- Ладно, сейчас посмотрю, - сказала я. - А ты не могла бы позвонить своему свояку и расспросить его, чем Захар занимался, были ли у него враги и все такое прочее?
- Я ему звонила вчера, чтобы сообщить о смерти Захара, - сказала Лелька. - Он сам ничего не понимает. Вряд ли у него удастся выведать что-либо стоящее.
- Ты все-таки попробуй, - настаивала я. - Попытка - не пытка.
В вещах Захара действительно не оказалось ничего необычного. Никаких записок или адресов. Отсутствовала даже записная книжка. Похоже, мое расследование увяло, так и не распустившись. Взгрустнув, я присела на кровать, и тут мой взгляд упал на предмет особой Лелькиной гордости - здоровенную подставку для зонтиков в виде слоновьей ноги. Эту экзотическую вещицу несколько лет назад ей привез из Африки ее давний воздыхатель, и Лелька поставила слоновью ногу рядом с письменным столом, приспособив ее в качестве мусорного ведра для ненужных бумаг.
Вовремя вспомнив, что в мусоре, как правило, отыскиваются исключительно важные улики, я высыпала содержимое слоновьей ноги на ковер и вдохновенно принялась разбирать мятые бумажки. Почти все они были исписаны стремительным Лелькиным почерком и представляли собой какие-то сложные математические расчеты. А вот и обрывок с другим почерком. Посмотрим, что там.
"Химические доб… Прицельная да… Предельная… Емкость лег… Сменные ст…", - прочитала я.
В уме у меня забрезжила догадка. Если она окажется верной, то тут может возникнуть и мотив, причем очень даже серьезный.
Захар приехал из Ижевска, где находится знаменитый оружейный завод, а в обнаруженном отрывке, похоже, приводятся характеристики какого-то оружия.
Я принялась лихорадочно разбирать бумажки, отыскивая обрывки с четким, слегка наклоненным влево почерком. Отыскав все, которые были, я сложила их вместе и смогла прочитать весь текст целиком:
"Химические добавки в патроны, увеличивающие дальность стрельбы.
Прицельная дальность - 3800 м. Предельная дальность полета пули - 6500м. Ёмкость легкого магазина - 70, стального - 90 патронов.
Вес автомата с легким магазином - 2,1 кг.
Сменные стволы.
Глубина пробивания кирпичной кладки со ста метров пулей со стальным наконечником - 35 см". На листке было несколько помарок, и у меня создалось впечатление, что Захар именно поэтому его и выбросил. Было похоже на то, что он готовил документацию на какой-то вид оружия.
В свое время я из любопытства просмотрела несколько справочников по огнестрельному оружию, сравнивая наши и зарубежные модели. Конечно, точных характеристик разных моделей автоматов я припомнить не могла, но и без того было очевидно, что автомат, весящий всего 2,1 кг, с подобными данными, если он действительно существовал, должен был произвести фурор на рынке оружия.
- В мусоре копаешься? - спросила появившаяся на пороге Лелька. - Ну как, нашла что-нибудь?
- Кажется, да, - ответила я. - Посмотри на этот листок. Как ты думаешь, это писал Захар?
Лелька с интересом взглянула на сложенные вместе обрывки.
- Должно быть, он. Почерк точно не мужа, кроме Захара у нас никто на днях не гостил, а мусор я три дня назад выбрасывала. Кроме того, тут речь идет об оружии, значит, точно его. Мне только что свояк по телефону много интересного порассказал.
- Ну так что ж ты молчишь! - подскочила я. - Что ты выяснила?
Как оказалось, свояк, узнав вчера от Лельки, что Захара убили, обзвонил его близких друзей - Кольку, Гошу и Тимоху, и они все вместе отправились в пивную "Вареный рак", чтобы помянуть безвременно покинувшего этот бренный мир приятеля.
- Гения в последний путь провожаем! Какой талант, гады, приморили! - прослезился Колька после шестой кружки пива.
