Я плюнула и хотела вернуться в квартиру, но она сама остановила меня и прошептала:
- Мархалева, не гони волну. Алиска действительно здорова, как корова, а то, что с ней происходит, обычная хандра.
Я растерялась:
- Хандра?
- Хандра-хандра, - заверила меня Фаина. - Как психиатр тебе говорю. Круги под глазами, потому что плохо спит, тоскует без Германа. Если желаешь ей добра, не бросай одну, а развлеки. Ну все, я к психам, - и она скрылась в лифте. Я вернулась к Алисе и постановила:
- Вызываю Германа!
- Ни в коем случае! - запротестовала она. - Если ты скажешь Герману, что я больна, он бросит дела и примчится, а капиталисты мгновенно расторгнут с ним контракт. Мы останемся без денег, а без денег я сразу умру, сразу умру, - пригрозила Алиска. Я сдалась:
- Ладно, поднимайся, пойдем купаться и загорать. Ты ведешь нездоровый образ жизни.
Алиса нехотя встала, оделась, и мы отправились к заливу.
Несмотря на то, что вода в Маркизовой Луже оказалась ледяной, я заставила Алиску туда нырнуть. Сама, подрагивая от холода, мужественно стояла на берегу под порывами ветра, щедро выдавая рекомендации по здоровому образу жизни. Со смаком затягиваясь сигареткой, поведала также и о вреде курения. Здесь мне было что сказать - часами об этом вреде могу говорить, как-никак на себе испытала.
Алиса стойко плавала в ледяной воде. Время от времени она выдыхалась, останавливалась, и я вынуждена была лекцию прерывать, грозно командуя:
- Плыви! Плыви!
Всегда готова помочь друзьям, но еще больше вдохновляюсь, когда помощь ограничивается добрым советом. Здесь мне нет равных. Видимо, и в этот раз речь удалась - к нам подтянулась публика. Когда я закончила, они за малым не разразились аплодисментами, чего нельзя сказать об Алиске.
- Ты замучила меня, замучила меня, - пожаловалась эта неблагодарная, когда я ей разрешила наконец покинуть Маркизову Лужу.
- Зато какой румянец! - порадовалась я. - Не пропал даром мой труд.
Алиса же, глупая, рассердилась:
- Какой румянец? Я синяя! Я синяя! Синева и в самом деле имелась, но румянец все же преобладал.
- Не опошляй моих чаяний, - посоветовала я. - Лучше побегай по берегу, укрепи сердце да заодно и согрейся.
Алиса взбунтовалась:
- Нет, я лучше буду лежать.
Она рухнула на согретые солнцем камни и подставила мягким северным лучам свою красивую бронзовую спину. Мне ничего другого не оставалось, как пристроиться рядом. Там и продолжила лекцию. Рассказывая о здоровом образе жизни, я не спускала глаз с Алисы. Она снова хорошела прямо на глазах, но я отметила, что в этот раз гораздо медленнее.
"Сегодня уже поздно, - подумала я, - а завтра надо бы отвезти ее в Сестрорецк, на мою дачу, да погонять там хорошенько. Пускай Алиска окончательно в себя придет и заодно выполет всю сорную траву - разрослась по всей даче безбожно".
Так я и поступила. На следующий день мы отправились в Сестрорецк. Моя дача - сумасшедшее количество бурьяна, то есть, я хотела сказать, земли, а в центре трехэтажный дом, и все уже много лет без присмотру. Можно представить, сколько у Алиски образовалось дел. Про Германа она намертво забыла. Начали мы с дома. Я с удивлением выяснила, что Алиска великолепно моет окна и еще лучше полы.
- Ты даже можешь этим зарабатывать, - похвалила ее я.
Когда дом засиял чистотой, мы перебрались в сад. Передать не могу, сколько Алиска выполола там сорняка. Я только диву давалась, откуда бедняга силы берет. Потом она подмела дорожки и, пока я трепалась по телефону с тетушкой Ниной Аркадьевной, расписывая ей ужасы дачной жизни, Алиска даже замахнулась на заброшенный бассейн - попыталась его от позапрошлогодней листвы очистить. Тут уж я запротестовала:
- Хватит! Оставь что-нибудь на следующий раз. Пойдем лучше в дом пить кофе.
