- Бог в помощь, дедушка Патермуфий. Будь здоров на сто годов, а те, что прожил, не в зачёт! Я это, я, а со мной двое скрывающихся, помощи просящих.
- От кого скрываются? Мы люди тихие, богобоязненные, в мирское не суемся.
- Бардадым их ловит, убить хочет.
Словно молния мелькнула в бесцветных глазах старика. Он внимательно всмотрелся в незнакомцев, особенно задержался на Лыкове. Тот быстро выставил перед грудью кулаки, сложил указательные пальцы "домиком", потом дернул себя левой рукой за мочку правого уха, и снова сложил пальцы.
- Так ты из наших? - обрадовался было дед, но Алексей честно объяснил:
- Я не ваш, но много помогал; за это Арсений Иванович Морозов и показал сей тайный знак. Чтобы, в случае чего…
- Про Морозова слыхал, - подобревшим голосом подытожил Патермуфий. - Заходите.
И прошёл в избу, жестом приглашая следовать за собой.
В опрятной горнице полстены занимал киот со множеством икон старого письма, и стоял большой шкап с книгами в кожаных переплетах. Стены были аккуратно проконопачены, а пол выскоблен до блеска. В углу курился можжевельник, все двери в доме задёрнуты кисеей, а двойные стекла в рамах до середины заполнены внутри погибшими комарами, так, что окна почти не пропускали свет. Дед сказал, что лишь эта уловка позволяет хоть как-то жить летом: гнус пролезает внутрь рамы и там погибает, не в силах проникнуть в самый дом. Хуже приходиться скотине - той просто нет спасения до осени.
Узнав, что беглецы не ели горячей пищи пять дней, патриарх велел проворной хозяйке со звучным именем Агафоклия состряпать мясную похлебку, но дать каждому не более трех ложек. И ещё приготовить взвар от мошки - смазать беспрестанно зудевшую кожу. Пока же они пили чай из таволги с мёдом, и Патермуфий неспеша рассказывал равнодушным стариковским голосом:
- Месяц назад Бардадым пришёл на хутор к Иулиану Вальцову. Тот перевозом занимался, большие обороты имел, а жил особняком. Я его звал, а он всё не хотел с нами. Вдвоём пришли, с Юсом Маленьким. Иулиана с женою сразу убили, а потом принялись деньги-то искать, а найти не могут. Вот…
Дед подул на блюдечко, помолчал, потом продолжил:
- Да… Не могут найти, и всё. Перерыли кои места - нету. Стали детишков мучать. А у покойника два сына было: десять годов, и восемь. Так они им животы разрезали, кишки вынули и гвоздями к полу прибили. Вот… Потом зачали их за ноги вокруг стола волочить: сказывайте, где отцова казна…
Из глаза старика скатилась по щеке одинокая слеза. Лыков осторожно поставил стакан с чаем на стол:
- Это они… детей?
- Их, страдальцев. Видал я это сам, приезжал.
Стакан с хрустом сложился у Алексея в кулаке. Он вынул из ладони осколок, слизнул кровь.
- Мне бы к "губернаторскому дворцу" попасть…
- Попадёшь, милый, попадёшь. Я уж распорядился. Сегодня отдыхай, оголодал в тайге-то; а завтра Автоном тебя отвезёт и всё покажет.
До вечера Лыков с Недашевским только и делали, что ели да спали. Помылись в бане, натерлись взваром, и Алексей почувствовал сразу значительный прилив сил. Ранним утром он ушёл за околицу, разжег из хвороста небольшой, но дымный костер, разделся донага и тщательно обкурил над ним одежду. Когда вернулся, его уже ждал высокий степенный мужик со спокойными глазами и мужественным лицом, весь какой-то надёжный; в поводу он держал двух лошадей. Обе лошади были в суконных наголовниках с карманами для ушей, а старовер - в волосяном комарнике; такой же он дал и Алексею. Лыков быстро собрал всё необходимое: винтовку, револьвер, нож, кисет с молотым перцем (табака у староверов не водилось), и они с Автономом уехали. Точнее, по деревне Алексей прошёл пешком, а в лесу снял одежду и убрал в мешок, чтобы она не пропахла конским потом, а сам ехал в исподнем.
