советником. Там у них все засекречено.
- Советником?.. С каких это пор они занимаются отправкой наших людей?
- Там неважно, наши или ваши… Это мог быть кто угодно. Просто любезность со стороны принимающей страны, да и самолет французский. Единственный способ получить билет на забронированный под завязку самолет… Кстати сказать, паспорт у этого Уошберна даже не американский, а британский.