Но и в доме Алиске покоя не было, так бедняжка разошлась. В столовой она случайно заметила, что в шкафчиках полнейший беспорядок, и, пока я кофе пила, занялась сортировкой посуды. Я ободряла ее восхищенными возгласами.
Поздним вечером мы, усталые, но довольные, вернулись в Питер. Я еще держалась кое-как, Алиса же просто валилась с ног. Но как она была хороша! Хороша снова!
Утром нас истошным криком разбудила Марго.
- Он побежал! Побежал! Видите? Видите? - кричала она.
Мы с Алисой вскочили с кровати да прямо в ночных рубашках и бросились в прихожую. Марго стояла на лестничной площадке и, лихорадочно жестикулируя, разговаривала с Симочкой, к которой я и обратилась, как к человеку трезвому, даже разумному.
- Кто и куда побежал? - пытливо спросила я.
Симочка пожала плечами и выразительно посмотрела на Марго, мол, какой с нее спрос?
Марго, заметив взгляд, надулась и, грохоча ведрами, прошествовала в оранжерею. Оттуда тотчас донеслось ее заунывное бормотание:
- Да возвратится зола к источнику живых вод, и да сделается земля плодородной, и пусть жизнь производит дерево посредством трех имен, которые суть Нетзах, Ход и Иезод, вначале и в конце, через Альфу и Омегу, которые заключаются в духе Азота. Аминь.
На лице Алисы появилось благоговение, а мы с Симочкой переглянулись.
- Что это она там заговаривает? - подозрительно спросила я.
- Растения, наверное, - с важным видом пояснила Алиса. - Слышала же, речь идет о золе, о дереве.
Симочка покачала головой и спросила:
- Здесь кофе еще угощают?
- Угощают, - заверила я.
И мы отправились пить кофе. Симочка с удивлением отметила:
- Алиса, ты сегодня великолепно выглядишь.
- А все потому, что пропала хандра, - с гордостью сообщила я. - Алька погибает от безделья.
- Сама же запретила мне работать, - буркнула Алиса.
Я рассмеялась:
- Ха! Работать! Картины малевать! Это она называет работой!
Симочка хотела что-то сказать, судя по выражению лица, вступиться за Алису, но, слава богу, ей помешала Марго. Она снова истошно завопила:
- Он побежал! Побежал!
Мы дружно бросились в оранжерею. Марго забилась в угол, прикрылась ведром и, тыча пальцем в пол, неистово орала:
- Он побежал! Побежал!
Алиса испуганно таращила глаза, Симочка с трудом прятала улыбку, я же спросила:
- Кто побежал? Человечек в черных чулках?
Марго отрицательно помотала головой и заговорщицки прошептала:
- Нет, в платьице с кружевами и рюшами.
- Что? - удивились мы хором.
- В платьице в горошек, - повторила Марго. - С кружевами и рюшами. Симочка удивилась:
- В платьице? В горошек? Почему же тогда - он?
- Потому что гомик, - пояснила Марго. И над нами нависла тишина.
- Тварь это воздушная, - стекленея глазами, поведала Марго.
Признаться, мне стало жутко. "Как Алиса не боится с ней в доме оставаться?" - удивилась я.
А Марго осенила крестным знамением углы оранжереи и забормотала:
- Пусть будет Михаэль предводителем и Сабтабиель моим рабом в свете и светом. Пусть сделается слово моей внешностью, и я повелю духам этого воздуха и обуздаю коней солнца…
- Марго! - крикнула я ей в ухо, - это тебя уже пора обуздывать! Пора Фаину вызывать!
Она абсолютно никак не отреагировала, продолжая свое:
- Пентаграмматоном и именем Иеве, в которых сосредоточено сильное желание и чистая вера.
Аминь.
