Когда он отошел достаточно далеко, я огляделась по сторонам и набрала номер сотового телефона моего ненаглядного. Отозвался тот же голос, что и в первый раз, – самоуверенный, хамский, но с претензией на грубое мужское обаяние.
– Ну что, Катя, надумала? – спросил он, даже не узнав, с кем разговаривает.
– Надумала, надумала, – я постаралась изобразить испуг и робость, – только дайте мне с Герой поговорить… Я хочу убедиться, что он еще жив!
– Наговоришься еще, нечего тебе с ним трепаться! – Голос бандита сочился ядом и издевкой.
– Не будет разговора – не будет денег! – отрезала я.
– Ну ладно… – На том конце линии послышалась какая-то возня, и я услышала голос ненаглядного. Но как же трудно было его узнать!
Думаю, если бы фруктовое желе могло говорить, оно б говорило примерно таким голосом.
– Катя, Катюша, – простонала трубка, – спаси меня… они меня убьют…
– Ты, донжуан малохольный, – прервала я его стоны, – признавайся, это от тебя они узнали обо мне?
– Катюша, – снова заныло желе, – что я мог сделать? Они меня пытали. Катя, спаси меня!
Ну что ты будешь делать! Совершенно человек расклеился!
– Ладно! – прикрикнула я. – Отдай трубку этому… террористу! – Сил моих больше не было слушать его стоны.
В трубке снова зазвучал голос бандита:
– Ну что, довольна?
– Что вы с ним сделали? – воскликнула я с трагической интонацией. – Вы пытали его! Он еле жив!
– Да брось ты! – ответил бандит презрительно. – Мы к нему почти и не прикоснулись. Ну пару раз стукнули – так, для профилактики, а он уже в лепешку раскис. Нет, не понимаю я вас, женщин. Ну, короче, гони наши деньги, получишь назад своего супермена!
– Ладно, приезжайте к половине пятого утра на площадь перед Витебским вокзалом.
– К половине пятого?! – удивленно прервал меня бандит. – Что за время такое дурацкое?
– Кто рано встает, тому Бог подает, – ответила я наставительно. – Ничего, хотите получить деньги – проснетесь…
– Ну, приедем к вокзалу, и что дальше? – Главный бандит, очевидно, не привык, чтобы ему диктовали условия, поэтому чувствовал себя несколько не в своей тарелке.
А мне было на все наплевать. Чем они могли меня напугать? Да пропади он пропадом, слизняк несчастный!
– Приедете – я с вами свяжусь. Все, разговор окончен, – отрезала я. – Хотите получить свои деньги – выполняйте инструкции! – и с этими словами нажала на кнопку отбоя.
После этого я обошла многочисленные ларьки, работавшие на вокзале даже в такое позднее время.
В одном из них я купила джинсы, темную джинсовую куртку и кепку-бейсболку, в другом, среди детских игрушек и разной бесполезной ерунды я нашла игрушечный пистолет, внешне не отличимый от настоящего, темные очки и колготки. После этого я пристроилась на скамейке в зале ожидания, чтобы немного подремать.
Хотя день был очень тяжелый, а время позднее, я не могла заснуть, и скамейка на вокзале не самое удобное ложе, и мыслей в голове было слишком много. Я волновалась: получится ли задуманная мною операция, не зря ли я впутываюсь в это дело, не лучше ли тихо удрать. Но, во-первых, мне все-таки было немножко жаль оставлять ненаглядного в руках бандитов – хоть он и по-свински вел себя в этой истории, да и в целом оставляет желать лучшего, но уж больно жалкий был у него голос…
Кроме того, бандиты – они на то и бандиты, тихо удрать от них вряд ли получится, они наверняка уже знают мой домашний адрес и все сделают, чтобы испортить жизнь родителям… Нет, хотя задуманная операция и отдает авантюрой, другого выхода у меня нет.
За час до назначенного бандитам времени я поднялась, переоделась в туалете в джинсы и куртку, спрятала волосы под бейсболку, засунула игрушечный пистолет за пояс. Из зеркала на меня взглянул симпатичный, хотя и явно хулиганский подросток. Затем я прошла в камеру хранения, достала из ячейки Каролинину торбу. Часть денег я вынула из сумки (пачки покрупнее, из пятисоток) и набила ими купленные в ларьке колготки, плотно обвязав их вокруг талии. Куртка была достаточно свободная, никто не заметит. В торбу я напихала сложенные газеты, положив сверху оставшиеся деньги.