Четыре часа пробирались они по лесной тропе, на которой Автоном расставлял едва заметные зарубки. Лыков запоминал дорогу. Наконец остановились. Кержак ткнул кнутовищем в заросли подлеска:
- Вон туды полторы версты, и будет его заимка. Ведёт одна дорога, с Кары; на ней кордон. Подобраться лучше отсюдова. Внутри заплота собаки.
- Понял. Возвращайся домой; спасибо тебе.
- Обратную дорогу точно сыщешь?
- Не сомневайся. Приду уже к ночи. Сегодня буду только наблюдать, так что шума не предвидится.
Он стреножил свою кобылку, оделся и пошел в указанном направлении. Сначала унюхал дым печей, потом услышал гавканье собак, и лишь в конце увидел "губернаторский дворец" и поразился его размерам. Огромный двухэтажный особняк со всех сторон окружал крепкий заплот из горизонтально сколоченных бревен, в полторы сажени высотой. Помимо главного дома внутри находилось еще несколько строений: амбары, баня, летняя кухня, кузница, конюшня и пяток жилых изб. Всё это Лыков рассмотрел уже с лиственницы, стоявшей возле самого заплота. Он забрался на неё и застыл на два часа, не выдавая себя ни малейшим шевелением. Собаки, бегавшие по двору, не чуяли его, обкуренного дымом, и Алексей смог без помех изучить усадьбу.
Оказалось, что в "губернаторском дворце" с постройками обитало 20–25 мужчин и 6 или 7 женщин. Один вооружённый караульный стоял у ворот, второй возле сарая с тыльной стороны главного дома (похоже, там располагалась тюрьма). Прочие мужчины ходили без оружия, но хари у них были такие, что обывателя родимчик хватит… Прибыли верхами трое с винтовками, зашли на десять минут к Бардадыму (Алексей его не видел, но услышал знакомый голос, что-то зло выговаривавший), и снова уехали.
Лыков продолжал наблюдение. Выяснил, как меняются караулы, где оружейный склад, в каких домиках живут женщины. Картина стала ему уже понятна. Несколько десятков противников в охраняемом укреплении, плюс наличие там мирного населения, делали штурм "дворца" невозможным. Тем более, что нападавших всего двое… Остается засада на дороге - вполне посильный им вариант.
Вдруг дверь главного дома открылась и вышла Хогешат! В чёрном платье, с платком на голове - это, безусловно, была она. Значит, Самболат добился своего… Девушка несла в руках кружку и кусок хлеба на деревянном блюде. Обойдя усадьбу, она подошла к сараю, и часовой беспрепятственно пропустил ее внутрь. До Хогешат было от его лиственницы всего пять саженей, и Лыков хорошо разглядел её печальное и прекрасное лицо. В сарае, следовательно, сидел Имадин, и сестра несла ему еду.
Ситуация резко изменилась. Пока Алибековы в плену у Бардадыма, ни о какой засаде думать не приходилось. Надо сначала вытащить их отсюда - и почему бы не прямо сейчас? Караульный только что сменился…
Дождавший, пока детина с винтовкой отойдет подальше, Лыков бесшумно сиганул внутрь усадьбы. Став за угол, прислушался - часовой уже возвращался обратно. Прыжок, удар - и Алексей мгновенно втащил обмякшее тело внутрь сарая и закрыл за собой дверь.
Хогешат тихо ахнула, а Имадин выронил от неожиданности кружку.
- Как ты нас нашёл? - воскликнула девушка, но Алексей приложил палец к губам. Подошел к её брату - тот радостно смотрел на него во все глаза и улыбался. Вид у чеченца был потрёпанный: глаз подбит, губа рассечена, у бешмета оторван один рукав. А на шее железный ошейник, и цепь от него вделана в стену.
- Сиди спокойно, - одними губами сказал сыщик. Он засунул пальцы за кольцо, осторожно, наращивая усилия, потянул, и ошейник разломился. Имадин вскочил на ноги, указал пальцем на дверь. Алексей покачал головой, подошел к заплоту, заменявшему в сарае заднюю стену, и осмотрел его. Примерился, надавил плечом и выдавил две жерди из стойки. Втроём они выбрались через образовавшуюся щель. Лыков подхватил спрятанную в кустах винтовку, кавказец вынес завёрнутые в бурку вещички, и они со всех ног кинулись бежать прочь. Самое удивительное, что собаки не залаяли! Добравшись до лошади, Алексей усадил девушку в седло, мигом натер себе и Имадину подошвы перцем; потом они взялись с двух сторон за стремена и так, спеша, сколько было сил, помчались к кержакам.