Алиса смотрела на все это безобразие с легким обожанием и снисходительной улыбкой.
Дурдом какой-то!
Судя по всему, Симочка такого же мнения была.
- Та-ак, - сказала я, - ну вы тут оставайтесь, а мне домой пора.
Оставив Марго в оранжерее, мы, минуя безжизненную мастерскую, спустились в столовую, допили кофе, и я начала собираться.
- Пойду и я, - сказала Симочка, поднимаясь. - Не провожайте.
Она вышла, мы же с Алиской начали прощаться - у нормальных женщин на это порой уходят часы. Я только хорошенько разогналась пожелать здоровья Алисе, как из прихожей раздался крик. На этот раз кричала Симочка. Мы с Алисой бросились к ней. Побледневшая Симочка стояла, прижавшись к стене. Глаза ее испуганно сверлили пол, на котором, кроме ковра, ничего не было.
- Гомик? - спросила я.
Симочка отрицательно покачала головой.
- Человечек в черных чулках? - спросила Алиса.
Симочка снова покачала головой.
- Нет-нет, - пробормотала она, - ничего, просто голова закружилась.
С этими словами она выбежала из квартиры. Мы с Алисой переглянулись.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила я.
- Великолепно, - ответила Алиса и поспешно Добавила:
- Человечков пока не вижу.
- Ну тогда я, пожалуй, поеду налаживать отношения с Евгением, а ты меньше думай о Германе и займись чем-нибудь. Не, ровен час погибнешь от безделья.
- Сама же запретила мне картины писать, картины писать, - обиженно пропищала Алиса.
Я посмотрела в ее огромные, слегка раскосые синие глаза, опушенные длинными, самой природой загнутыми до бровей ресницами, и подумала:
"Кукла, настоящая кукла".
Несмотря на то, что мы ровесницы, меня с детства не покидало ощущение, что моя Алиса кукла, с которой можно делать все, что угодно: кормить, причесывать, наряжать, ругать, воспитывать и укладывать спать. Возможно, причиной тому является удивительная ее покладистость.
- Сама же запретила мне писать картины, сама же запретила, запретила, - жалобно мямлила Алиса, наивно хлопая ресницами.
"И это взрослая женщина? Ох, когда же она выйдет из девичьего возраста?" - подумала я и со вздохом сказала:
- Ладно, пиши свои картины. Пиши, да не увлекайся и чаще бывай на воздухе, на воздухе.
- Ура! Ура! - закричала Алиса, пытаясь задушить меня в своих объятиях.
ГЛАВА 5
- Ваш кофе, сеньор.
Крахмальная стюардесса остановилась перед пожилым кареглазым мужчиной.
"Что делает в туристском классе этот богач? - подумала она, заученно улыбаясь. - Запонки, булавка в галстуке, костюм… Целое состояние!"
- Грациа, сеньорита, - машинально кивнул элегантный сеньор, принимая кофе от стюардессы.
Взгляд его был прикован к юному очаровательному созданию, запримеченному им еще в Монреале, где он вошел в самолет.
Сеньор осторожно поднес к губам обжигающе горячий кофе, с интересом наблюдая за тем, как озорно жестикулирует юная красавица. С этими грациозными жестами и милой улыбочкой она мучила, просто пытала своего спутника, судя по всему, отца. Бедняга явно хотел вздремнуть, девушка же требовала общения. Она нетерпеливо желала знать, когда приземлится самолет.
- Хочу попрактиковаться в испанском, - обнаруживая милый акцент, твердила она.
- Успеешь еще, - успокоил ее спутник, - я очень на тебя рассчитываю. Поможешь мне переводить техническую документацию.
- О-о! - Девушка в притворном ужасе сжала пальчиками виски. - Чертежи и пояснительные записки на языке Сервантеса. Самого Сервантеса! Это нужно запретить законом!
Серебристый "Боинг" компании "Пан Америкен" опустился с прохладных высот в знойное марево горной котловины, к обрамленному скалистыми пиками Мехико, бурлящему, кипящему во влажной экваториальной жаре.