После этого я нашла в зале своего бомжа, растолкала его, быстро подсунула бутылку пива для опохмелки и, когда он более-менее пришел в себя, напомнила, что он должен сделать и сколько за это получит. Бомж окончательно проснулся, радостно осклабился и потрусил на свой боевой пост.
Я тоже вышла на площадь. Ранним утром на улице было очень зябко. Бедная "копейка" сиротливо стояла на прежнем месте, не подозревая, какая роль отводится ей в моих коварных планах.
Осторожно открыв дверцу, я положила кожаную торбу на пол около педалей, перед водительским креслом, выбралась из машины и медленно, плавно закрыла дверь. На улице, как я уже сказала, было холодно, но по лицу стекали капли пота: находиться рядом с бомбой – удовольствие еще то.
На вокзальных часах было четыре пятнадцать. Надо было скорее уходить с площади – до встречи с бандитами оставалось четверть часа, и кто их знает – вдруг приедут пораньше…
Я снова вошла в здание вокзала и заняла место возле окна, из которого хорошо просматривалась площадь и подходы к заминированной машине. Мне пришло в голову, что весь план может полететь к черту, если в "копейку" залезет сейчас вор, – ведь она не заперта. Но я понадеялась на то, что в такой ранний час уважающие себя воры спят, как подавляющее большинство нормальных людей.
Время тянулось ужасно медленно. На площади не было ни души, только облезлая рыжая собака неторопливо прошла по своим собачьим делам, остановилась возле фонаря, подняла лапу и отправилась дальше. Я вспомнила, какую "работу" поручила бомжу, и едва не рассмеялась.
Неожиданно утреннюю тишину разрушило рычание мощного мотора, и на площадь вылетел знакомый черный джип "чероки". Покосившись на часы, я увидела, что бандиты приехали на три минуты раньше назначенного срока. Верка Королева, продавщица из отдела бытовой техники, у нее хахаль из мелких братков, рассказывала, что у бандитов точность появления на "стрелках" играет огромную роль, и тот, кто опоздает больше чем на пять минут, несет "судебные издержки". Я решила быть предельно точной и, держа в руке мобильник, следила за секундной стрелкой часов. Люди в джипе тоже не подавали признаков жизни.
Ровно в четыре тридцать я набрала номер.
– Ну, молодцы, – в моем голосе была изрядная доля сарказма, – прибыли вовремя. Теперь подъезжайте к самому зданию вокзала…
– Где деньги? – злым, невыспавшимся голосом прервал меня главный бандит.
– Будут тебе деньги. Делай, что сказано! А не будешь, так вали отсюда, сделка отменяется!
Джип медленно переехал на новое место.
– Теперь выведи Германа из машины, чтобы я его видела!
– Сначала деньги! – рявкнул бандит.
– Спокойно! Мы не в Думе, не обману!
В трубке послышалось недовольное ворчание, но очевидно бандиты поняли, что ненаглядный вряд ли сможет убежать, потому что дверцы джипа приоткрылись, из него выбрался здоровенный мордоворот в черном полупальто и вытащил моего ненаглядного. Даже издали было видно, что Герман еле держится на ногах. Мои предположения насчет желе были полностью верны.
– Так, хорошо… Теперь – видите бежевую "копейку"? Идите к ней, деньги внутри.
Из джипа вылезли еще два бандита и торопливо зашагали к "копейке".
Ненаглядный стоял возле джипа, растерянно оглядываясь.
Витя в бригаде был не в авторитете. Чересчур тихий, даже робкий какой-то. Если бы не шоферский талант, давно бы выкинули Витька из команды. Шило постоянно на него наезжал, да уж больно Витек классно водил джип. Такое и погоняло у него было, кличка то есть: Витька Руль.