Целый час Лыков заставлял Имадина бежать, торопясь подальше уйти от "губернаторского дворца", и только когда силы совсем покинули парня, разрешил перейти на быстрый шаг. Он шёл счастливый: всё удалось ему с ходу, без подготовки; Хогешат ехала рядом, живая и невредимая, и её колено касалось его руки. Алексей смотрел на неё снизу, почти не отрываясь, чувствовал, что нелепо улыбается, что у него рот до ушей, как у сельского дурачка, но ничего не мог с этим поделать. Внезапно девушка повернулась к нему, посмотрела серьёзно и строго, и сказала:
- Да.
- Что "да"?
- Да, я обесчещена. Ты ведь об этом сейчас думаешь?
Лыков только молча опустил голову.
Когда они, уже под вечер, очутились в деревне староверов, Патермуфий даже не удивился, что их вернулось трое. Видимо, он ничему уже не удивлялся. Зато обрадовался Челубей. Как-то необыкновенно быстро он сошёлся с Имадином - разница в возрасте была не велика - и очень естественно и по-дружески, уже через час после знакомства, общался с Хогешат. Лыков ревниво крутился между ними, но придраться было не к чему. Более того, он вынужден был признать, что вся эта юная поросль очень хорошо смотрится вместе, а он, со своим опытом, тянет только на старшего по команде. Эдакий молодящийся дядюшка-брюзга…
В деревне ждал сюрприз и Алексея. Недашевский с загадочным видом завёл в горницу смуглого брюнета с зелёными глазами, кудрявого, с живописной бородой, и спросил:
- Угадай - кто это?
Незнакомец был именно таким, какими Лыков всегда представлял себе итальянцев; посему, не долго думая, он ответил:
- Пьетро Буссиеста.
Челубей захлопал ресницами, обиделся, и чуть не ушёл, расстроенный; зато Буссиеста, бурно жестикулируя, на смеси итальянского с русским охотно рассказал свою историю.
Он так же, как и Алексей с Яковом, попал на дороге в засаду и был тяжело ранен в левое легкое ружейной пулей. Пулю эту, оказавшуюся родиевой, кержаки ему извлекли и подарили; теперь серый с блеском комочек металла итальянец носил на шее рядом с крестом.
Ограбленный, тяжело раненый, но не добитый, Буссиеста очнулся в дорожной канаве ночью. Он оказался живуч, как кошка. Порохом из найденного в кармане единственного патрона Пьетро смог прижечь рану, затамповал ее обрывком рубахи и, опираясь на палку, четыре дня шёл по тайге вдоль шоссе на Нерчинск. Когда почувствовал, что теряет силы, вышел на дорогу и упал там без сознания. По счастью, первым его обнаружил проезжавший мимо Автоном. Кержаки укрыли итальянца в деревне и за несколько месяцев поставили на ноги. Теперь Буссиеста мечтал попасть в родную Ломбардию, но до этого хотел бы поквитаться с владельцем родиевых пуль; под командой Лыкова оказался ещё один активный штык. Получив от Алексея сегодняшнюю трофейную винтовку, Пьетро разразился такими смачными итальянскими ругательствами в адрес Бардадыма, что дедушка Патермуфий, хоть и не знакомый с языком Петрарки, выставил сквернослова вон из горницы с образами.
Глава 30
Конец Юса
Утом следующего дня Алексей сидел на завалинке, строгал какую-то палку и обдумывал план поимки Свищёва. С итальянцем и молодым Алибековым их стало четверо; уже кое-что. Пусть даже охранников окажется с десяток - шансы свалить Бардадыма из засады хорошие. А после этого прочие уцелевшие сами разбегутся…
Раздумья его прервал топот множества копыт со стороны леса. Лыков мигом заскочил в избу, схватил винтовку. Как они его выследили? Прибежали встревоженные Имадин, Пьетро и Челубей; слез с печки патриарх. Все они припали к окошкам и обнаружили, что к ним пожаловали не бандиты, а полицейские. Отряд из десяти стражников во главе с заседателем гарцевал под окнами. Офицер кричал:
- Патермуфий, старый чёрт! Выдай нам немедь Лыкова, иначе заарестую нахрен всю деревню!
