* * *
По дороге она сказала мне:
– Я, конечно, очень волновалась, когда проделывала этот трюк с Атманом Синхом. Сначала я испугалась, а потом вдруг забыла, что я испугалась, потому что была совершенно этим поглощена. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Конечно, понимаю. Я испытывал такое же чувство в домах, в которые мне доводилось залезать.
– Да, это был кайф. Особенно в квартире у Рэнди. Мне и в голову не приходило, что кража со взломом – это такое сильное ощущение. Просто захватывающе! Теперь я понимаю, что люди могут делать это главным образом для кайфа, а деньги играют второстепенную роль.
– Для профессионала, – назидательно сказал я, – деньга никогда не играют второстепенную роль.
– Наверное, ты прав. Как ты считаешь, она и вправду ревнует, а?..
– Рэнди?
– Ага. Слушай, когда все это кончится, может быть, ты меня кое-чему научишь?
– Чему, например?
– Например, открывать замки, не имея ключей. Если, конечно, ты считаешь, что я способна этому научиться.
– Ну, конечно, всегда есть что-то, чему человек может научиться. Естественно, для того, чтобы открывать замки, нужна определенная склонность: она или есть у человека, или ее нет. Но, кроме этого, есть и некоторые конкретные вещи, которым я мог бы тебя научить.
– А машину заводить без ключа – научишь?
– Это зажигание-то включать? Без проблем. За десять минут научишься.
– Правда, я не умею водить машину.
– Тогда незачем учиться включать зажигание.
– Да, но я, пожалуй, хотела бы научиться это делать. Просто так. Слушай-ка, Берни...
– Что?
Кулачком она легонько ударила меня по предплечью.
– Я понимаю, что речь тут идет о жизни и смерти, – сказала она. – Но мне это все невероятно интересно. Я хочу, чтобы ты это знал.
* * *
Без десяти шесть мы припарковались – для разнообразия в дозволенном месте – в полуквартале от гостиницы "Грэхем" на Западной Двадцать третьей улице. Сумерки быстро сгущались. Каролин опустила свое окно и быстро сфотографировала кого-то проходящего мимо. С эстетической точки зрения результат был не так уж и плох, но существенные детали внешности были стертыми из-за плохого освещения.
– Этого-то я и боялся, – сказал я ей. – Я договорился с магараджей на пять, а с Белкиным – на шесть. Потом, разговаривая с Демарестом, я собирался назначить звонок на семь, но вместо этого назначил его на четыре, когда вспомнил, что нам нужно будет хорошее освещение.
– В футляре есть батарейки, можно фотографировать со вспышкой.
– А ты не думаешь, что это будет слишком заметно? Так или иначе, я рад, что мы запечатлели Демареста, когда на улице было еще достаточно светло. Что касается Велкина, то, может быть, это будет не столь уж и важно. Мы, может быть, не дождемся его выхода из гостиницы.
– Ты думаешь, он в ней живет?
– Возможно. Я бы позвонил, чтобы проверить, но кого пригласить к телефону?
– Думаешь, он там не под своим именем?
– Во-первых. Во-вторых, я не имею ни малейшего представления о его настоящем имени. Если я в чем и уверен, так это в том, что его имя не Редьярд Велкин. Он, конечно, рассказал очень трогательную историю о том, как его назвали в честь Киплинга и как он вырос и стал собирать его книги, но у меня такое чувство, что он рассказывал это только мне одному.
– Его зовут не Редьярд Велкин?
– Нет. И он не собирает книги.
– А что же он с ними делает?
– Думаю, он их продает. Думаю, – я поглядел на часы, – сейчас он находится в телефонной кабине в вестибюле гостиницы "Грэхем" и ждет моего звонка. Я, пожалуй, ему позвоню.
– А я, пожалуй, тем временем его сфотографирую.
– Постарайся все сделать как можно незаметнее.
– Фирма гарантирует!