Тем утром бригада Брюлика поднялась ни свет ни заря: на полпятого уже была забита "стрелка" с какой-то ненормальной бабой. Вроде она у Брюля деньги какие-то увела, типа того. Брюль в казино "Квинн" с пацанами договорился, типа, как у них выиграть… типа, отмыть, что ли, деньги – Витек в таких вещах не разбирался. Брюль сам играть, конечно, не мог, зачем светиться, послал девку… Он, Брюль, вообще-то по жизни больше девками занимался, типа, сутенер, ну и другие дела. Девка эта вроде как выиграла – еще бы ей не выиграть, если все уже заранее перебазарили, – и деньги даже получила, а тут нагрянули какие-то… То ли ОМОН, то ли СОБР – черт их разберет, в общем, типа, облава. Девка эта и смылась… с деньгами, дура, как будто, типа, не понимает, что достанут ее где угодно… Но тут уже совсем какие-то непонятки пошли; девку эту грохнули, только не Брюль и не Шило, а вообще неизвестно кто, типа, по другому делу, а деньги увела та самая ненормальная, которая забила "стрелку" на вокзале в полпятого…
Брюль с Шилом, пока ехали, базарили, что бабу обязательно грохнут, только сначала деньги возьмут.
Короче, приехали на вокзал. Ровно в полпятого звонит мобильник, и баба говорит, типа, деньги в "копейке" лежат. Только чтобы мужика отпустили. А мужик этот – типа, бабы этой хахаль, но уж совсем слизняк. Шило его чуть тронул, а он сразу и бабу свою сдал и вообще раскис, типа, соплями изошел.
Короче, пацаны из джипа вылезли и мужика этого выпустили. Он пошел по площади не поймешь куда – видно, совсем соображение потерял. А пацаны подгребли к "копейке", Брюль внутрь залез и машет своим – лады, мол, тут наша касса! Сел в "жигуль", капусту считает. Витька Руль один остался в джипе, глядит, что творится, – интересно же. Только вдруг прямо к джипу подходит матерый бомжара – такой, будто только из канавы выбрался, одна грязь, – и внаглую так ссыт на заднее колесо… Витька, хоть по жизни и не зверь, но от наглости такой прямо, типа, обалдел, типа, зенки повылазили. Из джипа выскочил, на бомжару попер:
– Ты, сучье вымя! Какого греха тут вытворяешь? Да ты хоть понимаешь, грязь поганая, на кого лапу поднял?
Но бомжара, видно, очухался, такого стрекача задал – только пятки засверкали. Витек плюнул, за бомжарой не погнался – нельзя ведь джип открытый оставить, еще сопрут чего. Шило потом зенки выколет, а у вокзала шантрапы-то ведь всякой немерено!
Витек сел опять на шоферское место, смотрит, какие там дела вокруг "копейки", как вдруг в бок ему что-то ткнулось и сзади голос шепчет:
– Ты, кореш, только пикни – печенку прострелю! Руки на руль, живо!
Витька назад покосился – сидит совсем малолеток, в руке "пээмка", пистолет Макарова.
Как этот пацан успел в джип забраться – понятно, пока Витька бомжа гонял. У джипа ведь замок центральный, одну дверцу откроешь – все открываются. С одной стороны, вроде удобно, а с другой – типа, обворовать могут, пока колесо меняешь. Есть такие пацаны – этим промышляют: возле Биржи или крутого магазина, где люди с деньгами паркуются, правую заднюю шину прокалывают.
Мужик только отъедет – чувствует, колесо спустило. Он остановится, выйдет поглядеть, а барсетку с деньгами или портфель какой на сиденье оставит. Пацаны из соседней машины только руку протянут, барсетку прихватят – и поминай как звали.
Витек про такую систему, типа, знал, но сам же на ней и прокололся. Бомжара наверняка в доле был. Что делать? Пацан хоть и малолетний, но малолетние-то самые отмороженные и есть: пальнет из "пээмки" – и нет его… У Витька даже в боку заболело. Ладно, думает, посмотрим, что дальше будет. Положил руки на руль. Пацан "пээмку" в левую руку перекинул, к затылку приставил, а правой ловко так Витьку обшмонал, нашел ствол за ремнем и забрал себе. Витек аж крякнул от расстройства, а сам и думает: ну, малец, обожди, Шило с тебя живого шкуру сдерет! Ну до чего же наглая пошла молодежь – тут рядом серьезные люди пасутся, а этот недомерок у них на глазах, можно сказать, орудует!
