Комната была заполнена клубами дыма, как лесостепь во время пожара. Сквозь дым проступали груды расползающихся рукописей и жгучая брюнетка третьей, а может, и четвертой молодости, служившая источником дыма: в зубах у нее дымилась одна сигарета, в пепельнице догорала вторая, а на подходе уже была заготовлена следующая. На столе перед ней на крошечном пятачке, расчищенном от бумаг, стояла чашка остывшего кофе, куда изредка падал пепел от сигареты.
– Раиса Перепелкина! – торжественно представилась брюнетка.
Это прозвучало так, как будто она представилась «Жорж Санд» или на худой конец «Джейн Остен».
– Очень приятно, – осторожно ответила Ирина, стараясь, чтобы дым не попал в глаза.
– Снегирева, Никодим говорил мне о вас. Это ведь у вас роман «Пропавшее ухо»?
– Нет, что вы! У меня – «Случайная жертва» и «Убийство в кредит».
– А, да, извините, это он тоже очень хвалил.
– А сам-то он где? Мне охранник сказал…
– Да-да. Он здесь больше не работает. Он поругался с Эразмом и хлопнул дверью.
«Эразм Роттердамский, – всплыло у Ирины в памяти. – Но кажется, это из шестнадцатого века».
– Что-то я не понимаю, – протянула она, – кто такой Эразм?
– Эразм Адыгейчик, наш главный редактор…
– Так что же мне теперь делать? Он прочел мои романы, одобрил, сказал, что будет печатать…
– Никодим? – Раиса оглушительно захохотала. – Никодим будет печатать? Ну что вы! После Никодима рукопись должен будет еще прочесть Альберт Макарович…
– А это кто?
– Это старший редактор отдела самотека.
– Какого отдела?
– Самотека… То есть рукописей, которые поступают самотеком, так сказать, с улицы. Вы, конечно, не обижайтесь…
– И что Альберт Макарович?
– Ну, вы знаете, как правило, если Никодим какую-нибудь рукопись одобряет, то Альберту она не нравится. У них диаметрально противоположные литературные вкусы.
– А если бы Никодиму рукопись не понравилась?.. – с надеждой спросила Ирина.
– Тогда она к Альберту просто не поступила бы – мимо Никодима Альберт рукописи не берет.
– Как-то я не понимаю, – протянула совершенно ошарашенная Ирина.
– А и никто не понимает. Издательский бизнес трудный, он – психологический…
– И что теперь будет с моей рукописью? Теперь Альберт Макарович ее читать будет?
– Ну что вы! Ведь ее уже читал Никодим, а он у нас больше не работает. Но теперь рукописи Никодима переходят ко мне, так что я, пожалуй, прочитаю ваш романчик. Как вы говорите – «Любовница снежного человека»?
– Нет, – отчеканила Ирина, – «Случайная жертва».
– Ах, простите, это я вас с Мымриной перепутала.
– Когда же мне к вам зайти? Через неделю?
– Что вы, так быстро мне не успеть! Давайте недели через три…
Конечно, когда Ирина через три недели позвонила в издательство, Раиса к чтению рукописи еще и не приступала и попросила подождать еще неделю, потом назначила встречу. На этот раз Ирина нашла «Кириллицу» легко, но когда она сказала охраннику, кстати, совершенно не тому, что пришла к Раисе Перепелкиной, тот злобно ответил:
– Такая здесь больше не работает.
Парень был молодой, наглый, все женщины старше тридцати казались ему ископаемыми, к тому же Ирина мешала ему читать газету, поэтому он демонстративно отвернулся и стал смотреть в потолок.
Ирина, держа себя в руках, чтобы не впасть в ярость, молча сняла трубку местного телефона и позвонила. Ей ответил гнусавый мужской голос.
– Мне назначила встречу Раиса…
– Да, я вижу у нее на столе записку. Вы Снегирева?
– Совершенно верно.
– Дайте трубку охраннику.
На этот раз комната была выстужена, как ледник. Встретил Ирину сутулый пожилой мужчина с внешностью не то налогового инспектора, не то инквизитора, только не Великого, а самого что ни на есть мелкого. Увидев Ирину, инспектор сухо поздоровался, представился Игнатием Фердинандовичем и набросился на нее с ходу:
– Прочел я ваш роман, прочел. Должен вам сказать – так писать нельзя! Это никуда не годится! Вот вы пишете на сто четырнадцатой странице: «Они шли пешком»! А как они еще могли идти – верхом? На самолете?
Ирина обиделась – она всегда считала себя женщиной грамотной и с этой стороны никак не ожидала нападок.
– «Шли пешком» – это вполне грамотное, устойчивое словосочетание!
– Кто вам это сказал? – брызгая слюной, завопил Инквизитор.
