Лицо Бурдо выражало крайнюю досаду.
- Черт побери, откуда ты знаешь?
- Ха! Дорогой Пьер, неужели ты считаешь, что я бездействовал?
Бурдо не скрывал своего восхищения, и Николя упрекнул себя за высокомерие, допущенное им в разговоре с другом. Однако он был убежден, что начальник обязан уметь застать подчиненных врасплох.
- Ничто и никто, - добавил он, - не может объяснить, почему этому субъекту понадобилось срочно бежать из города.
И он сказал, что Сартин, похоже, не в курсе убийства узника Фор-Левека.
- А знаешь, - с хитрым видом произнес Бурдо, - что мне удалось узнать?
- Ну, так далеко моя проницательность не простирается!
Николя расхохотался, радуясь в глубине души, что искренне признался Бурдо в своем неведении.
- Как ты и сказал, незнакомец содержался в платной камере, а значит, еду ему приносили из города. Так вот, я узнал, что еду доставлял неизвестный с военной выправкой, то есть нисколько не похожий ни на лакея, ни на рассыльного.
- Пуговица! - воскликнул комиссар.
- Те, кто поставляет в тюрьмы обеды, обычно хорошо известны, но тут никто не знает, в каком трактире или харчевне он брал еду. Но, как сказал сторож, блюда, принесенные узнику, всегда отличались изысканностью.
- То есть в них чувствовалась рука умелого повара?
- Причем повара из хорошего дома.
- Из этого следует вывод, что узник - человек не простой, и его хотели содержать достойно, но без шума. Вспомним, что заточили его также по таинственному приказу некой неведомой властной силы.
- Ты множишь загадки. Впрочем, кажется, мы действительно столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим: какой бы дорогой мы ни шли, все они приводят в тупик. Фор-Левек - начало пути, но конца у него нет. Увы!
Николя немного подумал.
- Ноблекур сказал бы, что в густом мраке даже маленькая искра становится путеводной звездой.
Бурдо фыркнул.
- В парадоксах, которыми он нас так щедро потчует, всегда есть доля истины. При условии, конечно, что мы сумеем ее вычленить…
- Всегда полезно его послушать. У истины, как и у лжи, множество лиц… Сколько необъяснимых вещей, столько же и способов выдать случайность за истину.
- Не хочешь ли ты, Николя, объяснить бедному малому, что скрывается за твоими пророческими речами?
- Что у нас есть козыри, чтобы продолжить партию. Сейчас я их перечислю. У нас есть точный портрет незнакомца, который мы покажем парижанам. Быть того не может, чтобы кто-нибудь да не узнал его! Мы знаем, как его убили. Ткань, которую, по утверждению Вашона, нельзя найти во Франции, дает основание полагать, что наш незнакомец - англичанин или прибыл из Англии. Есть признаки, доказывающие, что он занимался ремеслом, связанным с механикой. Наконец, у нас есть пуговица и записка, без сомнения, зашифрованная, но и ту и другую мы в конце концов сумеем использовать как улики.
Вошел папаша Мари, осторожно держа в руках дымящийся горшок горячего вина с корицей и две фаянсовые плошки.
- Вот, будет чем согреться! Я добавил туда добрую ложку своего успокоительного. Сегодня стены такие сырые, что от ревматизма не убежать. Печальный день для похорон.
Подскочив, Бурдо хмуро уставился на привратника.
- Черт возьми! Чем он хочет нас огорчить?
- Николя не оставил мне времени доложить ему. Промчался мимо привратницкой, словно хорек, преследующий кролика.
- И что же? - Николя почувствовал, что сейчас им сообщат нечто нехорошее.
- Что? Я всего лишь хотел сказать… Ладно, это мне урок: я о них забочусь, а они еще и недовольны! Принес им жизненный эликсир, а они меня ругают!
- Ну, - нетерпеливо молвил Николя, - давай к делу.
- Не понукай! Я всего лишь следовал твоим инструкциям.
- Каким инструкциям? О чем идет речь?