– Ну, и что дальше? – говорит Витька. – Ты, малец, сильно крутой?
А этот недоделанный двумя стволами трясет и на Витьку зверем:
– Кто тут крутой, мы после разберемся, а сейчас быстро поезжай вперед, и чтобы от "копейки" подальше забирать. И проедешь мимо того ублюдка недоделанного, который по площади топает. Понял? Быстро трогай, а то я в тебе дырок понаделаю, как в решете!
Витька тронул, что тут сделаешь, когда два ствола в спину смотрят, развернулся по дуге, подъехал к тому раскисшему мужику. Пацан дверцу открыл, мужику что-то крикнул, втащил его в джип, но одной рукой в Витьку стволом все же тычет. А потом как заорет:
– А теперь гони, так твою, как можешь, а то пристрелю к чертовой матери!
А Витьке что остается? Погнал. Ладно, думает, наши тебя достанут – мало не покажется.
Смотрит в зеркало – Шило заметил, что джип уходит, заорал, за ствол схватился, куда, мол, убью! Да потом пожалел стрелять – свой же джип, фига с два потом починишь!
Брюль кричит:
– Пацаны, в машину! Живьем их возьмем!
Короче, все погрузились в эту гребаную "копейку", двери захлопнули, "копейка" с места тронулась… И что тут стало! Рвануло так, что вокруг стекла в домах повылетали! "Копейка" несчастная подскочила, в воздухе закувыркалась и обратно шмякнулась, только уже отдельными, типа, кусками. Дым, огонь, просто смотреть страшно. А там ведь, в "копейке" этой, – все пацаны!
Витька в руль вцепился, тормознуть хотел, а этот, отмороженный, как завизжит:
– А ну жми, как можешь! Тебе как лучше – пулю в затылок от меня схлопотать или к омоновцам в лапы загреметь? Они сейчас на взрыв слетятся!
Точно, Витек и сам уже сообразил, что сейчас лучше быстрее с этого места ноги делать, пока, типа, не поздно. Джип с площади выскочил на Загородный. Оттуда развернулся направо к Обводному каналу. Отморозок малолетний перелез на переднее сиденье, одной рукой ствол держит, руль у Витьки перехватил и орет:
– Притормози и прыгай, мать твою, а то выброшу, но уже дохлого!
Витька видит – совсем парень с катушек съехал, запросто пристрелить может. Притормозил и выскочил от греха. Да и прыгнул-то неудачно, ногу, типа, подвернул, но кое-как поднялся и похромал. Куда идти – непонятно, нога болит, а перед глазами так и стоит, как машина горящая в воздухе кувыркается. Такое увидишь – не скоро забудешь, да и пацанов жалко, хотя они и сволочи были, если реально разобраться…
– Эх, здорово на джипе ехать! Высоко, всех видно!
Но ехали мы недолго – не хватало еще, чтобы первый попавшийся пост нас остановил. Отъехали подальше по Обводному, я вышла и вытолкнула ненаглядного, потому что после взрыва его "копейки" он вообще стал как сомнамбула. Я развернула джип к воде и включила первую скорость. Машин поблизости не было – время раннее.
Джип шлепнулся в канал с глухим плеском. Там было неглубоко, и он погрузился только до половины. Было тихо, здесь, на набережной, никого не было в такой ранний час, но все же нужно скорее уходить отсюда. Джип потом вытащат и, поскольку он почти не пострадал, а хозяев машины уже нет на этом свете, то джип достанется какому-нибудь милицейскому начальнику. Ладно, сегодня я добрая, пусть попользуется!
Ненаглядный рядом со мной стоял столбом и молча смотрел на тонущий джип.
– Эй, – я тронула его за рукав, – нам нужно идти.
Он дернулся и затравленно оглянулся. Я пригляделась к нему внимательнее, потому что раньше не было на это времени. Видок у ненаглядного был тот еще. Куртка грязная – видно, валялся на полу в каком-нибудь подвале. Шапку он потерял, волосы всклокочены, на лице – грязь. Он все время отводил глаза и отворачивал голову вбок.
– Послушай, – по возможности мягко начала я, – я понимаю, что тебе досталось. Но теперь все позади, так что приободрись, нужно сделать последнее усилие.