– Борис Леонидович.
– Такой у нас не работает, – немедленно отреагировал он.
– «Про то да се, про путь, про шпалы, про оттепель, про что попало, про то, как с фронта шли пешком…» Это Пастернак, Борис Леонидович, надеюсь, к его мнению вы прислушаетесь?
– Да? – удивленно спросил Мелкий Инквизитор. – Ну может быть.
«Похоже, у него кончились все восклицательные знаки, – подумала Ирина, – остались только вопросительные».
– А знаете, например, корабль по морю тоже идет, и моряки говорят «мы шли в Гонолулу из Кейптауна». И при этом, разумеется, не пешком.
– Да? Ну, это их профессиональный оборот… Ладно, допустим, тут я не совсем прав. Но вот вы пишете на двести тридцать второй странице «он припарковался». Это неграмотно, нужно писать «Он поставил машину».
Ирине уже давно хотелось послать Мелкого Инквизитора подальше, но она сдержалась и только открыла было рот, чтобы терпеливо возразить, как вдруг до нее дошло.
– Позвольте! – завопила она не стесняясь. – На какой это двести тридцать второй странице, когда в моем романе ровно двести двадцать страниц, и ни строчкой больше!
Игнатий Фердинандович уткнулся в папку, а Ирина перегнулась через стол и увидела, что он читает совершенно не ее роман.
– Да что это такое! – Похоже, теперь Ирина употребляла только восклицательные знаки.
– Ну как же, – растерянно проговорил Инквизитор, – «След птеродактиля» – разве это не ваше?
– Конечно, нет! – Возмущению Ирины не было предела. – Мои книги – «Случайная жертва» и «Убийство в кредит».
– А это чей же роман? А, это Мымриной… Простите, ошибся.
– Извините, Игнатий Фердинандович, – Ирина тихо закипала, – мои рукописи уже читали Никодим Подберезский и Раиса Перепелкина…
– Оба они уже здесь больше не работают! – злорадно вставил Игнатий.
– Пусть так, тем не менее уже два месяца романы пролежали в отделе. Может быть, вы хотя бы передадите их Альберту Макаровичу, чтобы процесс сдвинулся наконец с мертвой точки?
– Почему именно Альберту Макаровичу? – с тонкой усмешкой осведомился Инквизитор.
– Но ведь он начальник отдела, этого… самотека?
– Уже нет, – радостно сообщил Игнатий, – он и был-то не начальником, а старшим редактором, а теперь его в порядке ротации кадров перевели на садово-огородную тематику.
– Куда?! – переспросила обалдевшая Ирина.
– Он издает всякие календари садовода, справочники огородника, атласы сельскохозяйственных вредителей… Вот их он теперь и редактирует.
– И как, – осведомилась справившаяся с собой Ирина, – справляется?
– Да, вы знаете, все очень довольны. Там авторы более покладистые и всегда что-нибудь из своей продукции приносят – кто меду, кто кабачков, кто сельдерея…
Ирина восприняла последнюю фразу как намек и сказала, угрожающе взглянув на собеседника:
– Если авторы огородных календарей приносят кабачки и сельдерей, то авторы детективов должны приносить цианистый калий и взрывные устройства.
Игнатий посмотрел на нее с испугом и отодвинул свой стул подальше.
Такая тягомотина тянулась месяца три. Ирина сунулась было еще в пару мелких издательств, везде принимали ее поначалу настороженно, просили оставить рукопись и зайти недельки через две-три; потом те, кто читал рукопись, отвечали ей более приветливо, говорили, что романы-то, конечно, хорошие, но вот именно сейчас издательство находится на распутье и не может начинать новую серию… вы же понимаете, кризис… войдите в наше положение…
«Почему никто не может войти в мое положение?» – думала Ирина, вежливо улыбаясь и уходя. Третий роман продвигался медленно из-за того, что она все время отвлекалась на бесцельное хождение по редакциям. Тогда она прекратила бесполезную беготню и просто звонила в издательства по телефону. После каждого такого разговора, заканчивающегося отказом, у нее час дрожали руки и подскакивало давление.
«Год, только год, – говорила себе Ирина, – я буду заниматься этим только год. Если по прошествии года ни одно издательство не согласится напечатать мои романы, я все брошу, уверюсь, что я полная неудачница, и пойду работать куда угодно, хоть к Жанке бумажки перебирать, или в регистратуру в районной поликлинике, или вообще в ларек».
Настроение было препоганое, тем более что наступила зима, а зима в городе Санкт-Петербурге – самое отвратительное время из-за сырости и частых оттепелей. И однажды, когда Ирина брела в сумерках по улице, внимательно глядя под ноги, чтобы не угодить в лужу, она налетела на Женьку Корабельникова.