- Еще не провожаем, - возразил Тимо-ха. - Вот хоронить будем, тогда и проводим.
- Все равно, - смахнул слезу Колька. - И главное - в какой момент! Только человеку счастье улыбнулось!
- Какое это счастье? - заинтересовался свояк.
Колька округлил глаза.
- Деньжищи! - свистящим шепотом поведал он. - Ух, какие деньжищи! Только Захар об этом никому не велел говорить. Да теперь уж все равно, говори не говори. А ведь обещал и мне деньжат подкинуть, чтобы баньку на даче срубить. И что? Ни Захарки, ни баньки, и даже раков вареных нет, чтобы закусить.
Колька обреченно повесил голову.
- Да ты таранкой заешь, - сочувственно сунул ему сухую рыбешку Гоша. - Мне Захар тоже на что-то такое намекал. Говорил: "Вот деньгами разживусь - новое ружье тебе подарю". Хороший был человек.
В общем, из всех разговоров, свояк извлек следующую информацию, впрочем, кое-что было известно и ему самому.
До перестройки Захар работал на ижевском оружейном заводе и вечно носился с идеей изобрести самый потрясающий в мире автомат, такой, чтоб заткнуть за пояс самого Калашникова. Руководство и коллеги относились к этой мечте весьма скептически, рацпредложения Захара увязали в бюрократической волоките, а сам он работал в сборочном цеху без всякой надежды на продвижение по службе. Несколько лет назад, когда рабочим завода вместо денег стали платить зарплату чехлами и футлярами для охотничьих ружей, Захар ушел с завода, завел на дачном участке небольшую пасеку, начал продавать мед, и ему вполне хватало на жизнь. Всю свою нерастраченную энергию Захар направил на изобретение сверхоружия.
Необходимые ему детали он, за соответствующее количество водки, вытачивал с помощью старых друзей на оружейном заводе. Компоненты для патронов тоже доставались оттуда, и в конце концов под большим секретом Захар продемонстрировал Кольке свой новый автомат. Колька, как и большинство жителей Ижевска, разбиравшийся в оружии, немедленно оценил выдающиеся качества изобретения Захара. Помимо почти невероятных для оружия такого веса и класса боевых характеристик, автомат мог стрелять из-под воды и даже в том случае, если его ствол был забит землей или песком.
Прямо в лесу, вдосталь настрелявшись, Захар и Колька обмыли новинку, и Колька поинтересовался, что Захар собирается делать с изобретенным им оружием.
- Продам, - сказал Захар. - И продам очень дорого.
- Куда? - усмехнулся Колька. - На завод?
- Я что, спятил, по-твоему? - возмутился Захар. - Все русские изобретатели беднее церковных крыс. А сейчас вообще кранты. Изобрети я хоть новый истребитель-невидимку, все равно в конце концов без штанов ходить буду. Ну уж нет, за свой автомат я возьму настоящую цену.
- Кому же ты его продашь? - спросил патриотичный Колька. - Неужто проклятым капиталистам?
- А хоть Ирландской республиканской армии, - хмуро ответил Захар. - Пусть себе католиков отстреливают.
- Кажется, они отстреливают протестантов, - усомнился Колька.
- Может, и протестантов, хрен их разберет, - отмахнулся Захар. - Главное, русских они не трогают.
- А как же ты до этих ирландцев-то доберешься? - удивился Колька. - У тебя ведь даже загранпаспорта нет. Да и денег на билет не наскребешь.
- Про ирландцев я так, для примера, сказал, - объяснил Захар. - Есть у меня один знакомый из Москвы. Он и пообещал меня вывести на нужных людей. Скоро ко мне один тип приедет, чтобы посмотреть оружие в действии.
- А что за тип? - спросил Колька. - Наш или импортный?
- Да вроде импортный, - ответил Захар. - Только, смотри у меня, держи рот на замке. Даже спьяну об этом не вякни.
- Положись на меня, кореш! Могила! - торжественно поднес палец к губам Колька.
