- Лаура! Мой бог… - Флетч инстинктивно подался назад и в сторону. В глазах старухи стояли слезы. Лаура отпустила ее руку. Он почувствовал спиной ветки одного из кустов. Дальше отступать было некуда. - Лаура, что это? Что она делает?
- Самое важное…
Старуха настигла Флетча, подняла руки, обвила его шею. Ее глаза светились любовью.
- Лаура!
Швейцар поднял руку.
- Подождите, сэр. Это еще не все.
Щека старой карги, мокрая от слез, прижалась к щеке Флетча.
Пахло от нее ужасно: растительным маслом, рыбой, многим, многим другим. Она прижалась к нему всем телом.
Флетч старался не дышать. Он хотел задохнуться. Ветки кустов кололи голую спину.
- Теперь о самом важном… - голова Лауры чуть поникла. - Сорок семь лет назад, когда ты был молодым, в другой жизни, тебя убили. - Лаура выдержала паузу. - Теперь ты должен сказать семье, кто тебя убил!
Швейцар согласно кивнул.
А Лаура, встретившись взглядом с Флетчем, добавила: "И ты не будешь знать отдыха, пока не назовешь убийцу".
ГЛАВА 3
- Ну конечно! - Флетч вышел из душа, с полотенцем, обернутым вокруг талии. - Я все-таки хочу, чтобы в твоих рассуждениях возобладал здравый смысл.
- А как может быть иначе?
Голая, стройная, длинноногая, она лежала поперек кровати со сбитыми простынями и читала "Ньюсуик". Волнистые черные волосы падали ей на лицо. Лучи заходящего солнца, проникающие сквозь балконную дверь, золотили кожу.
- Лаура Соарес, - словно конферансье, воскликнул Флетч. - Из Сан Сальвадор да Байа ди Тодос уз Сантус. Училась игре на фортепьяно в университете Байа. Затем два года в Лондонской консерватории.
- Мне не понравилась Лондонская консерватория. Там не понимают бразильской музыки. В консерватории музыку консервируют, знаешь ли. Не дают ей развиваться.
- Иногда дает концерты. Дочь Отавью Кавальканти, ученого и поэта. А твоя мать разводит орхидеи и увлекается фотографией.
- Моя мать выращивает цветы и фотографирует их. Старается убить время.
Флетч пошире раздвинул портьеры. Окна их номера выходили на задний двор. В другом доме, в окне напротив, мужчина, в трусах и майке, красил комнату. Начал он еще утром, когда они только прибыли в "Желтый попугай". Комната, которую он красил, не показалась Флетчу чрезмерно большой. Скорее, мужчина не мог найти себе лучшего занятия и просто растягивал удовольствие…
Когда они вернулись в номер, Флетч прямиком направился в душ. Он весь пропах ароматами старой карги. От ее слез лицо стало липким, шеей он еще чувствовал прикосновения ее рук.
Он уже намылился, когда отдернулась занавеска и в ванну влезла Лаура. Потерла ему спину, шею. Потом они добрались до кровати, и скоро их тела двигались в такт доносящемуся через открытое окно барабанному бою. Насытившись друг другом, они полежали спокойно, пока высыхал пот, приятно холодя кожу. И Флетч вновь пошел под душ. Теперь он стоял у окна…
- Пища наполовину должна состоять из углеводов, - сообщила ему Лаура, читая журнал.
- Ты читаешь о диете? Тебе она не нужна. У тебя все на месте, ничего лишнего.
- Мою маму это заинтересует. Углеводороды. Я правильно произношу это слово?
- Нет. Но я понял.
- Кажется, в Лондоне об углеводородах не говорили. Я никогда о них не слышала. Макароны!
- У тебя нет ко мне никаких вопросов?
- О макаронах? - она не отрывалась от журнала.
- О женщине в зеленом платье. Я же сказал, она, возможно, думает, что я убил ее мужа. Она прилетела в Рио, чтобы найти меня.
- И что?
- А ты ничего не спрашиваешь.
- Все это связано с твоим прошлым. Всякий может выдумать историю и сказать, что она случилась с ним в прошлом.
- Ты не любопытна?