Женька был давнишним, еще институтским, приятелем ее мужа, но в последнее время они не встречались, потому что муж, даже когда приезжал в Россию, не поддерживал связей со старыми друзьями, он хотел поскорее забыть все, что оставил здесь, и стать настоящим англичанином. «Если бы не дети, – с грустью думала Ирина, – он бы в этом преуспел».
Женька мало изменился, только потолстел. Они ужасно обрадовались друг другу, и Женька уговорил ее зайти в маленькое кафе поблизости. За столиком при мягком свете Женька присмотрелся к Ирине повнимательнее, и взгляд его изменился, стал более мужским, что ли.
– Ты хорошо выглядишь, – полуутвердительно сказал он. – Чем занимаешься?
– Так, по-разному, чем придется.
Они поговорили о детях, перебрали общих знакомых. Женька рассказал, что работает тоже где придется, пишет статьи в газеты, ведет рубрику «Книжные новинки» и «Видеообзор» в одном журнале, подвизался даже на радио – словом, в каждой бочке затычка.
– Знакомых у меня полгорода, как где что подвернется – я тут как тут! Иначе в наше время нельзя!
– А ты знаешь такого? – Ирина назвала фамилию автора заинтересовавшей ее статьи про книжный рынок.
– Ты будешь смеяться, но это я и есть, – грустно усмехнулся Женька, – пишу под псевдонимом, чтобы не примелькаться.
– Вот это да! – восхитилась Ирина. – Женечка, да ты умница!
Она поколебалась немного, а потом рассказала Женьке всю свою неудачную эпопею с издательствами. Она сказала, что история эта произошла с ее близкой подругой, и постаралась, чтобы в голосе ее не звучала излишняя заинтересованность.
– Слушай, мать, твоей подруге нужен литературный агент! – заявил Женька, внимательно выслушав Ирину. – Не смотри так недоверчиво, во всем мире так делается, и у нас потихоньку внедряют. У агента должны быть связи с московскими издательствами. А тут она пропадет. Эта «Кириллица» – полный кошмар, народу там чуть не полтыщи работает, вот они и имитируют трудовую деятельность, чтобы никого не сократили. Таскают рукописи из кабинета в кабинет, а денег у них мало, зарплату все время задерживают.
– Чувствовала я, что там что-то не то, – задумчиво проговорила Ирина.
– Я тебе дам телефон одного парня, вечером позвоню. Он все сделает, но берет пятнадцать процентов с гонорара.
– Это много?
– Многовато, но дело того стоит, – отмахнулся Женька.
– Спасибо тебе. – Ирина ласково погладила его по руке.
Он тут же взял ее руку в свою и заглянул в глаза. Опять этот значительный мужской взгляд!
– А может, не звонить, а приехать мне завтра к тебе? – спросил он хрипло.
– Женька, да ты не роман ли со мной крутить собрался? Ты что, это все равно что с мальчишкой, с которым в первом классе за одной партой сидела, роман завести. Мы же с тобой сто лет знакомы!
Женька надулся было, потом тоже засмеялся:
– Ну ладно, завтра вечером звякну, а теперь пошли отсюда.
Он не обманул, действительно позвонил и дал телефон литературного агента Димы.
– Держись, мать! – напутствовал ее на прощание Женька. – Знаешь, что Хайнлайн сказал? «Ничего не переделывайте и не слушайте никаких редакторов. Нет такого романа, который бы не напечатали!» Так подружке и передай.
Все эти мысли пронеслись в голове Ирины, пока она отыскивала нужную страницу, чтобы внести кое-какие изменения.
Вошел Яша, тихонько постукивая когтями по паркету, подошел к дивану и вопросительно посмотрел на Ирину.
– Можно, Яшенька, ложись.
Яша запрыгнул на диван, немного повозился там и уснул, положив голову на лапы.
* * *Литературный агент Дима Ирине очень понравился. Он был молод, моложе Ирины лет на десять, но достаточно вежлив и образован. Им друг с другом сразу стало легко. Дима сказал, чтобы она выбрала свой самый интересный роман и он пошлет его в Москву во все издательства электронной почтой. Ирина долго раздумывала, все не могла решить, который же роман послать, потом выбрала методом тыка. Выпал третий. Дима велел ждать месяца полтора, не меньше. И вот прошло почти два месяца, а из Москвы не было ответа.
Ирина совсем пала бы духом, если бы… если бы не встретила человека, который сумел ее увлечь. Иногда она и сама не понимала, почему все случилось так быстро, но успокаивала себя тем, что так и должно было быть: встретила человека – и увлеклась им, и это вовсе не потому, что почти три года она была одна.
Воскресенье прошло в хозяйственной суете, он позвонил только к вечеру, когда она сидела за швейной машинкой и заканчивала шить Яше стеганый матрасик из старой занавески.