Лелькин пересказ разговора со свояком окончательно убедил меня в том, что догадка об оружии оказалась верной.
- А ты не обратила внимание, было у Захара с собой что-либо, напоминающее автомат? - спросила я.
- Нет, - покачала головой Лелька. - В этом я точно уверена. У него и был-то один этот чемодан, да и тот он при мне распаковывал. Автомат все-таки не пуговица, его не так легко спрятать.
- Тогда скорее всего он продал документацию на автомат, - предположила я.
- А зачем тогда его убивать? - удивилась Лелька.
- По двум причинам, - сказала я. - Во-первых, чтобы забрать обратно деньги, выплаченные за чертежи, а во-вторых, чтобы быть уверенным в том, что Захар не продаст автомат еще кому-нибудь.
- Звучит правдоподобно, - согласилась Лелька. - И что ты теперь собираешься делать?
- Для начала я намерена поехать в ресторан "Харакири" и узнать, бывал ли там Захар, и если бывал, то с кем.
- А откуда ты знаешь про этот ресторан? - удивилась Лелька.
- Помнишь, у Захара из кармана торчал уголок карточки? - сказала я. - Это была карточка нового японского ресторана "Харакири".
Кстати, у тебя не найдется какой-нибудь фотографии Захара? Я бы показала ее официантам.
- Откуда? - удивилась Лелька. - Я его почти не знала.
- Слушай! А нарисовать его ты не сможешь? - сообразила я. - Ты ведь вроде неплохо рисовала портреты.
- Попробую, - сказала Лелька. - Жаль, что у меня лекции, а то бы я с тобой поехала.
- Ничего, я тебе все расскажу, - утешила я подругу.
Пока Лелька, покусывая карандаш, трудилась над портретом, я принялась размышлять о том, какие трудности поджидают меня в ресторане "Харакири". Имея некоторое представление о специфике характера японцев, я сильно сомневалась в том, что мне удастся получить у них нужную информацию. Следовало найти какой-нибудь особенный подход к работникам, а еще лучше - к хозяину ресторана.
Благодаря широкой известности моего третьего бывшего мужа и огромному количеству его учеников, среди которых можно было встретить как членов правительства или сотрудников военной разведки, так и скромных работников торговли, адвокатов, нотариусов и кинологов, я обладала довольно обширными возможностями для получения разного рода информации. Я знала, что у Саши были какие-то связи в редакции журнала "Япония сегодня", еще какие-то японские знакомства, но Саша в данный момент кого-то тренировал непонятно где, и добраться до него было невозможно.
Полистав записную книжку, я остановила свой выбор на Леше Фурунжеве, давнем Сашином ученике и фанате рукопашного боя Шоу-Дао. В свое время Лешу настолько увлекли философия и психотехники даосизма, что он по горячке решил стать китаеведом и даже окончил отделение китайского языка в Институте Азии и Африки. К моменту получения диплома Леша успел убедиться, что далеко не все китайцы даосы, а уж о философии Шоу-Дао они вообще не имеют понятия, но тем не менее, он был доволен, поскольку благодаря знанию китайского языка и общительному характеру ему удалось близко познакомиться с наглухо закрытой для посторонних бурной и таинственной жизнью китайской общины.
Решив, что Япония и Китай - это нечто достаточно близкое, по крайней мере в понимании русского человека, я набрала Лешин номер.
- У меня к тебе несколько специфический вопрос как к китаеведу, - поздоровавшись, сообщила я. - Тебе известно что-нибудь о недавно открывшемся японском ресторане "Харакири"?
Леша засмеялся.
- Вообще-то на твоем месте я не стал бы называть японским ресторан, в котором хозяин армянин, а официанты и повара - китайцы, - заметил он.
- А в рекламе он называется японским, - растерянно сказала я. - Да и название "Харакири" тоже вроде на китайское или армянское непохоже. Но раз там все китайцы, то почему они просто не открыли китайский ресторан?