- Меня интересует только будущее. Сколько времени?
Флетч взглянул на часы.
- Почти семь.
- Нам пора к да Коста. Намного опаздывать нехорошо. Невежливо по отношению к слугам. У них и так полно забот. Если гости задерживаются, они нервничают.
- У меня есть вопросы.
- Естественно. Ты же североамериканец.
- Твой отец Отавью Кавальканти. Ты - Лаура Соарес.
- Флетчер, милый, это все прошлое.
- Я не понимаю.
- Это связано с тем, кто носил такую фамилию в прошлом. Со временем об этом забываешь. Тут пишут, что надо есть курицу и рыбу, а от говядины и свинины воздерживаться. Почему-то нет ни слова о рисе и фасоли.
- Ты не хочешь поговорить со мной об этой старухе?
- А о чем тут говорить?
- Я - не Жаниу Баррету. Кто бы он ни был.
- Она утверждает, что ты - Жаниу. Она узнала тебя. Внимательно следила за тобой, пока мы сидели в кафе. Ты заметил ее?
- Да.
- Она сказала, что ноги у тебя точь-в-точь, как у ее мужа, и такие же сильные мышцы живота, от выбирания полных сетей, те же пропорции между плечами и бедрами. Даже пупок одинаковый.
- Лаура…
- Ей ли не знать.
- Я никогда в жизни не выбирал сети, полные рыбы.
- У тебя мышцы Жаниу Баррету.
- Лаура, редко у кого из бразильцев встречается такая светлая кожа, как у меня.
- У некоторых встречается. К примеру, у Жаниу Баррету. У вас одинаковые головы, говорит она, и глаза тоже.
- Я чем-то напоминал и мужа той женщины в зеленом платье.
- Внешнее сходство тут ни при чем. Она говорит, что ты - Жаниу Баррету, ее муж.
- Которого убили сорок семь лет назад.
- Да.
- Я - призрак? Это она сказала?
- Частично. Нет, ты есть ты. И ты - Жаниу Баррету. Ты же приехал в Бразилию, не так ли?
Флетч глубоко вздохнул.
- Как зовут эту старую каргу?
- Идалина Баррету.
- Меня тревожит, что ты так внимательно слушала ее. И швейцар…
- А почему бы и нет? - Лаура перевернула страницу. - Она же говорила.
- Лаура, ты, судя по всему, полностью отбрасываешь реальное прошлое. И, однако, принимаешь на веру такую чушь.
Лаура, казалось, внимательно изучала таблицу в конце статьи.
- Что есть реальность?
- Чему ты больше веришь?
- В бананах много калия. Не зря я их так люблю.
- Ты не даешь ничего объяснить. И ничего не объясняешь сама.
- Если можешь, забудь пока об Идалине Баррету.
Она отбросила журнал и посмотрела на него, стоящего у окна.
- Как нам понять друг друга? - задал Флетч риторический вопрос.
Лаура перевернулась на спину, подняла одну ногу.
- Поделись со мной своим бананом.
Флетч рассмеялся.
- Мне необходимо больше калия.
- Я надеюсь, глюконата калия.
- Иди ко мне, Жаниу. Я хочу твоего калия.
- Я не Жаниу.
- Калий Жаниу. Твой калий. Сорви свой банан и покорми меня калием.
- Ты сумасшедшая.
- Приди, приди, мой Жаниу. Твой банан созрел. Я вижу, он созрел. Я очищу его зубами. Дай мне попробовать твой банан.
- Где мой башмак? - ему пришлось опуститься на колено в белых брюках, чтобы заглянуть под кровать.
Лаура вошла в комнату и остановилась. В ванной она приняла душ, уложила волосы, надела белые слаксы и белую же блузку.
- Что это за камень под нашей кроватью, - он показал ей маленькую каменную статуэтку, которую достал из-под кровати. - Это же жаба. Каменная жаба.
- Точно, - кивнула Лаура.
- Кто положил каменную жабу под нашу кровать?
- Должно быть, горничная оставила ее там.
- Горничная оставила каменную жабу под нашей кроватью?
- Положи ее на место, - предложила Лаура. - Наверное, для нее это важно.