- Сейчас все тебе скажу и покажу.
Покопавшись в кармане, он вытащил оттуда мятую бумажку и протянул ее комиссару. Тот дважды прочел ее, вскочил со стула и большими шагами зашагал по дежурной.
- Как это возможно?
Бурдо, который в это время дул на горячее вино, поднял голову и заинтересованно уставился на друга.
- Дурная новость, Николя?
- Печальное известие! Да, действительно! Мой почерк, только он подделан. Да еще как мастерски!
И он помахал запиской.
- В этой подделке говорится, что тело следует изъять из мертвецкой и немедленно отвезти на кладбище Кламар для погребения. Ни больше ни меньше! По моему личному приказу! Действительно, дальше некуда!
Ошеломленный папаша Мари слушал, не веря своим ушам.
- Николя, я думал… Ведь ты же сам дал мне распоряжения о погребении.
- Ты здесь ни при чем, - ответил тот, дружески обнимая привратника за плечи. - Ты исполнил свой долг. Не волнуйся, мы найдем и накажем того, кто изготовил эту фальшивку!
Опустив голову, привратник вышел.
- Бедняга, - произнес Бурдо. - Ты его кумир, и ничто не может огорчить его больше, чем известие о том, что он, пусть даже невольно, причинил тебе неприятность.
Взглянув на часы, Николя подбежал к двери и окликнул папашу Мари.
- В котором часу забрали труп?
- Незадолго до одиннадцати. Какой-то молодой человек, военной выправки, дал мне письмо… То самое, которое выглядело, словно это ты его написал.
- Снова военная выправка! - воскликнул Бурдо.
- Нельзя терять ни минуты. Папаша Мари, вели потихоньку подогнать экипаж к боковому выходу, ну сам знаешь к какому. И отопри кабинет начальника.
- Зачем столько предосторожностей? - тревожно спросил инспектор.
- Сегодня утром я обнаружил за собой слежку, и только счастливое стечение обстоятельств позволило мне от нее избавиться. Не хочу, чтобы кто-нибудь вновь отправился за мной по пятам.
Они воспользовались тайным ходом, начинавшимся в кабинете начальника полиции: оттуда вниз сбегала винтовая лестница, упиравшаяся в дверь, выходившую на улицу неподалеку от крепости. Оглядевшись, они убедились, что за ними никто не идет. Фиакр поехал кружным путем по улице Вьей Плас-о-Во, затем по улице Планш-Мибрэ и доехал до моста Нотр-Дам. Переехав мост, они доехали до аббатства Святой Женевьевы и по улицам Муфтар, Фер-а-Мулен и Мюэтт подъехали к владениям монастыря Дочерей Милосердия; справа, рядом с улицей Фоссе Сен-Марсель находился вход на кладбище Кламар. Несколько раз Николя приказывал кучеру остановиться и оглядывался, нет ли за ними погони. Ощущение тревоги не покидало его. Люди, забравшие труп, без сомнения, пользовались высокопоставленной поддержкой, ибо они не стали скрывать место предполагаемого погребения.
- Печальный уголок! - промолвил Николя. - Твой дом ведь находится неподалеку, Пьер?
- У меня нет средств, чтобы переместить семейство в новоотстроенные пригороды. Выходец из народа живет среди народа. Но с весной даже сюда возвращаются теплые дни. Однако ты прав, место достаточно зловещее.
Войдя в калитку, они увидели перед собой достаточно большой участок, весь изрытый и покрытый земляными холмиками, словно кто-то выбрасывал здешний грунт из недр земных. Ни надгробных памятников, ни крестов, ни пирамид, никаких плит; понять, что перед тобой кладбище, не было никакой возможности.
- Никаких могил, - произнес, перекрестившись, Николя.