Пассажиры уже разобрали багаж и разъехались. Девушка и ее спутник все еще томились в таможенной зоне, беспомощно вытягивая шеи. Тщетно. Обнаружить в толпе встречающих табличку со своими именами им так и не удалось.
- У вас затруднения? - Низкий голос с приятными интонациями звучал красиво.
Девушка оглянулась, растерянно уставилась на незнакомца.
- Могу вам чем-нибудь помочь? - с доброжелательной улыбкой спросил он.
Пожилой мужчина демонстрировал изысканные манеры и, на первый взгляд, был приятен.
- Скоро ли ближайший рейс на Коацакоалькос? - оживившись, спросила девушка. - Нас не встретили…
Ее спутник с чемоданами стоял рядом, явно не понимая испанского.
- Коацакоалько? - обрадовался любезный незнакомец, произнося название города на индейский манер. - Вам нужно на юг?
- Да, сеньор, - подтвердила девушка. - Нас никто не встретил, - огорченно повторила она. - Скажите, можно ли туда улететь?
- Завтра, сеньорита.
Девушка огорчилась:
- О-о! Как же нам быть?
- Но если вам не покажется назойливым мое предложение, то вы можете лететь сейчас же, со мной, - приятно улыбаясь, предложил незнакомец.
Девушка перевела разговор отцу.
- Я очень спешу, - кивнув пожилому сеньору, сообщил тот, - передай этому господину, что мы рады воспользоваться его любезностью. Но… выходит, что у него есть свой самолет?
- Да, да, - словно поняв, о чем идет речь, ответил незнакомец, - у меня есть самолет. Небольшой, но очень надежный.
Только теперь спутник девушки заметил крупные бриллианты в запонках и булавке незнакомца. Пробежался взглядом по его дорогому костюму. Почувствовал неловкость.
- Мы будем очень вам признательны, - робея, сказал он, - но… мы ограничены в средствах. Девушка, краснея, перевела.
- О, это не имеет значения, - улыбнулся любезный сеньор. - Мне нужно туда же, куда и вам. Не лететь же в одиночестве.
- Мы будем вам очень признательны, - повторил спутник девушки.
Он протянул руку, с поклоном представился:
- Анатолий Горов, инженер-гидротехник, лечу вот с дочкой по контракту.
Любезный сеньор, улыбаясь, пожал руку инженеру, коснулся губами изящных пальчиков девушки, представился:
- Друзья зовут меня Энрике Диас.
Через сорок минут маленькая двухмоторная "Чесна", покинув аэропорт Мехико, взяла курс на юг.
Радушный сеньор Диас вслушивался в милую болтовню молоденькой спутницы, щебетавшей без умолку то по-русски, то по-испански.
- Папа нервничает, потому что опаздывает, - рассказывала девушка, - он специалист по гидротехническим сооружениям. В порту Коацакоалькос уже вторые сутки простаивают корабли из России. Всякие драги и землечерпалки. Простой - это очень дорого, а без папы они не могут начать работы. Мы не понимаем, почему нас никто не встретил.
- Всякое случается, юная сеньорита, - успокоил ее сеньор Диас. - Во всем есть смысл, и все имеет значение. Люди порой не понимают знаков судьбы…
- Сеньор Диас, - голос пилота, снявшего наушники, прозвучал напряженно. - Погода ухудшилась. Нам не следовало вылетать из Мехико. Грозовой фронт движется с залива. Метеорологи предупреждали…
- Что могут знать твои метеорологи о воле богов, Рауль? - безмятежно улыбаясь, прервал пилота сеньор Диас.
Как ни странно, но летчик успокоился. Он изменил курс, уводя машину от берега Мексиканского залива. Вскоре под крыльями "Чесны" поплыли горы, рассеченные речушками, стремящимися к морю.
Первый порыв урагана настиг самолет над горами. Машину тряхнуло, как на гигантской колдобине, затем она ухнула вниз. Пассажиры вцепились в ремни безопасности. Руки пилота побелели от напряжения, сжимая штурвал.