ГЛАВА 4
- Отец здесь, - Лаура положила три ложки сахарного песка в свой стакан кашасы. - Я слышу его голос.
Из вежливости Флетч взял стакан кашасы с серебряного подноса, протянутого ему лакеем. Кашаса-бренди из сока сахарного тростника. В Бразилии принято предлагать гостям кашасу. Отказ считается дурным тоном. Флетч пробовал пить кашасу с избытком сахара, с недостатком, вообще без сахара. В каждом случае кашаса не лезла в горло.
Со стаканом кашасы в руке он последовал за Лаурой на террасу.
Теудомиру да Коста построил дом вопреки общепринятым канонам. Пройдя в холл, нужно было спуститься вниз, чтобы попасть в спальни или уютную семейную гостиную, а зал, где принимали гостей, с великолепными картинами и другими произведениями искусства, находился выше уровня улицы. Из зала, вознесшегося над авенидой Эпитасиу Пассуа, высокие двери вели на большую террасу, уставленную кадками с кустами, усыпанными зелеными, красными, желтыми цветами. С террасы открывался замечательный вид на лагуну Родригу ди Фрэйтас.
В тот вечер в зале приемов накрыли длинный стол на двенадцать персон. Хрустальные бокалы, серебряные приборы. Теудомиру неплохо зарабатывал, меняя доллары на крузейро и драгоценности. Флетч вложил свои деньги в его фирму.
На террасе Лаура и Отавью приветствовали друг друга объятиями, поцелуями и быстрой португальской, на бразильском диалекте, речью.
Отавью молча пожал руку Флетча.
- Boa noite, - Флетч улыбнулся.
- Отавью приехал на встречу с издателем, - пояснила Лаура. - Он остановился неподалеку, у Альфреду и Глории. Ты с ними встречался? Альфреду - чудесный человек, настоящий бразилец, жизнерадостный, щедрый. А Глория - великолепная женщина, умная, очаровательная, такая душевная.
- Они здесь?
Лаура оглядела террасу.
- Я их не вижу.
- Они готовятся к завтрашнему костюмированному балу, - сказал им Отавью. - Мне готовиться не надо. Поэты рождаются в маске.
- А твоя мать? - спросил Флетч Лауру. - Она не приехала из Байа?
- Моя мать, - вздохнула Лаура. - Орхидеи нельзя оставлять без присмотра ни на час.
- Они хуже детей, - согласился Отавью.
- Во всяком случае, хуже меня, - добавила Лаура.
Теудомиру да Коста направился к ним. Высокий, лысый, лет шестидесяти.
- Флетчер, как хорошо, что вы вернулись. Как вам Байа?
Флетч улыбнулся и взял Лауру за руку.
- Я нашел там друзей.
- Но Кавальканти - мой друг, - Теу поцеловал Лауру в щеку. - И Лаура тоже.
- Мы все друзья, - вставил Отавью.
Тео взял из руки Флетча стакан с кашасой и поставил на поднос проходящего мимо лакея. Что-то сказал ему по-португальски.
- Я попросил его принести вам водку с апельсиновым соком и льдом. Пойдемте, я хочу познакомить вас с да Силва, - он увлек Флетча на другую сторону террасы. - Лаура с вами или с отцом?
- Со мной.
- О! Вы счастливчик.
Потом Теу представил Флетча еще одному шестидесятилетнему джентльмену, Алойзью да Силва.
- Вы должны зайти ко мне в контору, - тут же затараторил да Силва. - У меня новый компьютер. Самый современный. Из вашей страны.
- Меня очень интересуют компьютеры.
- Отлично. Я хочу услышать ваше мнение о моем приобретении.
Лакей принес Флетчу водку с апельсиновым соком и льдом.
- Кстати, вы, наверное, заметили, как растет мой новый дом. Вы давно в Рио?
- Приехал три недели назад, но на две уезжал в Байа и вернулся лишь поза-позавчера.
- Тогда, наверное, вы не обратили внимания на мой новый дом.
- Рио все время в движении.
- Да, разумеется. Он строится в центре. Около авениды Рио Бранку.