- Общие могилы; для бедняков и неимущих вполне достаточно. Больничные приюты Отель-Дье и Питье каждый день вышвыривают сюда свою дань. Тела не кладут в гробы, а зашивают в старые тряпки. Их грузят на телегу, которую сопровождает двенадцать могильщиков. Они выезжают в четыре часа утра, и когда я встречаю их по утрам, у меня каждый раз кровь стынет в жилах. Прибыв на кладбище, тела бросают в глубокий ров и сверху насыпают негашеную известь. Но это еще не конец. Ночью молодые хирурги перелезают через стену и выкапывают трупы, чтобы на примере мертвых учиться лечить живых. Итак, после кончины у бедняка забирают даже тело.
- Где может быть наш незнакомец?
- Я понимаю, почему они не стали скрывать, что отправятся на кладбище Кламар.
Стянув шапку, к ним приблизился старик с посиневшим от холода лицом.
- Господа хотят, чтобы им рассказали об этом кладбище? Мне часто задают странные вопросы, особенно иностранцы.
- Скажи, почему это кладбище носит название Кламар? Ведь оно же находится в черте города, а не собственно в Кламаре?
- Такой вопрос мне часто задают! - ответил старик, выпятив грудь. - На этой земле прежде стоял особняк Круи-Кламар, разрушенный в 1646 году. В начале нашего века здесь решили устроить кладбище.
- Большое спасибо, ты просветил нас. Скажи, а сегодня здесь были похороны?
Он внимательно посмотрел на своих собеседников.
- А кто вы такие, чтобы меня об этом спрашивать? Если вы хирурги, то вам тут точно не обломится!
- Что вы этим хотите сказать?
- Две недели назад какой-то юнец, из вашего цеха, решил под покровом ночи утащить труп. Когда пришлось лезть через забор, он привязал добычу к себе веревкой, чтобы удобнее было перебраться. Так вот, когда он полез, веревка соскользнула и затянулась у него на шее. Так он и повис на этой веревке с одной стороны стены, а труп - с другой. Утром мы нашли его задушенным: мертвец повесил живого!
- Что ж, - промолвил Николя. - По крайней мере, мы предупреждены. Мы из полиции и отвечаем за состояние кладбищ.
- Тогда я расскажу вам все. Сюда каждый день привозят партию трупов. Вот и сегодня тоже. Сорок шесть тел.
- И ничего особенного сегодня не произошло?
- Ох, вижу я, у фликов длинные уши. Впрочем, мне-то скрывать нечего. Сегодня доставили тело.
- В котором часу?
- В полдень же, говорю вам! Я ясно слышал, как звонил колокол у Страждущих, тем более ветер дул с севера. Но этот был не из обычной партии. Не было даже "корочки от пирога". Только носилки, а на них тело, накрытое мешковиной. Я было пошел за ними, так меня очень даже грубо отшили. И священника не было!
- В каком рву они его похоронили?
- Не знаю, - произнес он, махнув рукой в непонятном направлении.
- Есть ли надежда отыскать труп?
Оборванец в изумлении устремил взор на собеседников.
- Ну, это вряд ли!
Но собеседники его были совершенно серьезны.
- Конечно, ежели определить тот самый ров… Их там целых шесть, куда они могли его сбросить. Придется копать и измельчать мерзлую землю… И вы, наверное, забыли, что потом сыплют известь, а та разъедает все на свете!
- Он прав, - шепнул Бурдо на ухо другу. - Нас снова обскакали, и здесь нам больше делать нечего. Черт, удар нанесен рукой мастера. Ясно, за тобой следили и знали, что ты уехал… Однако пора им доказать, что мы не дадим безнаказанно смеяться над нами! У нас есть портрет, где мертвец наш выглядит как живой.
Николя дал двойной экю сторожу, и то с благословениями проводил их до фиакра. Что означали все эти события? Какая могущественная сила дергала за веревочки интриги, начатой с неизвестно какими целями? Кто организатор преступления и как его разоблачить? Он чувствовал, как опасности множились с неотвратимой силой, но не понимал, как им надобно противостоять.
- Разум подсказывает: не следует хотеть там, где мы ничего не можем. Если одни двери закрыты, ищи другие, открытые.