Первый телефон, из которого я попробовал позвонить, был неисправен. На другой стороне улицы также был телефон-автомат, но по нему уже кто-то звонил. В конце концов я выбрал телефон за баром "Бларни Роз", который был еще меньше похож на "Сэнгфроид", чем гостиница "Грэхем" на "Карлайль". Написанное от руки объявление над стойкой бара предлагало двойные порции различных сортов виски в самых разных сочетаниях по весьма доступным ценам.
Я набрал номер, который мне дал Велкин. Рука его, должно быть, лежала на трубке, потому что он снял ее при первом же звонке.
Разговор с ним был короче, чем с магараджей. Он мог бы быть еще короче, если бы не случайная помеха: был момент, когда диктор по телевидению объявил, с каким счетом прошли футбольные игры, и что-то из сказанного им вызвало в баре громкий спор по поводу команды "Нотр-Дам", однако вскоре крики утихли, и мы с Велкиным продолжили нашу беседу.
Я извинился за вынужденную паузу в разговоре.
– Ничего страшного, мой мальчик, – успокоил он меня. – Здесь у меня ситуация не лучше. Парень евразийского вида растянулся на скамейке, видимо, в состоянии наркотической комы. Пожилая женщина с безумными глазами копается в хозяйственной сумке и что-то бормочет себе под нос. Другая женщина – она гораздо моложе – порхает по вестибюлю, всех фотографируя. Силы небесные! Она направляется ко мне!
– По-моему, она не должна быть опасной, – заметил я.
– Остается только надеяться. Я ей ослепительно улыбнусь, и хотелось бы, чтобы на этом все закончилось.
Через несколько минут я снова сидел в "понтиаке" и изучал снимок Редьярда Велкина. Он показывал все свои зубы, и они великолепно блестели.
– "Как можно незаметнее!.." – сказал я Каролин.
– Бывают ситуации, когда нужно действовать незаметно, а бывают ситуации, когда нужно идти ва-банк. Бывают ситуации, когда нужна рапира, а бывают – когда нужна дубинка. Бывают ситуации, когда нужно играть с обводкой, а бывают ситуации, когда идут напролом прямо на ворота.
– В "Бларни Роз" есть болельщик команды "Нотр-Дам", который поспорил бы насчет твоего последнего утверждения. Мне ужасно захотелось чего-нибудь выпить, когда я уходил оттуда. Но мне показалось, что безалкогольные напитки у них кончились.
– Может быть, мы теперь где-нибудь остановимся?
– Нет времени.
– А что сказал Велкин?
Пока мы ехали из центра, я изложил ей содержание нашей беседы так, как это сделал бы, например, "Ридерс дайджест". Когда я закончил, она нахмурилась и почесала затылок.
– Чертовски все запутано, – пожаловалась она. – Никак не понять, кто из них врет, а кто – говорит правду.
– Лучше всего предположить, что все врут.
Тогда приятно будет неожиданно убедиться в обратном. Я оставлю тебя у дома четы Блинн. Ты знаешь, что делать?
– А ты разве не пойдешь со мной?
– Нет, в этом нет необходимости, и к тому же у меня много других дел. Что делать после визита к Блиннам, ты знаешь?
– Хорошенько выпить.
– А после этого?
– Думаю, что тоже знаю. Хочешь мне все это еще раз повторить?
Я повторил ей все еще раз, и пару моментов мы обсудили. За это время я успел припарковаться на Восточной Шестьдесят шестой улице рядом с "ягуаром-седаном" с основательно помятым передним правым крылом. "Ягуар" был припаркован возле пожарного гидранта. Владелец его, находящийся под сенью дипломатической неприкосновенности, мог не волноваться относительно штрафных квитанций или отбуксировок.
– Вот и все, – сказал я. – Фотографии у тебя?
– Все. Даже фотография Атмана Синха.
– Ты можешь взять с собой и фотоаппарат. Нет смысла оставлять его в машине. А как браслет семьи Блинн? Он у тебя с собой?
Она достала его из кармана и надела на руку.