Девушка охнула, закрыла глаза: Ее отец, стараясь подражать невозмутимости сеньора Диаса, принялся ее успокаивать.
Ураган подхватил самолет. Натужно ревущую моторами "Чесну" швыряло, как щепку в океане. Люди оцепенели, лишь пилот продолжал сражаться с грозной стихией. Молнии, огненными столбами проносясь мимо, освещали напряженные лица инженера Горова и его дочери.
Один лишь сеньор Диас продолжал улыбаться. Безмятежно, даже счастливо посверкивая своими раскосыми глазами, он что-то бормотал.
Объятая ужасом девушка теребила рукав отца. Слова ее тонули в грохоте бури и реве изнемогающих от непосильной нагрузки моторов. Сеньор Диас нежно коснулся пальцами ее обнаженного плеча, склонился к ней.
- Не нужно бояться, юная сеньорита, - оптимистично прокричал он. - Все закончится благополучно.
Девушка округлившимися от ужаса глазами всматривалась в лицо Энрике Диаса, лучащееся счастьем. Шляпа сеньора слетела, обнажив его странную, яйцевидную, обритую наголо голову. Чем-то жутким и необычным веяло от него. И эта пугающая веселость… Его улыбка… Он походил…
"На статуи с острова Пасхи. Только они не улыбаются…" - подумала девушка.
Сердце ее сжалось, забилось тревожно, она испуганно оглянулась на отца, как бы ища у него защиты. Мелькнула мысль: "А вдруг этот страшный человек специально завлек нас сюда, в бурю, в ревущую тьму…"
Девушка в ужасе отшатнулась от сеньора Диаса, Дрожа, прижалась к отцу.
Молния сверкнула совсем рядом с крылом "Чесны". Самолет содрогнулся. Его левый мотор чихнул, грохотнул выхлопами и заглох. Остановился пропеллер. "Чесна" подбитой птицей легла на крыло, заскользила вниз. Все ближе, ближе к невидимым горам, ощерившимся скалистыми пиками.
- Господи, господи, помоги, - шептали губы девушки.
Ее ослепительно белые зубки выстукивали дробь. Она вцепилась в руку отца. В широко открытых глазах застыл ужас. Отец девушки, вжавшись в кресло, всеми силами старался сохранять самообладание, но и в его глазах метался страх.
Пилот лихорадочно терзал стартер, пытаясь запустить аварийный мотор.
- Сеньорита! Сеньорита!
Диасу удалось перекричать грохот урагана. Девушка обернулась. Светясь доброй улыбкой, сеньор Диас протягивал ей какой-то предмет.
- Нет!! - закричала девушка.
Душа ее переполнилась беспричинным страхом. Она не понимала, почему отказывается. От чего отказывается.
- Нет!!
Но сеньор Диас, склонившись к самому ее уху, прокричал:
- Боги моей земли спасут вас.
- Нет-нет, не надо. - Девушка дрожала и уже ничего не понимала.
- Я открою вам выход, - настаивал сеньор Диас.
Он отстегнул ремень, чтобы дотянуться до девушки, и набросил на ее шею медальон. Скорее амулет.
На тонкой золотой цепочке повис, вырезанный из зеленого нефрита, свернувшийся в кольцо ягуар с лицом младенца.
И в тот же миг второй мотор "Чесны" остановился. Пилот откинулся на спинку кресла, даже не пытаясь запустить двигатели. Лицо его было спокойно. Он обернулся к сеньору Диасу, и они обменялись улыбками.
Самолет швыряло и вертело. Руки пилота лишь слегка придерживали штурвал.
- Мы теперь разобьемся? - жалобно спросила девушка.
- Нет, - улыбаясь, ответил сеньор Диас. - Сейчас вы все поймете. Вам ничто не грозит. Я расскажу…
И он заговорил. Удивительный язык, звучный и насыщенный согласными, заполнил кабину падающей "Чесны". Девушка перестала дрожать, вслушиваясь в чарующую музыку этой речи. Совершенно непонятной и… такой понятной…