- Вот и вы прониклись философствованиями а-ля Ноблекур, - уныло усмехнулся Николя. - Что ж, раз нам не удалось вернуть наш труп, воспользуемся хотя бы тем, что мы находимся в квартале, где проживает некий господин Родоле, к которому меня некогда направлял Секвиль.
- Секретарь посольской службы сопровождения?
- Он самый. Родоле, общественный писарь и каллиграф, может помочь расшифровать записку, найденную в камере нашего узника из Фор-Левека.
- Ты уверен, что этот Родоле согласится нам помочь?
- Не уверен, но попробовать стоит.
Экипаж въехал в узкую и тихую улочку Шипионе. Там, среди всевозможных ограждений, защищавших стены и входные двери от губительного столкновения с колесами экипажей, рискнувших въехать в эту улицу, скопились кучи нападавшего снега.
- Чувствуешь здоровый запах свежего хлеба? Можно подумать, что мы подъезжаем к дому Ноблекура!
- Это значит, - ответил Бурдо, довольный, что может сообщить своему начальнику, справедливо считавшемуся знатоком Парижа, что-то новое, - что мы подъезжаем к дому Шипионе, где сейчас расположена пекарня: в ней выпекают хлеб для всех больничных приютов города.
Маленький домик общественного писаря Николя узнал сразу; вплотную к домику примыкала типография. Стоило им войти, как горло им обожгло едкими запахами чернил и лака. Толстяк в сером колпаке и в хламиде без рукавов, заправленной в черные штаны до колен, показался комиссару вынырнувшим из прошлого, такого близкого и такого далекого одновременно. С их первой встречи прошло три года. Родоле смерил визитеров оценивающим взором.
- Сударь, - начал Николя, - полагаю, вы меня помните? Я друг господина де Секвиля.
- Да, господин маркиз. В начале 74-го вы просили у меня совета относительно одного письма и одного поддельного завещания. Я все помню как сейчас.
Когда писарь назвал его титул, Николя удивился, ибо точно помнил, что в свое время представился ему как комиссар Ле Флок. Но когда речь шла о Родоле, похоже, ничему не следовало удивляться.
- Я вынужден еще раз прибегнуть к вашим познаниям, сударь.
- А этот господин? - произнес Родоле, бросив нелюбезный взор в сторону Бурдо.
- Инспектор, мой помощник и мое второе "я".
- Как чувствует себя господин де Сартин?
- Позавчера он принимал меня у себя в Версале. В эти трудные и грозные времена он полностью поглощен делами флота.
- Времена зависят от людей, они делают их справедливыми или несправедливыми. Посмотрим, что у вас на этот раз?
Николя протянул ему тоненькую полоску бумаги.
- Похоже, это зашифрованное послание. Входят ли такие послания в вашу компетенцию, можете ли вы разобраться в шифре?
Родоле засмеялся.
- Вы льстите мне. Мы всего лишь струнные инструменты в руках природы, играющей на них; но когда она касается струны нашего самолюбия, не стоит доверять ее песням. Давайте сюда ваш шифр.
Он поднес к бумажке увеличительное стекло и долго ее изучал.
- Это не чернила… Свечная сажа, разведенная водой… Это вам что-то дает?
- Подтверждает наши предположения, что записка написана именно там, где ее нашли.
Отложив в сторону бумажную полосочку, Родоле стал рыться среди толстенных томов, выстроившихся на полке над его рабочим столом; рядом с книгами соседствовали ячейки для перьев, бутылочки с чернилами и пластинки цветного воска, в растопленном виде употреблявшегося для запечатывания писем. Выудив две книги, он стал вдумчиво листать их.
- Вы говорите по-английски, господин маркиз?
- Да, и мне показалось, что записка составлена на этом языке, но я не понял содержащихся там терминов, если они, конечно, что-либо значат.
- О! Еще как значат. Эти термины из области механики.
- И их могут знать как ювелиры, так и часовщики?
Родоле удивленно взглянул на него.