– Я не помешана на драгоценностях, – сказала она. – Но он – прелесть, правда? Берни, мне кажется, ты кое-что забыл. Тебе нужно сейчас пойти со мной, если ты хочешь попасть в квартиру Порлок.
– А зачем мне нужна квартира Порлок?
– Чтобы украсть куртку из канадской рыси.
– А зачем мне красть куртку из канадской рыси? Я начинаю чувствовать себя каким-то водевильным героем. Зачем мне...
– Разве ты не обещал ее "фараону"?
– А! Я не сразу понял, к чему ты клонишь. Нет, Рэй хочет для жены полноценную шубу из норки, а в шкафу у Маделейн Порлок висит куртка из канадской рыси длиной до талии. К тому же, миссис Киршман не хочет иметь ни кусочка меха диких животных.
– Тем лучше для нее. По-видимому, я не особенно вслушивалась в вашу беседу. Значит, норку ты собираешься украсть где-то еще.
– Всему свое время.
– Понятно. Я слышала, как ты упомянул имя скорняка. Это-то и сбило меня с толку.
– Арвин Танненбаум, – сказал я.
– Да, именно.
– Арвин Танненбаум!
– Ты это уже говорил.
– Арвин Танненбаум.
– Берни, что с тобой?
– Господи, – сказал я, поглядев на часы, – можно подумать, что у меня мало дел и мало мест, где я еще должен побывать. Времени никогда не хватает, Каролин. Ты это уже заметила? Времени никогда не хватает.
– Берни...
Я перегнулся и открыл ее дверцу.
– Иди, – сказал я. – Будь полюбезнее с супругами Блинн. Попозже я за тобой заеду.
Глава 17
Я позвонил Рэю Киршману из телефонной кабины на тротуаре Второй авеню. Он с грустью поспешил сообщить мне, что "Бульдоги" более чем вдвое увеличили разрыв в счете.
– Смотри на вещи с оптимизмом, – сказал я ему. – Уже завтра все может выправиться.
– Завтра у меня "Гиганты". С ними никому еще не удавалось сладить, разве что соперник добивался успеха первым в самом начале.
– Я был бы рад поболтать с тобой еще, – сказал я, – но меня поджимает время. Я хотел попросить тебя кое-что выяснить.
– Я что же, по-твоему, человек-автоответчик? Не многого ли ты хочешь за одну шубу?
– Это же норка, Рэй. Подумай, на что бы только не пошли некоторые женщины ради такой шубы!
– Очень остроумно.
– И потом мы говорим не только о шубе. Ты кое-что мог бы получить к ней в придачу.
– В самом деле?
– Происходят довольно странные вещи. У тебя есть чем писать?
Он сходил за карандашом, а когда вернулся, я рассказал ему, что нужно выяснить.
– Постарайся быть недалеко от телефона, Рэй. Я тебе перезвоню.
– Отлично, – сказал он. – Жду с нетерпением.
Я вернулся в машину. Мотор я не заглушал и поэтому, включив передачу, сразу же тронулся по направлению к центру на Вторую авеню. На Двадцать третьей улице я повернул направо, а потом еще раз направо, на Шестую авеню, едва взглянув при этом на гостиницу "Грэхем". Я припарковал машину на Седьмой авеню и пешком пошел на Двадцать девятую улицу. Мотор я на этот раз выключил и отсоединил свой проводок зажигания.
Я был в самой сердцевине торговли мехами. Этот бизнес занимал несколько кварталов, созерцание которых было бы сущим кошмаром для человека, по-настоящему озабоченного проблемами экологии. Несколько сотен маленьких лавочек находилось на одном пятачке. Здесь продавали кожу и шкурки, шили пальто, куртки, сумки и украшения. Здесь были предприятия, продающие товар оптом, и мелкие лавочки, торгующие в розницу. Было и что-то среднее между тем и другим. Здесь укорачивали, перешивали, укрепляли, пришивали пуговицы и бантики. Но мне все это было не нужно, я искал конкретное место. Оно было в конце авеню, где она пересекалась с Двадцать девятой улицей. Там целый третий этаж четырехэтажного здания с чердаком занимал Арвин Танненбаум.