- То Васька Судариков, - грустно сказал дедушка, узнав кричащего. - Давно у Бардадыма на содержании; а всё ж он тут власть…
А Судариков входил в раж:
- Подозреваемый Лыков обвиняется в нападении на имение потомственного почётного гражданина Свищёва! У меня ордер на его арест. Мы точно знаем, что этот разбойник скрывается здесь. Немедленно выдайте его, иначе я, данной мне государем императором властью, арестую всё мужское население за укрывательство! Да и ещё столько всего накопаю: дезертирство, неуплату податей, содействие беглым - мало не будет. Слышь ты, аввакумово семя?! А Лыкова вашего будет судить суд…
- Врёт, сволочь! - в сердцах воскликнул Челубей. - Какой у них может быть суд! Ты даже до Нижней Кары не доедешь.
- Мы будем отстреливаться! Их всего десять, и они трусы. Только не верь им, не выходи! - вторил ему Имадин. Буссиеста же без лишних слов решительно снаряжал магазин берданки патронами.
Но Алексей не слушал их, а молча смотрел на Патермуфия. Тот так же молча косился на него выцветшими глазами. Понятно…
- Отставить! - рявкнул Лыков на свою гвардию. - Мы не можем губить приютивших нас людей. Я выхожу. При первом же случае сбегу. Ждать меня здесь три дня; после этого каждый сам за себя.
При общем молчании - только Имадин скрипел зубами и ругался по-чеченски - Алексей вышел к стражникам. Ему скрутили руки сыромятным ремешком, усадили на свободную лошадь, и отряд на рысях быстро ушёл из деревни.
Судариков, дыша перегаром, подъехал сбоку, поглядел на своего грозного пленника и довольно хохотнул. Весь какой-то жалкий, несерьёзный, с реденькими дурацкими усиками, он, видимо, и сам не ожидал, что так легко выполнит опасное поручение Бардадыма. Теперь, расправив щуплые плечи, заседатель гордо летел впереди колонны. Погоди, думал про себя сыщик - когда придет время сказать "Между Амуром и Невой", выкину я тебя со службы с волчьим билетом. Если жив останусь…
Проехав версты четыре так, что связанный Лыков с трудом удерживался в седле, стражники вдруг остановились. Арестованного ссадили; Судариков фамильярдно хлопнул его по плечу (мол, не обижайся, парень), и отряд, перейдя на быстрый намёт, скрылся за поворотом.
Алексей, хорошо понимая, что это означает, лихорадочно попытался развязаться. Но ничего не получалось. Цепи он сбросил бы в момент; но порвать тонкий сыромятный ремешок было невозможно - он впивался в руки. Попробовал зубами, но узел был затянут на совесть. Бежать в лес, пока не поздно? Но уже приближался топот копыт, причём почему-то сразу с двух сторон! Лыков не успел разобраться, почему именно: со стороны деревни показался скачущий во весь опор Челубей. Вот молодец! Алексей протянул ему связанные руки; тот остановил жеребца на полном скаку, ловко спрыгнул, выхватил из сапога нож и одним взмахом разрезал ремень. Только он это проделал, как из-за поворота, со стороны "губернаторского дворца" вылетели двое верховых. Увидели противников, так же резко остановились и спешились. Один был старый знакомый Юс Большой, в своей неизменной канареечной венгерке. Второй - невысокий, кряжистый, с грубым серым лицом, словно выделанным долотом, был, очевидно, Юс Маленький. Вот и встретились!
Увидев, что обещанный им человек не один и не связан, свищёвские головорезы сначала растерялись, но коротышка быстро оправился.
- Ну, даже лучше, - осклабился он, - зараз обоих.
- Чур Лыков мой! - закричал великан, но ни его напарник, ни сам Алексей не обратили на его слова никакого внимания: они тщательно изучали друг друга. Было ясно, что этот бой будет до смерти.