- Мы движемся ощупью между истинным и ложным, очень легко соскользнуть и в одну, и в другую сторону, и никто не подскажет, если мы ошибемся; однако…
- Однако?
- Все говорит за то, что речь идет о часовом механизме. Видите, FüSee, термин французский, но написан странно. Речь идет о штифте с бороздкой, на который накручивается подвес маятника. Два другие термина английские, они определяют форму штифта и бороздки, и я пока не понимаю, к чему они здесь. Что пытался сказать нам автор этой странной записки: "FüSee coniçal sPiraly"? У вас есть какие-нибудь соображения?
- Никаких. Похоже, единственной задачей автора являлось составление некоего послания.
- Я склонен поддержать вашу гипотезу. Быть может, нам действительно стоит двигаться именно в этом направлении. Конус - это пирамида с круглым основанием. Спираль оборачивается вокруг цилиндра, в нашем случае вокруг конуса. Как ни крути, смысл ускользает от понимания.
Стянув колпак, он яростно скреб лысину, в третий раз перечитывая записку.
- Ах, черт! - наконец воскликнул он, и его морщинистое лицо озарилось радостью. - Как же хитро придумано! Сначала мы идем по ложному пути, потом попадаемся на крючок… Ха-ха! Вот уж точно, великолепная придумка!
Толстяк даже ногами затопал, словно собирался станцевать джигу.
- Что вы хотите сказать, господин Родоле?
- Я боялся, что вы разочаруетесь в моих способностях, а теперь мне все стало ясно… ясно как днем. Долой заблуждения.
Сгорая от любопытства, Николя и Бурдо облегченно вздохнули.
- Что хотел сказать автор записки? Две противоположные вещи, и потому ему пришлось скрыть одну под другой, одна истина служит оболочкой для другой! Во-первых, он хотел привлечь внимание того, кто прочтет его послание, к его деятельности, которая вся или частично связана с изготовлением часов. Но это не все, и я снимаю перед ним шляпу, то есть свой колпак, за его вторую подсказку.
- Какую?
- Та-та-та! Не торопитесь, тайны раскрываются не быстро.
И он принялся снова изучать таинственное послание.
Глава VI
ЛАБИРИНТЫ
Demonstres ubi tuae tenebrae.
Скажи мне, в каком темном углу ты спрятался?
Катулл
Родоле поднял голову.
- Он сумел скрыть суть, преумножая указания, понятные часовщикам.
- А вы заметили, - произнес Бурдо, - большие буквы посреди слов, а также ü и ç? Разве они стоят на своих местах?
- Вы правы. Я обратил на это внимание.
Он взял бумагу и перо и принялся выстраивать слова без всякого порядка, а затем рассыпал их по буквам. Внезапно он рассмеялся.
- Способ маскировки весьма изобретателен, но шифр оказался совершенно детским. Почему заглавные буквы? Полагаю, чтобы отметить начала слов. Смотрите. F, S и Р. Представьте, что он хотел сообщить свое имя: тогда начальной буквой имени станет первое F. Возьмем самое распространенное имя. Франсуа прекрасно подходит. У нас есть F, r, а, n, ç, о, i и s! Но у нас есть еще строчные буквы и заглавная буква S. Почему бы ей не быть буквой его второго имени? Посмотрим.
Взяв словарь, он принялся его лихорадочно листать.
- Нашел! У нас есть S, а, ü и l. Следовательно, с большой P начинается фамилия.
- И что у нас осталось? - спросил Николя.
- Два e, одно i, I, y и начальное P.
- Что дает нам, - вымолвил после размышления Бурдо, - Пилей или Плеий. Или Пейли.
- Последний вариант мне кажется наиболее предпочтительным, - ответил Родоле. - Получается Франсуа Саул Пейли. Саул - имя крайне редкое, обычно его носят приверженцы так называемой реформированной веры.
- Протестант?
- Да, и, видимо, прибывший из Англии.
- Сударь, - ответил Николя, - я восхищен вашим талантом.