- Назову тебе две причины, - усмехнулся Фурунжев. - Выгода и чувство юмора.
- Ты не мог бы сформулировать это менее расплывчато? - попросила я.
- Пожалуйста, - согласился Леша. - Начнем с выгоды. Китайских ресторанов в Москве как собак нерезаных, а японских пока немного. Следовательно, жаждущие щегольнуть баксами "новые русские" тут же толпой лома-нутся в новый японский ресторан и будут платить за блюдо в пять раз больше, чем в китайском.
Теперь о чувстве юмора. Тебе хорошо известно, что китайцы ненавидят японцев. Однажды в одном закрытом для русских посетителей китайском ресторане я видел, как в стельку упившийся китайский мафиози вдруг начал говорить по-японски.
Я спросил у приятеля, который провел меня в ресторан, почему он так себя ведет, и тот ответил, что это проявление китайского чувства юмора. Этот мафиози прекрасно отдавал себе отчет в том, что он нализался как сапожник, и, разговаривая по-японски, он показывал окружающим, что японцы - мерзкие и грязные пьяные свиньи.
- Странное чувство юмора, - заметила я.
- Нам этого не понять, - вздохнул Леша. - Но окружающие действительно развлекались. Так вот, открыв ресторан "Харакири", китайцы, во-первых, смеются таким образом над русскими, которые платят огромные деньги для того, чтобы попробовать блюда, которые ничего общего с японской кухней не имеют, а во-вторых, они смеются над японцами, потому что, используя традиционные названия их блюд, они готовят все в китайской манере. А хозяин ресторана армянин, потому что ему принадлежало помещение для ресторана, и китайская мафия с ним договорилась.
- С ума сойти, - восхитилась я. - Как интересно жить в этом мире.
- А ты что, решила попробовать японскую кухню? - спросил Фурунжев. - С чего это вдруг тебя заинтересовал ресторан "Харакири"?
- Да нет. Все гораздо сложнее. Мне необходимо получить информацию о человеке, который, как я подозреваю, бывал в этом ресторане.
- Китайцы ничего не скажут незнакомому человеку, а тем более женщине, - заметил Леша. - Надо искать какой-то подход.
- А ты не сможешь помочь? - с надеждой спросила я. - Мне действительно очень нужно.
- Попробую, - задумчиво произнес Фурунжев. - Кажется, Хуэй Цзин Гунь упоминал, что его приятель работает поваром в "Харакири". Или это был Юнь Фань? Попробуй перезвонить мне минут через пятнадцать. Может быть, я уже что-то узнаю.
Я перезвонила через восемнадцать минут.
- Тебе повезло, - обрадовал меня Леша. - Спросишь в "Харакири" повара Мао Шоу Пхая и скажешь ему, что ты от друга Хуэй Цзин Гуня. Он поможет тебе достать необходимую информацию.
- Подожди, я запишу, - попросила я. - С ходу мне эти китайские имена уж точно не запомнить.
Поблагодарив Лешу, я повесила трубку и, забрав у Лельки рисунок, направилась в ресторан "Харакири".
Ресторан располагался недалеко от метро "Смоленская". На его издалека бросающейся в глаза вывеске в стилизованной форме были изображены два японца. Один из них старательно вспарывал себе живот коротким, слегка изогнутым мечом. Другой японец сидел, поджав под себя ноги, у низенького деревянного столика и с наслаждением отправлял в рот при помощи двух деревянных палочек продолговатый белый кусок пищи неизвестного происхождения. Я решила, что это должно быть суши - сырая рыба.
Японец, вспарывающий себе живот, смотрел на своего насыщающегося соседа с тоскливой завистью, и из левого уголка его рта сбегала капелька слюны.
Понемногу я начинала входить во вкус китайского юмора. Действительно, истолковать подобные изображения можно было самыми разными способами, в зависимости от настроения и склада характера.