Юс Маленький оказался ниже Лыкова на полтора вершка и так же, как он, широк в плечах. Возраст непонятный - между тридцатью пятью и пятидесятью. Весь словно связан из канатов: с мощной грудной клеткой, жилистый, гибкий, без капли жира, узлы огромных мышц словно переливаются под рубахой. При этом непропорционально маленькая голова и тусклые неподвижные глаза, как у удава. Бандит смотрел на Алексея, словно на покойника, от которого осталось только дождаться последнего вздоха - с выражением скучной необходимости доделать поскорее приевшееся уже дело.
Однако Лыкова такие вещи не брали никогда; теперь же тем более. Он помнил, что этот человек замучал недавно двух маленьких детей. Определённо пора прекратить его дальнейшее пребывание на этом свете… В своих силах Лыков был уверен. Он спокойно стоял и ждал начала боя, и от него веяло таким превосходством, что варнак смутился.
Должно быть, эта не-боязнь, эта естественная, как бы законная в себе уверенность была Юсу Маленькому внове; что-то в его лице переменилось. И с целью прогнать непривычную мысль, что противник может на этот раз оказаться сильнее, он и поторопился напасть.
Бой был скоротечным. Только в романах для гимназистов герой и злодей могут мутузить друг друга часами, и герой вот-вот почти пропал, но потом изловчился и победил… Противники поняли класс друг друга уже через тридцать секунд, и дальше началась просто рубка. Юс Маленький действительно обладал чудовищной силой и огромным опытом. Но здесь он нарвался на необыкновенно хорошо подготовленного бойца, к тому же и физически его превосходящего. Уроки старого пластуна в Нижнем Новгороде, школа силового задержания Мукосеева, хитрые приемчики Таубе, боксерские и борцовские турниры при столичной полиции, а главное - большой багаж реальных схваток, часто связанных с риском для жизни - перевешивали навыки и умения свищёвского палача.
Бой сразу пошёл под диктовку Лыкова. Он сосредоточился на подбородке противника, не забывая прохаживаться и по корпусу. От его точных, страшной силы ударов варнак каждый раз вздрагивал и сбивался с дыхания. Сам же никак не мог пробить защиту, его кулаки проходили мимо или попадали вскользь. Вскоре прошла первая "двойка", затем ещё одна. Лицо Юса Маленького стремительно опухло, левый глаз уже не видел, ответные удары делались всё суетливее. Алексей же, наоборот, чувствовал, что звереет, и бил теперь врага, как молотом. Наконец, ему удалась пара "левый боковой - правый прямой", точно в голову, и Юс поплыл. Ноги его подогнулись, он сделал несколько неверных шагов назад. Лыков бросился добивать, но вдруг увидел, как противник странно встряхнул левой кистью. Мгновенно он увел корпус вправо. Кулак Юса пролетел мимо; Алексей схватил его на излете своей левой рукой, а правой снизу сильно подбил перехваченный локоть. Всё! Раздался знакомый треск ломаемого сустава. Варнак вскрикнул и опустился на одно колено. Его левая рука повисла, как плеть; из рукава свешивался на резинке надраенный бронзовый кастет с далеко выступающими шипами.
Лыков отступли на полшага и оглянулся на Челубея.
- Ты как, брат? Может, помочь?
Челубей, с залитым кровью лицом, стоял над пригнувшимся Юсом Большим и молотил его от души, а тот закрыл голову руками и только охал при каждом ударе.
- Справлюсь, - прохрипел Яков, не оборачиваясь. - Не отвлекайся…
Боковым зрением Алексей уловил движение и отпрыгнул в сторону. Юс Маленький опять проскочил мимо; на этот раз в правой руке у него оказался нож. Лыков перехватил и её.
- Этой рукой ты животы детишкам резал?
Но варнак молчал, пытался вырваться, и Алексей сломал ему и вторую руку.
Схватка на дороге прекратилась одновременно. Юс Большой сидел на обочине, выплёвывая выбитые зубы и не пытаясь вставать. Разгорячённый Челубей стоял над ним в недоумении: бить сидячего ему казалось как-то неловко… Юс Маленький, скривившись от боли, стоял под сосной. Он не понимал, что произошло и что будет с ним дальше, и смотрел удивленно на Лыкова. А тот снял с коня уздечку, сделал из неё петлю и закинул на кедровый сук.
- Полезай.
- Не… Не… Прости… уж калекой сделал, прости, пощади… Уеду я…