Он клацнул зубами и сделал шаг в сторону. Мне удалось перехватить его взгляд: ненаглядный был невменяем. Вообще-то это довольно странно. На лице у него не было даже синяков, одна грязь. Руки-ноги тоже не повреждены – ходил он нормально, только горбился и шаркал ногами как старик.
– Слушай, мне некогда тебя уговаривать, – нахмурилась я. – Соберись и пошли, а то еще милиция прихватит. Вперед!
Команды он выполнял беспрекословно. Мы пошли по набережной. Встреченный немолодой мужчина посмотрел на нас подозрительно: грязный здоровый мужик, по виду с хорошего перепоя, а с ним – подросток, тоже какой-то зачуханный. Я решила как можно скорее доставить ненаглядного домой, к матери и сестре. Пускай они там сами с ним возятся, а у меня еще куча дел, ведь с бандитами-то я разобралась, но где-то ходит "черный человек", и что-то подсказывает мне, что так просто он не оставит меня в покое. Думаю, у меня есть время только до вечера, пока этот парень не узнает, что в "копейке" взорвалась не я, а совсем другие люди.
Ненаглядному нужно было на Киевскую, это не так близко. Но кто же нас, таких зачуханных, подсадит в машину. Метро скоро откроется, но ждать даже немного казалось мне пыткой. В конце концов, мне тоже досталось, и нервы теперь здорово не в порядке.
– А ну-ка, быстрым шагом – марш! – скомандовала я ненаглядному. – Сорок минут хорошего хода – и мы у тебя дома. А там тебя ждет горячая ванна, кофе, ласковая мама…
Он посмотрел как-то странно, но не ответил. Однако убыстрил шаг и уже не так волочил ноги.
– Торопись! – приговаривала я. – Отвык пешком ходить, все на машине пузо свое возишь. Дышать полной грудью, по сторонам не зевать! – в голосе моем слышались интонации ворчливого старшины, муштрующего нерадивых новобранцев.
Мы уложились в сорок пять минут. На часах было полседьмого утра, когда мы стояли перед дверью его квартиры, и ненаглядный стал шарить по карманам куртки. Оказалось, что деньги и документы у него забрали бандиты, а ключи он потерял. Я позвонила, и дверь открылась сразу же, никто не спросил ни о чем. На пороге стояла женщина. Она была не в халате по утреннему времени, а полностью одета – видно, и не ложилась. Женщина была худа, немолода и страшно замотана, под глазами темные мешки и волосы висели безжизненной паклей.
– Гера! – воскликнула она, – Что случилось? Я так волновалась… Где ты был?
Ненаглядный не ответил, он прошел в квартиру, громко топая, и немедленно скрылся за дверьми ванной. Очевидно при виде родного дома в нем проснулась всегдашняя любовь к чистоте. Стало быть, вполне очухался, жить будет.
Мы с женщиной посмотрели друг на друга. Из-за плотно прикрытой двери комнаты раздавались странные звуки – кто-то не то рыдал, не то хохотал.
– Это мама, – пояснила женщина, уловив мой взгляд, – она больна.
Я сняла осточертевшую бейсболку, и женщина слегка улыбнулась, увидев рыжие кудри.
– Что же случилось с Герой?
– Он сам вам потом объяснит. Только не сразу, не давите на него. Ему досталось, но теперь все будет в порядке. Вы его сестра? – сменила я тему.
– Да, старшая.
Внезапно дверь отворилась и на пороге комнаты возникла худая старуха в ночной рубашке. В руке она держала электрическую лампочку. Взгляд у старухи был совершенно бессмысленный. Бросив с размаху лампочку на пол, старуха посмотрела на осколки и радостно засмеялась.
– Мама! – бросилась к ней дочь.
Она подхватила старуху и повела осторожно, следя, чтобы та не наступила на осколки.
Когда она вернулась, я сметала битое стекло веником, найденным на кухне.
– Склероз? – спросила я, чтобы что-то сказать.
– Маразм, – лаконично ответила она.
Мы прошли на кухню, где я разглядела сестру ненаглядного. Несмотря на жуткую замотанность, эта женщина начинала мне нравиться.
– Она все время смеется и вообще очень беспокойная.
– Лекарства не помогают?