В крохотном вестибюле ресторана меня встретила очаровательная японка китайского происхождения, одетая в громко постукивающие при ходьбе деревянные тэта, белые носки и лазоревое кимоно, расшитое желтыми хризантемами.
- Коничи-ва, здлявствуйте, - тоненьким голоском прощебетала официантка. - Зелаете плинять писсю?
- Нет, спасибо, - ответила я. - Писсю я плиму в другой раз. Мне нужно срочно увидеть повара Мао Шоу Пхая.
- Тисе! - прошептала "японка". - Здеся нет селовека с таким плозвиссем.
- Как это нет? - удивилась я. - Я точно знаю, что он здесь работает. Меня направил к нему друг Хуэй Цзин Гуня.
- О-сё-сёй! - замахала руками официантка. - Это японьська ресторана! Здеся нету ки-тайса!
- Конечно, нет! - с готовностью согласилась я. - Действительно, откуда здеся взяться китайсам? Ну а какой-нибудь повар здеся есть? Я хочу узнать у него, как готовить фугу.
- Конесна, ессь, - радостно улыбнулась девушка. - Только его плозвисся ессь Хи-лосёку-сан. Я пловозу вас на кухня.
Дробно постукивая тэта, официантка отвела меня на кухню и указала на молодого китайца в высоком белом колпаке, бодро шинкующего какие-то овощи огромным, как меч средневекового рыцаря, ножом.
- Хилосёку-сан, к вам плисли! - оповестила его "японка" и, одарив нас обаятельной улыбкой, удалилась.
- Я от друга Хуэй Цзин Гуня, - оглянувшись по сторонам, как заправская шпионка, я прошептала на ухо повару. - Мне нужна ваша помощь.
- Не надо имен, - так же воровато оглянувшись, прошептал Хилосёку-сан. - Сто вы хотите?
Я достала из сумочки портрет Захара, выполненный Лелькой.
- Мне нужно узнать, приходил ли сюда этот человек, и если приходил, то с кем он встречался и не следил ли кто за ним, - сказала я.
Мао Шоу Пхай взял рисунок и уставился на него, задумчиво почесывая в затылке.
- Следиль, - наконец многозначительно произнес он. - Осень дазе следиль.
- А кто? - возбудилась я. - Вы можете его описать? Что вообще вы видели?
- Моя смена кончаль. Из лестоляна выхо-диль, - объяснил Хилосёку-сан. - У окна сналузи муссина стояль, за занавеська смотлель, стобы его изнутли не видель. Мне интересно сталь, я тозе за занавеська смотлель, этот селовек видель, - кивнул он на рисунок.
- Он был один? - взволнованно спросила я.
- Тот, кто следиль, биль один, - объяснил Мао Шоу Пхай, - а тот, кто на лисунке, биль с ессё один селовек. Тот селовек, что с ним, биль похоз на тот, сто следиль.
- Как они выглядели? - спросила я.
- Евлопейса, - с презрением сказал Хилосёку-сан. - Но не лусский. Лусский коза иметь белий, а этот темный, как китайса!
- У русского была белая коза? - с недоумением переспросила я.
- Коза, - сделав сильное ударение на первом слоге, поправил меня Мао Шоу Пхай. - У лусский коза белий, у тот, кто следиль и кто за столом сидель, коза биль темный.
В подтверждение своих слов китаец коснулся моего лица и сказал:
- Коза белий. Коза темный, - добавил он, прикасаясь к своему лицу.
- А, это были европейцы со смуглой кожей, - догадалась я. - А что еще ты можешь о них сказать?
- Оба биль высокий, молодой, сильный, не тольстый, не плесивий, волос сёльный, ко-лёткий, глаза сёльный, углозаюссий. Тот, кто биль внутли, коссюм - много деньга стоит, сёмно-синий, тот, кто следиль, коссюм - тоже много деньга стоит - сёмно-селий, сясы, много деньга стоит - золотой, и слам белий, мелький, - тут Хилосёку-сан коснулся внешнего края левой брови.