- Я видел, что там строят большое здание. Очень большое.
- Очень большое, - кивнул да Силва. - Вы должны поехать туда со мной. Вам будет интересно.
- С удовольствием.
- Просто удивительно, какие чудеса творят компьютеры в строительном деле.
Появилась Марилия Динис со стаканом кашасы. Поцеловала в щеку и Алойзью, и Флетча.
- Все хорошо, Алойзью?
- Конечно.
- Богатеем?
- Разумеется.
Марилия так и осталась для Флетча загадкой. Мало того, что она, должно быть, единственная в Рио, никогда не загорала. Она видела людей в ином свете.
- Марилия, после того как мы оставили вас, с нами кое-что случилось.
- В Рио всегда что-то случается, - она пригубила кашасу. - Послушайте. Теу приобрел новые картины. Обещал показать их нам после обеда.
- Отавью, может быть, вы поможете мне разобраться в одном деле?
- Каком же?
Флетч и Отавью стояли на террасе и смотрели на лагуну, залитую лунным светом. Отавью пил шотландское виски с содовой.
В Бразилии обращались по именам даже к выдающимся ученым и поэтам.
- Вам ничего не говорит имя Идалина Баррету?
- Нет.
- Может, она славится своими причудами?
- Слышу о ней в первый раз.
Лаура невдалеке беседовала с четой Вияна.
- Я думаю, может, это какое-то мошенничество. Обман.
- А, обман. В Бразилии всякое бывает.
- Сегодня днем к нам с Лаурой подошла старая женщина, по виду колдунья, в длинном белом платье. Она назвалась Идалина Баррету.
Снизу на террасу доносился бой барабанов.
- И что?
- Она заявила, что я - ее муж.
Отавью повернул голову, чтобы взглянуть на Флетча.
- Ее покойный муж. Жаниу Баррету. Моряк. Отец ее детей.
- Но…
- Этого Жаниу убили, когда он был молодым, в моем возрасте, сорок семь лет назад.
- Так.
- Вы меня слушаете?
- Разумеется.
- Она потребовала, чтобы я сказал ей, кто меня убил.
Отавью еще несколько секунд смотрел на Флетча, а затем отвел взгляд.
- Помогите мне понять, что все это значит.
Отавью отпил виски.
- А чего тут понимать?
За длинным обеденным столом разговор шел в основном о бразильской кухне, со свойственными ей высококалорийными блюдами, об огромном количестве сахара, поглощаемого бразильцами с кофе, с кашасой, которая и так достаточно сладкая, о способах приготовления ватапы, которую им подали на обед, о безалкогольном напитке карана, придающем силы. Индейцы утверждали, что карана прочищает кровеносные сосуды, идущие к сердцу и от него. Флетч по себе знал, что карана снимает усталость. Внесла свою лепту и Лаура: "Бананы тоже очень полезны. В бананах много калия".
Потом Марилия спросила о картинах, купленных Теу.
- Я покажу их вам после обеда. Может, сначала Лаура нам сыграет.
- Пожалуйста, - попросила сеньора Вияна.
- Хорошо.
- А потом посмотрим картины, - добавил Теу.
- Вы были в Музее современного искусства? - спросил Флетча Алойзью да Силва.
- Да.
- Вам, наверное, понравилось здание.
- Очень понравилось. Великолепное здание. И я там отлично поел, - сидящие за столом замолчали. - Только картин вот маловато.
- О да, - согласилась Марилия,
- Я-то говорю о самом здании, - гнул свое Алойзью.
- Случился пожар… - начал Теу.
- И все картины сгорели, - добавила сеньора Вияна. - Очень печально.
- Не все, - поправил ее муж. - Несколько осталось.
Алойзью смотрел в тарелку.
- Я думал, вас заинтересует здание.
- Картины в музее сгорели, - повторил Флетч. - Это еще один случай queima de arguivo?
Над столом повисла гробовая тишина.
- Я думаю, это хорошо, - в полном молчании продолжил Флетч, - когда художники каждого поколения уничтожают прошлое, чтобы начать все сначала. Я думаю, иначе они просто не могут.