– Мы встретимся завтра?
– Конечно! – выдохнула она.
– Я заеду к тебе, – не вопросительно, а утвердительно сказал он.
– Нет-нет, лучше встретимся у тебя! – заторопилась Ирина.
– Но послушай, ты же обещала…
– Мы поговорим об этом завтра. – Она поскорее повесила трубку.
В понедельник днем она, благополучно миновав старушек, сидевших на лавочке у парадной, звонила в дверь его квартиры. Под взглядами старух Ирина внутренне съеживалась, ей казалось, что старухи просвечивают ее насквозь, как рентгеновские лучи. Он открыл дверь сразу же, с улыбкой обнял ее и заглянул в глаза.
– Здравствуй, Олег.
– Что, опять старухи? – спросил он, услышав, как бьется ее сердце. – Когда же ты вырастешь? Пойми, они не знают ни меня, ни тебя, какое им до нас дело?
– Им-то до всего дело.
– Это несущественно. – Он помог ей раздеться и повел в комнату, взяв за руку.
Там Ирина выбросила из головы старух, детей, мужа, детективные романы. Остались только он и она. Ирина сама не ожидала от себя такой бури чувств. За годы одиночества эмоции накопились в ней, а теперь выплеснулись наружу.
– Это ужасно, – шептала она, – что ты со мной делаешь?
– Не надо стыдиться, – шептал он в ответ, – так и должно быть.
Потом они отдыхали. Ирина лениво повернулась к нему и, полузакрыв глаза, наблюдала, как он, стараясь не тревожить ее, на ощупь нашел на столе сигареты и зажигалку.
«Неужели я его люблю? – думала она. – Судя по только что происшедшему, чувства у меня есть. Причем очень сильные. Но вот насчет любви… Жаль, что я не могу, как Жанна, просто брать от мужчины то, что надо, и самой отдавать ему что могу. Я же начинаю мучиться, раздумывать о жизни и так далее. Но если выбросить из головы сентиментальные мысли, то мне с ним чудесно».
Он ей нравился. Нравилась вся его сильная мускулистая фигура, его светлые волосы, обычно аккуратно причесанные, а сейчас растрепанные и непокорно падающие на лоб. Черты лица у него были не совсем правильными, но все вместе выглядело весьма привлекательно.
– Когда мы снова увидимся? – спросил он.
– Я ведь еще не ухожу, – удивилась Ирина.
– Сейчас – нет, но через час или два ты все равно уйдешь.
– Да, конечно. – Она нахмурилась, понимая, что сейчас опять начнется неприятный разговор.
– Послушай, милая, – мягко начал он, – я не могу так. Ты уходишь и приходишь украдкой, наши встречи выглядят какими-то нереальными. Ты ни разу не осталась у меня на ночь, ни разу не пригласила к себе.
– Я живу не одна, ты же знаешь.
– Я не настаиваю на знакомстве с твоими детьми, – возразил он, – я только хочу посмотреть, как ты живешь, походить по твоей квартире, потрогать вещи, которые тебя окружают. И потом, что здесь такого, если меня увидят дети и соседи? Ты сама говорила, что с мужем у вас все кончено, он не вернется. Извини, что я говорю неприятные вещи, но надо же смотреть фактам в лицо.
«Кто он такой, чтобы меня воспитывать?» – рассердилась Ирина, но вслух сказала мягко:
– Ты не понимаешь… С мужем все кончено, это так. Но нас связывают дети, я живу на его деньги. Это неправильно, я не должна заводить любовника, а тем более приводить его в дом.
– А если я хочу стать тебе не только любовником? – Он даже повысил голос. – А если я хочу стать тебе близким человеком? Наши встречи тайком по утрам, когда твои дети в школе, все это как-то… неестественно, что ли.
«Он прав в одном, – думала Ирина, – все это совершенно не в моем характере, вот так бегать к мужчине украдкой. Есть в этом что-то непристойное. Поэтому я так боюсь пенсионерок на лавочке, они меня презирают».
– Значит, я никогда не увижу, из какой чашки ты пьешь кофе утром и какие книжки читаешь на сон грядущий – детективы или про любовь? – Вопрос был задан шутливым тоном, но в голосе его слышалась грусть.
Ирина хотела сказать ему, что книг она давно уже не читает – некогда, потому что она их пишет, уже дошла до четвертого романа.
– Ну хорошо, – вздохнул он, – а пока дай слово, что не будешь подсматривать – я сам все принесу!
– Ох, как хорошо, вставать неохота, – потянулась Ирина.
Она думала, что он принесет кофе, однако он долго возился, а потом принес на подносе бутылку шампанского, бокалы и нарезанный дольками ананас.
– Что же ты так долго? И не рано ли для шампанского?