На первом этаже располагалась кофейная, закрытая в субботу и воскресенье. Справа была дверь, ведущая в маленький коридор, который заканчивался лифтом и пожарной лестницей. Дверь была заперта, но замок не показался мне непреодолимым препятствием.
К сожалению, я не мог сказать того же о псе, который находился у двери. Это был доберман-пинчер, рожденный убивать и специально этому обученный. Он ходил по коридору, как леопард в клетке. Когда я подошел к двери, он прервал свое занятие и сосредоточил на мне все свое внимание. Снедаемый любопытством, что он намерен предпринять дальше, я взялся было за ручку двери, а он тут же пригнулся, приготовившись к прыжку. Я отдернул руку, но это не очень-то его успокоило.
Жаль, что Каролин не было со мной. Она могла бы вымыть этого ублюдка. Заодно заняться его когтями, немного подпилить зубы. Я же с собаками-охранниками не в особом ладу. Единственный способ справиться с этим сукиным сыном, к которому я мог бы прибегнуть, состоял в том, чтобы смазать свою руку ядом и позволить ему после этого себя укусить. Решив действовать по-другому, я вместо этого улыбнулся ему на прощание, а он в ответ глухо зарычал.
Я подумал, что надо попробовать попасть в кофейную. Это было проще сказать, чем сделать: на дверях были стальные решетки, как в "Барнегатских книгах". Но это было для меня более привычно, чем иметь дело с диким зверем. На решетках был висячий замок, с которым я без труда справился, а на дверях – цилиндрический замок, который я также открыл. Сигнала тревоги не последовало. Перед тем как закрыть дверь, я затворил решетки. Любой, кто подошел бы поближе, конечно, увидел бы, что дело неладно, но издали все выглядело вполне прилично.
В кофейной сбоку была дверь, которая вела к лифту, но, к сожалению, одновременно она вела и к псу, что делало ее бесполезной для меня. Я вернулся назад через кухню и открыл заднюю дверь, ведущую в маленькую душную вентиляционную шахту. Стоя на мусорном баке, я с трудом уцепился за последнюю ступеньку пожарной лестницы, подтянулся и полез наверх.
Я карабкался бы до третьего этажа, если бы не заметил открытое окно на втором этаже. Невозможно было не поддаться искушению. Я влез в него, прошел через лабиринт, заваленный шкурками животных, поднялся по лестнице и оказался во владениях Арвина Танненбаума и его сыновей.
Не более чем через несколько минут я ушел тем же путем, каким пришел: спустился на второй этаж, прошел через завалы дубленых шкурок, вылез на пожарную лестницу и плавно спрыгнул на землю со своего плацдарма на мусорном баке. На некоторое время я задержался в кухне кофейной, чтобы попробовать "Хостис твинки". Не скажу, что это было как раз то, чего бы мне сейчас хотелось, но я был голоден, и это было лучше, чем ничего.
Мне не нужно было заботиться о дверном замке, поскольку он срабатывал автоматически от пружины. А вот наружные решетки за дверью я закрыл и запер висячий замок.
Прежде чем вернуться в "понтиак", я сходил попрощаться с псом. Я помахал ему, а он одарил меня сердитым взглядом. Судя по этому взгляду, – я мог бы поклясться в этом – он знал, что именно я собираюсь сделать.
* * *
К телефону подошла миссис Киршман. Когда я попросил ее позвать мужа, она ответила "сейчас" и буквально завопила, зовя его к телефону. Она не догадалась даже прикрыть трубку рукой. Когда Рэй подошел, я сказал ему, что у меня звенит в ушах.
– Почему?
– Жена твоя громко кричит.
– С этим, Берни, ничего не поделаешь, – вздохнул он. – В остальном у тебя все в порядке?
– Надеюсь. Что тебе удалось выяснить?
– Марку пистолета. Порлок была убита из пистолета "пес-дьявол".