Прошло немало времени, прежде чем возобновился и набрал силу общий разговор.
- Я вижу, с вами Лаура. Я рад, - Вияна сел рядом с Флетчем на диван в гостиной. Они ждали, когда Лаура Соарес начнет играть. - В Рио надо быть очень осторожным с женщинами.
- С женщинами надо быть очень осторожным везде.
- Это так. Но в Рио особенно, - он пригубил кофе. - Даже я попался. Однажды ночью. Танцую с одной, знаете ли. И выясняется, что это мужчина. Естественно, прооперированный. На этом так легко обмануться.
- В Бразилии можно обмануться на чем угодно.
- Да, да, такое случается.
Лаура начала с произведений Виллы Лобус, затем исполнила несколько своих аранжировок композиций Милтона Насименту, сохраняя присущую им романтичность. У стены Отавью Кавальканти дремал в глубоком кресле над чашкой кофе. Закончила она также аранжированными ею народными бразильскими мелодиями.
В исполнении Лауры Соарес чувствовалась прекрасная техника, педагоги Лондонской консерватории, похоже, потрудились на славу, но едва ли она играла эти композиции в учебных классах.
Когда она встала из-за пианино, аплодировали все, кроме Отавью, ее отца. Лаура же осталась недовольна своим выступлением.
- Могла бы сыграть и получше, - она улыбнулась Флетчу. - В последние две недели я редко садилась к пианино.
- Мы пришли посмотреть ваши новые картины, Теу! - воскликнул молодой парень, войдя в зал. Был он в белых рубашке и брюках, зеленой накидке, зеленой шляпе с широкими полями и зеленых же туфлях.
- Я жду только вас, - ответил из-за стойки бара Теу.
И тут же рядом с первым мужчиной появились еще трое, в дорогих одеждах, прекрасно сшитых, двигающиеся не торопясь, словно артисты, выходящие на сцену, все гибкие, с крадущейся походкой фехтовальщика, акробата или гимнаста. Четвертый, потяжелее, изрядно выпивши, с трудом держался на ногах.
- Тонинью! - закричали женщины.
Сеньора Вияна расцеловала его в обе щеки.
- Титу! Орланду! - никто словно и не замечал четвертого мужчины. Наконец, обратили внимание и на него. - Норивал! Как самочувствие?
Черные рубашка и брюки Титу сидели на нем как влитые. Казалось, они сшиты из одного куска материи.
Белые рубашку и брюки Орланду украшали синие эполеты и лампасы.
Норивал предпочитал зеленый цвет, с коричневыми накладными карманами как на рубашке, так и на брюках.
Гости Теу окружили вновь прибывшую четверку, все говорили по-португальски, радостно смеялись. Лаура поцеловала и обняла каждого.
Флетч попросил бармена налить бокал караны.
Пока Лаура играла, из зала убрали не только обеденные приборы, но и длинный стол. А у стены, тыльной стороной к залу, поставили картины. В наиболее ярко освещенной точке зала установили мольберт.
Теперь Тонинью стоял перед мольбертом, размахивая руками, а его зеленая пелерина порхала, словно крылья. От его слов гости покатывались со смеху. Он очаровывал всех, даже своих спутников, Титу, Орланду и Норивала.
Глаза Лауры радостно сверкали, когда она вернулась к Флетчу.
- Кто это? - спросил он.
- Чечеточники. Они все друзья.
- Они танцуют?
- Да.
- Профессионально?
- Нет.
- Поют?
- Нет.
- Показывают фокусы?
- Они просто друзья.
- И пользуются успехом, не так ли?
- Они и вправду милы.
Тонинью направился к ним, чтобы пожать руку Флетчу.
- Тонинью, - улыбнулась Лаура. - Это И. М. Флетчер.
- О да, - глаза Тонинью сверкали, как брильянты. - Жаниу Баррету. Я - Тонинью Брага.
- Вы знаете об этом? - Флетч пожал протянутую руку.
Тонинью картинно всплеснул руками.
- Весь мир знает об этом!
К ним подошел Теу да Коста.
Лаура что-то сказала Тонинью. По-португальски. Тот коротко ответил и рассмеялся.