– Я только что съел что-то подобное.
– А?
– Вообще-то я съел "Твинки", но думаю, что "пес-дьявол" и "Твинки" очень похожи.
Он снова вздохнул:
– "Пес-дьявол" – это автоматический пистолет, который производит фирма "Марли". Они все образцы оружия называют именами собак разных пород. "Пес-дьявол" – это автоматический пистолет тридцать второго калибра. "Гончая" – автоматический пистолет двадцать пятого калибра. "Мастиф" – револьвер тридцать восьмого калибра. Фирма также производит пистолет большего – сорок четвертого калибра, но я не помню, как он называется. Судя по размеру, он должен бы называться "ирландская овчарка" или "датский дог", но для пистолета эти названия не подходят.
– Уж больно много в этом деле оказалось собак, – сказал я. – Тебе не кажется? И "бульдожья хватка во дворе отбросов", и "пес-дьявол" "Марли", и доберман-пинчер в коридоре...
– Какой еще доберман-пинчер? В каком еще коридоре?
– Не обращай внимания, это я так. Значит, автоматический пистолет тридцать второго калибра?
– Да. Проверка регистрации оружия ничего не дала. Может быть, это был пистолет Порлок, а может быть, убийца принес его с собой.
– Ты можешь описать этот пистолет?
– Пистолет? Я его не видел, Берни. Я просто позвонил, а не ходил в отдел изъятых предметов, чтобы осмотреть имеющиеся там экспонаты. Но я видел пистолет "пес-дьявол" раньше. Он автоматический, плоский, не очень большой. Имеет магазин на пять патронов. Образец, который видел я, – из вороненой стали, хотя, наверное, внешне он может выглядеть и иначе: иметь хромоникелевую отделку, рукоятку, украшенную драгоценными камнями, и вообще любой вид, за который готовы заплатить.
Я закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти пистолет, который держал в руках. Вороненая сталь. Именно. Похоже на то.
– Небольшой пистолет, Берни. Ствол в два дюйма. Небольшая отдача при стрельбе.
– Если, конечно, он бьет не по тебе.
– А?
– Нет, ничего.
Я нахмурился: этот пистолет казался большим по сравнению с тем маленьким никелированным пистолетиком, который я видел в огромной руке сикха. Это мне кое о чем напомнило.
– Фрэнсис Рокленд, – сказал я. – Полицейский, который был ранен возле моего магазина. Из какого оружия в него стреляли? Ты это выяснил?
– Ты все еще настаиваешь на том, что тебя там не было?
– Черт возьми, Рэй...
– Хорошо, хорошо!.. Ну так вот, в него стреляли не из пистолета "пес-дьявол" фирмы "Марли", потому что убийца оставил этот пистолет на полу в квартире Порлок. Тебе это нужно было знать?
– Конечно, нет.
– А! Я было подумал, что это. В Рокленда стреляли... Знаешь, это трудно сказать, из чего в него стреляли.
– Что же, пулю не отыскали?
– Вот именно, пуля разорвалась на осколки.
– Но ведь по осколкам-то ее можно восстановить?
Он откашлялся:
– Послушай, я потом откажусь от этих своих слов, если что, но, как я понял... хотя никто мне этого не говорил с определенностью, но, собирая все воедино...
– Рокленд сам себя ранил?
– Такое заключение по крайней мере я сделал для себя. Он человек молодой, как ты знаешь. Ну, волновался и все такое.
– Он сильно пострадал?
– Кажется, он потерял палец на ноге. Впрочем, не самый необходимый.
Я представил себе, как костолом Паркер ходит по округе и ломает "жизненно необходимые" кости. Какие же пальцы на ногах считаются самыми необходимыми?
– Что тебе удалось узнать о Рокленде?
– Ну, я поспрашивал, Берни. Говорят, он очень молод, но это мы и раньше знали. Вместе с тем у меня сложилось впечатление, что с ним в общем-то можно договориться.
– И как ты это переводишь на нормальный язык?